Цель терроризма, как часто говорил Мик Коллинз, посеять страх, и я ему верил. Меняться мне было слишком поздно, даже после случая в Драмдуне. Мне ничего не оставалось, как удариться в бега.— Слишком поздно в жизни ничего не бывает.— Вы опять выступаете в роли проповедника.На моих глазах Ван Хорн вновь переменился.— Ты прав, Киф, да будь я проклят, чего, увы, не случится. Считаю, что человек должен оставаться самим собой даже в свой последний момент. В противном случае его жизнь ничего не стоит.— Вот я именно такой, — произнес я. — Точнее обо мне не скажешь.— Ну уж не знаю. Что касается этой индейской малышки, то там, у старика Тачо, ты спас ей жизнь. Не так ли? Такой поступок заслуживает уважения.От этих слов на душе стало немного легче, и я на мгновение вспомнил темные спокойные глаза Виктории, оливковый цвет ее кожи, вновь, как в ту ночь под проливным дождем, ощутил тепло ее плотно прижатого ко мне тела.— Вы не меньше меня заслужили ее благодарности, — возразил я. — Не вмешайтесь вы тогда...— Только не пытайся изложить мне мотивы, по которым я это сделал. Все равно ошибешься, Киф. Их просто не существовало, — цинично отрезал он, и голос его вновь стал решительным. — Когда я вошел в дом Тачо, у меня не было никаких намерений. Все вышло само собой. Я еще не такой дурак, чтобы сознательно лезть на рожон. Все, наконец я выговорился и теперь ложусь спать.Отойдя в угол, Ван Хорн помочился в стоявшую там парашу, а затем, звеня кандалами, растянулся на соломенном матраце.Я остался стоять у окна и, вцепившись руками в решетку, всматривался в холодное ночное небо, сплошь усеянное вечными, как мир, звездами. Они будут сиять и завтра ночью, когда бедняги Эммета Кифа уже не станет, да простит его Боже. Оглядываясь назад, я никак не мог посчитать такой уж большой утратой нищенскую жизнь, которую до сих пор влачил. * * * В семь утра сержант-охранник принес нам кофе, чего в данных обстоятельствах было вполне достаточно. После этого в течение двух часов к нам никто не приходил. Ван Хорн был молчалив. Этим холодным утром священник со спутавшейся бородой и грязным лицом выглядел старше своих лет. Я, возможно, выглядел не лучше и по вполне понятным причинам пребывал в угнетенном состоянии. Шум в тюремном дворе не вызвал у нас особого интереса.До нас донеслись звуки шагов марширующих солдат, крики команд. Не выдержав, Ван Хорн поднялся с пола и подошел к окну. Снаружи раздались бранные выкрики, а затем послышался чей-то пронзительный визг.— Что там происходит? — спросил я священника.— Солдаты собираются расстрелять какого-то бедолагу, а тот не может с этим смириться.Я подошел к Ван Хорну и выглянул в окно. К деревянному столбу, стоявшему у противоположной стены тюремного двора, четверо солдат пытались привязать осужденного, который отчаянно сопротивлялся. Когда солдаты, наконец связав его, отошли в сторону, я смог рассмотреть беднягу и иронически рассмеялся.— Как говорит старик Тачо, Господь все же иногда посматривает на землю.— Ты что, знаешь осужденного?Я кивнул:— Это капитан Хосе Ортис, шеф полиции Бонито.— Черт побери! — воскликнул Ван Хорн. — Этот Бонилла уж точно не терял времени даром.Ортис уже не визжал, потому как ему в рот воткнули кляп из старой пестрой тряпки и надели на глаза повязку. Казнью руководил лейтенант Кордона. За свою жизнь я достаточно насмотрелся на подобные экзекуции, но тем не менее наблюдаемая во дворе сцена казалась мне совсем нереальной. Раздался крик команды, прогремел недружный залп, и тело несчастного медленно сползло по столбу на землю. Я довольно спокойно воспринял увиденное и отвернулся от окна. Дверь нашей камеры уже открывали.Шестеро солдат во главе с сержантом повели нас вдоль тюремных камер, и вскоре мы оказались в холодном коридоре с окрашенными в белый цвет стенами. Через окна, расположенные почти под самым потолком, нельзя было видеть, что творится снаружи. Сержант извлек из кармана ключ и снял с наших ног кандалы. Мы стали ждать, что за этим последует.Вскоре за нашими спинами открылась дверь, и по звону кандалов я понял, что еще один заключенный разделит нашу участь. Взглянув на вошедшего, я лишился дара речи. Рядом с нами в окружении двух охранников стоял Янош. Его некогда элегантный белоснежный костюм превратился в нечто неописуемое. По огромному, заплывшему жиром лицу струился пот.Сделав круглые глаза и постаравшись не выдать своего удивления, он спокойно произнес:— Вот, мистер Киф, мы снова с вами встретились.Его слова прозвучали настолько нагло, что я не смог сдержать смеха.— Позвольте представить вам мистера Яноша из Бонито, моего хорошего друга, — сказал я, обращаясь к Ван Хорну.— Это тот, который путает виски с джином? — промолвил он и, взглянув на тучного Яноша, криво улыбнулся. — Из вас получится отличная мишень, друг мой.На мрачную шутку Ван Хорна Янош никак не отреагировал. После того как с него сняли кандалы, он, опираясь на трость, которую солдаты у него не отобрали, сделал несколько шагов вперед.— Мистер Киф, я весьма сожалею о случившемся. Это моя вина, сэр. Если бы можно было что-то изменить, я непременно это бы сделал, поверьте мне. Теперь я разделю вашу судьбу, хотя для вас это слабое утешение.— Совсем никакое, — раздраженно ответил я.Тут отворилась дверь, и в коридоре с пачкой бумаг в правой руке появился лейтенант Кордона. Он кивнул охраннику, и тот, подхватив Яноша под руку, вывел его вперед.— Пол Янош, — произнес лейтенант, глядя в листок, лежащий сверху пачки. — Пятьдесят девять лет. Граф Ракоши, бывший полковник Австрийской Императорской гвардии.— Может, не стоит ворошить прошлое? — пробормотал Янош.— За государственную измену вас судил военный трибунал и признал виновным. Вас приговорили к расстрелу.— Тогда предлагаю покончить с этим как можно скорее.Кордона отдал честь и распахнул дверь. В этот момент Янош повернулся ко мне и с раскаянием в голосе промолвил:— Простите, мистер Киф, что из-за меня вы попали в беду. Ведь так оно и есть, сэр. Удачи вам.Наглая самоуверенность этого человека не знала границ. Покидая нас, Янош вышел во двор с таким видом, будто не солдаты вели его на казнь, а он их.Все произошло очень быстро. До нас донесся крик команды, затем ружейный залп и единичный выстрел из револьвера. Не прошло и пары минут, как дверь вновь отворилась, и в коридор вошел Кордона со своими подручными.Следующим на очереди оказался Ван Хорн. На этот раз конвоиров во главе с сержантом было семеро, так как было известно, на что способен священник.Подталкиваемый солдатами к выходу Ван Хорн повернул ко мне голову и бросил через плечо:— Не надо сожалений, Киф.От этих слов огромный комок застрял в моем горле. Я закрыл глаза и почувствовал, как похолодело внутри. Мало кто задумывается о неизбежности смерти, иначе постоянная мысль о ней превратила бы жизнь в сущий ад. Теперь же я осознавал, что мне приходит конец и жить осталось всего несколько минут.Снаружи послышалось клацанье винтовок. Я стоял, закрыв глаза, и прислушивался к звуку приближающихся шагов. Дверь вновь открылась, и на пороге появился Кордона с последним листком бумаги в руке.— Эммет Киф, двадцати шести лет, британский подданный...Его голос в тишине коридора звучал глухо. Мой взгляд был устремлен поверх него, на противоположную сторону двора, на террасу, от колонн которой на вымощенную камнем землю темными полосами ложились густые тени. Я вышел наружу, в сопровождении конвоиров пересек тюремный двор и, остановившись у деревянного столба, увидел на булыжниках у его основания следы крови.Я не сопротивлялся, когда солдаты связывали мне руки и ноги.— Сожалею, что рядом нет священника, сеньор. Так что вам самим придется подготовиться к встрече с Всевышним, — мрачно произнес Кордона.Затем солдаты повязали мне глаза пестрым платком и отошли. Я уже ни о чем не думал. Мне казалось, что это происходит с кем-то другим, а не со мной. Ощущение страха покинуло меня, но тем не менее на ум не приходила ни одна молитва, с которой бы следовало обратиться к Богу.Лейтенант подал команду «заряжай!», и я явственно услышал, как поочередно вразнобой щелкнули затворы солдатских винтовок. Или солдаты были необученными, или им просто надоела их работа, подумал я.Затем раздалась команда «приготовиться!», и прежде чем грянул залп, я успел мысленно обратиться к погибшему брату и попросить его о прощении. * * * Как ни странно, но я не только остался жив, но и не получил ни единой царапины. Я ничего не мог понять. После того как прогремел оружейный залп, на минуту воцарилась гробовая тишина, а затем я услышал звук приближающихся шагов. С моих глаз сняли повязку, и от яркого солнечного света я зажмурил глаза.Лейтенант Кордона стоял рядом бледный, но спокойный.— Пройдемте со мной, сеньор, — поспешно сказал он.Сержант снимал с меня веревки, а я, облизнув пересохшие губы, раздраженно гаркнул:— Что за дьявольские шутки, лейтенант?Кордона молча развернулся и зашагал по тюремному двору. Сержант, приставив винтовку к моей спине, повел меня вслед за ним. Войдя в арку, я вновь оказался в том же садике с фонтаном. Полковника Бониллы там не было, но у стены дома в окружении трех охранников я увидел Оливера Ван Хорна и Яноша.Застыв в изумлении, я тупо уставился на них.— Вам знакома Алиса из Страны Чудес, сэр? Помнится, она очень любила повторять: «Все это странно и непонятно».Ван Хорн не проронил ни слова. Вид его, как у хищника в момент опасности, был зловещий. На этом наш разговор и закончился, так как в эту минуту Кордона прямо через окно шагнул в кабинет полковника, и мы трое, сопровождаемые сержантом, были вынуждены последовать за ним.Внутри, сидя за рабочим столом, Бонилла доедал свой поздний завтрак. Взглянув на вошедших, полковник вытер салфеткой рот и кивнул Кордоне. Тот велел сержанту и солдатам покинуть кабинет, а сам встал у открытого окна.— Неприятное начало дня, джентльмены, — заметил Бонилла. — Но есть объяснение, почему я вас всех здесь держу.Первым не выдержал Ван Хорн.— Хватит, — сказал он. — Ближе к делу. О чем идет речь?— Хороший вопрос, — ответил полковник. — Достаточно уместный и очень прямой. Дело в том, что я хочу, чтобы вы, сеньор Ван Хорн, вновь сыграли роль священника. У вас, похоже, на это особый талант.Ван Хорн изумленно посмотрел на Бониллу:— Что вы сказали?— А из сеньора Яноша получился бы отличный бизнесмен. С такой комплекцией он как нельзя лучше подходит для этой роли. Своим видом он внушает доверие.— Благодарю за комплименты, сэр, — с нескрываемой иронией произнес Янош.Бонилла пропустил его слова мимо ушей.— А ваша роль, сеньор Киф, самая простая. Она словно специально предназначена для человека с таким темным прошлым, — сказал он и зловеще улыбнулся. — Единственно, что от вас требуется, — это совершить для меня убийство. Глава 6 — С началом революции по всей Мексике пошли сильные волнения, но нигде они не были такими кровавыми, как в наших краях. Особый размах они приобрели в Мойяде, расположенной к северу от Сьерра-Мадре, — продолжил Бонилла и ткнул концом кнутовища в карту Мексики.Я придвинулся ближе, чтобы получше рассмотреть точку на карте, на которую указал полковник. Эта местность простиралась вдоль старых горных дорог в тридцати — сорока милях от Гуилы. Первые поселения на ней возникли пару столетий назад.— Ну и в чем дело? — нетерпеливо спросил Ван Хорн.— Сейчас расскажу. Я военный комендант этого района, с центром в Гуиле, всего в тридцати милях от которой не соблюдаются не только законы и порядок, но и царит абсолютная анархия. Ни одному из моих предшественников не удалось с нею справиться.— А я думал, что ваши войска предназначены именно для этого, — заметил я.— Все, чем я располагаю, — это две сотни полицейских. Целой армии не хватит, чтобы навести там порядок, а теми малыми силами, которые я имею, поправить ситуацию в Мойяде невозможно. Видите ли, джентльмены, здесь все зависит от одного достаточно известного человека, Томаса де Ла Плата, бывшего майора, который служил под моим началом и пока не забыл кодекса чести. — Последнюю фразу полковник произнес с особой горечью, а затем продолжил: — Когда-то в тех местах семейству де Ла Плата принадлежали большие земельные угодья. Теперь у них остались всего лишь пришедшая в упадок гасиенда неподалеку от Мойяды, несколько акров земли да серебряные рудники, на которых вот уже лет десять — двенадцать не ведется никаких разработок.— В их поместье кто-нибудь живет? — спросил я.— Его отец, дон Энджел де Ла Плата, и сестра Чела.— А сам Томас? Где он?— Одному Богу известно, где он находится. Сегодня в одном месте, завтра — в другом. В прошлом месяце он со своими людьми ограбил ночной экспресс, шедший в Мадеру. Он не только совершил ограбление, но и застрелил машиниста, оставив без управления поезд, который, пройдя пять миль, сошел с рельсов. Тогда погибло более тридцати пассажиров, многие получили ранения.— И даже после этого число его сподвижников растет? — удивленно спросил Ван Хорн.— Вот уже в течение многих лет история моей страны состоит из одних смертей и страданий, сеньор. Для нас это стало как бы стилем жизни. Только за время революции погибло три миллиона мексиканцев. Что эти тридцать жертв в сравнении с миллионами погибших?— Да, действительно, — промолвил я. — Но мне все еще непонятно, что это за человек? Кто он? Разочаровавшийся революционер или обыкновенный бандит?— Это известно только Богу и самому Томасу. — Полковник аккуратно вставил сигарету в черный мундштук из слоновой кости. — Когда мы впервые встретились, он был неимоверным идеалистом. Все, с его точки зрения, было плохо и требовало радикальных перемен.— Но такое мировоззрение никак не могло снискать к нему уважения людей его класса, — вставил Янош.— Да, он очень многое потерял, связав себя с людьми, разделявшими его взгляды. Даже родной отец публично отрекся от него.— А ему было все равно, — заметил я. — Потому что делалось ради великого дела. Это мне знакомо. Бонилла печально улыбнулся.— По своему опыту знаю, что такие идеалисты, как он, законченные фанатики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27