смеситель ниагара
Было слышно, как из крана на кухне тонкой струйкой льется вода. Наверное, перед сном забыли затянуть вентиль. Асакава повесил трубку.
Глаза Рюдзи, еще минуту назад подглядывавшие за ним, были закрыты. Асакава тронул его за плечо.
Сколько они проспали? Обычно Асакаве удавалось поспать от силы пять-шесть часов, но по теперешнему своему состоянию он понял, что на этот раз провалялся гораздо дольше. Причем спал безмятежно, как младенец, о чем в последние годы вообще мог только мечтать.
– Слышишь, Рюдзи! Ехать уже надо, а то за вторые сутки деньги сдерут.
Асакава потормошил Рюдзи посильнее, но тот не просыпался. Поглядел на обеденный стол: там лежал виниловый пакет – белый, непрозрачный. "Что это там, внутри?" – мелькнуло в голове Асакавы. Что-то связанное с тем, что он видел во сне. Кажется, звал Садако по имени… Вытащил ее из влажной холодной земли где-то под полом, и теперь она здесь, вся уместилась в небольшом пластиковом пакете. Вода из крана… Вчера вечером они начисто отмыли ее над раковиной, Рюдзи отмыл. А вода продолжает течь… Это было уже после обещанного срока. И даже сейчас Асакава все еще жив. Смерть уже маячила перед глазами, но отпрянула, позорно бежала, и теперь жизнь сверкает перед глазами всеми своими красками, кажется еще насыщеннее, чем всегда. А череп Садако Ямамуры светит мраморной белизной, как изысканное настольное украшение.
– Эй, Рюдзи! Вставай!
Что-то неладно… На душе стало неспокойно. Асакава поднес ухо к груди Рюдзи – хотел удостовериться, бьется ли сердце под его толстой водолазкой, но не успел коснуться ухом его груди, как две здоровенные ручищи сграбастали за шею и припечатали к матрацу. В панике Асакава только и мог, что беспомощно барахтаться.
– Гы-гы-гы, что? Купился! Думал, я мертвый, да?
Рюдзи разжал тиски и заливисто, по ребячьему, загоготал во весь голос. После всего, что произошло, было уже не смешно. Сейчас всего можно ожидать. Даже если бы сейчас там, у стола, стояла Садако, а Рюдзи рвал на себе волосы в смертных судорогах, Асакава так бы и принял все, как есть, за чистую монету. Но он сдержался – все-таки был перед Рюдзи в порядочном долгу.
– Шуточки у тебя дурацкие.
– Ладно, будем считать, что мы квиты. Ты, признаться, вечером меня тоже порядком напугал, – прохохотал Рюдзи, сладко потягиваясь.
– Я? Чем же это?
– Так ты же на дне слетел с катушек, я и думаю: все, петля, помер мужик… Я ж тоже волнуюсь – как-никак лимит времени-то вышел, все – аут!
– …………? – Асакава захлопал глазами.
– Что, не помнишь? Х-хе! Беда с тобой, ей богу!
По правде говоря, Асакава не помнил, чтобы сам выбирался из колодца. Только сейчас смутно припоминал, как его, вконец обессилевшего, тащили вверх на веревке. Рюдзи, даже с его мускулами, вряд ли было легко поднять шестьдесят килограмм веса с пятиметровой глубины. Наверное, в таком подвешенном состоянии Асакава чем-то смахивал на каменную статую Энно-Одзуну, поднимаемую со дна морского. Только Сидзуко в награду за свой подвиг получила ясновидческий дар, а поднявшему Асакаву бедолаге Рюдзи досталась только боль в мышцах.
– Рюдзи, – голос Асакавы зазвучал странно торжественно.
– Чего?
– А ведь я у тебя в долгу.
– Чушь не городи! Слушать противно.
– Но если б не ты, я бы уже… Спасибо тебе.
– Ой, заткнулся бы, а? Рвать тянет. Да и толку-то с твоей благодарности!
– Слушай, ну хоть пошли, пообедаем! Я угощаю.
– Ну, это-то по любому!
Рюдзи поднялся резво, но при ходьбе заметно покачивался. Еще бы, с такой слабостью во всем теле даже Рюдзи ноги не слушаются.
Из ресторана "Пасифик Ленда" он позвонил жене в Асикага и передал, что в воскресенье, как и обещал, возьмет машину и приедет за ними с Ёко.
– Ну, как, распутал свое дело? – спросила Сидзука, но Асакава не смог ответить ничего, кроме: "Возможно…". Конечно, сам-то он был жив, и естественно предполагал, что проблема решена, но, уже положив трубку, поймал себя на мысли, что в этом деле и сейчас остается гораздо больше неясного. И это не дает покоя. Понятно, что если сам остался в живых, то по-человечески хочется верить, что вопрос закрыт окончательно. Вполне может быть, что и Рюдзи испытывает те же сомнения, поэтому, вернувшись за стол, Асакава первым делом спросил:
– Слушай, а ты и вправду уверен, что все кончено?
Пока Асакава говорил по телефону, Рюдзи успел без остатка умять свой обед.
– Ну, и как твоя… бэйби, рада ли? – он явно не торопился отвечать на вопрос.
– Ага. Нет, серьезно, что думаешь? Что-то не дышится легко, правда?
– Сомнения грызут?
– А тебя?
– Ну, в общем… да.
– На предмет?
– На предмет бабкиных слов… "Даасень ёгора мати те" – "В том году рожать тебе". Она ж не просто болтала – предсказывала!
Стоило убедиться, что Рюдзи терзается теми же вопросами, как Асакава тут же активно занялся самоуспокоением.
– Хм… а что, если старуха обращается к Сидзуко?…
– Быть этого не может. – Отрезал Рюдзи, – на видео запечатлелось увиденное и пережитое Садако Ямамурой, так что бабка обращается именно к ней. К ней и ни к кому другому.
– А может, врут ее предсказания?
– Зато предсказания Садако подтверждаются на все сто.
– Да не могла она родить, физически не могла!
– Неувязочка получается. По всем законам биологии Садако – не женщина, а мужчина, и ребенка родить не может. Вдобавок, до самой смерти девочкой была… Плюс еще…
– Что еще?
– Первый партнер не кто-нибудь, а этот Нагао… последняя жертва оспы в Японии. Странное, однако же, совпадение.
…Говорят, что когда-то, в незапамятные времена Бог и Дьявол, клетка и вирус, мужчина и женщина, свет и тьма были одним, безраздельным, и не знали противоречий.
Асакаву охватила тревога. Если речь идет о структуре генов, о Вселенной до того, как родилась Земля, то где уж тут разобраться одному человеку. Тогда ничего и не останется, кроме самоутешения. Во что бы то ни стало нужно развеять сомнения, пусть даже доводы трещат по швам.
– Слушай, но ведь я же жив! Значит, разгадана таки тайна стертого заклинания. Все кончено, и дело…, – тут Асакаву осенило. А может, все дело в том, что статуя Энно-Одзуну сама хотела, чтобы ее достали со дна? Этот зов передался Сидзуко, побудил ее к действию, и в результате она получила свой необычный дар. Очень уж все похоже. Останки Садако поднимают со дна колодца, статую отшельника поднимают с морского дна. Одно смущает: чудесные способности, дарованные Сидзуко Ямамуре, за всю жизнь не принесли ей ничего, кроме сплошной вереницы несчастий. Хотя, если говорить о результатах, то избавление от проклятия – чем не "особый дар". Асакаве попросту хотелось так думать.
Рюдзи скользнул взглядом по его лицу и плечам, удостоверился, что человек, сидящий перед ним, действительно скорее жив, чем мертв, покачал головой.
– Ну, с тобой-то, пожалуй, все в порядке, – сказал Рюдзи, глубоко вздохнул и откинулся на стуле. – И что? – спросил он сам себя и снова выпрямился, – Что же тогда родила Садако?
2
Они распрощались на вокзале Атами. Асакаве нужно было отвезти прах Садако ее родственникам, чтобы те отпели ее, как полагается. Хотя, конечно же, останки племянницы, от которой тридцать лет не было ни единой весточки, не значат для них ровным счетом ничего, кроме лишних хлопот. Но они есть, и что-то надо с ними делать. Личность официально не установлена, и можно захоронить ее как "невостребованного покойника" на муниципальном кладбище, но уж доколе им самим известно, что это Садако Ямамура, то придется везти ее в Сасикидзи. Все сроки давности уже вышли, и возбуждать дело об убийстве себе дороже выйдет, поэтому Асакава собирался сказать, что скорей всего, это было самоубийство. Он хотел передать останки и сразу же вернуться в Токио, но как назло, на катер уже не успеть, так что придется заночевать в Идзу-Осима. Взятая напрокат машина осталась в Атами, поэтому самолетом улететь тоже не удастся, иначе потом хлопот не оберешься.
– Ну, уж кости-то, надеюсь, ты и без меня довезешь! – слегка насмешливо сказал Рюдзи, вылезая из машины перед станцией. Останки Садако лежали на заднем сиденье, уже не в пакете, а аккуратно завернутые в черный фуросики[7.Фуросики – квадратный лоскут материи; до сих пор используются в Японии для переноски вещей.]. Такую маленькую посылку в Сасикидзи и ребенок доставит без труда. Главное, чтобы адресаты от нее не отказались. А то, чего доброго, придется с ними таскаться. Почему-то казалось, что панихиду обязательно должны отслужить родственники, иначе заклинание будет неполным, может не подействовать. Хотя, если через двадцать пять лет людям предъявить кучку костей и сказать, что это, мол, ваша родственница Садако Ямамура, то с какой стати они обязаны в это верить? Асакава чувствовал легкое беспокойство.
– Все. Встречаемся в Токио.
Рюдзи сделал ручкой и прошел за турникет.
– Я б с тобой поехал, если бы не работа.
У него скопилась целая куча статей, которые нужно закончить как можно скорее.
– Ну, еще раз спасибо.
– Да ладно, мне самому интересно было!
Асакава провожал Рюдзи глазами, пока тот шел к лестнице, ведущей на платформу. Уже почти скрывшись из виду, Рюдзи оступился и чуть не упал. Он чудом удержался на ногах, но Асакаве показалось, что коренастое тело Рюдзи как будто раздваивается. Почувствовав усталость, Асакава пальцами потер воспаленные глаза, а когда открыл их, Рюдзи уже растворился в толпе. В эту секунду возникло странное ощущение в груди, а в нос ударил резкий запах цитрусовых…
Во второй половине дня Асакава благополучно доставил останки Садако в Сасикидзи и передавал их Такаси Ямамуре. Только что вернувшийся с лова Ямамура с первого взгляда догадался о его содержимом черного платка в руках Асакавы. "Прах Садако-сан", – сказал Асакава и протянул сверток. Некоторое время старик недоверчиво смотрел на сверток, затем решительно подошел и принял его обеими руками, низко склонив голову и учтиво произнеся: "Мне право неловко, что невольно заставил везти вас это в такую даль"… На душе Асакавы тут же полегчало: он и не думал, что сможет так легко отделаться от своей ноши. Ямамура понял его удивление и твердым голосом сказал
– Садако. Без всякого сомнения, это она.
Садако жила в усадьбе семьи Ямамура до трех лет, потом еще год с девяти до десяти. Кем она была для Такаси Ямамуры, недавно разменявшего седьмой десяток? По тому, как он принимал ее прах, было видно, что к ней он питал большую привязанность, чем можно было ожидать. Даже проверять не стал. Наверное, шестое чувство подсказало ему, что останки, завернутые в черный платок, принадлежат именно ей. Ведь, стоило ему увидеть сверток, как глаза его заблестели. Какая-то удивительная "сила" чувствовалась во всем этом…
Покончив с делами, Асакава хотел тут же, не медля ни минуты, бежать прочь от самого имени Садако Ямамуры, сославшись на то, что "на самолет опаздывает". Еще не хватало, чтобы родственники одумались и потребовали доказательства принадлежности останков, тогда вся работа насмарку. А если его начнут расспрашивать о ней, попросят рассказать всю подноготную? Должно еще пройти немалое время, прежде, чем это можно будет кому-то рассказывать, тем более, кровной родне.
По пути навестив Хаяцу и поблагодарив за неоценимую помощь, Асакава направился в отель "Осима-онсэн". Хотелось вдоволь попариться на горячих источниках, а заодно в тишине подытожить свои великие достижения.
3
В тот самый момент, когда Асакава переступал порог отеля, Рюдзи спал, уронив голову на стол, у себя в квартире в Хигаси-Накано. Губами и носом он уткнулся в неоконченную статью, в лужице слюны переливались темно-синие чернила. Он настолько вымотался, что так и задремал, зажав в руке свою любимую ручку "Монблан" (до сих пор не удосужился купить ничего электронного и писал по старинке).
Плечи его дернулись, прижатое к столу лицо неестественно исказилось. Он невольно подскочил. Резко выпрямил спину и так вытаращил глаза, будто и не спал еще секунду назад. Когда человек, который обычно прикрывает глаза веками, вдруг распахивает их до отказа, он всегда выглядит неожиданно забавно. Глаза налились кровью. Он видел сон… Рюдзи, всю жизнь кичившийся своим бесстрашием, теперь дрожал всем своим существом. Конечно же, увиденного во сне он не помнил. Но дикая дрожь во всем теле лучше всего показывала, насколько этот сон был ужасен. Почувствовав удушье, он взглянул на часы. Девять сорок. В первый момент даже не понял, что означает это время. Люминесцентная лампа на потолке и светильник на столе поблекли – они по-прежнему горели, но тусклым, неровным светом. Инстинктивный страх темноты… А ведь и там, в его сне, безраздельно господствовал мрак, ни с чем не сравнимая тьма.
Рюдзи повернулся на крутящемся стуле и впился глазами в видеодвойку у стены. С того самого вечера он так и не вытащил кассету. Он не мог отвести глаз, смотрел, смотрел и смотрел. Дыхание стало прерывистым. На лице застыло недоумение. Отчетливый образ возник в сознании, не оставив места для логических измышлений.
– Приперлась, сука…
Рюдзи схватился руками за край стола, прислушался: за спиной кто-то был… Квартира находилась в тихом закоулке, и шум автострад почти не долетал сюда. Только изредка слышался рев двигателя и визг покрышек резко рванувшейся с места машины, а звуки улиц сливались в единый гул и еле слышно витали в углах комнаты. Хорошенько прислушавшись, можно было даже угадать источник некоторых из них, вплоть до жужжания насекомых. Теперь этот рой бесчисленных звуков превратился в единое целое, что-то туманное, колыхающееся как привидение. Рюдзи почувствовал, что утрачивает чувство реальности… И чем дальше уходила реальность, тем больше возникало в теле щелей и лазеек, в которые упорно просачивался бесплотный, призрачный дух смерти. Промозглый вечерний воздух и оседающая на коже неприятная влага превратились в подобие тени, обволакивали со всех сторон. Биение сердца участилось и уже обгоняло мерное тиканье секундной стрелки. Призрак подступал, сдавливая грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Глаза Рюдзи, еще минуту назад подглядывавшие за ним, были закрыты. Асакава тронул его за плечо.
Сколько они проспали? Обычно Асакаве удавалось поспать от силы пять-шесть часов, но по теперешнему своему состоянию он понял, что на этот раз провалялся гораздо дольше. Причем спал безмятежно, как младенец, о чем в последние годы вообще мог только мечтать.
– Слышишь, Рюдзи! Ехать уже надо, а то за вторые сутки деньги сдерут.
Асакава потормошил Рюдзи посильнее, но тот не просыпался. Поглядел на обеденный стол: там лежал виниловый пакет – белый, непрозрачный. "Что это там, внутри?" – мелькнуло в голове Асакавы. Что-то связанное с тем, что он видел во сне. Кажется, звал Садако по имени… Вытащил ее из влажной холодной земли где-то под полом, и теперь она здесь, вся уместилась в небольшом пластиковом пакете. Вода из крана… Вчера вечером они начисто отмыли ее над раковиной, Рюдзи отмыл. А вода продолжает течь… Это было уже после обещанного срока. И даже сейчас Асакава все еще жив. Смерть уже маячила перед глазами, но отпрянула, позорно бежала, и теперь жизнь сверкает перед глазами всеми своими красками, кажется еще насыщеннее, чем всегда. А череп Садако Ямамуры светит мраморной белизной, как изысканное настольное украшение.
– Эй, Рюдзи! Вставай!
Что-то неладно… На душе стало неспокойно. Асакава поднес ухо к груди Рюдзи – хотел удостовериться, бьется ли сердце под его толстой водолазкой, но не успел коснуться ухом его груди, как две здоровенные ручищи сграбастали за шею и припечатали к матрацу. В панике Асакава только и мог, что беспомощно барахтаться.
– Гы-гы-гы, что? Купился! Думал, я мертвый, да?
Рюдзи разжал тиски и заливисто, по ребячьему, загоготал во весь голос. После всего, что произошло, было уже не смешно. Сейчас всего можно ожидать. Даже если бы сейчас там, у стола, стояла Садако, а Рюдзи рвал на себе волосы в смертных судорогах, Асакава так бы и принял все, как есть, за чистую монету. Но он сдержался – все-таки был перед Рюдзи в порядочном долгу.
– Шуточки у тебя дурацкие.
– Ладно, будем считать, что мы квиты. Ты, признаться, вечером меня тоже порядком напугал, – прохохотал Рюдзи, сладко потягиваясь.
– Я? Чем же это?
– Так ты же на дне слетел с катушек, я и думаю: все, петля, помер мужик… Я ж тоже волнуюсь – как-никак лимит времени-то вышел, все – аут!
– …………? – Асакава захлопал глазами.
– Что, не помнишь? Х-хе! Беда с тобой, ей богу!
По правде говоря, Асакава не помнил, чтобы сам выбирался из колодца. Только сейчас смутно припоминал, как его, вконец обессилевшего, тащили вверх на веревке. Рюдзи, даже с его мускулами, вряд ли было легко поднять шестьдесят килограмм веса с пятиметровой глубины. Наверное, в таком подвешенном состоянии Асакава чем-то смахивал на каменную статую Энно-Одзуну, поднимаемую со дна морского. Только Сидзуко в награду за свой подвиг получила ясновидческий дар, а поднявшему Асакаву бедолаге Рюдзи досталась только боль в мышцах.
– Рюдзи, – голос Асакавы зазвучал странно торжественно.
– Чего?
– А ведь я у тебя в долгу.
– Чушь не городи! Слушать противно.
– Но если б не ты, я бы уже… Спасибо тебе.
– Ой, заткнулся бы, а? Рвать тянет. Да и толку-то с твоей благодарности!
– Слушай, ну хоть пошли, пообедаем! Я угощаю.
– Ну, это-то по любому!
Рюдзи поднялся резво, но при ходьбе заметно покачивался. Еще бы, с такой слабостью во всем теле даже Рюдзи ноги не слушаются.
Из ресторана "Пасифик Ленда" он позвонил жене в Асикага и передал, что в воскресенье, как и обещал, возьмет машину и приедет за ними с Ёко.
– Ну, как, распутал свое дело? – спросила Сидзука, но Асакава не смог ответить ничего, кроме: "Возможно…". Конечно, сам-то он был жив, и естественно предполагал, что проблема решена, но, уже положив трубку, поймал себя на мысли, что в этом деле и сейчас остается гораздо больше неясного. И это не дает покоя. Понятно, что если сам остался в живых, то по-человечески хочется верить, что вопрос закрыт окончательно. Вполне может быть, что и Рюдзи испытывает те же сомнения, поэтому, вернувшись за стол, Асакава первым делом спросил:
– Слушай, а ты и вправду уверен, что все кончено?
Пока Асакава говорил по телефону, Рюдзи успел без остатка умять свой обед.
– Ну, и как твоя… бэйби, рада ли? – он явно не торопился отвечать на вопрос.
– Ага. Нет, серьезно, что думаешь? Что-то не дышится легко, правда?
– Сомнения грызут?
– А тебя?
– Ну, в общем… да.
– На предмет?
– На предмет бабкиных слов… "Даасень ёгора мати те" – "В том году рожать тебе". Она ж не просто болтала – предсказывала!
Стоило убедиться, что Рюдзи терзается теми же вопросами, как Асакава тут же активно занялся самоуспокоением.
– Хм… а что, если старуха обращается к Сидзуко?…
– Быть этого не может. – Отрезал Рюдзи, – на видео запечатлелось увиденное и пережитое Садако Ямамурой, так что бабка обращается именно к ней. К ней и ни к кому другому.
– А может, врут ее предсказания?
– Зато предсказания Садако подтверждаются на все сто.
– Да не могла она родить, физически не могла!
– Неувязочка получается. По всем законам биологии Садако – не женщина, а мужчина, и ребенка родить не может. Вдобавок, до самой смерти девочкой была… Плюс еще…
– Что еще?
– Первый партнер не кто-нибудь, а этот Нагао… последняя жертва оспы в Японии. Странное, однако же, совпадение.
…Говорят, что когда-то, в незапамятные времена Бог и Дьявол, клетка и вирус, мужчина и женщина, свет и тьма были одним, безраздельным, и не знали противоречий.
Асакаву охватила тревога. Если речь идет о структуре генов, о Вселенной до того, как родилась Земля, то где уж тут разобраться одному человеку. Тогда ничего и не останется, кроме самоутешения. Во что бы то ни стало нужно развеять сомнения, пусть даже доводы трещат по швам.
– Слушай, но ведь я же жив! Значит, разгадана таки тайна стертого заклинания. Все кончено, и дело…, – тут Асакаву осенило. А может, все дело в том, что статуя Энно-Одзуну сама хотела, чтобы ее достали со дна? Этот зов передался Сидзуко, побудил ее к действию, и в результате она получила свой необычный дар. Очень уж все похоже. Останки Садако поднимают со дна колодца, статую отшельника поднимают с морского дна. Одно смущает: чудесные способности, дарованные Сидзуко Ямамуре, за всю жизнь не принесли ей ничего, кроме сплошной вереницы несчастий. Хотя, если говорить о результатах, то избавление от проклятия – чем не "особый дар". Асакаве попросту хотелось так думать.
Рюдзи скользнул взглядом по его лицу и плечам, удостоверился, что человек, сидящий перед ним, действительно скорее жив, чем мертв, покачал головой.
– Ну, с тобой-то, пожалуй, все в порядке, – сказал Рюдзи, глубоко вздохнул и откинулся на стуле. – И что? – спросил он сам себя и снова выпрямился, – Что же тогда родила Садако?
2
Они распрощались на вокзале Атами. Асакаве нужно было отвезти прах Садако ее родственникам, чтобы те отпели ее, как полагается. Хотя, конечно же, останки племянницы, от которой тридцать лет не было ни единой весточки, не значат для них ровным счетом ничего, кроме лишних хлопот. Но они есть, и что-то надо с ними делать. Личность официально не установлена, и можно захоронить ее как "невостребованного покойника" на муниципальном кладбище, но уж доколе им самим известно, что это Садако Ямамура, то придется везти ее в Сасикидзи. Все сроки давности уже вышли, и возбуждать дело об убийстве себе дороже выйдет, поэтому Асакава собирался сказать, что скорей всего, это было самоубийство. Он хотел передать останки и сразу же вернуться в Токио, но как назло, на катер уже не успеть, так что придется заночевать в Идзу-Осима. Взятая напрокат машина осталась в Атами, поэтому самолетом улететь тоже не удастся, иначе потом хлопот не оберешься.
– Ну, уж кости-то, надеюсь, ты и без меня довезешь! – слегка насмешливо сказал Рюдзи, вылезая из машины перед станцией. Останки Садако лежали на заднем сиденье, уже не в пакете, а аккуратно завернутые в черный фуросики[7.Фуросики – квадратный лоскут материи; до сих пор используются в Японии для переноски вещей.]. Такую маленькую посылку в Сасикидзи и ребенок доставит без труда. Главное, чтобы адресаты от нее не отказались. А то, чего доброго, придется с ними таскаться. Почему-то казалось, что панихиду обязательно должны отслужить родственники, иначе заклинание будет неполным, может не подействовать. Хотя, если через двадцать пять лет людям предъявить кучку костей и сказать, что это, мол, ваша родственница Садако Ямамура, то с какой стати они обязаны в это верить? Асакава чувствовал легкое беспокойство.
– Все. Встречаемся в Токио.
Рюдзи сделал ручкой и прошел за турникет.
– Я б с тобой поехал, если бы не работа.
У него скопилась целая куча статей, которые нужно закончить как можно скорее.
– Ну, еще раз спасибо.
– Да ладно, мне самому интересно было!
Асакава провожал Рюдзи глазами, пока тот шел к лестнице, ведущей на платформу. Уже почти скрывшись из виду, Рюдзи оступился и чуть не упал. Он чудом удержался на ногах, но Асакаве показалось, что коренастое тело Рюдзи как будто раздваивается. Почувствовав усталость, Асакава пальцами потер воспаленные глаза, а когда открыл их, Рюдзи уже растворился в толпе. В эту секунду возникло странное ощущение в груди, а в нос ударил резкий запах цитрусовых…
Во второй половине дня Асакава благополучно доставил останки Садако в Сасикидзи и передавал их Такаси Ямамуре. Только что вернувшийся с лова Ямамура с первого взгляда догадался о его содержимом черного платка в руках Асакавы. "Прах Садако-сан", – сказал Асакава и протянул сверток. Некоторое время старик недоверчиво смотрел на сверток, затем решительно подошел и принял его обеими руками, низко склонив голову и учтиво произнеся: "Мне право неловко, что невольно заставил везти вас это в такую даль"… На душе Асакавы тут же полегчало: он и не думал, что сможет так легко отделаться от своей ноши. Ямамура понял его удивление и твердым голосом сказал
– Садако. Без всякого сомнения, это она.
Садако жила в усадьбе семьи Ямамура до трех лет, потом еще год с девяти до десяти. Кем она была для Такаси Ямамуры, недавно разменявшего седьмой десяток? По тому, как он принимал ее прах, было видно, что к ней он питал большую привязанность, чем можно было ожидать. Даже проверять не стал. Наверное, шестое чувство подсказало ему, что останки, завернутые в черный платок, принадлежат именно ей. Ведь, стоило ему увидеть сверток, как глаза его заблестели. Какая-то удивительная "сила" чувствовалась во всем этом…
Покончив с делами, Асакава хотел тут же, не медля ни минуты, бежать прочь от самого имени Садако Ямамуры, сославшись на то, что "на самолет опаздывает". Еще не хватало, чтобы родственники одумались и потребовали доказательства принадлежности останков, тогда вся работа насмарку. А если его начнут расспрашивать о ней, попросят рассказать всю подноготную? Должно еще пройти немалое время, прежде, чем это можно будет кому-то рассказывать, тем более, кровной родне.
По пути навестив Хаяцу и поблагодарив за неоценимую помощь, Асакава направился в отель "Осима-онсэн". Хотелось вдоволь попариться на горячих источниках, а заодно в тишине подытожить свои великие достижения.
3
В тот самый момент, когда Асакава переступал порог отеля, Рюдзи спал, уронив голову на стол, у себя в квартире в Хигаси-Накано. Губами и носом он уткнулся в неоконченную статью, в лужице слюны переливались темно-синие чернила. Он настолько вымотался, что так и задремал, зажав в руке свою любимую ручку "Монблан" (до сих пор не удосужился купить ничего электронного и писал по старинке).
Плечи его дернулись, прижатое к столу лицо неестественно исказилось. Он невольно подскочил. Резко выпрямил спину и так вытаращил глаза, будто и не спал еще секунду назад. Когда человек, который обычно прикрывает глаза веками, вдруг распахивает их до отказа, он всегда выглядит неожиданно забавно. Глаза налились кровью. Он видел сон… Рюдзи, всю жизнь кичившийся своим бесстрашием, теперь дрожал всем своим существом. Конечно же, увиденного во сне он не помнил. Но дикая дрожь во всем теле лучше всего показывала, насколько этот сон был ужасен. Почувствовав удушье, он взглянул на часы. Девять сорок. В первый момент даже не понял, что означает это время. Люминесцентная лампа на потолке и светильник на столе поблекли – они по-прежнему горели, но тусклым, неровным светом. Инстинктивный страх темноты… А ведь и там, в его сне, безраздельно господствовал мрак, ни с чем не сравнимая тьма.
Рюдзи повернулся на крутящемся стуле и впился глазами в видеодвойку у стены. С того самого вечера он так и не вытащил кассету. Он не мог отвести глаз, смотрел, смотрел и смотрел. Дыхание стало прерывистым. На лице застыло недоумение. Отчетливый образ возник в сознании, не оставив места для логических измышлений.
– Приперлась, сука…
Рюдзи схватился руками за край стола, прислушался: за спиной кто-то был… Квартира находилась в тихом закоулке, и шум автострад почти не долетал сюда. Только изредка слышался рев двигателя и визг покрышек резко рванувшейся с места машины, а звуки улиц сливались в единый гул и еле слышно витали в углах комнаты. Хорошенько прислушавшись, можно было даже угадать источник некоторых из них, вплоть до жужжания насекомых. Теперь этот рой бесчисленных звуков превратился в единое целое, что-то туманное, колыхающееся как привидение. Рюдзи почувствовал, что утрачивает чувство реальности… И чем дальше уходила реальность, тем больше возникало в теле щелей и лазеек, в которые упорно просачивался бесплотный, призрачный дух смерти. Промозглый вечерний воздух и оседающая на коже неприятная влага превратились в подобие тени, обволакивали со всех сторон. Биение сердца участилось и уже обгоняло мерное тиканье секундной стрелки. Призрак подступал, сдавливая грудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30