бойлер электрический 100 литров цена
Удивительно, но у страдающих этим синдромом мужской набор хромосом сочетается с необыкновенно привлекательной внешностью.
Садако все еще смотрела на меня. Вероятно, ее тайна впервые стала известна кому-то, кроме родных. Разумеется, до этого момента она оставалась девственницей. Но чтобы жить полноценной жизнью женщины, ей необходимо было пройти это испытание, думал я, пытаясь оправдать свой поступок, как вдруг в моей голове, прямо в мозгу – прозвучало слово:
– Убью!
Оно ворвалось в мое сознание с такой силой, что я ни секунды не сомневался: она действительно передает мысль на расстоянии, ее способности – не выдумка. Да и не было у меня времени для сомнений, всеми клетками своего тела воспринял это как факт. Она обязательно меня прикончит, если ее не опередить. Это подсказывал инстинкт самосохранения. Я снова налетел на нее, схватил руками за тонкую шею и налег всем телом. Как ни странно, теперь она практически не сопротивлялась, словно бы сама желала умереть, и с облегчением прикрыла веки, постепенно слабея…
Даже не удостоверившись, мертва ли она, я поднял ее бездыханное тело и потащил к колодцу. Снова действия опережали рассудок. То есть, я не собирался бросать ее в колодец – просто, уже подняв тело, увидел круглую черную дыру в земле и механически двинулся к ней. Еще подумалось, как все удачно расположено… Нет, скорее даже чувствовалась, что меня направляет какая-то внешняя, необъяснимая воля. Я очень смутно осознавал, что произойдет потом, словно кто-то нашептывал мне в самое ухо, что все это – не более чем сон.
Дно темного колодца сверху было почти не видно. Садако скользнула по каменному краю, и исчезла в темноте, послышался громкий всплеск. Я всматривался в глубину, но даже привыкнув к темноте не смог разглядеть на дне скорченного женского силуэта. Но тревога не оставляла меня, и я некоторое время швырял туда камни и землю, чтобы навсегда запрятать ее в глубине земли. Бросив в колодец пригоршню земли и пять-шесть булыжников размером с кулак, я остановился, совершенно обессиленный. Со дна слышался резкий звук ударов камней, попадающих в тело Садако, и это ранило мое воображение. Представлять, как ее немыслимо, болезненно красивое тело под ударами камней превращается в кровавое месиво, было выше моих сил. Я понимал, что противоречу сам себе, но желая обратить тело Садако в пыль, я все же боялся ранить его…"
Нагао закончил рассказ, и Асакава положил перед ним лист бумаги с планом турбазы "Пасифик Ленд".
– Где здесь этот колодец? – железным голосом спросил он.
Нагао сначала не мог понять, что ему показывают, но услышав, что санаторий находился там, где теперь ресторан, сумел наконец сориентироваться в пространстве.
– Думаю, где-то здесь, – неуверенно ткнул пальцем он.
– Все сходится. Здесь теперь деревянные корпуса, – сказал Асакава и быстро поднялся, – Все, пошли!
Но Рюдзи не торопился.
– Да ладно, не гоношись. Мы еще папика не обо всем расспросили. А поведай-ка, любезный, вот те, у кого этот самый, как его, синдром…
– Андрогенитальный.
– Во-во… Женщины с этим синдромом детей могут рожать?
– Нет, не могут, – покачал головой Нагао.
– И еще одно. Когда ты насиловал Садако, ты уже был болен?
Нагао кивнул.
– Так что же получается, Садако Ямамура была последней, кто в Японии заразился оспой?
Понятно, что перед самой смертью Садако вирус оспы проник в ее тело. Но она умерла практически тотчас же. Если погибло тело инфицированного, то вместе с ним погиб и вирус, так что это с натяжкой можно назвать заражением. Нагао не знал, что ответить, опустил веки, стараясь не смотреть в глаза Рюдзи, и промямлил что-то неопределенное.
– Эй! Что ты сидишь? Пошли быстрее! – поторопил Асакава, уже стоя у дверей.
– Бемс! А ты посиди, пораскинь мозгами, – Рюдзи щелкнул Нагао по носу и поплелся следом.
12
Трудно объяснить логически, почему, но из прочитанных романов и даже из идиотских телесериалов видно, что развитие сюжета естественно приводит к подобным моментам. К тому же, для каждого сюжета существует свой определенный темп. Никто, собственно, и не пытался специально выяснять, куда исчезла Садако, но в гонке то за тем, то за этим постепенно стало ясно, что за несчастье приключилось с ней, и где ее последнее пристанище. Поэтому, когда Рюдзи сказал: "Останови у хозмага, какой побольше", – Асакава немного успокоился, убедившись, что они думают об одном и том же. Он еще и не представлял, насколько тяжелыми окажутся раскопки. Найти среди бревенчатых коттеджей старый колодец, если его, конечно, не успели засыпать, не составит особого труда. Казалось, вернее, хотелось думать, что вытащить из него останки Садако Ямамуры тоже не так уж трудно. Был час дня, залитая ослепительным солнечным светом дорога шла по холмам среди бесчисленных вывесок маленьких курортных гостиниц и общественных бань на термальных источниках. Этот ослепительный блеск затуманивал воображение. Он и не подозревал, что на дне узкого колодца, всего в каких-то четырех-пяти метрах под землей, существует совсем другой мир, на удивление непохожий на переполненный светом наземный.
Заметив вывеску "Магазин хозяйственных принадлежностей Нисидзаки", Асакава нажал на тормоз. Раз уж у дверей расставлены всевозможные стремянки и газонокосилки, значит, тут есть все что нужно.
– Я думаю, ты сообразишь, что покупать, – быстро проговорил Асакава, бросился к ближайшей телефонной будке и остановился перед ней, чтобы купить в автомате телефонную карточку.
– Эй, некогда уже по телефону болтать!
Это замечание Асакава пропустил мимо ушей, и Рюдзи, недовольно бормоча что-то себе под нос, вошел в магазин и принялся выбирать все необходимое: веревку, ведро, лопаты, подъемный блок, карманные фонари.
Асакава спешил: кто знает, может ему больше и не удастся услышать голос жены. А что время не ждет, он и сам прекрасно знал. Между тем, до последней черты оставалось уже меньше девяти часов.
Асакава сунул карточку в щель автомата и набрал номер родителей жены в Асикага. Трубку взял тесть.
– Извините, это Асакава. Жену и Ёко вы не могли бы позвать?
Было довольно невежливо, даже не поприветствовав человека, требовать к телефону жену и дочь, но раздумывать о сердечных переживаниях тестя было точно некогда. Тесть хотел было что-то сказать, но похоже понял, что дело срочное, и не мешкая, позвал Сидзуку к телефону. Хорошо, что теща первой к телефону не подскочила, – мелькнуло в голове у Асакавы. С ней нужно часами здороваться да расшаркиваться, так что и с женой поговорить толком не удалось бы.
– Да, я слушаю.
– Сидзука, это ты?
Хорошо было снова слышать ее голос.
– Ты сейчас уже где?
– В Атами. Как у вас?
– Да так, нормально вроде. Ёко от дедушки с бабушкой уже и не оттащишь.
– Она с тобой?
Услышала. Лопочет что-то, но слов пока не выходит. Требует папу, елозит у мамы на коленях, изо всех пытается встать.
– Ёко, лапуся! На, поговори. Па-а-па! – Сидзука прижала трубку к ушку дочери.
– Пап-па, пап-па… – послышалось в трубке. Интересно, она сама-то понимает, что папу зовет? Не может быть, чтобы она совсем не понимала слов. Гораздо громче Ёко сопела в трубку, или может, просто терлась щеками о микрофон. Но именно от этого присутствие дочери ощущалось еще ближе, реальнее. В груди защемило, захотелось немедленно бросить все, поехать к ней, обнять крепко-крепко…
– Ёко, подожди еще чуть-чуть! Папа скоро приедет к тебе, сядет на "би-би" и приедет…
– Вот-вот… Ты когда вернешься-то? – трубку снова взяла Сидзука.
– В воскресенье. Да, решено: в воскресенье беру напрокат машину, забираю вас, и едем в Никко.
– Ой, правда? Ёко, вот хорошо-то! Папа говорит, что в воскресенье приедет и нас с тобой на машинке покатает.
В ухе стало горячо. Разве можно такие обещания давать? Даже врачи, и те стараются больных попусту не обнадеживать. Чем больше надежд, тем сильнее может оказаться последующий шок.
– Ты как, с делом-то своим разобрался?
– Еще немного.
– Но смотри, ты обещал: как только все кончится, расскажешь мне все как есть.
Они оба обещали друг другу. Она – ничего не спрашивать об этом деле, а он – рассказать все как на духу, как только сам со всем разберется. Жена действительно хранит обещание.
– Эй, ты долго еще трепаться будешь? – окликнул из-за спины Рюдзи. Он как раз открыл багажник и укладывал в него купленные вещи.
– Я потом еще позвоню. Сегодня вечером только, наверное, уже не получится.
Асакава положил руку на рычаг. Нажать – и связь оборвется. Зачем он вообще звонил: просто голос услышать, или может быть, хотел сказать что-то важное? Хотя, теперь хоть целый час говори, все равно, когда повесишь трубку, обязательно останется тяжелый осадок оттого, что и половины не успел сказать. Тут уж говори, не говори… Асакава пальцем нажал рычаг, расслабился. Как бы то ни было, сегодня в десять все разрешится. Сегодня в десять…
В самый разгар дня солнечный свет разгонял мрачно-подозрительный дух этого места, и "Пасифик Ленд" наполнялся атмосферой заурядного горного курорта. На теннисном корте беззаботно постукивал мяч. Теперь он не заунывно звенел "поннн… поннн…", а с сухим веселым хлопаньем носился над сеткой. Прямо перед глазами сверкала белизной вершина Фудзи, в долине поблескивали серебром рассыпанные тут и там теплицы.
В будни, в дневное время мало кто снимает коттеджи. Только в субботу вечером, да еще в воскресенье удается кое-как их заполнить. Пуст был и корпус Б-4. Поручив формальности Рюдзи, Асакава занес в дом инструменты и переоделся в легкую робу.
Пошмыгал глазами по комнате. Неделю назад он среди ночи, чуть ли не на карачках удирал из этого "дома с привидениями". Сдерживая рвоту, в полубессознательном состоянии носился в туалет. Он отчетливо помнил все, вплоть до содержания оставленной кем-то в туалете надписи, которую увидел сбоку, когда вошел. Асакава открыл дверь: надпись была на том же месте.
Третий час. Они вышли на балкон, открыли бэнто, купленные по дороге, и стали обедать, оглядывая поросшие травой окрестности. От раздраженности, которую они испытывали по пути от больницы Нагао, теперь не осталось и следа. Невероятно, но факт – даже в такой горячке и спешке выпадают минуты, когда время течет неторопливо. В жизни Асакавы часто были моменты, когда, казалось бы, срок сдачи статьи поджимает, а ты вот так сидишь, наблюдаешь как фыркает кофеварка, и только потом хватаешься за голову, кляня себя за безрассудно упущенное драгоценное время.
– Главное, хорошенько подкрепиться! – сказал Рюдзи. Себе он прикупил целых два обеденных набора. Асакава, похоже, не слишком хотел есть: то и дело переставал работать палочками, а вместо этого заглядывал в комнату через окно. Тут он как будто вспомнил о чем-то и спросил
– Слушай, давай четко для себя решим. Что мы сейчас собираемся делать?
– Ясное дело! Искать Садако Ямамуру.
– А когда найдем?
– Повезем в Сасикидзи, чтобы там ее отпели как положено.
– То есть, заклинание заключается в том, чтобы… Ты уверен, что Садако хочет именно этого?
Рюдзи некоторое время пережевывал с полным ртом, уставившись в одну точку абсолютно пустыми глазами. На лице читалось, что он и сам не очень-то уверен. Асакаве стало страшно. Для последнего броска хотелось найти основательную точку опоры. Второй попытки не будет.
– Ничего другого нам не остается, – сказал Рюдзи и отшвырнул пустую коробку из-под бэнто.
– А как насчет такого варианта? Скажем, она хочет, чтобы ее убийца получил по заслугам?
– Нагао? То есть, если мы его сдадим, ей на том свете легче станет?
Асакава пытался разглядеть в глазах Рюдзи его истинные намерения. А что, если Рюдзи просто хочет запустить Асакаву первым на минное поле, а потом убить Нагао, если отпевание останков не сработает? Неужели он думает только о своей шкуре?…
– Эй, хватит дурью маяться! – засмеялся Рюдзи, – Сам подумай, если бы Садако на самом деле так хотела отплатить Нагао, его бы уже давно в живых не было!
Что правда, то правда, сил на это у нее достаточно.
– Да? А почему она тогда позволила зверски себя убить?
– Откуда мне знать? Да только ей постоянно, непрерывно приходилось переживать то смерть, то крушения надежд ее близких людей. А то, что она из театра вынуждена была уйти – это разве не крушение надежд? А в санаторий этот туберкулезный к отцу ездить, зная, что он не жилец – это по-твоему легко?
– То есть… Человек, разочаровавшийся в этой жизни, не станет ненавидеть своего убийцу?
– Да нет, я бы даже предположил, что Садако сама заставила Нагао это сделать. То есть, он просто послужил орудием ее самоубийства, что ли…
Гибель матери в кратере вулкана, туберкулез и близкая смерть отца, собственная врожденная физическая неполноценность, крушение театральной карьеры – действительно, поводов для самоубийства больше чем достаточно. В самом деле, если это не самоубийство, то что-то вообще логике не поддающееся. Ёсино писал, что Сигэмори, руководитель театра "Полет", в пьяном в виде вломился в квартиру Садако, и на следующий же день умер от сердечного приступа. Без сомнения, Садако использовала свои необычные способности, чтобы умертвить Сигэмори. Сил на это у нее действительно было достаточно… Одного-двух мужчин она могла прикончить без труда и безо всяких следов. Тогда почему до сих пор жив Нагао? Если не предположить, что Нагао, следуя ее воле, стал инструментом самоубийства, то разрешить это противоречие вообще не представляется возможным.
– Ну хорошо, допустим, это самоубийство. Но зачем ей было позволять перед смертью себя насиловать? У-тю-тю, ты мне только не говори, что ей было обидно умирать девственницей! – поддел Асакава.
Рюдзи озадачился. Он именно так и собирался ответить.
– А что, по-твоему, это туфта?
– Что?
– Ну, а что противоестественного в том, что не хочется умирать, не вкусивши главного удовольствия? – с необычно серьезной миной отпарировал Рюдзи, – Вот, скажем, будь я на ее месте – я так бы и думал. Неохота в девках-то помирать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Садако все еще смотрела на меня. Вероятно, ее тайна впервые стала известна кому-то, кроме родных. Разумеется, до этого момента она оставалась девственницей. Но чтобы жить полноценной жизнью женщины, ей необходимо было пройти это испытание, думал я, пытаясь оправдать свой поступок, как вдруг в моей голове, прямо в мозгу – прозвучало слово:
– Убью!
Оно ворвалось в мое сознание с такой силой, что я ни секунды не сомневался: она действительно передает мысль на расстоянии, ее способности – не выдумка. Да и не было у меня времени для сомнений, всеми клетками своего тела воспринял это как факт. Она обязательно меня прикончит, если ее не опередить. Это подсказывал инстинкт самосохранения. Я снова налетел на нее, схватил руками за тонкую шею и налег всем телом. Как ни странно, теперь она практически не сопротивлялась, словно бы сама желала умереть, и с облегчением прикрыла веки, постепенно слабея…
Даже не удостоверившись, мертва ли она, я поднял ее бездыханное тело и потащил к колодцу. Снова действия опережали рассудок. То есть, я не собирался бросать ее в колодец – просто, уже подняв тело, увидел круглую черную дыру в земле и механически двинулся к ней. Еще подумалось, как все удачно расположено… Нет, скорее даже чувствовалась, что меня направляет какая-то внешняя, необъяснимая воля. Я очень смутно осознавал, что произойдет потом, словно кто-то нашептывал мне в самое ухо, что все это – не более чем сон.
Дно темного колодца сверху было почти не видно. Садако скользнула по каменному краю, и исчезла в темноте, послышался громкий всплеск. Я всматривался в глубину, но даже привыкнув к темноте не смог разглядеть на дне скорченного женского силуэта. Но тревога не оставляла меня, и я некоторое время швырял туда камни и землю, чтобы навсегда запрятать ее в глубине земли. Бросив в колодец пригоршню земли и пять-шесть булыжников размером с кулак, я остановился, совершенно обессиленный. Со дна слышался резкий звук ударов камней, попадающих в тело Садако, и это ранило мое воображение. Представлять, как ее немыслимо, болезненно красивое тело под ударами камней превращается в кровавое месиво, было выше моих сил. Я понимал, что противоречу сам себе, но желая обратить тело Садако в пыль, я все же боялся ранить его…"
Нагао закончил рассказ, и Асакава положил перед ним лист бумаги с планом турбазы "Пасифик Ленд".
– Где здесь этот колодец? – железным голосом спросил он.
Нагао сначала не мог понять, что ему показывают, но услышав, что санаторий находился там, где теперь ресторан, сумел наконец сориентироваться в пространстве.
– Думаю, где-то здесь, – неуверенно ткнул пальцем он.
– Все сходится. Здесь теперь деревянные корпуса, – сказал Асакава и быстро поднялся, – Все, пошли!
Но Рюдзи не торопился.
– Да ладно, не гоношись. Мы еще папика не обо всем расспросили. А поведай-ка, любезный, вот те, у кого этот самый, как его, синдром…
– Андрогенитальный.
– Во-во… Женщины с этим синдромом детей могут рожать?
– Нет, не могут, – покачал головой Нагао.
– И еще одно. Когда ты насиловал Садако, ты уже был болен?
Нагао кивнул.
– Так что же получается, Садако Ямамура была последней, кто в Японии заразился оспой?
Понятно, что перед самой смертью Садако вирус оспы проник в ее тело. Но она умерла практически тотчас же. Если погибло тело инфицированного, то вместе с ним погиб и вирус, так что это с натяжкой можно назвать заражением. Нагао не знал, что ответить, опустил веки, стараясь не смотреть в глаза Рюдзи, и промямлил что-то неопределенное.
– Эй! Что ты сидишь? Пошли быстрее! – поторопил Асакава, уже стоя у дверей.
– Бемс! А ты посиди, пораскинь мозгами, – Рюдзи щелкнул Нагао по носу и поплелся следом.
12
Трудно объяснить логически, почему, но из прочитанных романов и даже из идиотских телесериалов видно, что развитие сюжета естественно приводит к подобным моментам. К тому же, для каждого сюжета существует свой определенный темп. Никто, собственно, и не пытался специально выяснять, куда исчезла Садако, но в гонке то за тем, то за этим постепенно стало ясно, что за несчастье приключилось с ней, и где ее последнее пристанище. Поэтому, когда Рюдзи сказал: "Останови у хозмага, какой побольше", – Асакава немного успокоился, убедившись, что они думают об одном и том же. Он еще и не представлял, насколько тяжелыми окажутся раскопки. Найти среди бревенчатых коттеджей старый колодец, если его, конечно, не успели засыпать, не составит особого труда. Казалось, вернее, хотелось думать, что вытащить из него останки Садако Ямамуры тоже не так уж трудно. Был час дня, залитая ослепительным солнечным светом дорога шла по холмам среди бесчисленных вывесок маленьких курортных гостиниц и общественных бань на термальных источниках. Этот ослепительный блеск затуманивал воображение. Он и не подозревал, что на дне узкого колодца, всего в каких-то четырех-пяти метрах под землей, существует совсем другой мир, на удивление непохожий на переполненный светом наземный.
Заметив вывеску "Магазин хозяйственных принадлежностей Нисидзаки", Асакава нажал на тормоз. Раз уж у дверей расставлены всевозможные стремянки и газонокосилки, значит, тут есть все что нужно.
– Я думаю, ты сообразишь, что покупать, – быстро проговорил Асакава, бросился к ближайшей телефонной будке и остановился перед ней, чтобы купить в автомате телефонную карточку.
– Эй, некогда уже по телефону болтать!
Это замечание Асакава пропустил мимо ушей, и Рюдзи, недовольно бормоча что-то себе под нос, вошел в магазин и принялся выбирать все необходимое: веревку, ведро, лопаты, подъемный блок, карманные фонари.
Асакава спешил: кто знает, может ему больше и не удастся услышать голос жены. А что время не ждет, он и сам прекрасно знал. Между тем, до последней черты оставалось уже меньше девяти часов.
Асакава сунул карточку в щель автомата и набрал номер родителей жены в Асикага. Трубку взял тесть.
– Извините, это Асакава. Жену и Ёко вы не могли бы позвать?
Было довольно невежливо, даже не поприветствовав человека, требовать к телефону жену и дочь, но раздумывать о сердечных переживаниях тестя было точно некогда. Тесть хотел было что-то сказать, но похоже понял, что дело срочное, и не мешкая, позвал Сидзуку к телефону. Хорошо, что теща первой к телефону не подскочила, – мелькнуло в голове у Асакавы. С ней нужно часами здороваться да расшаркиваться, так что и с женой поговорить толком не удалось бы.
– Да, я слушаю.
– Сидзука, это ты?
Хорошо было снова слышать ее голос.
– Ты сейчас уже где?
– В Атами. Как у вас?
– Да так, нормально вроде. Ёко от дедушки с бабушкой уже и не оттащишь.
– Она с тобой?
Услышала. Лопочет что-то, но слов пока не выходит. Требует папу, елозит у мамы на коленях, изо всех пытается встать.
– Ёко, лапуся! На, поговори. Па-а-па! – Сидзука прижала трубку к ушку дочери.
– Пап-па, пап-па… – послышалось в трубке. Интересно, она сама-то понимает, что папу зовет? Не может быть, чтобы она совсем не понимала слов. Гораздо громче Ёко сопела в трубку, или может, просто терлась щеками о микрофон. Но именно от этого присутствие дочери ощущалось еще ближе, реальнее. В груди защемило, захотелось немедленно бросить все, поехать к ней, обнять крепко-крепко…
– Ёко, подожди еще чуть-чуть! Папа скоро приедет к тебе, сядет на "би-би" и приедет…
– Вот-вот… Ты когда вернешься-то? – трубку снова взяла Сидзука.
– В воскресенье. Да, решено: в воскресенье беру напрокат машину, забираю вас, и едем в Никко.
– Ой, правда? Ёко, вот хорошо-то! Папа говорит, что в воскресенье приедет и нас с тобой на машинке покатает.
В ухе стало горячо. Разве можно такие обещания давать? Даже врачи, и те стараются больных попусту не обнадеживать. Чем больше надежд, тем сильнее может оказаться последующий шок.
– Ты как, с делом-то своим разобрался?
– Еще немного.
– Но смотри, ты обещал: как только все кончится, расскажешь мне все как есть.
Они оба обещали друг другу. Она – ничего не спрашивать об этом деле, а он – рассказать все как на духу, как только сам со всем разберется. Жена действительно хранит обещание.
– Эй, ты долго еще трепаться будешь? – окликнул из-за спины Рюдзи. Он как раз открыл багажник и укладывал в него купленные вещи.
– Я потом еще позвоню. Сегодня вечером только, наверное, уже не получится.
Асакава положил руку на рычаг. Нажать – и связь оборвется. Зачем он вообще звонил: просто голос услышать, или может быть, хотел сказать что-то важное? Хотя, теперь хоть целый час говори, все равно, когда повесишь трубку, обязательно останется тяжелый осадок оттого, что и половины не успел сказать. Тут уж говори, не говори… Асакава пальцем нажал рычаг, расслабился. Как бы то ни было, сегодня в десять все разрешится. Сегодня в десять…
В самый разгар дня солнечный свет разгонял мрачно-подозрительный дух этого места, и "Пасифик Ленд" наполнялся атмосферой заурядного горного курорта. На теннисном корте беззаботно постукивал мяч. Теперь он не заунывно звенел "поннн… поннн…", а с сухим веселым хлопаньем носился над сеткой. Прямо перед глазами сверкала белизной вершина Фудзи, в долине поблескивали серебром рассыпанные тут и там теплицы.
В будни, в дневное время мало кто снимает коттеджи. Только в субботу вечером, да еще в воскресенье удается кое-как их заполнить. Пуст был и корпус Б-4. Поручив формальности Рюдзи, Асакава занес в дом инструменты и переоделся в легкую робу.
Пошмыгал глазами по комнате. Неделю назад он среди ночи, чуть ли не на карачках удирал из этого "дома с привидениями". Сдерживая рвоту, в полубессознательном состоянии носился в туалет. Он отчетливо помнил все, вплоть до содержания оставленной кем-то в туалете надписи, которую увидел сбоку, когда вошел. Асакава открыл дверь: надпись была на том же месте.
Третий час. Они вышли на балкон, открыли бэнто, купленные по дороге, и стали обедать, оглядывая поросшие травой окрестности. От раздраженности, которую они испытывали по пути от больницы Нагао, теперь не осталось и следа. Невероятно, но факт – даже в такой горячке и спешке выпадают минуты, когда время течет неторопливо. В жизни Асакавы часто были моменты, когда, казалось бы, срок сдачи статьи поджимает, а ты вот так сидишь, наблюдаешь как фыркает кофеварка, и только потом хватаешься за голову, кляня себя за безрассудно упущенное драгоценное время.
– Главное, хорошенько подкрепиться! – сказал Рюдзи. Себе он прикупил целых два обеденных набора. Асакава, похоже, не слишком хотел есть: то и дело переставал работать палочками, а вместо этого заглядывал в комнату через окно. Тут он как будто вспомнил о чем-то и спросил
– Слушай, давай четко для себя решим. Что мы сейчас собираемся делать?
– Ясное дело! Искать Садако Ямамуру.
– А когда найдем?
– Повезем в Сасикидзи, чтобы там ее отпели как положено.
– То есть, заклинание заключается в том, чтобы… Ты уверен, что Садако хочет именно этого?
Рюдзи некоторое время пережевывал с полным ртом, уставившись в одну точку абсолютно пустыми глазами. На лице читалось, что он и сам не очень-то уверен. Асакаве стало страшно. Для последнего броска хотелось найти основательную точку опоры. Второй попытки не будет.
– Ничего другого нам не остается, – сказал Рюдзи и отшвырнул пустую коробку из-под бэнто.
– А как насчет такого варианта? Скажем, она хочет, чтобы ее убийца получил по заслугам?
– Нагао? То есть, если мы его сдадим, ей на том свете легче станет?
Асакава пытался разглядеть в глазах Рюдзи его истинные намерения. А что, если Рюдзи просто хочет запустить Асакаву первым на минное поле, а потом убить Нагао, если отпевание останков не сработает? Неужели он думает только о своей шкуре?…
– Эй, хватит дурью маяться! – засмеялся Рюдзи, – Сам подумай, если бы Садако на самом деле так хотела отплатить Нагао, его бы уже давно в живых не было!
Что правда, то правда, сил на это у нее достаточно.
– Да? А почему она тогда позволила зверски себя убить?
– Откуда мне знать? Да только ей постоянно, непрерывно приходилось переживать то смерть, то крушения надежд ее близких людей. А то, что она из театра вынуждена была уйти – это разве не крушение надежд? А в санаторий этот туберкулезный к отцу ездить, зная, что он не жилец – это по-твоему легко?
– То есть… Человек, разочаровавшийся в этой жизни, не станет ненавидеть своего убийцу?
– Да нет, я бы даже предположил, что Садако сама заставила Нагао это сделать. То есть, он просто послужил орудием ее самоубийства, что ли…
Гибель матери в кратере вулкана, туберкулез и близкая смерть отца, собственная врожденная физическая неполноценность, крушение театральной карьеры – действительно, поводов для самоубийства больше чем достаточно. В самом деле, если это не самоубийство, то что-то вообще логике не поддающееся. Ёсино писал, что Сигэмори, руководитель театра "Полет", в пьяном в виде вломился в квартиру Садако, и на следующий же день умер от сердечного приступа. Без сомнения, Садако использовала свои необычные способности, чтобы умертвить Сигэмори. Сил на это у нее действительно было достаточно… Одного-двух мужчин она могла прикончить без труда и безо всяких следов. Тогда почему до сих пор жив Нагао? Если не предположить, что Нагао, следуя ее воле, стал инструментом самоубийства, то разрешить это противоречие вообще не представляется возможным.
– Ну хорошо, допустим, это самоубийство. Но зачем ей было позволять перед смертью себя насиловать? У-тю-тю, ты мне только не говори, что ей было обидно умирать девственницей! – поддел Асакава.
Рюдзи озадачился. Он именно так и собирался ответить.
– А что, по-твоему, это туфта?
– Что?
– Ну, а что противоестественного в том, что не хочется умирать, не вкусивши главного удовольствия? – с необычно серьезной миной отпарировал Рюдзи, – Вот, скажем, будь я на ее месте – я так бы и думал. Неохота в девках-то помирать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30