Логлин придвинулся для нового выстрела, но совершил ошибку, переступив порожек, и тогда подкравшийся сзади Бун выпустил ему в ухо пену из огнетушителя. Сам Бун был в кислородной маске, которую украл из пожарного шкафчика где-то внизу.
Стараясь выковырять треугольнички стекла из маски, я поранил руку. И сумел размазать симпатичный плевок крови и путресцина прямо по переносице. По счастью, я все еще дышал воздухом из баллона.
Снизу поднялись несколько перхающих работяг, споткнулись о тело извивающегося Логлина и направились ко мне, то есть попытались убраться с корабля. Бун схватил револьвер Логлина и тем напугал их до полусмерти. Вцепившись в маску, я оттянул ее с лица.
– Заберите его! – крикнул я, указывая на Логлина. – Унесите отсюда эту сволочь. Заберите его с собой!
Если мы украдем корабль с ними на борту, это будет расценено как похищение: серьезное преступление. Нам нужно избавиться от Логлина. Но если мы сами его утащим с борта, это опять же можно будет счесть похищением.
Схватив Логлина, работяги поволокли его по сходням. Корабль опустел.
Сейчас Бун указывал на дипломат Логлина. Наподдав его ногой так, что он отъехал на несколько футов, Бун пристрелил его из револьвера. Пуля вырыла кратер в прекрасном сафьяне и остановилась. Кевларовая прокладка. Антитеррористический багаж для корпоративных параноиков.
Мне впервые представился шанс взглянуть на реку Эверетт, в сторону Мистик и открытого моря. В синих предрассветных сумерках к нам полз мегабуксир «Сверхкрепкий»: выглядел он как электростанция на салазках, запирал целую реку и выплевывал галактику черного дыма. Время искупления для клана Гэллахеров. Турбины в двадцать одну тысячу лошадиных сил тащили ирландца задом наперед, сотрясая сушу и воду так, что в окнах завода дрожали стекла. Их шум почти заглушил смачный всплеск, с которым рухнули в воду сброшенные нами сходни.
Теперь надо было как-то отсоединить нашу треклятую посудину от причала. В том-то и заключалась вся соль вылазки. Она была пришвартована носовым линем, кормовым линем и двумя шпрингами, всего четыре. В руку мне легло что-то больше и тяжелое: Бун раздобыл мне пожарный топор. У него уже был такой же.
– Это первое и последнее предупреждение, – произнес через мегафон чей-то голос. – Сейчас же поднимите руки вверх, иначе мы будем вынуждены открыть огонь.
Первое и последнее предупреждение. Пока они ждут нашей реакции, каждый из нас, наверное, успеет обрубить по линю. Мы направились на корму. От кнехтов на причале тянулись два каната.
Когда-нибудь рубили дерево? Если в панике машешь топором, никуда не попадаешь, но два-три уверенных удара сделают свое дело. Я пустил в ход оба метода и хотя не обрубил канат, но превратил его в разлохматившиеся нити, которые, будем надеяться, сами собой порвутся. Бун справился со своим за четыре удара.
Перед типами с пушками встала серьезная проблема. Палуба находилась на пару футов выше причала. Если мы не приподнимемся, они нас не увидят. Поэтому остаток операции мы провели, ползая на брюхе.
У Буна брюхо было меньше, к тому же он умел передвигаться по-пластунски, а потому делал все вдвое быстрее меня. Сорвав кислородную маску, он ее выбросил.
К тому времени, когда я, толкая перед собой дипломат Логлина, добрался на нос, Бун уже был там и пропускал канат в один из клюзов, через которые обычно проходят якорные цепи. Внизу ждал в «Зодиаке» Барт. Он собирался отвезти конец на «Сверхкрепкий», до которого оставалось не более пятидесяти футов. Там его присоединят к кабельтову, с которым Барт вернется к нам, а мы затащим его сюда и закрепим на «Искателе». Лежа в нескольких ярдах позади Буна, я швейцарским армейским ножом перепиливал прядь за прядью носовой линь.
Я лежал буквально щекой на палубе и потому сообразил, что мне видна водонапорная башня «Баско» в тысяче футов от нас. А еще типы, которые на нее лезли. Типы с пушками. Их было трое.
Что-то просвистело у нас над головами, и мы услышали отдаленное «тра-та-та-та».
– «М-16», – пробормотал Бун, – или скорее «AR-15».
Я подтолкнул к нему дипломат.
– Я уже закончил, – отозвался он и пнул дипломат назад. Взметнулось облачко опилок, и в четырех футах от меня что-то прорезало канавку в палубе. Расстояние было слишком уж большим, и пули винтовки набирали такой вращательный момент, что могли забуриться тебе в тело, как какой-нибудь паразит из космоса.
Мой кислородный баллон взорвался, и я ощутил острую боль в спине. Поднялся жуткий шум: конечно же, я вопил, но дело было не только во мне. Выл корабельный гудок «Сверхкрепкого», подавая нам сигнал тянуть. Бун один не справится, поэтому, заслонив физиономию от башни дипломатом, я пополз к клюзу.
Найдя канат, я принялся тащить его на себя. Бун как будто нисколько не помогал. Слабины было много, потом канат вдруг начал натягиваться.
Джо Гэллахер велел найти кнехты – приземистые столбики, торчащие из палубы. Если захлестнуть кабельтовый за что-то другое, «Сверхкрепкий» его просто вырвет. Я нашел кнехты и захлестнул, стараясь одновременно не потерять дипломат и тянуть канат. Если буду тянуть, то рано или поздно появится кабельтовый. Такой большой кевларовый буксирный трос. Чудесный материал – кевлар и вдвойне полезный сегодня ночью. Продукт американской химической промышленности, которая не дает слабеть нации. Но какой же он тяжелый! Я захлестнул вокруг кнехта еще петлю, чтобы канат не соскользнул, и все тянул и тянул эту сволочь.
Вобрав в себя пару высокоскоростных очередей, дипломат подскочил в воздух и приземлился на палубе вне досягаемости. Я как раз примеривался, как бы его достать, когда мир вокруг потонул в свисте и свете. Может, охранники выпустили пару осветительных ракет или начали артобстрел? Меня окружали адский грохот, от какого сдает мочевой пузырь, и ослепительный, ярче солнца, свет.
Пора сдаваться. Размахивая руками, я отполз от кнехта. Извиваясь, освободился от кислородного баллона, хотя мне все равно казалось, будто на спине у меня стоит кто-то в хоккейных коньках. Это позволило мне перевернуться брюхом кверху (как все до единой рыбы в гавани) и уставиться в незагрязненные небеса. Но там что-то происходило. В пятидесяти футах надо мной из галогенового торнадо смотрел символический глаз: вертолет новостей Си-би-эс.
Не могут же нас расстрелять прямо перед камерами национального телевидения, правда? Слишком уж зрелищно и драматично. А если по нам продолжали стрелять, то мазали. Я снова стал тянуть за канат. Бун мне не помогал, потому что был тяжело ранен.
Так продолжалось целую вечность. «Си-би-эс ньюс» придется вырезать часть отснятого. Зрители сидели и смотрели, как я бесконечно тянул за дурацкую веревку. Тянул и тянул. Си-би-эс смотрела, снайперы и охранники смотрели, команда Гэллахера смотрела, Бун вроде как смотрел немигающими глазами. Никто не говорил ни слова.
Наконец в руках у меня оказался огроменный огон, петля на конце кевларового троса толщиной в мою руку. Конец каната. Та самая петля, которую полагается набросить на кнехт. Матросы называют ее «коренным концом». Я накинул ее на кнехт, пополз к самому носу, подтянулся, чтобы встать на колени, и поднял два больших пальца.
Тут взорвалась боевая мина, взметнув такой фонтан воды и создав такую ударную волну, что едва не сбила вертолет. Довольно скоро корабль начал крениться – или это я кренился? Я поднял голову, собираясь помахать на прощание снайперам, но водонапорной башни уже не было на месте. Надо мной проплывал мост через Эверетт. Празднуя мою победу, бомжи подняли за мое здоровье молочные коктейли из «Макдоналдса». Братья по оружию.

37

Джо Гэллахер отбуксировал нас вниз по реке прямо в расходящийся волнами восход журналистского хаоса. Собрались все, кто мог. Таня успела на борт первой. Забравшись на крышу капитанского мостика, они с Бартом подняли «Токсичный Черный Роджер». Таня подходила для этого как нельзя лучше: она пострадала от бактерии, разбиралась в химии и была крайне зла. Немало проблем нам доставил путресцин, но те журналисты, кто умел зажимать нос, смогли спуститься в трюм «Искателя» и обнаружили невероятные вещи.
Все это было чудовищно нелегально, в суде наши улики не приняли бы – будь мы полицейскими. Но мы-то ими не были. А если улики, пусть даже добытые в результате уголовно наказуемого деяния, представляет гражданское лицо, прокурор вправе их использовать.
Разумеется, даже при наличии юридически корректных улик корпорации в этой стране редко несут большой ущерб. Достаточно взглянуть на любого крупного подрядчика Пентагона или НАСА. Им даже убийство сойдет с рук.
А вот с СМИ совсем другая история. Триста лет назад в Массачусетсе преступников сажали в колодки посреди рыночной площади и подвергали осмеянию. Сегодня мы не в силах отправить корпоративных шишек в тюрьму, но можем пинками выгнать из цивилизованного общества, подвергнуть невыносимому эмоциональному давлению, а это не менее эффективно. Пока Плеши и Логлина пинками выгоняли из цивилизованного общества, нас с Буном на вертолете «скорой помощи» доставили в травматологический центр.
Я отделался несколькими поверхностными царапинами, о которых даже говорить не стоило. Эту разочаровывающую новость мне принес доктор Джи. У Буна было пробито легкое, чего я на корабле не заметил, во-первых, потому что не слышал, а во-вторых, потому что отвлекся на другое. Он сумел перекатиться на спину и рукой в резиновом костюме зажать рану, запечатав ее собственной кровью. Полностью рану это не закрыло, но из легкого уходил не весь воздух, поэтому он не потерял сознания. Ему удалят половину легкого и основательный кусок печени. Невелика потеря, печень отрастает, если только не заливать ее алкоголем до смерти.
Когда я очнулся, возле моей кровати сидела в больничном халате Дебби и держала меня за руку. Да, мы поговорили о вине. О вине и о счастье. Дела у нее шли неплохо. Органофосфаты в тканях не накапливаются. Если переживешь начальную дозу, они выводятся, а ты возвращаешься к нормальной жизни.

Взрыв отбросил тело Тома Экерса за узкоколейку, и его нашли лишь на следующий день. Полиция провела вскрытие, потому что слишком уж много было возможных причин смерти, и обнаружила, что у него был рак. Мы связались с его врачом в Сиэтле и выяснили, что он уже несколько месяцев знал про свою болезнь – думаю, достаточно долго, чтобы проникнуться острой ненавистью к Олвину Плеши.
Потом пришел черед разбираться, кто несет юридическую ответственность. Возможно, я попаду в тюрьму, кто знает? «Баско» придется основательно раскошелиться на адвокатов, чтобы мне что-то вменить, а корпорация только что заявила о банкротстве.
Кажется, мы достигли своего, но радоваться нечему, ведь банкротство – просто уловка, способ избавиться от обязательств по контрактам и реорганизовать старую неповоротливую корпорацию в мобильную и пробивную фирму. Благодаря мне множество корпорационных юристов купят себе новые «BMW».
С другой стороны, у «Баско» огромные неприятности, и рано или поздно они все-таки поплатятся. Представленные Дольмечером факты некоторое время замалчивали, но сейчас правда вышла на свет, превратилась в жареный товар. Главный прокурор штата объявил, что любому чиновнику корпорации, причастному к отравлению Дольмечера, будет предъявлено обвинение в покушении на убийство. Я слышал, в тюрьмах хорошие спортзалы со множеством силовых тренажеров.
Рано или поздно «Баско» разорится и сдохнет. Поэтому, когда меня выпустили из больницы, я купил в магазине канцтоваров маркер, поехал в яхт-клуб и нарисовал логотип «Баско» на носу моего нового «Зодиака». Его нам подарили сотрудники компьютерной фирмы в бостонской «Силиконовой долине».
А после я отправился объезжать гавань. По дороге из клуба я пролетел мимо симпатичной пятидесятифутовой яхты, отправлявшейся в вечерний круиз. И хорошо одетые люди у поручней улыбались мне, махали, поднимали стаканы. Улыбнувшись в ответ, я показал им палец и поддал газу.



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41