https://wodolei.ru/brands/Roca/
Позаботься о Рути!”
Фурлоу понял, что он должен найти Рут и предложить ей свою помощь. То, что она замужем за другим, не перечёркивает всего, что было между ними.
6
Аудитория шевелилась – единый организм в безымянной тьме амфитеатра Корабля историй.
Келексел, сидевший почти в центре огромного зала, чувствовал это странное угрожающее движение в темноте. Они окружали его: съёмочная группа и свободный от дежурства персонал, – все, кому было интересно увидеть новое произведение Фраффина. Две бобины перед ним вращались без перерыва. Все с нетерпением ждали, когда снова прокрутят первую сцену. Время шло, бобины вращались, и Келексел все сильнее ощущал дыхание опасности. Это было как-то связано с историей, но он пока не мог уловить связь.
В воздухе распространялся лёгкий запах озона от перекрещивающихся нитей силового поля, которое обеспечивало пространственную связь аудитории с происходящим. Келексел ощущал дискомфорт, сидя в непривычном кресле. Он занимал место, предназначенное для оператора, – по кромке массивных подлокотников располагались рычажки переключателей для редактирования записываемого сюжета. Только огромный куполообразный потолок, опутанный паутиной силового поля, нити которой тянулись вниз, к сцене, и сама постепенно приближающаяся сцена были привычными, как в любом просмотровом зале.
И звуки – щёлканье переключателей, профессиональные реплики: “Сократите вступление и переходите к основному действию… эффект бриза чуть ослабить… усильте передачу эмоций жертвы и немедленно повторите предыдущий кадр…”
Келексел провёл здесь уже два дня, используя данную ему привилегию наблюдать ежедневную работу, однако звуки и голоса аудитории звучали диссонансом для его слуха. Он привык к завершённым историям и молчаливой аудитории.
В темноте, слева, поодаль от него раздался голос:
– Запускайте.
Силовые линии исчезли. Зал погрузился в полную темноту. Кто-то кашлянул, прочищая горло. Обстановка была нервозной.
В центре сцены появился свет. Келексел устроился поудобнее. “Всегда одно и то же начало”, – подумал он. Постепенно возникшее свечение материализовалось в свет уличного фонаря. Он освещал часть лужайки, поворот дороги и на заднем плане призрачно сереющую стену дома. Тёмные окна из простого стекла блестели, как невидящие глаза.
Откуда-то из глубины сцены доносилось тяжёлое дыхание и что-то стучало в бешеном ритме.
Застрекотало какое-то насекомое.
Разнообразные шумы воспроизводились со всеми оттенками оригинального звучания. Наблюдать за происходящим из зрительного зала было всё равно, что находиться непосредственно на месте действия, где-нибудь на ближайшем пригорке.
Запах пыли от шевелящейся под ветром сухой травы проникал в сознание Келексела. Прохладный бриз касался его лица.
Волна леденящего ужаса вдруг захлестнула Келексела. Она возникла где-то в тёмной глубине сцены и, продвигаясь через проекционное поле, накатывалась сокрушительным валом. Келексел поспешно напомнил себе, что это всего лишь очередной сюжет, он нереальный… по крайней мере для него. Он переживал сейчас страх другого существа – уловленный, записанный и воспроизведённый сверхчувствительными устройствами.
В центре сцены появилась бегущая женская фигура, одетая в выцветший зелёный халат. Женщина прерывисто и тяжело дышала, её босые ноги глухо прошлёпали по газону и затем по дорожному покрытию. Приземистый мужчина, мертвенно-бледный в лунном свете, преследовал её по пятам. Огромный кинжал в его руке сверкнул в свете фонаря, как серебристое змеиное жало.
– Нет! Пожалуйста, Господи, нет! – срывающимся голосом кричала женщина.
У Келексела перехватило дыхание. Кинжал взлетел высоко над головой…
– Перерыв!
Паутина вверху потускнела, возбуждение схлынуло, как будто аудиторию окатили ледяной водой. Сцена погрузилась в темноту.
Келексел понял, что голос принадлежал Фраффину. Он донёсся откуда-то справа, издалека. Неистовая жестокость происходящего ошеломила Келексела. Следователю потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки, он был совершенно раздавлен.
Вспыхнул свет, и он увидел перед собой ряды сидений, расходящиеся клином от диска сцены. Келексел прищурился, разглядывая окружающих его сотрудников Фраффина. Он все ещё ощущал угрозу, исходящую от них и от опустевшей сцены. Келексел доверял своим инстинктам, он чувствовал присутствие опасности в этой комнате. Но в чём же она могла состоять?
Вокруг него расположился персонал – в задних рядах сидели стажёры и свободные от дежурства охранники; в центре – кандидаты в члены экипажа и наблюдатели; внизу, около сцены, – съёмочная группа этого сюжета. Каждый из них, взятый в отдельности, производил сейчас весьма заурядное впечатление. Но Келексел не забыл возникшего у него в темноте ощущения единого организма, стремящегося нанести ему удар, и уверенного в успехе.
Странная тишина воцарилась в помещении. Они ждали чего-то. Далеко внизу у сцены склонились друг к другу люди, неслышно переговариваясь.
“Не слишком ли я мнителен? – спрашивал себя Келексел. – Но ведь они безусловно подозревают меня. Почему они позволяют мне сидеть здесь и наблюдать за их работой?”
Их работа – насильственная смерть. Келексел почувствовал, что выстраиваемая им версия рушится. Он не мог объяснить, почему Фраффин вдруг оборвал действие. Вряд ли эта сцена могла вызвать у Фраффина какие-то отрицательные эмоции, тем более, что он знал развитие сюжета.
Келексел покачал головой. Он был в замешательстве. Ещё раз он окинул взглядом зал. Разноцветная палитра пестрела перед его глазами: цвет униформы каждого из присутствующих указывал на его служебные обязанности – красным выделялись комбинезоны пилотов, оранжево-чёрные костюмы принадлежали охранникам, зелёные – сценарной группе, жёлтые – группе обслуги и ремонта, белые – гардеробщикам. Среди этого многоцветья тут и там чёрными кляксами выделялись Манипуляторы, Помощники Директора, ближайшее его окружение.
Группа у сцены распалась. Келексел увидел Фраффина, который вскарабкался на сцену и прошёл в самый центр, к тому месту, к которому недавно было приковано всеобщее внимание. Это был умышленно рассчитанный манёвр, он отождествлял Фраффина с действием, происходившим в пространстве сцены несколькими мгновениями раньше.
Слегка подавшись вперёд, Келексел внимательно рассматривал Директора – невысокая, измождённая на вид, фигура в чёрной мантии, щётка блестящих чёрных волос над серебристым овалом лица, прямая щель рта с выступающей верхней губой. Глубоко посаженные глаза оглядели зал и нашли Келексела.
Мороз пробежал по коже Следователя. Он вжался в кресло, будто услышал голос Фраффина: “Вот он, этот дурак Следователь! Я заманил его в ловушку, теперь он в ней! Надёжно пойман!”
Мёртвая тишина охватила зал, как будто все разом задержали дыхание. Все глаза были прикованы к центру сцены.
– Повторяю, – мягко произнёс Фраффин. – Наша цель в утончённости.
И снова посмотрел на Келексела.
“Итак, сейчас он испытывает страх. – думал Фраффин. – Страх усиливает сексуальное влечение. Он видел дочь жертвы, она способна заманить в ловушку любого Чема – экзотична, грациозна, с глазами, подобными зелёным драгоценным камням. А как Чемы любят зелёный цвет! Она хороша, и он клюнет на неё. Ха! Следователь Келексел! Скоро ты будешь просить разрешения поближе познакомиться с туземцами – ну а мы разрешим тебе это”.
– Вы уделяете недостаточно внимания зрительному восприятию, – сказал Фраффин. Тон его голоса неожиданно изменился, стал холодным, жёстким. Лёгкая дрожь пробежала по амфитеатру. – Мы не должны погружать нашего зрителя слишком глубоко в атмосферу страха, – продолжал Фраффин. – Нужно лишь дать ему понять, что страх присутствует. Не надо форсировать восприятие. Дайте ему возможность получить удовольствие – занятное насилие, забавный страх. У зрителя не должно создаваться впечатления, что он один из тех, кем манипулируют. В каждом сюжете должно содержаться нечто большее, чем простое моделирование истории для нашего собственного удовольствия.
Келексел почувствовал угрозу, скрытую в словах Фраффина. Однако, он все ещё не мог найти объяснения происходящему.
“Я должен заполучить одно из этих существ, чтобы узнать их поближе, а заодно и развлечься, – подумал Келексел. – Только туземец может помочь мне отыскать ключ к разгадке происходящего”.
Эта мысль будто открыла двери для искушения: Келексел неожиданно подумал о молодой женщине из истории Фраффина. У неё экзотическое имя – Рут. Рыжая Рут. В ней было что-то от Суби-существ, а Суби славились тем, что они могли доставлять Чемам изысканные эротические удовольствия, Келексел вспомнил Суби, которой он однажды овладел. К сожалению она так быстро увяла, впрочем, как и любое другое смертное существо. “Пожалуй, я должен исследовать эту Рут, – подумал Келексел. – Для подчинённых Фраффина несложно доставить её сюда”.
– Утончённость, – повторил Фраффин. – У аудитории должно обязательно формироваться независимое восприятие. И не забывайте, что наши истории – это не реальная жизнь, а лишь се отражение, волшебная сказка Чемов. Сейчас все вы должны понимать, в чём заключаете цель нашей работы. Надеюсь, вы будете достаточно искусно следовать к ней.
Фраффин поплотнее запахнул чёрную мантию, чувствуя удовольствие, которое должен испытывать хозяин балагана после удачного представления. Повернувшись спиной к аудитории, он гордо прошествовал со сцены.
“Хороший экипаж, – размышлял Фраффин. – Они будут выполнять свои функции с вышколенной аккуратностью. А этот занятный маленький сюжет нужно ввести в банк историй. Вероятно, его можно будет предлагать как вступительную часть перед другими сюжетами, как образец артистического искусства. В конце концов, это неважно: он выполнил свою задачу – заставил Келексела идти намеченным путём, и каждый его шаг будет фиксироваться службой наблюдения. Каждый шаг”.
“Им почти также просто управлять, как туземцами”, – подумал Фраффин.
Он прошёл через служебный тоннель позади сцены, ведущий в голубой холл, из которого извилистым коридором можно было попасть в его личные апартаменты. Фраффин поместился в транспортную капсулу и усилил силовое поле. Капсула рванулась вперёд с такой скоростью, что люки, расположенные в стенах коридора, слились в одно расплывчатое пятно.
“Этого Келексела можно и пожалеть, – думал Фраффин. – Он явно потерпел поражение при первом столкновении с персонифицированным насилием. Видимо, мы способны достаточно обострённо реагировать на проявление жёсткости. В далёком прошлом насилие, по всей вероятности, часто врывалось в нашу жизнь”.
Он почувствовал, что его непроницаемая броня трещит по всем швам под беспорядочным напором воспоминаний. Фраффин вздохнул и остановил капсулу перед люком, закрывающим доступ в его салон.
Он чувствовал, что стоит на краю бездны, в которой скрыты ужасные тайны.
Спасительная ярость захлестнула Фраффина. Он хотел ворваться в вечность, заглушить скрытые в ней голоса, невнятно кричащие ему что-то. Освобождаясь от приступа страха, он подумал: “Чтобы быть бессмертным, необходимо принимать иногда дозы моральной анестезии”. Эта случайно пришедшая в голову мысль окончательно развеяла его страх. Он вступил в серебряную теплоту своего салона, удивляясь, откуда могли появиться подобные мысли.
7
Фурлоу сидел, облокотившись на руль своей припаркованной машины и курил трубку, Очки с поляризованными стёклами лежали рядом на сиденье, он смотрел на темнеющее небо сквозь ветровое стекло, по которому скатывались капли дождя.
Его глаза слезились, и дождевые капли скользили по стеклу так же, как слезы текут по лицу человека. “Мне давно уже нужна новая машина взамен этого двухместного автомобиля”, – размышлял Фурлоу. Он пользовался им уже более пяти лет, но никак не мог расстаться с привычкой экономить деньги. Эта привычка осталась с тех пор, когда он откладывал каждый лишний доллар на покупку нового дома, в котором он и Рут должны были поселиться после женитьбы.
“Интересно, почему она захотела увидеть меня? – подумал Фурлоу. – И почему именно здесь, где раньше мы обычно встречались? Зачем сейчас нужна эта осторожность?”
Прошло уже двое суток с момента убийства, но он вес ещё не мог связать в единое целое события того дня. Когда он читал в газетных заметках о себе, он читал это так, будто говорилось о другом, незнакомом человеке, – смысл этих заметок ускользал от него, расплывался, подобно каплям дождя на стекле. Все пошло кувырком под влиянием происходящих событий – диких поступков Мёрфи и жестокости окружающих.
Фурлоу был потрясён, узнав, что общество требует смерти Мёрфи. Реакция была такой же жестокой, как вихрь насилия, который пронёсся над городом.
“Жестокий шторм, – думал он. – Буря жестокости”. Он посмотрел на деревья слева от него, гадая, давно ли он здесь. Часы стояли. Рут давно должна бы появиться. Это была её дорога.
Солнце выглянуло из-за облаков, с запада, окрашивая верхушки деревьев в оранжевый цвет. Капли дождя сверкали на листьях. Пар от мокрой земли поднимался среди коричневых чешуйчатых стволов эвкалиптов. Стрекот насекомых доносился от корней деревьев и пучков травы, росших на открытых местах вдоль грязной дороги. “Что они понимают о грозе, которая недавно пронеслась над нами?” – подумал Фурлоу. Как психолог он мог объяснить, почему большинство жителей городка требовало немедленной расправы над Мёрфи, но его потрясло столь же жестокое отношение официальных лиц. Он вспомнил о попытках помешать ему провести профессиональное медицинское обследование Мёрфи, Шериф, районный прокурор Джорж Парет, все местные власти сейчас уже знали о том, что Фурлоу предполагал психический срыв, который стоил жизни Адель Мёрфи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Фурлоу понял, что он должен найти Рут и предложить ей свою помощь. То, что она замужем за другим, не перечёркивает всего, что было между ними.
6
Аудитория шевелилась – единый организм в безымянной тьме амфитеатра Корабля историй.
Келексел, сидевший почти в центре огромного зала, чувствовал это странное угрожающее движение в темноте. Они окружали его: съёмочная группа и свободный от дежурства персонал, – все, кому было интересно увидеть новое произведение Фраффина. Две бобины перед ним вращались без перерыва. Все с нетерпением ждали, когда снова прокрутят первую сцену. Время шло, бобины вращались, и Келексел все сильнее ощущал дыхание опасности. Это было как-то связано с историей, но он пока не мог уловить связь.
В воздухе распространялся лёгкий запах озона от перекрещивающихся нитей силового поля, которое обеспечивало пространственную связь аудитории с происходящим. Келексел ощущал дискомфорт, сидя в непривычном кресле. Он занимал место, предназначенное для оператора, – по кромке массивных подлокотников располагались рычажки переключателей для редактирования записываемого сюжета. Только огромный куполообразный потолок, опутанный паутиной силового поля, нити которой тянулись вниз, к сцене, и сама постепенно приближающаяся сцена были привычными, как в любом просмотровом зале.
И звуки – щёлканье переключателей, профессиональные реплики: “Сократите вступление и переходите к основному действию… эффект бриза чуть ослабить… усильте передачу эмоций жертвы и немедленно повторите предыдущий кадр…”
Келексел провёл здесь уже два дня, используя данную ему привилегию наблюдать ежедневную работу, однако звуки и голоса аудитории звучали диссонансом для его слуха. Он привык к завершённым историям и молчаливой аудитории.
В темноте, слева, поодаль от него раздался голос:
– Запускайте.
Силовые линии исчезли. Зал погрузился в полную темноту. Кто-то кашлянул, прочищая горло. Обстановка была нервозной.
В центре сцены появился свет. Келексел устроился поудобнее. “Всегда одно и то же начало”, – подумал он. Постепенно возникшее свечение материализовалось в свет уличного фонаря. Он освещал часть лужайки, поворот дороги и на заднем плане призрачно сереющую стену дома. Тёмные окна из простого стекла блестели, как невидящие глаза.
Откуда-то из глубины сцены доносилось тяжёлое дыхание и что-то стучало в бешеном ритме.
Застрекотало какое-то насекомое.
Разнообразные шумы воспроизводились со всеми оттенками оригинального звучания. Наблюдать за происходящим из зрительного зала было всё равно, что находиться непосредственно на месте действия, где-нибудь на ближайшем пригорке.
Запах пыли от шевелящейся под ветром сухой травы проникал в сознание Келексела. Прохладный бриз касался его лица.
Волна леденящего ужаса вдруг захлестнула Келексела. Она возникла где-то в тёмной глубине сцены и, продвигаясь через проекционное поле, накатывалась сокрушительным валом. Келексел поспешно напомнил себе, что это всего лишь очередной сюжет, он нереальный… по крайней мере для него. Он переживал сейчас страх другого существа – уловленный, записанный и воспроизведённый сверхчувствительными устройствами.
В центре сцены появилась бегущая женская фигура, одетая в выцветший зелёный халат. Женщина прерывисто и тяжело дышала, её босые ноги глухо прошлёпали по газону и затем по дорожному покрытию. Приземистый мужчина, мертвенно-бледный в лунном свете, преследовал её по пятам. Огромный кинжал в его руке сверкнул в свете фонаря, как серебристое змеиное жало.
– Нет! Пожалуйста, Господи, нет! – срывающимся голосом кричала женщина.
У Келексела перехватило дыхание. Кинжал взлетел высоко над головой…
– Перерыв!
Паутина вверху потускнела, возбуждение схлынуло, как будто аудиторию окатили ледяной водой. Сцена погрузилась в темноту.
Келексел понял, что голос принадлежал Фраффину. Он донёсся откуда-то справа, издалека. Неистовая жестокость происходящего ошеломила Келексела. Следователю потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки, он был совершенно раздавлен.
Вспыхнул свет, и он увидел перед собой ряды сидений, расходящиеся клином от диска сцены. Келексел прищурился, разглядывая окружающих его сотрудников Фраффина. Он все ещё ощущал угрозу, исходящую от них и от опустевшей сцены. Келексел доверял своим инстинктам, он чувствовал присутствие опасности в этой комнате. Но в чём же она могла состоять?
Вокруг него расположился персонал – в задних рядах сидели стажёры и свободные от дежурства охранники; в центре – кандидаты в члены экипажа и наблюдатели; внизу, около сцены, – съёмочная группа этого сюжета. Каждый из них, взятый в отдельности, производил сейчас весьма заурядное впечатление. Но Келексел не забыл возникшего у него в темноте ощущения единого организма, стремящегося нанести ему удар, и уверенного в успехе.
Странная тишина воцарилась в помещении. Они ждали чего-то. Далеко внизу у сцены склонились друг к другу люди, неслышно переговариваясь.
“Не слишком ли я мнителен? – спрашивал себя Келексел. – Но ведь они безусловно подозревают меня. Почему они позволяют мне сидеть здесь и наблюдать за их работой?”
Их работа – насильственная смерть. Келексел почувствовал, что выстраиваемая им версия рушится. Он не мог объяснить, почему Фраффин вдруг оборвал действие. Вряд ли эта сцена могла вызвать у Фраффина какие-то отрицательные эмоции, тем более, что он знал развитие сюжета.
Келексел покачал головой. Он был в замешательстве. Ещё раз он окинул взглядом зал. Разноцветная палитра пестрела перед его глазами: цвет униформы каждого из присутствующих указывал на его служебные обязанности – красным выделялись комбинезоны пилотов, оранжево-чёрные костюмы принадлежали охранникам, зелёные – сценарной группе, жёлтые – группе обслуги и ремонта, белые – гардеробщикам. Среди этого многоцветья тут и там чёрными кляксами выделялись Манипуляторы, Помощники Директора, ближайшее его окружение.
Группа у сцены распалась. Келексел увидел Фраффина, который вскарабкался на сцену и прошёл в самый центр, к тому месту, к которому недавно было приковано всеобщее внимание. Это был умышленно рассчитанный манёвр, он отождествлял Фраффина с действием, происходившим в пространстве сцены несколькими мгновениями раньше.
Слегка подавшись вперёд, Келексел внимательно рассматривал Директора – невысокая, измождённая на вид, фигура в чёрной мантии, щётка блестящих чёрных волос над серебристым овалом лица, прямая щель рта с выступающей верхней губой. Глубоко посаженные глаза оглядели зал и нашли Келексела.
Мороз пробежал по коже Следователя. Он вжался в кресло, будто услышал голос Фраффина: “Вот он, этот дурак Следователь! Я заманил его в ловушку, теперь он в ней! Надёжно пойман!”
Мёртвая тишина охватила зал, как будто все разом задержали дыхание. Все глаза были прикованы к центру сцены.
– Повторяю, – мягко произнёс Фраффин. – Наша цель в утончённости.
И снова посмотрел на Келексела.
“Итак, сейчас он испытывает страх. – думал Фраффин. – Страх усиливает сексуальное влечение. Он видел дочь жертвы, она способна заманить в ловушку любого Чема – экзотична, грациозна, с глазами, подобными зелёным драгоценным камням. А как Чемы любят зелёный цвет! Она хороша, и он клюнет на неё. Ха! Следователь Келексел! Скоро ты будешь просить разрешения поближе познакомиться с туземцами – ну а мы разрешим тебе это”.
– Вы уделяете недостаточно внимания зрительному восприятию, – сказал Фраффин. Тон его голоса неожиданно изменился, стал холодным, жёстким. Лёгкая дрожь пробежала по амфитеатру. – Мы не должны погружать нашего зрителя слишком глубоко в атмосферу страха, – продолжал Фраффин. – Нужно лишь дать ему понять, что страх присутствует. Не надо форсировать восприятие. Дайте ему возможность получить удовольствие – занятное насилие, забавный страх. У зрителя не должно создаваться впечатления, что он один из тех, кем манипулируют. В каждом сюжете должно содержаться нечто большее, чем простое моделирование истории для нашего собственного удовольствия.
Келексел почувствовал угрозу, скрытую в словах Фраффина. Однако, он все ещё не мог найти объяснения происходящему.
“Я должен заполучить одно из этих существ, чтобы узнать их поближе, а заодно и развлечься, – подумал Келексел. – Только туземец может помочь мне отыскать ключ к разгадке происходящего”.
Эта мысль будто открыла двери для искушения: Келексел неожиданно подумал о молодой женщине из истории Фраффина. У неё экзотическое имя – Рут. Рыжая Рут. В ней было что-то от Суби-существ, а Суби славились тем, что они могли доставлять Чемам изысканные эротические удовольствия, Келексел вспомнил Суби, которой он однажды овладел. К сожалению она так быстро увяла, впрочем, как и любое другое смертное существо. “Пожалуй, я должен исследовать эту Рут, – подумал Келексел. – Для подчинённых Фраффина несложно доставить её сюда”.
– Утончённость, – повторил Фраффин. – У аудитории должно обязательно формироваться независимое восприятие. И не забывайте, что наши истории – это не реальная жизнь, а лишь се отражение, волшебная сказка Чемов. Сейчас все вы должны понимать, в чём заключаете цель нашей работы. Надеюсь, вы будете достаточно искусно следовать к ней.
Фраффин поплотнее запахнул чёрную мантию, чувствуя удовольствие, которое должен испытывать хозяин балагана после удачного представления. Повернувшись спиной к аудитории, он гордо прошествовал со сцены.
“Хороший экипаж, – размышлял Фраффин. – Они будут выполнять свои функции с вышколенной аккуратностью. А этот занятный маленький сюжет нужно ввести в банк историй. Вероятно, его можно будет предлагать как вступительную часть перед другими сюжетами, как образец артистического искусства. В конце концов, это неважно: он выполнил свою задачу – заставил Келексела идти намеченным путём, и каждый его шаг будет фиксироваться службой наблюдения. Каждый шаг”.
“Им почти также просто управлять, как туземцами”, – подумал Фраффин.
Он прошёл через служебный тоннель позади сцены, ведущий в голубой холл, из которого извилистым коридором можно было попасть в его личные апартаменты. Фраффин поместился в транспортную капсулу и усилил силовое поле. Капсула рванулась вперёд с такой скоростью, что люки, расположенные в стенах коридора, слились в одно расплывчатое пятно.
“Этого Келексела можно и пожалеть, – думал Фраффин. – Он явно потерпел поражение при первом столкновении с персонифицированным насилием. Видимо, мы способны достаточно обострённо реагировать на проявление жёсткости. В далёком прошлом насилие, по всей вероятности, часто врывалось в нашу жизнь”.
Он почувствовал, что его непроницаемая броня трещит по всем швам под беспорядочным напором воспоминаний. Фраффин вздохнул и остановил капсулу перед люком, закрывающим доступ в его салон.
Он чувствовал, что стоит на краю бездны, в которой скрыты ужасные тайны.
Спасительная ярость захлестнула Фраффина. Он хотел ворваться в вечность, заглушить скрытые в ней голоса, невнятно кричащие ему что-то. Освобождаясь от приступа страха, он подумал: “Чтобы быть бессмертным, необходимо принимать иногда дозы моральной анестезии”. Эта случайно пришедшая в голову мысль окончательно развеяла его страх. Он вступил в серебряную теплоту своего салона, удивляясь, откуда могли появиться подобные мысли.
7
Фурлоу сидел, облокотившись на руль своей припаркованной машины и курил трубку, Очки с поляризованными стёклами лежали рядом на сиденье, он смотрел на темнеющее небо сквозь ветровое стекло, по которому скатывались капли дождя.
Его глаза слезились, и дождевые капли скользили по стеклу так же, как слезы текут по лицу человека. “Мне давно уже нужна новая машина взамен этого двухместного автомобиля”, – размышлял Фурлоу. Он пользовался им уже более пяти лет, но никак не мог расстаться с привычкой экономить деньги. Эта привычка осталась с тех пор, когда он откладывал каждый лишний доллар на покупку нового дома, в котором он и Рут должны были поселиться после женитьбы.
“Интересно, почему она захотела увидеть меня? – подумал Фурлоу. – И почему именно здесь, где раньше мы обычно встречались? Зачем сейчас нужна эта осторожность?”
Прошло уже двое суток с момента убийства, но он вес ещё не мог связать в единое целое события того дня. Когда он читал в газетных заметках о себе, он читал это так, будто говорилось о другом, незнакомом человеке, – смысл этих заметок ускользал от него, расплывался, подобно каплям дождя на стекле. Все пошло кувырком под влиянием происходящих событий – диких поступков Мёрфи и жестокости окружающих.
Фурлоу был потрясён, узнав, что общество требует смерти Мёрфи. Реакция была такой же жестокой, как вихрь насилия, который пронёсся над городом.
“Жестокий шторм, – думал он. – Буря жестокости”. Он посмотрел на деревья слева от него, гадая, давно ли он здесь. Часы стояли. Рут давно должна бы появиться. Это была её дорога.
Солнце выглянуло из-за облаков, с запада, окрашивая верхушки деревьев в оранжевый цвет. Капли дождя сверкали на листьях. Пар от мокрой земли поднимался среди коричневых чешуйчатых стволов эвкалиптов. Стрекот насекомых доносился от корней деревьев и пучков травы, росших на открытых местах вдоль грязной дороги. “Что они понимают о грозе, которая недавно пронеслась над нами?” – подумал Фурлоу. Как психолог он мог объяснить, почему большинство жителей городка требовало немедленной расправы над Мёрфи, но его потрясло столь же жестокое отношение официальных лиц. Он вспомнил о попытках помешать ему провести профессиональное медицинское обследование Мёрфи, Шериф, районный прокурор Джорж Парет, все местные власти сейчас уже знали о том, что Фурлоу предполагал психический срыв, который стоил жизни Адель Мёрфи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24