А впрочем... не слушайте меня. Может, я просто
завидую..." Тогда Верен сказал: "Подумай еще". Но Сметлив медленно покачал
тяжелой седой головой и снова стал смотреть туда, где от заката осталась
уже только тонкая багровая полоса. "Швидимщя", - печально сказал Смел,
уходя.

Как раз в том месте, где в Большую Соль впадает Живая Паводь, высится
над морем изъеденная терпеливым прибоем и нахрапистыми ветрами скала. На
вершине ее есть углубление, куда волны захлестывают только в самые злые
зимние штормы. Здесь и собирается тончайший песок, единственно годный для
часов. Об этой скале и говорил Управитель.
Верен, забравшись по крутой, едва намеченной среди камней тропинке,
присел отдышаться. Внизу, у подножия, видел он развалины Береговой
Крепости - ее взялись строить перед самой высадкой эльмаранов, да не
успели, и бросили, и с тех пор Большая Соль год за годом отгрызает от нее
большие и маленькие куски. Дальше по берегу лежал поселок в дымчатом
утреннем свете. Редкие сосны не заслоняли домиков, обшитых седыми от соли
досками; робкие улочки будто невзначай сходились в середине на площади,
где стояли три больших дома: присутствие десятинного наместника, лавка
Скупа и постоялый двор Дюжа, в бражной у которого Верен провел чуть не
половину жизни; у самой воды чернели опрокинутые лодки, сараи для сетей,
выдавался в море деревянный мол. И тянул, тянул вдоль берега ветер - тот,
от которого хочется вечно жить.
Среди прочих отыскал Верен взглядом и домик, в котором жили Капелька
с матерью. Заброшенный, темный, нежилой. Туда так никто и не вселился.
Задумавшись, Верен даже вздрогнул, когда захрустел щебень под ногами
подходящего Смела. Смел был не в духе, вместо приветствия только кивнул.
Старики, присев на корточки, развязали свои мешки и стали прикидывать, на
сколько им хватит еды. Получалось - не надолго. "Ничего, - заключил Верен.
- Я сеть захватил. Может, поймаем чего". Он ожидал худшего, но Смел принес
неожиданно приличные харчи: три молочных лепешки, которые долго не
черствеют, голову сыра, немного соленой баранины. "Где деньги-то взял?" -
"Инштрумент продал кой-какой..." - "Зря." - "А что мне ш ним делать?" -
"Ну все-таки." - "Ай, теперь вще равно..." - "Что-то Управитель долго не
идет." - "Шлушай, а ешли он пошутил?" - "Да вряд ли." - "Тихо-тихо!" -
Смел замер, вслушиваясь.
Хр-р... их-х! Хр-р... их-х! Хр-р... их-х!
Медленно, словно боясь спугнуть диковинную птицу, они оглянулись: по
тропе, вконец задохнувшись, к ним поднимался Сметлив. Смел и Верен не
верили своим глазам: еще три дня назад Сметлив умер бы на своем табурете
от одной только мысли, что ему придется взгромоздиться на эту скалу.
"Хо! Шметлив! - впервые со вчерашнего вечера обрадовался Смел. -
Неужели ш нами решил?" Сметлив подошел и рухнул на камень, схватившись за
грудь. На вопрос Смела он только показал рукой - дай отдышаться! Наконец
осилился: "Ну как же, - хр-р... их-х! - ищи дурака." - "А-а..." - Смел
смотрел непонимающе. "Деньги принес, - коротко объяснил Сметлив. - У вас
же в кармане - хр-р... их-х! - хрен тараканий. Я к тебе заходил только
что, да не застал. Пришлось вот сюда..." Смел вздохнул: "А я думал..."
- Долгих лет! - раздался знакомый писклявый голос. Управитель
появился из расселины в камне, отряхивая одной рукой плащ. - Я рад, что вы
все же решились... - он внимательно оглядел всех троих. - Однако, не будем
терять время. - Норик достал из кармана крохотные золотисто-коричневые
кусочки, протянул на ладошке: - Съешьте это. Да не бойтесь, это корень
жизни.
Про корень жизни, дарованный Владыкой Водом норикам, старики слышали,
но что увидеть доведется, а тем более попробовать - не думали.
- Э-э, - начал Сметлив, - я, не угодно ли... - но Смел не дал ему
договорить: ловко прихватив причитающуюся Сметливу долю, он мигом закинул
корешки ему в рот, пришептывая: "Шъешь, дурак, может, выждоровеешь..."
Сметлив покосился, и послушно прожевал. Труднее всех пришлось беззубому
Смелу, но и он справился. На языке остался привкус горьковатой свежести и
незнакомый цветочный запах.
- А теперь... - Управитель вышел на середину углубления с песком,
извлек из-под плаща темный каменный флакон и разбрызгал что-то перед
собой. Потом острым концом жезла начертил на песке странные, тревожного
вида знаки и, подняв руки, принялся щебетать по-своему. Щебетал довольно
долго, а напоследок чирикнул как-то особенно, отчего знаки вспыхнули
ослепительным белым огнем - и пропали. Управитель удовлетворенно кивнул и
вернулся к ним. Утомленно присел на голыш. Потом поднял голову:
- Ну вот и все. Дело сделано.
- Как - "вще"? Как это - "вще"? - озадачился Смел.
- Так - все. Дорога ваша перед вами. Пойдете в Овчинку, найдете там
старого Скалобита - он расскажет, что делать дальше.
- А ешли не дойдем?
- Дойдете... Должны дойти. Вот разве что Черный норик... Да, кстати,
- озаботился Управитель, - если вдруг, упаси Владыка, почуете, что Черный
норик игры свои затеял - не бегите вы, сломя голову, а встаньте спинами
друг к другу, да покличьте его. Не появится - хорошо, а появится - отдайте
ему вот это... - он полез в карман и вытащил сложенный вчетверо кусочек
тонкой кожи, передал его Смелу. Добавил непонятно: - И вам спокойнее, и
нам польза. - Потер пальцами лоб: - Что еще?.. Да, чтоб не забыть: спешить
вам не нужно, идите пешком до самого конца... Остальное в пути сами
поймете.
- Что поймем?
- Все, все поймете. Ну, - Управитель поднял руку, - белой дороги вам.
Свидимся! - и прежде чем кто-то успел сказать слово, исчез в той же самой
расселине, откуда появился.

- Ну и ну, - Сметлив покрутил головой и хмыкнул. Поглядел на давних
знакомцев, выкатив в показном изумлении глаза, и снова хмыкнул: - Ну и
ну...
- Чего жанукал, - настороженно спросил Смел, пряча в сморщенный от
вечной пустоты правый карман лоскут кожи, переданный ему Управителем.
- Это что же получается? "Сходи до облачка - принеси яблочка?" -
Сметлив еще покрутил головой. - Дурь какая-то... И что же вы - хр-р...
их-х! - пойдете этого... Скалолома искать?
- Шкалобита, - досадливо поправил Смел, а Верен засопел, засопел - и
прорвался: - Ты, Сметлив, не хочешь - не ходи, а других не отваживай.
- Да я так просто, - пожал плечами Сметлив и стал независимо смотреть
в сторону. Верен рывком затянул горловину мешка, резко вскинул его на
плечо и не оглядываясь пошел вниз. Смел, сверкнув дырьями в штанах, тоже
нагнулся за дорожным скарбом: "Ай, пошли. Чего штоять-то?"
Так и вышли они на большую дорогу, ведущую вверх по реке: впереди
сердитый Верен - даже по спине было видно, как он сердит, за ним - Смел и
Сметлив, который хоть и плелся, задыхаясь, но продолжал насмешливо кривить
губы. Какое-то время шли в молчании, пока Смел не спохватился: "Эй,
Шметлив, а ты-то куда?" Сметлив скосил на него глаза: "Не радуйся, не
радуйся. Просто, решил проводить вас до леса. Надоело - хр-р... их-х! -
сидеть. Да и жена к маме ушла..." Верен, видимо, услышал - оглянулся,
остановился, подождал. Дальше двигались вместе.
"А вот интерешно, - завел Смел, чего это такого мы должны по дороге
понять, а?" - "Да ничего, - хр-р... их-х! - дурит он вас." - "Ты, Шметлив,
никогда не веришь..." - "Зато вы - хр-р... их-х! - всему верите." - "Как
это вщему? Управитель тебе - хвошт шобачий, да?" - "Хвост не хвост, а
голову поморочить - хр-р... их-х! - это норики любят..."
Так, разговаривая, дошли незаметно до леса. Воздух сразу, без
перехода стал другим - был соленым, терпким, будоражным, а охватил вдруг
мятным покоем, вошел в грудь отрешенной горчинкой прелой листвы и сладким
духом цветения. Сметлив остановился: "Воздух-то какой!" Вздохнул пару раз
глубоко, с нескрываемым сожалением на лице. Сорвал с орехового куста
молодой листок, размял в пальцах, понюхал. Горестно сморщился. Смел глядел
на него с сочувствием, Верен - будто чуточку укоризненно: и сам, мол,
мается, и нас мучает. Поймав этот невысказанный укор, Сметлив раздраженно
бросил смятый листок и торопливо заговорил: "Чувствую я, на пользу мне
этот воздух. Пожалуй, пройдусь еще немного..." - но в глаза никому не
глядел, а речь свою обратил к ореховому кусту. "Правильно, Шметлив, -
выручил его добрый Смел. - Чего тебе там щидеть?" - и так ли, сяк ли,
замял возникшую неловкость.
Шли они медленно, приноравливаясь к шагу Сметлива ("Ничего-ничего, -
хр-р... их-х! - Управитель не велел торопиться!"), и к полудню едва
добрались до Овражка, куда дети бегают собирать ягоды. Увидев на обочине
дороги большой раскидистый вяз, Верен свернул к нему, сбросил мешок:
"Перекусим".
Расположились под деревом на мягкой курчавой траве, достали снедь,
пожалели - нечем воды зачерпнуть. Однако соленое мясо с лепешками и
молодыми огурчиками прекрасно пошло и так, без воды. Поев, спустились к
Живой Паводи, напились горстями. Тут Верен и Смел, довольные, присели
перед дорогой, откинувшись на крутой косогор, а Сметлив опять загрустил.
Он постоял, шмыгнул пару раз носом и сказал неуверенно: "Ну, я пойду.
Хватит провожать, пожалуй. Белой дороги вам..." - но никуда не пошел, а
остался стоять, глядя на реку. Смел лениво подначил: "Хо! Шожрал вще, что
было, а теперь в кушты, да?" Сметлив поглядел на него с обидой - как он не
понимает? Момент и правда был очень трудный, ибо Сметлив больше всего на
свете боялся быть смешным. И теперь, чтобы уберечь лицо, надо ему было
немедленно топать домой с самым веселым видом, сделав им ручкой и пошутив
насчет невесты - ан не получалось, ноги не шли и в глазах темнело при
одном воспоминании о распахнутой двери пустого дома.
Так постоял он, пообижался, не зная, что придумать, да вспомнил, на
счастье, подначку Смела и ухватился за нее как за соломинку,
притворившись, будто воспринял всерьез: "Да, нехорошо получилось...
Съестного-то у вас негусто. А здесь недалеко сарай рыбацкий есть - к
вечеру дойдем. Так и быть, - хр-р... их-х! - накормлю вас рыбкой. Там и
переночуем, а завтра - домой..." Смел поглядел на него с лукавым
одобрением, а Верен легко поднялся на ноги: "Тогда пошли."
Они пошли по дороге, натоптанной и наезженной вдоль реки. Спрямляя
излучины, колея то уводила в глубину леса, то жалась к самому береговому
обрыву. Никто не попадался им навстречу. Это осенью торговцы тянутся в
Рыбаки, а весной вся торговля - в городе. В тот день лишь одна воловья
упряжка, до краев груженная дорогой розовой рыбой, обогнала их. Знакомые
поселковые мужики окликнули стариков, удивились - куда это они наладились,
предложили подвезти. Но те, памятуя наказ Управителя, отказались. Прошли
вверх по реке два корабля, которые изрядно уставший с непривычки Сметлив
проводил завистливым взглядом. Но промолчал, вздохнул только. Перед
сумерками дошли худо-бедно до сарая, о котором толковал Сметлив.
Здесь Смел принялся разводить огонь, устроил из сухой прошлогодней
травы какие-никакие лежанки, нашел помятое, но без дырок жестяное ведерко
и приспособил его над костром, зачерпнув воды. Потом отправился на добычу:
еще на подходе приметил он несколько кустов дикого чая, и находка эта
сильно его обрадовала.
Верен и Сметлив тем временем плюхались по пояс в зябкой весенней
воде, тихонько проклиная потемки и скользкие коряжины под ногами: ставили
сеть. "Ни поплавков, ни грузил!" - ругался Сметлив. Однако в конце концов
управились и поспешили в сарай. Здесь ярко пылал бездымный костер - они,
продрогшие, жадно потянулись к нему руками. Тут же Смел налил им завара
чайных почек в глиняные, грубого обжига кружки, обнаруженные в темном
углу. Хороший оказался сарай, ничего не скажешь.
Отогревшись, рыболовы получили по толстому ломтю сыра с молочной
лепешкой и снова по кружке чая вприкуску с вываренным в молоке сахаром.
Костер съедал ветку за веткой, блики огня играли на лицах, холодный ночной
ветерок, тянувший вдоль реки, не доставал их - не было в тот вечер на
свете уютней жилища, чем старый рыбацкий сарай на берегу Живой Паводи.
"Эх, хорошо", - выдохнул разомлевший Сметлив.
Долго не просидели - глаза слипались от тепла и усталости. Стали
устраиваться на ночь. Смел и Верен уснули быстро, а Сметлив долго
ворочался и ворчал, что от травы он весь чешется. Потом тоже затих.

Сметлив очень боялся, что от холодной воды здоровье его окончательно
пошатнется. Но наутро, открыв глаза, почувствовал себя на удивление бодрым
и сильным. Он живо растолкал Смела с Вереном, велел Смелу заводить чай, а
сам отправился с Вереном снимать сеть. Недаром Сметлив считался лучшим в
поселке рыбаком: он всегда сквозь воду видел, где рыба ходит. И на этот
раз чутье ему не изменило: сеть была вся утыкана мелочью, но главное - в
ней запутались два крупных мордана.
Чай решили отменить и перешли на уху. Смел начал чистить и потрошить
мелочь, а Сметлив собственноручно разделал и засолил морданов, чтобы не
пропали в дороге. Вообще он был очень деятелен, со вкусом распоряжался
("Смел, да кто же так рыбу чистит? - Верен, сполосни-ка кружки под уху!")
и почти не задыхался - словом, стал неузнаваем. Но к моменту, когда
поспела уха, он заметно сник и хлебал нехотя, хотя навар был отменным. А
когда завтрак подошел к концу - совсем поскучнел. Не смотрел ни на кого,
тыкал прутиком в дымящиеся головешки. И всем было ясно - почему, и Верен
даже хотел сказать: "Да брось ты, Сметлив. Мы все понимаем. Пошли с нами",
- но не сказал, а Смел от расстройства и от того, что перехватывало горло,
выдавил только одно слово: "Шметлив..." - и, сам того не желая, все
испортил, поскольку в голосе его Сметлив услышал жалость, а жалость он
считал оскорбительной. Встал, хотел что-то сказать - не вышло, молча
махнул рукой и, сгорбившись, вышел в низкий дверной проем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36