– Не страшно. Он сообразит. Все равно говорить по рации слишком опасно.
Поставив на землю коробку с путресцином, я снял с нее крышку.
– Осторожно, штука серьезная.
Две бутылки пошли в сумку у меня на поясе, остальные – в «Зодиак». Присев на берегу, мы еще раз обсудили план, и я прервал связь с внешним миром, приладив на себя «маску Дарта Вейдера». Остальные внимательно за мной наблюдали, губы одного бомжа задвигались, и все рассмеялись. Я вошел в реку.
Сперва я ее переплыл проверить, нет ли чего на противоположном берегу. Есть: четкие следы в грязи. Большие, треугольные следы от ласт. Я направился к «Искателю».
Теоретически я плыл против течения, но его скорость здесь равнялась нулю. Пахло отравой, но далеко не так сильно, как вечером и ночью. Напрашивался вывод, что Логлин решил отравить и эту реку тоже, ведь на ней стоит главный завод «Баско», а корпорации ни к чему оставлять след трансгенных бактерий, ведущий сюда от гавани.
Иногда мне самому трудно поверить, какие глупости я совершаю ради дела! Но если сумеем провернуть сегодняшнюю операцию, я с полным правом возьму пару выходных. Мы с Дебби заберемся где-нибудь на водяной матрас и будем поправляться вместе и неделю не встанем с кровати. Конечно, если она согласится. Может, поедем в Буффало, вернемся в те апартаменты для новобрачных, купим чертову прорву пончиков и воскресную «Лос-Анджелес таймс»…
Секунд десять таких мыслей, и у меня уже была эрекция, и чувствовал я себя сонным и глупым. Слишком мало бензедрина. Я проверил воздушный вентиль, чтобы убедиться, достаточно ли получаю кислорода. Кислород подсаживает сильнее всего на свете, даже сильнее, чем закись азота. Сегодня мне его много потребуется. Нужно быть начеку, высматривать того «морского котика». Но так скучно плыть без света в мутной воде. Так легко испугаться, так естественно поддаться панике и паранойе. Время от времени я всплывал на поверхность, чтобы определить, не сбился ли с курса и сколько еще осталось до носа «Искателя». В первый раз он был слишком далеко, а потом вдруг оказался чересчур близко.
Будь я террористом, куда бы я заложил мину? Наверно, прямо под большими турбинами, в средней части судна. Даже если взрыв его не потопит, то именно там нанесет наибольший урон.
Пристань у «Баско» – не слишком большая, а ведь корпорации принадлежит все верховье Эверетт. Все бостонские речушки одинаковы: тянутся на милю в глубь суши, а потом просто исчезают в сточных трубах и кульвертах подземелий. Территория завода охватывала реку словно перчатка. Вдоль одного берега тянулся причал, противоположный был голым, просто откос, по которому к Эверетт спускалась узкоколейка. Если на корабле выставили охрану, то скорее всего на том борту, который обращен к причалу. Поэтому, держась поближе к восточному берегу, я заскользил вдоль корпуса корабля.
Ощупью пробираясь над сонаром у днища носа, я первые несколько ярдов держал голову над водой. Потом пришлось признать, что если останусь наверху, то «морской котик» сможет подплыть ко мне снизу и распороть мне брюхо, как тунцу. И так и эдак я в его стихии, но беспечностью только еще больше себе наврежу.
Поэтому я нырнул. Опустился на самое дно, которое оказалось всего в десяти футах под днищем «Искателя». Встав там, я почти мог бы дотянуться рукой до днища. Вероятно, здесь специально углубили фарватер под размеры корабля.
Тут я сообразил, что оказался в очень тесном пространстве. Я привык к открытым водам гавани. Здесь же было гораздо клаустрофобичнее. Да тут едва-едва пара жилых трейлеров поместится, и если «морской котик» еще здесь, то мы с ним фактически в одной комнате.
По воде передался мощный металлический звон. Я не сумел определить, откуда он донесся, но, по всей очевидности, что-то ударилось о корпус корабля. Возможно даже, магниты на мине Смирноффа. Если пригнусь, притворюсь токсичными отходами и пережду, то ныряльщик уплывет, а я смогу перерезать провода. Тут я задумался, а какая задержка по времени выставлена на мине? Наверное, значительная. Ныряльщику ведь нужно убраться, а ударная волна в воде способна убить на большом расстоянии. Это несколько утешало.
Я дышал сжатым воздухом, который теперь начал меня приподнимать, выталкивал на поверхность, и трудно было удержаться на дне. Поэтому я расслабился и отдался на волю воды, пока меня лицом вниз не распластало по днищу «Искателя». Я постарался сместиться восточнее киля, чтобы пузырьки от выдоха поднимались справа, вдоль изгиба корпуса и выходили на поверхность с той стороны, где нет охраны.
Опять звон. Близко. Так близко, что вибрация отдалась через баллоны мне в спину. Потом из темноты возник и надвинулся на меня свет. В мутных разводах грязной воды его было видно с расстояния не более нескольких футов. И вдруг свет погас. Неведомый владелец фонаря его выключил.
Внезапно – впереди и ниже меня, почти на дне – чертов свет прорезал черные тени от рук и ног ныряльщика.
Их двое! Один подплыл к тому месту, где завис я, его баллон звякнул о днище. Второй, тот, у которого был фонарь, используя больший вес, шел, отталкиваясь от дна. Ныряльщик на моем уровне погасил фонарь, чтобы его не заметили. Значит, второй за ним охотится.
Жертва оказалась со мной почти нос к носу, и мы уставились друг на друга через маски. На нем был костюм для подводного плавания, похожий на мой, приспособленный для ныряния в токсичной среде.
Почему? Смирноффу же неизвестно про сбрасываемый с «Искателя» яд. Он уже несколько месяцев планировал эту операцию. Но этот ныряльщик о нем знал. Выходит, он работает на «Баско».
Тут он опустился на дно – второй ныряльщик схватил его за колено и потащил к себе. Первый молотил вокруг себя руками и ногами, но под водой отбиваться тяжело, а может, он устал убегать. Блеснула сталь, и потом луч света заволокло алым маревом.
Что мне было делать? Только надеяться, что убийца с ножом меня не засек. Уплыть от него мне не удастся. Если один из этих типов «морской котик», то скорее всего тот, который выжил.
Барахтаясь в собственной крови, жертва выпустила фонарь, луч которого, медленно вращаясь, ушел на дно. Его свет скользнул по голове убийцы, и я увидел ничем не защищенное лицо, длинные русые волосы и голубые глаза.
На Смирноффа работал Том Экерс.
Выходит, погиб человек «Баско». А значит, Том, возможно, не распорет мне брюхо. Оттолкнувшись от корпуса корабля, я начал опускаться на его уровень. Схватив фонарь, он пришпилил меня лучом, парализовал, определяя, кто я. Тут уж ему решать, что делать.
Сквозь опущенные веки я разобрал, что свет потускнел – наверное, он направил фонарь в другую сторону. А когда я открыл глаза, то очень об этом пожалел. Том свернулся калачиком в воде, выблевывал внутренности, нашаривая загубник акваланга.
Мне удалось подобраться поближе и вложить загубник ему в рот, но он снова выплюнул его с желтым потоком блевотины. ССМД. Он содрогался у меня на руках и вдруг втянул в себя солидный глоток ужасной черной воды и проглотил ее. Потом он взглянул на меня (зрачки у него расширились настолько, что радужки вообще не осталось) и поднял два пальца. Что могло означать «два», или «мир», или «виктория».
К тому времени, когда я вытащил его наверх с восточной стороны от корабля, он был мертв. Оставив его качаться лицом вниз на воде, я снова нырнул, чтобы найти и обезвредить мину.
И нашел (когда не надо беспокоиться из-за других водолазов, это не так уж и сложно), но не совсем то, что искал. Это была не самодельная, а боевая мина. Самое настоящее, официальное устройство военно-морского флота США было прилеплено к днищу «Искателя», и не там, где установил бы его я, а в дюжине ярдов от машинного отделения.
Может, Том пытался сказать, что нужно искать две мины? Это тоже логично. Два ныряльщика, две мины. Проплыв назад, я нашел вторую под машинным отделением – эта была изготовлена из донышка пластмассового мусорного ведра и пары старых промышленных магнитов.
Отковырять ее и найти проводки, ведущие к цифровому таймеру, оказалось минутным делом. Я перерезал их кусачками и дал этому хламу лечь на дно.
Теперь очередь за второй. Я подплыл ближе и заметил новый факт: она находилась между парой клапанов в днище корпуса. Вероятно, через них спускали токсичные отходы. Эту заложил ныряльщик «Баско», который был в защитном снаряжении, поскольку знал, что вода отравлена. «Баско» решила пустить неопровержимые улики на дно.
Логлин – просто злой гений, черт побери. Отравить гавань, убить бактерии, взорвать улики, избавиться от старого ржавого танкера, получить за него страховку, а всю вину свалить на сволочей-террористов.
Я попробовал отодрать боевую мину, но она никак не отставала. Магниты у нее были больше и мощнее, чем на мине Смирноффа. Ломик Барта прекрасно под нее подлез, но, как указал Архимед, рычаг ни на что не годен, если нет точки опоры. Мне пришлось перевернуться вверх ногами, чтобы упереться в днище. Сегодня ночью под кораблем побывали три ныряльщика – три комика в репризе «Остановим загрязнение», – двое мертвы, и заканчивать этот балаган придется мне одному. Так, вероятно, это выглядело со стороны. Но наконец мина отвалилась и упала на дно.
Следующий вопрос, какой ущерб она может нанести оттуда? В качестве последней попытки самоубийства я опустился на дно и потащил ее за собой, пока она не оказалась футах в сорока от корабля. Если она взорвется здесь, ничего не попишешь. «Искателю» придется выдержать удар как крепкому старому корыту, каким он и являлся.
Устало гребя по-собачьи прочь от мины, я снова позволил себе прислушаться. И различил шум турбин. Огромных турбин. Мне незачем было подниматься наверх, чтобы понять, в чем дело. Я проплыл под кораблем, вынырнул под причалом «Баско», забрался на сваи и швырнул подальше от себя бутыль с путресцином.
Сигналом Барту, как и договаривались, послужил артиллерийский залп блевоты охранников надо мной. С шумом и грохотом Барт подлетел к кораблю и, держась так, чтобы он заслонял его от охранников, велел мальчишкам забросить остальной путресцин на борт. А он недурно справляется, возможно, «ЭООС» следовало бы нанять его мне на замену.
Мне всегда хотелось бомбардировать путресцином химзавод или корабль с токсичными отходами. Если все пропитается им насквозь, объект придется списать. Оттащить в море и сжечь дотла. Такая участь теперь ждет «Искатель», но не прямо сейчас.
Я видел только борт корабля и настил над головой и о происходящем мог судить лишь по звукам. Сквозь щели капала, дождем сеялась вокруг меня ужасающая смесь путресцина и блевотины, и приблизительно в тот момент, когда Барт и компания нанесли удар, я расслышал тяжелые шаги и шарканье – это один из охранников потащился с причала в прилегающее здание.
На палубе тоже имелась охрана, но ее ненадолго хватило. Труднее всего будет доставить путресцин в каюты и трюмы. Команда скорее всего сейчас где-то бражничает, но Логлин, возможно, уничтожает улики.
Завыли тревожные сирены. Охрана запрашивала помощь. Самое время убраться отсюда подальше. Заранее сбросив ласты, я стал сейчас карабкаться по скобам, пока не поднялся настолько, чтобы заглянуть на причал.
На досках, скрючившись, извивались три охранника.
Следует ли считать такое насилием? Мы же терзаем их обоняние чем-то невыносимо отвратительным.
Помните строб на крыше мебельного фургона в Буффало? Тот же трюк. Тогда присматривать за нами поставили группу охранников, а мы отравили им жизнь.
Думаю, это можно провести по категории «оскорбительное поведение, творческие формы». Надо будет составить классификацию. Когда-нибудь, когда будет чуточку свободного времени.
Похоже, стрелять в меня никто не собирался, но для верности я собрал автоматы. Они очень походили на водяные пукалки Барта (те самые, стреляющие краской реплики «узи»), но были гораздо тяжелее. Я выбросил их в реку. Потом, держа как гранату последнюю бутылку с путресцином, взбежал на сходни. «Сходни» – примитивное название для этого сооружения: на «Искатель» вел алюминиевый пешеходный мостик, снабженный поручнями безопасности и шероховатым покрытием, чтобы не оскользнуться. Я как раз достиг середины, когда впереди открылся люк и из него вышел Логлин.
Рядом с золотым «ролексом» гигантский хромированный револьвер (тот, который он купил, чтобы защищаться от террористов) выглядел довольно безвкусно, но так револьверу и полагается. В другой руке Логлин держал дипломат – корпоративный чиновник до мозга костей, мать его. И увидев, что я загородил ему сходни, он меня огорошил: прикрылся дипломатом как щитом и осторожно выглянул поверх него. Я подошел еще на пару шагов. Тогда он уронил дипломат.
Что нисколечко мне не помогло. Я был здесь не для того, чтобы вручить гаду повестку в суд, а потому продолжал наступать, прикидывая, когда все-таки струшу и прыгну в воду.
Передвигаться на корабле не так просто. Лестницы – крутые и узкие, люки тяжелые, и, когда проходишь в них, надо переступать через широкий порожек. Логлин стоял в отверстии люка, но его правой руке, той самой, в которой он держал револьвер, мешал косяк. Когда он попытался ее поднять, палец дернул курок (оружие уже было взведено, этот тип прирожденный убийца!), и, вырвавшись с хлопком, пуля ушла куда-то под причал.
Замахнувшись, я совершил слабенький бросок – в духе бейсболиста-неудачника Боба Стэнли – приблизительно ему в лицо. Бутыль описала аккуратную вонючую параболу, ударила его по голове, отпрыгнула и разбилась о палубу рядом с ним. Он снова выстрелил и проделал дырку в стене завода «Баско». Я так перепугался, что упал ничком. Трудно бегать с кислородным баллоном на спине, чертовски трудно.
Честно говоря, он уже, наверно, стоял по колено в путресциновом море, но словно ничего не замечал. Истинный яппи невосприимчив к запахам. Следующая пуля Логлина пришлась в опору поручня прямо рядом со мной, и меня осыпало осколками металла. Некоторые меня ужалили, а один разбил стекло в «маске Дарта Вейдера».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41