https://wodolei.ru/catalog/vodonagrevateli/nakopitelnye-100/
И весь зал неожиданно разразился аплодисментами. Мак-Намара смущенно улыбнулся, обводя всех доверчивым взглядом, и Дэвит, следивший за событиями из кабинета Дункана, поспешил устроить шотландца за отдельным столиком в глубине зала.
— Надеюсь, вам будет здесь удобно, а если вам понравится пение мисс Поттер, мы предоставим вам исключительную привилегию поздравить ее за кулисами. Что вы желаете пить?
— Виски.
— Прикажете подать двойную порцию?
— Нет, бутылку.
Дэвит поежился. Этот тип равно поражал простотой и несоразмерностью. Увидев чемодан, который Мак-Намара поставил под стол, он предложил:
— Не хотите ли оставить его в гардеробе?
— Я никогда не расстаюсь со своей волынкой, старина!
Питер почел за благо не вмешиваться в дальнейший ход событий и отправился сообщить Джеку, что клиент прибыл.
— Так я свистну парням сбор?
— Нет.
— Что на вас нашло? Может, вас больше не интересуют пять тысяч фунтов?
— Не мелите чепуху, Питер. Том сказал, что в окрестностях ошиваются инспекторы Блисс и Мартин. Стало быть, момент неподходящий.
— Значит, он так и уйдет с набитым карманом?
— Подождем, пока вернется.
— А с чего вы взяли, что он вернется?
— Патриция.
Блисс и Мартин, несмотря на приказ суперинтенданта, по-прежнему считали месть за убийство Полларда делом личной чести и продолжали проявлять пристальный интерес к «Нью Фэшэнэбл» и «Гавайской пальме». Им немедленно стало известно о появлении там шотландца. Полицейские тут же решили, что здесь что-то кроется — уж очень персонаж выпирал из всех привычных рамок. Может, это какой-то новый трюк Дункана? Привлечь внимание к человеку, которого хочешь закамуфлировать, может оказаться очень выигрышным ходом, и такой маневр вполне в духе изобретательного Джека. Более того, полицейские узнали, что в Лондон как раз прибыл морем значительный груз героина. Но даже самые тщательные обыски не дали никаких результатов. Оставив коллег из службы порта тратить нервные клетки на бесполезные поиски, Блисс и Мартин решили, что рано или поздно наркотики протекут по протоптанной дорожке через «Гавайскую пальму», поэтому, как только официальная служба заканчивалась, оба инспектора занимали позицию в окрестностях кабаре и наблюдали. Увидев, как шотландец вошел в «Пальму», Блисс и Мартин сочли, что их гипотеза, пожалуй, не так уж невероятна, как может показаться на первый взгляд. Этот колосс вполне может быть связным между портом и Дунканом. Они решили прощупать его под каким-нибудь предлогом, как только тот выйдет из кабаре. Оказавшись в их руках, ему волей-неволей придется заговорить.
Было ли тому причиной присутствие почитателя из Шотландии, но, во всяком случае, в тот вечер Патриция выступила во всем блеске и сорвала бурные аплодисменты. Однако настоящего триумфа она удостоилась за грустную ирландскую песню «Молли Мелон», и Малькольм, не зная, как еще выразить свой восторг, ко всеобщему радостному изумлению, исполнил «Нас сто волынщиков». При этом он маршировал по всему залу, как на параде. Последнюю ноту Малькольм выдал у самой сцены и, не мудрствуя лукаво, схватил Патрицию в охапку, посадил к себе на плечо и уже вместе с ней продолжал шагать меж столиков, к неописуемому восторгу публики. Мисс Поттер, зардевшись как маков цвет, умоляла своего поклонника опустить ее на грешную землю. Дункан и Дэвит, наблюдая из окна кабинета, не упустили ни единого мига этого невиданного зрелища. Но если Питер хохотал до слез, то Джек с ума сходил от бешенства. Патриция была его собственностью, и он не мог допустить, чтобы к ней прикасался кто-то другой.
Наконец шотландец решился отпустить мисс Поттер. Он осторожно поставил ее снова на сцену и, взяв за руку, объявил:
— Вот так у меня дома, в Томинтуле, показывают, что девушка тебе нравится.
Зал просто взревел от восторга, Мак-Намара стал гвоздем программы всего вечера. Старый мерзавец швейцар Том и бармен Герберт держались за бока. И забавнее всего им казалось то, что шотландец, видимо, был совершенно искренен. Все еще держа Патрицию за руку, он громко воскликнул:
— Вы просто сногсшибательны, мисс! Я бы хотел иметь такую жену у себя в Томинтуле. Хотите выйти за меня замуж?
Это необычайное предложение было встречено всеобщим гулом. Только Патриция уже не смеялась. Резко вырвав руку, она бросилась за кулисы. Малькольм на мгновение удивленно застыл, но быстро пришел в себя и кинулся следом. Он небрежно отшвырнул двух-трех человек, оказавшихся на пути, и, даже не подумав постучать, влетел в комнату Патриции. Она сидела, опустив голову на скрещенные руки, и горько плакала. Мак-Намара помрачнел. Аккуратно закрыв за собой дверь, он тихонько подошел к молодой женщине.
— Мисс, я не хотел вас огорчить, знаете ли…
Патриция подняла залитое слезами лицо и попыталась улыбнуться.
— Знаю…
— Вы мне правда очень нравитесь.
— Я бы тоже не сказала, что вы мне неприятны.
— Меня зовут Малькольм.
— А меня — Патриция.
Успокоенный, он взял стул и уселся на него верхом.
— Я уверен: если бы вы увидели Томинтул, он показался бы вам райским уголком.
— Не сомневаюсь…
— Так почему же вы не хотите туда поехать?
— Это невозможно.
— Вам нравится Лондон?
— О нет!
— Значит, вас удерживает работа?
— Я ее ненавижу.
— Но ваш дядя сказал мне…
— Послушайте, Малькольм, вы — самый славный парень, какого я когда-либо видела. Сэм Блум мне не дядя… Он вам все наврал, вам все врут. Будьте осторожны, Малькольм, я не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось…
— А что может со мной случиться?
— Да, в самом деле, что с ним может случиться?
Они обернулись. Питер Дэвит, улыбаясь, стоял на пороге. Патриция быстро взяла себя в руки:
— Он такой беззащитный…
— …Что пробудил в час материнские чувства? Это вполне естественно… но я не думаю, что Джек будет очень рад этому, Патриция.
— А вы ему обо всем доложите?
— Должен был бы… но Джек что-то уж слишком разыгрывает большого босса, на мой взгляд. Я уже давно подумываю, что нам с вами неплохо было бы заключить договор…
— …который бы исключал…
— Разумеется!
— Об этом стоит подумать.
— Однако не советую слишком уж затягивать размышления. Кстати, мистер Мак-Намара, я думаю, мисс Доттер необходимо передохнуть перед следующим выходом.
— Вы хотите сказать, я должен уйти?
— Вот именно.
— Ну ладно.
Дэвит поклонился.
— Вы удивительно понятливы, мистер Мак-Намара. Будьте любезны…
Питер открыл дверь, пропуская шотландца. Патриции показалось, что она никогда больше не увидит этого добродушного гиганта, и голос ее дрогнул.
— Прощайте, Малькольм, и… удачи вам!
Мак-Намара изумленно оглянулся.
— Прощайте? Как бы не так! Мы еще увидимся, детка!
Глава III
В зале «Гавайской пальмы» Малькольма встретил взрыв веселой доброжелательности. Однако шотландец выглядел озабоченным. Он направился прямиком к бару, и Герберт принял его с особой теплотой.
— Ах, сэр! Здесь, в Сохо, что бы там ни говорили, редко выпадает случай повеселиться по-настоящему. Давно я так не смеялся, как сегодня благодаря вам. Спасибо, сэр, и если вы не сочтете это нескромным, могу я предложить вам стаканчик?
— Охотно принимаю угощение, старина. У нас в Томинтуле говорят: один человек стоит другого.
— Хотя бы ради этого имеет смысл жить в Томинтуле. Вам повезло, сэр.
Шотландец слегка наклонился над стойкой:
— Послушайте, старина, надо, чтобы вы мне объяснили… Все вы, кажется, сгораете от желания жить подальше отсюда, и при этом ни у кого, видно, не хватает мужества сменить обстановку. Почему?
Бармен пожал плечами:
— Не знаю, сэр… Может, потому что мы слишком прогнили? Не могу объяснить вам… Говоришь себе: «Конечно, пора менять пластинку», но стоит зажечься огням Сохо — и ты бредешь туда. В глубине души все мы жалкие ничтожества, сэр, вот что мы такое. Я еще никогда никому не говорил об этом, но, должно быть, вы и впрямь славный малый, раз меня потянуло на такого рода признания. И все-таки странно, что хочется говорить вам такое, в чем и самому себе-то не решаешься признаться… Думаю, мне пора пропустить еще стаканчик, с вашего позволения, сэр.
— На этот раз угощаю я, старина.
Они выпили, и Мак-Намара, ставя на стойку пустой бокал, неожиданно заметил:
— Этот парень, который меня здесь принимал…
— Мистер Дэвит?
— Ага… не нравится он мне, старина.
— А?
— Да-да, совсем не нравится. У него рожа предателя и лицемера, и мне очень хочется стукнуть по ней хорошенько.
— Не советую вам этого делать, сэр! Когда мистер Дэвит сердится, он становится… очень опасен… Вы понимаете меня, сэр?
— Еще бы! Но я тоже в случае чего могу быть опасен, и даже чертовски опасен. Он хозяин этой лавочки?
— Мистер Дэвит? О нет! Только управляющий, «Гавайская пальма» принадлежит мистеру Дункану… — Герберт понизил голос. — И если вас интересует мое мнение, сэр, то по сравнению с мистером Дунканом мистер Дэбит просто ягненок!
Возвращение Патриции на сцену прервало задушевную беседу шотландца с барменом. В зале наступил полумрак, и, освещенная единственным прожектором, молодая женщина запела что-то нежное и печальное. Все слушали с волнением, в полной тишине, тем более что крепкие напитки располагают англосаксонские сердца к сентиментальности. Когда Патриция допела знаменитый «Край моих отцов» — национальный гимн жителей Уэльса, — зал приветствовал ее настоящей овацией. Что до Малькольма, то он, к глубокому изумлению бармена, плакал.
— Что случилось, сэр?
— Старина, эта девушка станет женщиной моей жизни, и это так же верно, как то, что меня зовут Малькольм Мак-Намара!
— Насколько я понимаю, сэр, она произвела на вас дьявольски сильное впечатление?
— Впечатление? Слабо сказано, старина… Если я не привезу ее в Томинтул, то буду считать себя обесчещенным! Мы поженимся там, и Брюс Мак-Фарлан нас благословит, а потом закатим обед на целых три дня! Приглашаю вас, старина. Я сам приготовлю хаггис, и вы расскажете потом, доводилось ли вам пробовать что-нибудь лучше.
Герберт, похоже, смутился до глубины души.
— Сэр, я уже говорил вам, — пробормотал он, — вы мне симпатичны, и я не хотел бы, чтобы у вас были неприятности.
— Неприятности? С чего вы взяли, что они у меня будут?
— Я сейчас вмешиваюсь в то, что меня не касается, сэр, но мисс Поттер… быть может, не так… не так свободна, как вы себе представляете…
— А что ей мешает быть свободной?
— Хозяин… Дункан, — еле слышно шепнул бармен. — Они не женаты, но все равно что так.
— Ну, раз она не замужем, я имею право попытать счастья, разве нет?
— Я вас предупредил, сэр.
Герберт вернулся к своим бутылкам, а шотландец продолжал пить, пока к нему не присоединился Питер.
— Мистер Дункан слышал вашу игру на волынке и хочет лично поблагодарить за содействие успеху программы.
— Ага, но я-то сам хочу повидать певицу. Она мне очень нравится.
Бармен грустно покачал головой. Бедняга шотландец сам нарывается на всякого рода осложнения. Дэвит улыбнулся.
— Думаю, вам представится возможность пожелать ей спокойной ночи.
— В таком случае иду, старина.
Дункан встретил шотландца с изысканной любезностью и сказал, что глубоко оценил динамизм и непринужденность, с которыми ему удалось подогреть публику.
— Я считаю, мисс Поттер отчасти обязана своим сегодняшним успехом вам, — заметил он улыбаясь.
— Вы хорошо знаете мисс Поттер?
— Полагаю, что да.
— Как, по-вашему, она согласится поехать со мной в Томинтул?
Дункан прекрасно умел владеть собой, но тут он, казалось, был несколько выбит из колеи. Питер подавился виски.
— Я не вполне уверен, что правильно понял смысл вашего вопроса, мистер Мак-Намара.
— Я хотел бы жениться на мисс Поттер и увезти ее с собой в Томинтул.
Джеку пришлось напомнить себе о пяти тысячах фунтов, чтобы не вышвырнуть этого кретина за дверь.
— Затрудняюсь вам ответить… По-моему, этот вопрос вам следовало бы задать ей самой, и, кстати, мисс Поттер призналась мне, что была бы счастлива снова увидеться с вами.
— Ничего удивительного.
— Правда?
— Она, конечно, поняла, что я говорил искренне и что из меня получится хороший муж.
— Возможно… Вы очень уверены в себе, не правда ли?
— Да, довольно-таки.
— Настолько, что способны на весьма… неосторожные поступки?
— Не понимаю!
— По-видимому, вы убеждены, что можете противостоять хоть всему Лондону?
— Скажу вам одно, старина: в Томинтул порой забредают всякие типы, ну и… пытаются мутить воду… Так это я их утихомириваю. И ни один еще не вернулся обратно своим ходом.
Дункана слегка покоробила фамильярность обращения этого верзилы, но он все же не смог удержаться от улыбки — каково самодовольство!
— Могу ли я позволить себе дать вам совет, мистер Мак-Намара? Будьте осторожны… У меня такое ощущение, что наши бандиты куда опаснее томинтульских… Когда возвращаетесь слишком поздно, как, например, сегодня, берите лучше такси.
— Такси? Но я же не болен!
— Ну… Разве что у вас с собой нет ничего такого, что могло бы привлечь грабителей…
Шотландец рассмеялся и, похлопав себя по грудной клетке, тщеславно заявил:
— При мне пять тысяч фунтов, старина, и тому, кто захочет у меня их отобрать, надо поторопиться!
— Я остаюсь при своем мнении, мистер Мак-Намара: это крайне неосторожно!
— Не тревожьтесь за меня, старина, скажите-ка лучше, можно мне повидать мисс Поттер?
Питер Дэвит, который внимательно наблюдал за реакцией хозяина, заметил, как побелели его пальцы, сжимавшие бокал.
— Будьте любезны, Дэвит, предупредите мисс Поттер, что ее почитатель, прежде чем покинуть нас, хочет пожелать ей спокойной ночи.
Питер отправился на поиски Патриции. Наблюдать то, что Дункан едва сдерживает бешенство, доставляло ему огромное удовольствие. Молодая женщина была у себя. Она казалась печальной и, судя по опухшим глазам, недавно плакала.
— Огорчения, Пат?
— Я сама себе противна.
— Все мы приходим к этому — стоит лишь позволить себе роскошь поразмыслить. А потому разумнее принимать жизнь как есть и не оглядываться на прожитый день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
— Надеюсь, вам будет здесь удобно, а если вам понравится пение мисс Поттер, мы предоставим вам исключительную привилегию поздравить ее за кулисами. Что вы желаете пить?
— Виски.
— Прикажете подать двойную порцию?
— Нет, бутылку.
Дэвит поежился. Этот тип равно поражал простотой и несоразмерностью. Увидев чемодан, который Мак-Намара поставил под стол, он предложил:
— Не хотите ли оставить его в гардеробе?
— Я никогда не расстаюсь со своей волынкой, старина!
Питер почел за благо не вмешиваться в дальнейший ход событий и отправился сообщить Джеку, что клиент прибыл.
— Так я свистну парням сбор?
— Нет.
— Что на вас нашло? Может, вас больше не интересуют пять тысяч фунтов?
— Не мелите чепуху, Питер. Том сказал, что в окрестностях ошиваются инспекторы Блисс и Мартин. Стало быть, момент неподходящий.
— Значит, он так и уйдет с набитым карманом?
— Подождем, пока вернется.
— А с чего вы взяли, что он вернется?
— Патриция.
Блисс и Мартин, несмотря на приказ суперинтенданта, по-прежнему считали месть за убийство Полларда делом личной чести и продолжали проявлять пристальный интерес к «Нью Фэшэнэбл» и «Гавайской пальме». Им немедленно стало известно о появлении там шотландца. Полицейские тут же решили, что здесь что-то кроется — уж очень персонаж выпирал из всех привычных рамок. Может, это какой-то новый трюк Дункана? Привлечь внимание к человеку, которого хочешь закамуфлировать, может оказаться очень выигрышным ходом, и такой маневр вполне в духе изобретательного Джека. Более того, полицейские узнали, что в Лондон как раз прибыл морем значительный груз героина. Но даже самые тщательные обыски не дали никаких результатов. Оставив коллег из службы порта тратить нервные клетки на бесполезные поиски, Блисс и Мартин решили, что рано или поздно наркотики протекут по протоптанной дорожке через «Гавайскую пальму», поэтому, как только официальная служба заканчивалась, оба инспектора занимали позицию в окрестностях кабаре и наблюдали. Увидев, как шотландец вошел в «Пальму», Блисс и Мартин сочли, что их гипотеза, пожалуй, не так уж невероятна, как может показаться на первый взгляд. Этот колосс вполне может быть связным между портом и Дунканом. Они решили прощупать его под каким-нибудь предлогом, как только тот выйдет из кабаре. Оказавшись в их руках, ему волей-неволей придется заговорить.
Было ли тому причиной присутствие почитателя из Шотландии, но, во всяком случае, в тот вечер Патриция выступила во всем блеске и сорвала бурные аплодисменты. Однако настоящего триумфа она удостоилась за грустную ирландскую песню «Молли Мелон», и Малькольм, не зная, как еще выразить свой восторг, ко всеобщему радостному изумлению, исполнил «Нас сто волынщиков». При этом он маршировал по всему залу, как на параде. Последнюю ноту Малькольм выдал у самой сцены и, не мудрствуя лукаво, схватил Патрицию в охапку, посадил к себе на плечо и уже вместе с ней продолжал шагать меж столиков, к неописуемому восторгу публики. Мисс Поттер, зардевшись как маков цвет, умоляла своего поклонника опустить ее на грешную землю. Дункан и Дэвит, наблюдая из окна кабинета, не упустили ни единого мига этого невиданного зрелища. Но если Питер хохотал до слез, то Джек с ума сходил от бешенства. Патриция была его собственностью, и он не мог допустить, чтобы к ней прикасался кто-то другой.
Наконец шотландец решился отпустить мисс Поттер. Он осторожно поставил ее снова на сцену и, взяв за руку, объявил:
— Вот так у меня дома, в Томинтуле, показывают, что девушка тебе нравится.
Зал просто взревел от восторга, Мак-Намара стал гвоздем программы всего вечера. Старый мерзавец швейцар Том и бармен Герберт держались за бока. И забавнее всего им казалось то, что шотландец, видимо, был совершенно искренен. Все еще держа Патрицию за руку, он громко воскликнул:
— Вы просто сногсшибательны, мисс! Я бы хотел иметь такую жену у себя в Томинтуле. Хотите выйти за меня замуж?
Это необычайное предложение было встречено всеобщим гулом. Только Патриция уже не смеялась. Резко вырвав руку, она бросилась за кулисы. Малькольм на мгновение удивленно застыл, но быстро пришел в себя и кинулся следом. Он небрежно отшвырнул двух-трех человек, оказавшихся на пути, и, даже не подумав постучать, влетел в комнату Патриции. Она сидела, опустив голову на скрещенные руки, и горько плакала. Мак-Намара помрачнел. Аккуратно закрыв за собой дверь, он тихонько подошел к молодой женщине.
— Мисс, я не хотел вас огорчить, знаете ли…
Патриция подняла залитое слезами лицо и попыталась улыбнуться.
— Знаю…
— Вы мне правда очень нравитесь.
— Я бы тоже не сказала, что вы мне неприятны.
— Меня зовут Малькольм.
— А меня — Патриция.
Успокоенный, он взял стул и уселся на него верхом.
— Я уверен: если бы вы увидели Томинтул, он показался бы вам райским уголком.
— Не сомневаюсь…
— Так почему же вы не хотите туда поехать?
— Это невозможно.
— Вам нравится Лондон?
— О нет!
— Значит, вас удерживает работа?
— Я ее ненавижу.
— Но ваш дядя сказал мне…
— Послушайте, Малькольм, вы — самый славный парень, какого я когда-либо видела. Сэм Блум мне не дядя… Он вам все наврал, вам все врут. Будьте осторожны, Малькольм, я не хочу, чтобы с вами что-нибудь случилось…
— А что может со мной случиться?
— Да, в самом деле, что с ним может случиться?
Они обернулись. Питер Дэвит, улыбаясь, стоял на пороге. Патриция быстро взяла себя в руки:
— Он такой беззащитный…
— …Что пробудил в час материнские чувства? Это вполне естественно… но я не думаю, что Джек будет очень рад этому, Патриция.
— А вы ему обо всем доложите?
— Должен был бы… но Джек что-то уж слишком разыгрывает большого босса, на мой взгляд. Я уже давно подумываю, что нам с вами неплохо было бы заключить договор…
— …который бы исключал…
— Разумеется!
— Об этом стоит подумать.
— Однако не советую слишком уж затягивать размышления. Кстати, мистер Мак-Намара, я думаю, мисс Доттер необходимо передохнуть перед следующим выходом.
— Вы хотите сказать, я должен уйти?
— Вот именно.
— Ну ладно.
Дэвит поклонился.
— Вы удивительно понятливы, мистер Мак-Намара. Будьте любезны…
Питер открыл дверь, пропуская шотландца. Патриции показалось, что она никогда больше не увидит этого добродушного гиганта, и голос ее дрогнул.
— Прощайте, Малькольм, и… удачи вам!
Мак-Намара изумленно оглянулся.
— Прощайте? Как бы не так! Мы еще увидимся, детка!
Глава III
В зале «Гавайской пальмы» Малькольма встретил взрыв веселой доброжелательности. Однако шотландец выглядел озабоченным. Он направился прямиком к бару, и Герберт принял его с особой теплотой.
— Ах, сэр! Здесь, в Сохо, что бы там ни говорили, редко выпадает случай повеселиться по-настоящему. Давно я так не смеялся, как сегодня благодаря вам. Спасибо, сэр, и если вы не сочтете это нескромным, могу я предложить вам стаканчик?
— Охотно принимаю угощение, старина. У нас в Томинтуле говорят: один человек стоит другого.
— Хотя бы ради этого имеет смысл жить в Томинтуле. Вам повезло, сэр.
Шотландец слегка наклонился над стойкой:
— Послушайте, старина, надо, чтобы вы мне объяснили… Все вы, кажется, сгораете от желания жить подальше отсюда, и при этом ни у кого, видно, не хватает мужества сменить обстановку. Почему?
Бармен пожал плечами:
— Не знаю, сэр… Может, потому что мы слишком прогнили? Не могу объяснить вам… Говоришь себе: «Конечно, пора менять пластинку», но стоит зажечься огням Сохо — и ты бредешь туда. В глубине души все мы жалкие ничтожества, сэр, вот что мы такое. Я еще никогда никому не говорил об этом, но, должно быть, вы и впрямь славный малый, раз меня потянуло на такого рода признания. И все-таки странно, что хочется говорить вам такое, в чем и самому себе-то не решаешься признаться… Думаю, мне пора пропустить еще стаканчик, с вашего позволения, сэр.
— На этот раз угощаю я, старина.
Они выпили, и Мак-Намара, ставя на стойку пустой бокал, неожиданно заметил:
— Этот парень, который меня здесь принимал…
— Мистер Дэвит?
— Ага… не нравится он мне, старина.
— А?
— Да-да, совсем не нравится. У него рожа предателя и лицемера, и мне очень хочется стукнуть по ней хорошенько.
— Не советую вам этого делать, сэр! Когда мистер Дэвит сердится, он становится… очень опасен… Вы понимаете меня, сэр?
— Еще бы! Но я тоже в случае чего могу быть опасен, и даже чертовски опасен. Он хозяин этой лавочки?
— Мистер Дэвит? О нет! Только управляющий, «Гавайская пальма» принадлежит мистеру Дункану… — Герберт понизил голос. — И если вас интересует мое мнение, сэр, то по сравнению с мистером Дунканом мистер Дэбит просто ягненок!
Возвращение Патриции на сцену прервало задушевную беседу шотландца с барменом. В зале наступил полумрак, и, освещенная единственным прожектором, молодая женщина запела что-то нежное и печальное. Все слушали с волнением, в полной тишине, тем более что крепкие напитки располагают англосаксонские сердца к сентиментальности. Когда Патриция допела знаменитый «Край моих отцов» — национальный гимн жителей Уэльса, — зал приветствовал ее настоящей овацией. Что до Малькольма, то он, к глубокому изумлению бармена, плакал.
— Что случилось, сэр?
— Старина, эта девушка станет женщиной моей жизни, и это так же верно, как то, что меня зовут Малькольм Мак-Намара!
— Насколько я понимаю, сэр, она произвела на вас дьявольски сильное впечатление?
— Впечатление? Слабо сказано, старина… Если я не привезу ее в Томинтул, то буду считать себя обесчещенным! Мы поженимся там, и Брюс Мак-Фарлан нас благословит, а потом закатим обед на целых три дня! Приглашаю вас, старина. Я сам приготовлю хаггис, и вы расскажете потом, доводилось ли вам пробовать что-нибудь лучше.
Герберт, похоже, смутился до глубины души.
— Сэр, я уже говорил вам, — пробормотал он, — вы мне симпатичны, и я не хотел бы, чтобы у вас были неприятности.
— Неприятности? С чего вы взяли, что они у меня будут?
— Я сейчас вмешиваюсь в то, что меня не касается, сэр, но мисс Поттер… быть может, не так… не так свободна, как вы себе представляете…
— А что ей мешает быть свободной?
— Хозяин… Дункан, — еле слышно шепнул бармен. — Они не женаты, но все равно что так.
— Ну, раз она не замужем, я имею право попытать счастья, разве нет?
— Я вас предупредил, сэр.
Герберт вернулся к своим бутылкам, а шотландец продолжал пить, пока к нему не присоединился Питер.
— Мистер Дункан слышал вашу игру на волынке и хочет лично поблагодарить за содействие успеху программы.
— Ага, но я-то сам хочу повидать певицу. Она мне очень нравится.
Бармен грустно покачал головой. Бедняга шотландец сам нарывается на всякого рода осложнения. Дэвит улыбнулся.
— Думаю, вам представится возможность пожелать ей спокойной ночи.
— В таком случае иду, старина.
Дункан встретил шотландца с изысканной любезностью и сказал, что глубоко оценил динамизм и непринужденность, с которыми ему удалось подогреть публику.
— Я считаю, мисс Поттер отчасти обязана своим сегодняшним успехом вам, — заметил он улыбаясь.
— Вы хорошо знаете мисс Поттер?
— Полагаю, что да.
— Как, по-вашему, она согласится поехать со мной в Томинтул?
Дункан прекрасно умел владеть собой, но тут он, казалось, был несколько выбит из колеи. Питер подавился виски.
— Я не вполне уверен, что правильно понял смысл вашего вопроса, мистер Мак-Намара.
— Я хотел бы жениться на мисс Поттер и увезти ее с собой в Томинтул.
Джеку пришлось напомнить себе о пяти тысячах фунтов, чтобы не вышвырнуть этого кретина за дверь.
— Затрудняюсь вам ответить… По-моему, этот вопрос вам следовало бы задать ей самой, и, кстати, мисс Поттер призналась мне, что была бы счастлива снова увидеться с вами.
— Ничего удивительного.
— Правда?
— Она, конечно, поняла, что я говорил искренне и что из меня получится хороший муж.
— Возможно… Вы очень уверены в себе, не правда ли?
— Да, довольно-таки.
— Настолько, что способны на весьма… неосторожные поступки?
— Не понимаю!
— По-видимому, вы убеждены, что можете противостоять хоть всему Лондону?
— Скажу вам одно, старина: в Томинтул порой забредают всякие типы, ну и… пытаются мутить воду… Так это я их утихомириваю. И ни один еще не вернулся обратно своим ходом.
Дункана слегка покоробила фамильярность обращения этого верзилы, но он все же не смог удержаться от улыбки — каково самодовольство!
— Могу ли я позволить себе дать вам совет, мистер Мак-Намара? Будьте осторожны… У меня такое ощущение, что наши бандиты куда опаснее томинтульских… Когда возвращаетесь слишком поздно, как, например, сегодня, берите лучше такси.
— Такси? Но я же не болен!
— Ну… Разве что у вас с собой нет ничего такого, что могло бы привлечь грабителей…
Шотландец рассмеялся и, похлопав себя по грудной клетке, тщеславно заявил:
— При мне пять тысяч фунтов, старина, и тому, кто захочет у меня их отобрать, надо поторопиться!
— Я остаюсь при своем мнении, мистер Мак-Намара: это крайне неосторожно!
— Не тревожьтесь за меня, старина, скажите-ка лучше, можно мне повидать мисс Поттер?
Питер Дэвит, который внимательно наблюдал за реакцией хозяина, заметил, как побелели его пальцы, сжимавшие бокал.
— Будьте любезны, Дэвит, предупредите мисс Поттер, что ее почитатель, прежде чем покинуть нас, хочет пожелать ей спокойной ночи.
Питер отправился на поиски Патриции. Наблюдать то, что Дункан едва сдерживает бешенство, доставляло ему огромное удовольствие. Молодая женщина была у себя. Она казалась печальной и, судя по опухшим глазам, недавно плакала.
— Огорчения, Пат?
— Я сама себе противна.
— Все мы приходим к этому — стоит лишь позволить себе роскошь поразмыслить. А потому разумнее принимать жизнь как есть и не оглядываться на прожитый день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19