Утром встал поздно, день провел кое-как, а вечером в дверь
загрохотали. Он открыл и увидел Сметлива с Цыганочкой. Они стояли
счастливые-счастливые, с улыбками до ушей, словно приглашали Верена
разделить их счастье. Но Верена, напротив, кольнуло горькое предчувствие.
- Попугая-то куда дел? - спросил он сумрачно.
- О-о, попугай теперь далеко, - Сметлив в упор не замечал его
настроения. - Этот попугай герой, он Ботало переболтал. Его в Прогалине в
серебряной клетке держат...
- А долги как отдавать будем?
Сметлив засмеялся:
- Это теперь не вопрос, - он бросил на стол увесистый кожаный кошель.
В кармане содержимое пущенного по кругу подноса никак не умещалось. -
Бери, сколько надо!
Верен вспомнил наконец, что Цыганочка числилась погибшей, а она - вот
она, вполне живая, и понял, что пока они с Поэтом квасили друг другу
морды, Сметлив совершил настоящий подвиг, а он, Верен, ведет себя в
настоящий момент как свинья. Он усилием отогнал дурные мысли, запалил
свечку, поскольку стало уже смеркаться, и пошел вниз за едой и брагой.
Вернулся уже спокойный, усадил гостей и принялся угощать, расспрашивая,
что да как. Но веселья большого не было, и Цыганочка скоро стала
собираться домой. Когда она уже стояла у двери, Сметлив сказал ей:
- Ты выйди, я задержусь на парочку слов.
Она согласно кивнула и вышла за дверь, друзья остались одни.
Сметлив помолчал и начал:
- Я вот что хотел сказать: ты меня сегодня не жди, я у нее заночую...
- но, видимо, сказать он хотел не это, а то, что хотел, сказать не
решался. Верен молча ждал продолжения.
- И вот еще что... Знаешь, я... - Сметлив опять замялся.
Верену надоело. Он сказал:
- Знаю. Ты хочешь сказать, что в Рыбаки не вернешься.
Сметлив вскинулся на него, но тут же опять опустил глаза. Потом,
поразмыслив, осторожно заговорил:
- Не только это. Я хотел предложить и тебе остаться. Первое время у
нас поживешь, а там видно будет. Зачем тебе туда? Спиться и помереть через
год-другой? Не забудь, когда вернешься - тебе опять станет за
шестьдесят... Ну как?
Верен подумал, что Сметлив кругом прав. И не будь этой травки
проклятой, не увидь он Капельку как живую - не сомневался бы сейчас.
Остался бы в городе, плел бы сети...
Сметлив, уловив его колебания, торопливо сказал:
- Ты не спеши, подумай. Я завтра зайду, обсудим спокойно.
...и, глядишь, обзавелся бы новой семьей. И еще бы раз все сломалось
почему-нибудь, и зачастил бы он в бражную - к Грымзе Молотку, например, к
душевному человеку. И всю жизнь - вторую, о которой многие так мечтают -
заливал бы брагой простое сознание того, что он предал Капельку. Как там
она сказала? "Пропадают только те, кого никто не помнит". А потому...
Сметлив все ждал ответа. Верен решил, что не надо мучить его. Он же
не виноват. И ответил так:
- Хорошо, приходи завтра.

ЭПИЛОГ
Он ушел очень рано, чтобы Сметлив его не застал. Рассчитался с
Грымзой Молотком, заспанным и зевающим, прикупил кое-что на дорогу - и
ушел.
Утро не выдалось. Рассвет над городом растепливался нехотя, пасмурно,
так что его одинаково можно было посчитать закатом. Ранние торговцы на
ярмарке зябли, раскладывая на прилавках рыбу, овощи и прочие простые
товары. Свирепые могульские быки лежали рядком на земле, жуя жвачку и
подергивая ушами на мнимых слепней, а рядом спал сторож, завернувшись в
грубую бычью шкуру. Все это удивительно точно запоминалось Верену, потому
что глядел - и знал, что в последний раз.
Так прошел он по городу, у которого булыжники были чуть влажными от
росы. Крыши домов, как клушки, ревниво оберегали в домах тепло, окна
глядели подслеповато и пусто. Он уходил насовсем, хотя... Таилась в душе
крохотная надежда, что Управитель диких лесных нориков не забудет его
старания - ведь кольцо-то у него... Но с другой стороны, что он может
сделать для Верена? Мысли путались и метались, и страшно было думать об
этом, страшно...
Однако ноги несли, и скоро город раздробился в домишках, жмущихся к
Белой стене с внешней ее стороны. Потом и они отступили назад, потянулись
поля, перелески - дорога так же равнодушно принимала его ноги, как тысячи
и тысячи других. Только он с каждым шагом старел не на шаг, как старели
все, а - на сколько там? - на день, на два, на три? Из шагов его
складывались недели, месяцы, годы, и висли гирями на ногах. Но он все
равно шел, как в беспамятстве, и к обеду пришел в Хлебы.
Домик Крючка стоял первым у дороги. Колдун, как и в прошлый раз,
почуял приближение Силы, хотя великой ее назвать уже было нельзя. Он
вышел, и издалека узнал того самого Застенчивого, что проходил с двумя
другими вверх по реке минувшей весной. Это их он попросил передать Свистку
два слова. А они почему-то не выполнили его просьбу. Вспомнив о тех
недавних событиях, Крючок нахмурился, но Застенчивого в дом все-таки
пригласил. Вид у того был нехорош, и на приглашение он откликнулся с
радостью, даже с облегчением.
Крючок заварил чаю с травами, выставил снедь. Застенчивый жадно пил
чай, а к еде почти и не прикоснулся. Что-то творилось с ним неладное - в
этом колдун был уверен. Осторожно, слово по слову, стал он выспрашивать -
где двое других спутников, да далеко ли ходили. Не было рядом
подозрительного Сметлива, и Верен коротко рассказал Крючку, зачем ходили
они в Овчинку и что из этого вышло. А чего ждал от колдуна - совета,
помощи или просто сочувствия - и сам не знал.
Однако колдун оказался тем самым человеком, который нужен был Верену.
Выслушав, он покачал головой и сказал, что они стали исполнителями могучей
воли. "Думаю, дело здесь даже не в Управителе диких нориков..." - "А в ком
же?" Но Крючок вместо ответа попросил показать кольцо Генерала Гора.
Он долго разглядывал серебряный ободок, зачем-то сжимал его в кулаке
и подносил к уху, будто прислушивался. Потом сказал:
- У этого кольца огромная Сила, и судьба его ждет непростая. Зачем и
кому понадобилось оно внизу, среди людей - не постигаю. Впрочем, норики -
слуги Владыки Вода... Нет, не буду гадать о том, что сильнее меня. А вот
на твою дорогу можно прикинуть...
Колдун полез под потолок, где развешивал на просушку травы, и взял
несколько стебельков ведуницы. Разломав их как попало, высыпал на ладонь
Верену и велел сдуть на стол. Потом долго разглядывал травяной узор, хмуря
брови и пришептывая. Верен ждал, замирая внутри. Наконец колдун заговорил:
- Не буду врать, все у тебя выпадает плохо. - Сердце у Верена
сжалось. - Но... Как будто ведет тебя чья-то рука. Не вижу, добрая или
злая, но могущественная.
Верен робко перебил:
- Так может, вернуться мне в город, пока не поздно?
Крючок пожал плечами:
- Может быть, уже поздно. - И еще раз вгляделся в травинки: - Нет,
судьба твоя там, в Рыбаках. Ты выбрал путь страшный, но правильный. Как
объяснить - не знаю...
Колдун предложил ему переночевать, и Верен согласился. Наутро Крючок
дал ему в дорогу большой круглый хлеб, сушеного мяса и прочитал строчки из
незнакомых стихов:
Пусть равно всем не избежать конца,
пусть равно жалят всех судьбы укусы,
но никогда дорога храбреца
не совпадет с кривой тропою труса.
Верен горько усмехнулся: тоже, нашел храбреца. Он идет в Рыбаки
просто потому, что не знает, что еще ему делать. И ушел.
Дорога радости стала дорогой скорби. Каждый день пути убивал его,
находя разнообразные способы, чтобы сообщить об этом. На третий день пути
к вечеру мучительно заныли колени, а на следующее утро он никак не мог
разогнуть поясницу. Под тем самым дубом, где застал их ночной дождь, Верен
нехотя грыз зачерствевший хлеб, и у него упал первый зуб: Верен
неотвратимо становился тем же старым и не очень здоровым пьяницей, каким
уходил в Овчинку. Незадолго до входа в Белолес-на-Костях он заметил, что
некий багровый предмет назойливо лезет ему в глаза, и не сразу смог
сообразить, что это его собственный нос.
Под впечатлением этого нового открытия и вошел он в Белолес, место
безопасное, но на редкость неприятное. Он уже добрался до середины его,
уже слышались за деревьями предсмертные хрипы, яростные крики и сиплый рев
боевых труб, но Верен знал, что это безопасно и продолжал шагать, хотя вот
это как раз для него было не просто опасно, а смертельно. Тут дорога
разверзлась под ним, и почувствовал Верен, что летит в глубокий колодец, и
успел по пути попрощаться с жизнью, но очутился вдруг на дне, не ощутив ни
малейшего удара. Он поднял голову - светлое пятнышко было далеко-далеко
вверху. "Не выбраться", - подумал Верен и стал нащупывать стенки руками.
Но стенок... не было. Тогда он шагнул вперед и опять почувствовал, что
летит вниз, и опять очутился на дне без всякого удара. "Э-э, тут что-то не
то", - подумал Верен. И вдруг догадался: да это же Черный норик! Он
закричал тогда в темноту колодца, как тогда, в Оголтелой Пади, а эхо
гукало и гудело, забивая его слова:
- Черный норик, иди ко мне! Я тебя узнал!
Он прокричал так три или четыре раза, и темнота внезапно пропала, под
ногами снова была дорога, а на обочине ее, на старом пеньке стоял норик с
чуть крысиной, но без всякого добродушия мордочкой - напротив, выглядел он
надменным и злобным. Черная шляпа была на нем, без всяких знаков отличия,
поскольку Черный норик не признает власти Владыки Вода, и такого же цвета
плащ. Он заговорил голосом одновременно писклявым и скрипучим, от которого
свербило в ушах:
- Зачем ты зовешь меня, человек? Разве не знаешь, как опасно
призывать Черного норика, если нет на то оснований? Берегись! Я хотел
пошутить с тобою и отпустить, но теперь я сердит.
Верен терпеливо дослушал Черного норика до конца, понимая, что злить
его не следует, ибо пакостник он великий и может выдумывать пакости без
конца. Потом ответил спокойно:
- Тот, кто послал меня, просил передать тебе при встрече записку.
Потому и позвал я тебя.
Черный норик, видимо, недовольный тем, что требуемое основание
имеется, нехотя проворчал:
- Ну тогда передавай скорее, некогда мне...
Верен достал сложенный кусочек тонкой кожи, Черный норик взял его и
развернул. Прочитав, он как будто даже обрадовался:
- Ага! Старый предатель задумал теперь помириться! Черный норик ему
понадобился! Ну, постой... - он достал из кармана крохотный черный грифель
и стал торопливо выводить на оборотной стороне кожи какие-то знаки. Потом
отдал записку обратно Верену: - На, отнеси тому, кто тебя послал. И
передай от меня наилучшие пожелания и горячий привет! - Черному норику
было весело. Он спрыгнул с пенька, метнулся к корням и пропал, как не было
его у дороги. Верен развернул записку, посмотрел: нет, в этих черных
закорючках никак не разобраться.
Он миновал Белолес-на-Костях и к вечеру, уже в потемках, набрел на
тот сарай, где провели они со Сметливом и Смелом первую ночь дальнего их
пути. Верен завалился спать на соломе не разводя огня, и под утро совсем
замерз, так что пустился в дорогу чуть свет. Примерно к обеду он вышел из
леса, и вдохнул морской воздух, и увидел скалу, с которой началось их
странствие. Страшной болью защемило сердце, пусто стало под ним и
безнадежно. Так вернулся Верен в Рыбаки, и оставалось доделать лишь
кое-какие мелочи - впрочем, он был почти уверен теперь, что бесполезные.

Дома было пыльно, грязно, пахло запустением. Норики, обидевшись, что
про них забыли, опрокинули молочное блюдце у своей норки. Верен посмотрев
на все на это, скинул с плеч дорожный мешок и отправился к Дюжу. Невмоготу
было сидеть сейчас дома одному.
У Дюжа было немноголюдно, но хозяин выглядел озабоченным: скоро
осенняя торговля, а значит самое урожайное время. Только налив Верену
вторую кружку, он спохватился:
- Эй, Верен, а что тебя не было так долго? В город ездил?
Верен молча кивнул и отошел на свое любимое место у окна. Не хотелось
ему отвечать на расспросы. А Дюж, к счастью, и не стал приставать. За
окном, в промежутке между домами, Верен видел берег Большой Соли,
белопенную полоску прибоя, старый сарай для сетей. Все вернулось. А, нет.
Смел и Сметлив не вернулись.
Посетители, зная необщительный характер Верена, не подходили к нему -
только здоровались издали, на что он отвечал кивком и вновь глядел в окно,
прихлебывая из кружки. Лениво думалось ему, что надо бы сходить к
Скуп-сыну, обменять кольцо Генерала Гора на Капелькино, но и это казалось
не очень важным. Никуда он в тот день не пошел, просидел у Дюжа,
накачиваясь брагой - благо, денег хватало. К ночи уже не верилось Верену,
что ходил он куда-то далеко, что случилось с ним то, что случилось. Только
кольцо с хрусталем, которое он время от времени вытаскивал из кармана и
разглядывал, подтверждало: нет, не сон. Все было. Когда бражная закрылась,
Верен отправился домой, на жесткую свою лежанку.
Утром сходил за молоком для нориков, купил кое-какой еды домой и
хотел пойти к Скуп-сыну, но ноги опять занесли в бражную - решил чуть-чуть
промочить горло. А потом до лавки так и не дошел. В тот день вечером к
нему пришел Управитель. Увидев его у норки, Верен засмеялся:
- А-а, явился? Во, погляди! - он полез в карман, достал кольцо
Генерала Гора и повертел в руке: - Видал? Мы тоже не шиком лыты... Ой, то
есть не лытом...
Управитель укоризненно покачал головой, пропищал:
- Зачем же так напиваться? - и хотел было перейти к делу, но Верен
возмутился:
- Как - зачем? А чё мне делать? Нашли дурака... Умные там остались, -
он потыкал пальцем туда, где остались умные, - а я дурак. Дурак... - он
поставил локти на стол, обхватил ладонями голову:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36