Но если ее положить, то придется здесь пробыть еще часа два, не меньше.
– Что же, она в поезде не поспит? – пробурчала Сидзука.
– Да ну, я уже однажды вкушал это удовольствие. Нет уж, спасибочки.
Когда Ёко засыпает в полном вагоне, то разваливается так, что ее совершенно невозможно держать. Руки-ноги раскидает, а уж если заорет, вообще стыда не оберешься. А шипеть на нее – только масла в огонь подливать, так что лучше уж спокойно дать ей поспать, если есть на то возможность. Иначе придется Асакаве сидеть в поезде, ловя косые взгляды пассажиров, и многозначительно демонстрировать горестную физиономию, дескать, "вам-то ладно, а нам-то каково". Да и Сидзука наверняка не хотела бы любоваться видом играющего желваками супруга.
– Ну, смотри. Тебе видней.
– А то ж! Вот, давай ее на втором этаже и пристроим. Ёко с полузакрытыми глазами сидела у мамы на коленях.
– Давай, я ее уложу, – предложил Асакава, погладив дочку по щеке.
Что ни говори, а из уст мужа, никогда особо не отличавшегося заботой о детях, эти слова звучали по меньшей мере странно. Или это он так проникся горем потерявших дочь родителей, что вдруг себе изменил?…
– Да что с тобой? Что-то ты мне не нравишься сегодня…
– Все нормально. Она сразу уснет. Не бойся, я все сделаю.
Сидзука передала дочь Асакаве.
– Ладно, давай. Почаще бы ты так, вообще бы было замечательно…
Переходя от мамы в руки отца, Ёко на секунду встрепенулась, но тут же заснула, не успев даже запищать. Асакава с дочерью на руках поднялся по лестнице. На втором этаже было три комнаты: две японского стиля и одна европейская, где раньше жила Тиэко. Дочь он уложил на татами в южной комнате, укутав в одеяло. Ёко уже вовсю спала, забавно посапывая, и убаюкивать ее было незачем. Асакава вышел в коридор, взглянул, не идет ли кто по лестнице, и проскользнул в комнату слева. Неприятно, конечно, ворошить частную жизнь уже умершего человека, что и говорить. Сколько раз приходилось упрекать себя за это. Но, чтобы достичь большой цели, чтобы остановить большее зло, приходится грешить по мелочам. И, что самое противное, всегда подгоняешь под все какую-то концепцию, чтобы придать системе сделок с совестью праведный вид. Он искал самооправдание: "Я же не для статьи, мне же только надо выяснить, когда и где эти четверо оказались вместе… Так что, извините, мы на минутку!"
Асакава выдвинул ящик стола. Письменные принадлежности, обычные для школьницы. Только разложены потрясающе аккуратно. Три фотографии, коробочка для мелочей, бумага, блокнот, швейный набор. Может быть, после смерти дочери родители успели прибраться? Вроде бы нет, не похоже. Видимо, она сама обожала порядок. Дневник бы какой найти, чтобы все черным по белому: "Ёко Цудзи, Такэхико Номи, Сюити Ивата и я, вчетвером остановились там-то и тогда-то". Да, не плохо бы… Асакава наобум взял с книжной полки тетрадь, пробежал глазами по страницам. Из глубины ящика вытащил другую, гораздо более смахивающую на девичий дневник. Первые несколько страниц заполнены для проформы, все даты уже довольно старые. В ярком пластиковом ящике на краю стола вместо книг – маленькая туалетная шкатулка в мелкий цветочек. Внутри россыпь дешевой бижутерии. Сережки почти все растеряны, немногие можно собрать по парам. Карманная расческа, несколько волосков запутались в зубьях.
У школьниц есть свой специфический запах, который сразу почувствовался, стоило только открыть встроенный в стену платяной шкаф. Разноцветные платья и юбки висят плотными рядами. Родители, похоже, еще не решили, что делать со всей этой одеждой, еще хранящей запах их дочери. Асакава прислушался к звукам снизу. Если его застанут здесь, да за таким занятием – вот будет номер! Ходьбы вроде нет, Сидзука разговаривает с сестрой. Тщательно, по одному, Асакава прощупал карманы. Носовой платок, обрывок билета в кино, пластик жевательной резинки, дальше… Дамская сумочка, внутри салфетки, футляр для проездных билетов. А в нем что? Проездной на метро от Яманотэ до Цуруми, школьное удостоверение, какая-то карточка, на ней имя. Юки Нонояма, или что-то в этом роде, редкое написание. Может быть, "Юуки" …мм, навскидку не прочитаешь. Вот и гадай теперь, женщина это или мужчина. И что вообще эта карточка делает в кармане школьницы. Шаги по лестнице. Он быстро сунул карточку себе в карман, вернул на место футляр с проездными билетами и закрыл дверцу шкафа. Хозяйка была уже почти у дверей.
– Ого, у вас и на втором этаже туалет есть? – нарочито удивленно завертел головой Асакава.
– Ну, как дочка, уснула?
– Да, конечно, спасибо большое. Вы уж извините, что мы тут…
– Что вы, что вы, будьте как дома.
Ёсими слегка склонила голову и, сложив руки на поясе кимоно, прошла в комнату. В туалете Асакава вытащил из кармана карточку. В самом верху значилось: Клуб "Тихоокеанские курорты". Членское удостоверение. Ниже было написано имя Нонояма, членский номер и срок действия билета. На обороте – условия членства из нескольких пунктов, название и адрес компании.

АО "Тихоокеанские курорты"
Токио, Тиёда-ку, Кодзи-мати 3-5.
Тел. (03)261-4922

Скорей всего, Тиэко получила эту карточку непосредственно из рук владельца, если, конечно, не стащила у кого-то или случайно не подобрала. Но зачем? Разумеется, чтобы попасть на один из этих "Тихоокеанских курортов". Но вопрос в том, куда именно и когда.
Из дома звонить не стоит. Асакава вышел на улицу "за сигаретами" и побежал к ближайшему таксофону, набрал номер.
– Компания "Тихоокеанские курорты", – отозвался в трубке молодой женский голос.
– Э-э, я бы хотел узнать, где можно воспользоваться членским удостоверением вашего клуба…
Женщина медлила с ответом: наверняка у них турбаз столько, что сразу все не назовешь.
– Ну, скажем, если я хочу на день выбраться из Токио, куда лучше поехать? – уточнил Асакава.
Вряд ли они вчетвером могли отсутствовать дома трое-четверо суток – это было бы слишком заметно. Доколе же следствие ничего такого не выявило, значит, уезжали они на день, не больше. Тогда можно запросто отпроситься у родителей "переночевать у подруги".
– В Минами-Хаконэ вы можете воспользоваться туристическим комплексом "Пасифик Ленд", – по-конторски сухо ответил женский голос.
– А поподробнее, для каких видов досуга он предназначен?
– Например теннис, гольф. Есть открытые спортплощадки, бассейн.
– А остановиться там можно?
– Конечно, есть гостиница. Можно снять отдельный домик. Если вы не возражаете, мы можем выслать вам буклет.
– Да, буду очень признателен, – Асакава вовсю изображал заинтересованного клиента, чтобы полюбовно выудить побольше информации.
– Скажите, пожалуйста, а без членского удостоверения там можно остановиться?
– Да, но проживание будет за отдельную оплату.
– Понятно. Тогда, будьте добры, подскажите мне номер этого туркомплекса. Я хотел бы туда съездить и посмотреть все на месте.
– Вы можете подать заявку нам, и мы сами все оформим.
– Нет-нет, спасибо. Мало ли, буду проезжать мимо, и решу заехать туда, так что… Короче, дайте мне телефонный номер.
– Одну минуту, пожалуйста.
Асакава воспользовался этой минутой, чтобы достать блокнот.
– Записываете? – спросил вернувшийся женский голос и продиктовал два одиннадцатизначных номера, с необычно длинным кодом межгорода. Асакава быстро записывал.
– Да, и на всякий случай. Какие-нибудь еще базы отдыха есть?
– Есть на озере Хамана, и еще в префектуре Миэ – там есть маленький городок Хамадзима, где находится примерно такая же комплексная база отдыха.
Нет, далеко! Для школьников или студентов это была бы слишком дорогостоящая поездка.
– Действительно, базы стоят на тихоокеанском берегу. Надо же, все соответствует названию!
Телефонистка тут же начала тараторить, какие прелести и золотые горы ожидают каждого, вступившего в клуб "Тихоокеанские курорты". Асакава некоторое время терпеливо слушал, но, в конце концов, прервал ее тираду.
– Все ясно. Подробности прочитаю в буклете. Вышлите его, пожалуйста, вот по такому адресу…
Он назвал свой адрес и положил трубку. Слушая телефонистку, он и вправду начал подумывать, что неплохо бы выкроить день и вступить-таки в вышеуказанный клуб. С того времени, как уснула Ёко, прошел час, родители уже уехали в Асикага, а Сидзука гремела тарелками в раковине на кухне, оставив сестру с ее мыслями.

Асакава взялся ей помогать и героически таскал посуду из гостиной.
– Слушай, ты сегодня правда какой-то не такой… – сказала Сидзука, не отрываясь от мытья посуды, – Ёко спать укладывать кинулся, на кухне со мной возишься. Что это на тебя напало? Просто чудо, а не муж – всегда бы так.
Меньше всего Асакава хотел, чтобы ему мешали думать, и был бы крайне рад, если бы жена на некоторое время стала живой иллюстрацией собственного имени[1.Сидзука (яп.) – тишина.]. Лучший способ заткнуть ей рот – просто не отвечать.
– Кстати говоря, ты когда Ёко укладывал, памперс ей надел? А то не хватало еще, чтобы она в гостях циновки замочила.
Не реагируя на вопрос, он молча разглядывал стены на кухне. Тиэко умерла здесь. Говорят, на полу были осколки стекла и разлита кола. Вероятнее всего, когда она доставала бутылку из холодильника, сработал тот самый злополучный вирус. Асакава открыл дверцу холодильника и, пытаясь воспроизвести сцену смерти, стал пить из воображаемого стакана.
– Ой, ты чего!?
Жена застыла с открытым ртом. Асакава продолжал. Не прекращая "пить", медленно обернулся назад, и его взгляд уперся в стеклянную дверь между кухней и гостиной. В ней отражалась лампа дневного света, висящая над раковиной. Снаружи было еще светло, в гостиной горел свет, а из кухни в стекле отражалась только лампа, но не лица людей. Если предположить, что в ту ночь, когда здесь стояла Тиэко, в кухне горел свет, а по ту сторону двери было темно, то получается, что… Именно! Дверь превращалась в зеркало и отлично отражала все, что было на кухне. Ему на секунду показалось, что дверь, как видеопленка, сохранила в себе все, что случилось. Удивительная вещь – стекло. Простая игра света и тени то придает ему прозрачность, то превращает в зеркало. Асакава вплотную приблизил лицо к стеклу.
Едва Сидзука коснулась его спины, как сверху раздался детский плач. Проснулась Ёко.
– Ёко проснулась, лапочка!
Почему-то показалось, что Ёко плачет неестественно громко, гораздо громче, чем обычно, когда просыпается среди ночи. Сидзука обтерла мокрые руки полотенцем и, взволнованная, побежала наверх. Вместо нее в кухню вошла Ёсими. Асакава протянул ей карточку.
Вот, возле пианино валялась, – сказал он как ни в чем не бывало и ждал реакции.
– Странно. Откуда это здесь? – недоумевая, покачала головой Ёсими.
– Может, это кто-нибудь из друзей Тиэко?
– Но я и имени такого не слышала – Нонояма. Даже не знаю, был ли у нее такой друг, – ответила Ёсими и, не скрывая удивления, посмотрела на Асакаву, – Ай-ай, это же, наверное, чья-то важная вещь. Боже мой, о чем только эта девочка думала?… – у Ёсими явно комок подкатывал к горлу. Асакава чувствовал, что даже самая мелочь будет во сто крат усиливать ее грусть, и не решался спросить.
– А… может быть, Тиэко летом на турбазу с друзьями ездила, или…
Ёсими только отрицательно покачала головой. Она доверяла дочери. Соврать родителям и укатить куда-то в компании с ночевкой, да еще перед самыми экзаменами Тиэко не могла. На нее это не похоже. Асакава понимал чувства Ёсими, и не хотел более касаться этой темы. Чтобы девочка на пороге экзаменов, против воли родителей, взяла и поехала с парнем отдыхать в отдельном домике на турбазе? Быть такого не может. Наверняка сказала, что пошла готовить уроки к подруге. Родители определенно ничего не знают.
– Давайте, я тогда сам разыщу хозяина и верну ему карточку, хорошо?
Ёсими безмолвно кивнула и быстро вышла из кухни: ее как раз позвал муж. Лишившийся единственной дочери отец сидел на коленях перед новеньким буддийским алтарем, глядел на стоящую там фотографию и как будто тихо говорил с ней о чем-то. Его голос был пугающе безмятежным, отчего Асакава почувствовал себя прескверно. Наверное, в глубине души тот все еще отвергает грубую реальность. Что ж, остается только молиться, чтобы эти люди сумели скорее оправиться от постигшего их горя.
Пока ясно одно: если бы этот Нонояма сам дал свою членскую карточку Тиэко, то, узнав о ее смерти, позвонил бы родителям и попросил вернуть. Но Ёсими ничего не знает. Вряд ли Нонояма забыл о карточке. Как и любой из членов его семьи, заплатив немалые взносы и потеряв билет, никогда не пустит все на самотек. Чем же тогда все это объяснить? Асакава принялся размышлять: "Нонояма вполне мог дать свое удостоверение кому-то из оставшихся троих, то есть Ивате, Цудзи или Номи. Но карточка могла каким-то образом попасть к Тиэко и остаться у нее. После этого Нонояма связывается с родителями того, кому дал карточку, те пытаются ее найти, но не находят, и вот она здесь". Так что, если попробовать связаться с семьями остальных погибших, то вполне возможно, что удастся выйти и на Нонояму. И позвонить им лучше сегодня же вечером. А если не получится ничего выяснить, то, по всей вероятности, карточка не имеет прямого отношения к делу. Но встретиться с Ноноямой в любом случае не помешает. В крайнем случае, можно попытаться найти его по членскому номеру "Тихоокеанских курортов". Если обратиться непосредственно на фирму, там вряд ли скажут его координаты, но дело мастера боится, и всегда можно пустить в ход журналистские связи.
Асакаву кто-то звал. Голос откуда-то издалека: "Кадзую-у-ки!". Это был голос жены, перемежающийся с детским плачем.
– Кадзуюки! Ну, где ты? Иди сюда скорее!
Асакава очнулся от раздумий. На мгновение он даже забыл то, о чем думал. Плач Ёко действительно был странным, и чем ближе, тем внятнее это ощущалось.
– Ну, что такое случилось? – недовольно спросил Асакава.
– С Ёко что-то неладно. Смотри, она обычно так не плачет. Не заболела ли?
Асакава пощупал лоб дочери. Температуры вроде бы нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30