А этого ему было достаточно, чтоб осуществить свои планы и замести за собой всякие следы.
В полночь с мачты раздался крик:
- Маяк!
- Топер! - сообщил кормчий, кланяясь. Стали убирать паруса. Весла медленнее опускались в воду, корабль приближался к пристани. Прежде чем они подошли к стоявшим в порту ладьям, Эпафродит распорядился:
- Якорь!
Заскрипели огромные вороты, якорь нырнул и вонзился в дно, корабль вздрогнул, чуть накренился и замер. Спустили лодку. Эпафродит и Нумида сошли в нее, остальные остались на корабле и улеглись спать. Не спалось лишь одному Спиридиону. Он бодрствовал на корабле днем и ночью. Забравшись в уголок под палубой, он накрыл попонами свои мешки с деньгами и просидел на них все время, трясясь от страха: "А что, если нас поймают?" При одной мысли об этом он жался к стенке и судорожно обнимал свое богатство. Только теперь, когда все на корабле заснули и слышны были лишь равномерные удары волн, мужество вернулось к нему, он снял грязные попоны, развязал мешок с золотыми монетами и с наслаждением стал перебирать их, пересчитывать влажными руками, беззвучно возвращая затем на место. Если монета с тихим звоном выскальзывала ненароком из трясущихся рук, он вздрагивал всем телом. При этом звуке душу его охватывало невыразимое блаженство и в то же время бесконечный ужас; он накрывал деньги своим телом и долго вслушивался, не проснулся ли кто, не протянулась ли из тьмы алчная рука. Одолев испуг, он начинал снова считать. Евнух пересчитал все до последней монеты, снова ссыпал в мешок, крепко его завязал и пустился в размышления о том, чем бы заняться в дальнейшем. Он накопил столько, что свободно мог существовать без всякого дела. Но разве можно бесконечно брать из кучи, чтоб она уменьшалась и таяла? Ни в коем случае. Он решил высадиться в Топере и уехать в Фессалонику; там, никому не известный, он скромно займется торговлей.
Поэтому так страстно хотелось ему сойти на берег. Но Эпафродит и Нумида уехали, остальные безмятежно храпят, он же бодрствует, ждет и томится. А вдруг подоспеют корабли из Константинополя... Зубы его застучали при этой мысли, он прильнул к небольшому круглому отверстию под палубой.
И, словно обжегшись, тут же отпрянул.
Снова осторожно поднял голову и приложил к дыре один глаз.
Застонал, всхлипнул и скорчился над своими деньгами. Мозг его отупел, душу охватил такой ужас, его била такая дрожь, что монеты звенели под ним.
Вскоре Спиридион услышал, как что-то ударило о борт. Он вытянул шею, прислушался. Корабль чуть покачивало. Снова потянулся евнух к дырке и поглядел в нее. Возле парусника, соединенный с ним трапом, стоял торговый корабль. По нему проходили незнакомые люди, поднимаясь к ним на палубу. Он услышал шаги над головой. Рот его раскрылся в вопле. Но слова застряли в горле. Спиридион всхлипнул и, зажмурившись, прижав к себе обеими руками свое богатство, стал ожидать смерти.
Парусник покачивался, шаги над головой приближались и удалялись, возвращались снова и стихали. Холодный пот прошиб евнуха. Снова качнулся корабль, загремела якорная цепь, опять все стихло. Море всплескивало под веслами. Дрожа как осиновый лист, он приподнялся на своих мешках и потянулся к отверстию. Чужой корабль удалялся, исчезая во тьме. На душе евнуха полегчало, и он принялся читать благодарственную молитву.
Но вскоре на корабле снова все пришло в движение. В трюме вспыхнули огоньки, и все рабы - теперь свободные наемники, а также кормчий, Нумида и Эпафродит собрались на палубе возле самого убежища Спиридиона.
Эпафродит стоял в центре. Одет он был, как обычно, в скромную одежду странствующего купца. Но лицо его изменилось, оно стало темным, словно обожженное солнцем, и Спиридион едва узнал его.
- Окончен путь, окончилась ваша служба, - начал Эпафродит негромко. Рабы стали кланяться, некоторые по привычке упали на колени. - Встаньте, вы свободны. Каждому я приготовил плату за труд, вы можете отдохнуть, а потом искать себе службу, где хотите.
В толпе послышались рыдания.
- Все вы знаете, что случилось в Константинополе, знаете, что мне угрожает смерть.
Рыдания усилились, некоторые сжимали кулаки и стискивали зубы.
- Спасибо вам, вы были верны мне, и я надеюсь, что сейчас, когда мы прощаемся, среди вас не найдется предателя.
Люди поднимали руки, словно давая клятву. Но вдруг головы повернулись к логову Спиридиона. И сам Эпафродит посмотрел на евнуха.
- Он вызывает у вас подозрения? Справедливо ли это, Спиридион?
Евнух встал на колени, высоко поднял руки и поклялся богом-отцом, богом-сыном и святым духом.
- Знай, если ты окажешься предателем, - на земле тебя настигнет смерть, а на небе ты попадешь в пекло!
Спиридион трясся и призывал в свидетели своей преданности святую троицу.
- Итак, я верю всем! Мои драгоценности на торговом корабле. Мой друг доставит их в Афины. Парусник пуст. Я высаживаюсь в Топере, вы тоже покиньте корабль, и утром распространите по городу печальную весть, что Эпафродит решил потонуть вместе со своим быстроходным парусником. Когда встанет солнце, приплывите сюда и просверлите дырки, чтобы корабль быстрее погрузился в воду. Оплакивайте меня. Местный префект сразу же сообщить в Константинополь, что я на самом деле потонул, а корабли, которые, вне всякого сомнения, нас преследуют, придут сюда и отправятся восвояси ни с чем. Следы будут уничтожены, моя жизнь спасена, и я окажусь в безопасности. Если кто-нибудь из вас, встретит меня, не узнавайте, не здоровайтесь со мной. Сможете вы, свободные люди, оказать мне эту последнюю услугу?
Все бросились к нему, искали его руки, целовали их, клялись самыми страшными клятвами, призывая все небесные стрелы, весь ад на голову предателя.
На заре толпа людей собралась на берегу. Город опустел. Ведь имя Эпафродита значило многое для офицеров и самого префекта. Любопытство гнало людей посмотреть, как будут тонуть корабль, увлекая за собой самоубийцу, Освобожденные рабы носились по городу, громко голосили, рвали на себе волосы, кусали в кровь губы и ломали руки, сокрушаясь над несчастьями своего господина, которого несправедливо преследует могучий Юстиниан. А некоторые в присутствии солдат так поносили деспота, что их схватили и отвели в тюрьму.
Когда необыкновенная весть достигла ушей префекта Рустика, ее узнала и Ирина, благополучно добравшиеся посуху из Константинополя к дяде и жившая в маленьком, наполовину варварском городишке вместе с Кирилой. Здесь девушка чувствовала себя гораздо спокойнее, чем при развратном дворе.
- Эпафродит, мой спаситель, патрон Истока? - шепотом спросила она Кирилу, когда та прибежала к ней со странной новостью. Нежное лицо Ирины покрывал легкий загар - долгим было путешествие по Фессалоникской дороге из Константинополя в Топер - и следы усталости еще не исчезли с него.
Гребень из слоновой кости, которым Кирила должна была причесать золотые волосы своей госпожи, выпал из дрожащих рук Ирины. Длинные пряди рассыпались по плечам, по белому утреннему платью, упали на грудь. Воспоминания, любовь к Истоку, чувство благодарности к Эпафродиту бурным пламенем вспыхнули в сердце девушки. На щеках ее выступил румянец, губы задрожали.
- Богородица, спаси праведника! Кирила, я сама спасу его, я должна это сделать из благодарности, из любви к своему Истоку! Скорей! Рабыня наспех заколола ей волосы серебряной гребенкой, набросила поверх платья красивую столу, помогла натянуть сандалии, и обе поспешили к дяде, префекту Рустику. Он уже знал о намерении Эпафродита. Солдаты сообщили, что ими схвачено несколько рабов, громогласно оскорблявших императора. Рабы рассказали, почему Эпафродит добровольно идет на смерть, - Юстиниан возбудил против него дознание, а купец, не зная за собой никакой вины, решил покончить с собой и так ускользнуть от императора. Преферт, ромей до кончиков ногтей, быстро сообразил, что Юстиниан щедро вознаградит его, если он спасет Эпафродита и доставит его живым ко двору. Он как раз собирался выйти из дому, чтобы принять необходимые меры и захватить корабль, прежде чем он пойдет ко дну, когда к нему подбежала Ирина.
- Дядя, Христом-богом умоляю тебя, спаси его!
Девушка ломала руки, в глазах ее стояли слезы, она вся дрожала.
- Ирина, ты плачешь? - удивился Рустик. - Отчего? Он враг светлейшего императора, к чему придворной даме проливать о нем слезы.
До сих пор Ирина не рассказывала дяде о том, что произошло в Константинополе. Она объяснила свой приезд тем, что хочет подольше пожить у него в провинции, потому что при дворе ей не нравится. Рустик принял ее с радостью и очень гордился тем, что у него живет такая знатная родственница.
- Эпафродит сделал для меня много хорошего в Константинополе. Скажу тебе откровенно, дядя, я полюбила магистра педитум. Но его постигла немилость августы, и он бы погиб во время свидания со мной, не подоспей к нему на помощь Эпафродит со своими слугами. А меня бы обесчестили и сделали несчастной наемные разбойники.
Рустик не удивился. Прищурив один глаз, он улыбнулся.
- Ага, птичка, значит, тебе уже ведомы пикантные приключения при дворе. Да, умеют жить в столице, умеют! Узнаю императрицу! А просьбу твою я выполню. Этот грек не будет покоиться в море. Пусть ему приготовят ложе император с августой. У Юстиниана жесткое ложе для виноватых.
Рустик спешил поскорее выполнить задуманное.
- Не делай этого, дядя! Спаси его и дай ему свободу. Ведь я обязана ему жизнью.
Ирина загородила дорогу дяде и обняла его. Но он мягко взял ее за руки, снял их со своей шеи и, обойдя девушку, пошел к выходу.
- Дитя мое, первая любовь - первые воспоминания! Ты позабудь о нем, полюбив во второй раз, и тогда снова найдется какой-нибудь спаситель, а уж этому купцу придется последовать в Константинополь к деспоту, которому я присягал в верности.
Он вышел, твердо ступая, как человек, привыкший повелевать. Ирина побледнела; Протянув вслед ему трепещущую руку, она словно старалась удержать, остановить его.
- Дядя, пожалей меня! Спаси его!
Твердые шаги уже раздавались в мраморном атриуме, звенел меч и позвякивала перевязь на груди префекта. Рустик спешил поймать грека и вернуть его в руки правосудия.
Бессильно упала трепетная ладонь Ирины; сжав горящий лоб руками, она пошатнулась. Кирила поддержала ее.
В спальне девушка повалилась перед иконой.
- Помоги, господи! Прости, спаси его, спаси!
Вдруг она смолкла. На мгновение устремила взгляд на богородицу. Щеки ее вспыхнули.
- Кирила, сегодня ночью я спасу его из тюрьмы!
- Это трудно, светлейшая госпожа!
- Каждый офицер гарнизона готов исполнить любое желание придворной дамы. Я повидаюсь с кем-нибудь сегодня же ночью, поговорю об Истоке, может быть, он знает, где Исток... а, может, Исток позабыл о моей любви?
- Светлейшая, он не может забыть тебя!
- Да, он не забудет моей любви. О, Эпафродит наверняка знает, где он сейчас. Мы подкупим стражу и убежим к нему. Кирила, к нему, к моему единственному!
Сердце Ирины пылало любовью.
- Скорей на берег, Кирила! Я должна увидеть Эпафродита, и он должен меня увидеть. Мои глаза скажут ему: не бойся! Ирина отплатит тебе за добро.
Люди расступились на пристани при виде префекта. Два центуриона следовали за ним с отрядом воинов. Они проворно погрузились в ожидавшие их челны, навалились на весла и устремились к паруснику, сверкавшему в лучах восходящего солнца у входа в порт. Толпа возбужденно зашумела, увидев, как сам префект в сопровождении офицеров спустился в красивый челн и отвалил от берега.
- Его спасут!
- Он не утонет!
- Он попадет в руки Управды.
- Жаль кораблик!
- К чему топить его? Бежал бы себе, чайкам его не догнать, так мчится.
- И денежки у него есть, а торопится умереть!
Все это слышал стоявший в самой гуще толпы Эпафродит. В Топере его никто не знал и никто не обращал внимания на обыкновенного путника. Увидев, что лодки с солдатами вышли в море, и узнав, каковы их намерения, он испугался. Если Нумида не заметит их, если они успеют добраться до корабля, прежде чем будут выбиты затычки из дыр, все пропало. Префект поднимет на ноги весь гарнизон в погоню. Как тогда скрыться? Из Константинополя подоспеют преследователи, от них не легко ускользнуть.
Он огляделся по сторонам. Лучше всего выбраться из толпы. Но путь преграждала стена человеческих тел. По мере того как челны подходили к кораблю, толпа затихала. Шепотом, вполголоса переговаривались люди.
- Он на палубе! - пронеслось вдруг по толпе.
На носу парусника появилась фигура в сверкающем одеянии, человек, приветствуя воинов, махал им белым платком.
- Прощается грек! - произнес за спиной Эпафродита высокий герул, от которого разило конским потом.
- Префект встал! Гребут быстрее! Поймают!
По спине Эпафродита побежали мурашки.
"О Нумида, порази тебя молния! Чего ждешь? Ты погубишь меня! Выбивай!"
В море полетел белый платок. Сверкающая фигура исчезла с палубы. Эпафродит затаил дыхание. Солдаты гребли отчаянно. На берегу царила гробовая тишина.
Но вот вздрогнула высокая мачта парусника.
- Тонет! Погружается! - вырвался вопль на берегу.
На палубе показался раб в короткой тунике, он кричал и размахивал руками.
"Быстро ты переоделся, Нумида! Хорошо играешь! Славный ты малый!"
Эпафродит был доволен Нумидой, испуг его проходил. Корабль сильно накренился, вода залила палубу, волны вспенились, раб с криком бросился в море и схватился за борт лодки, плясавшей уже рядом с парусником. Солдаты подняли весла, и челны остановились. По берегу разнеслись крики, смех, шутки - корабль затонул.
Народ расходился. Эпафродит остался один, радуясь, что ему удалось полностью осуществить свой замысел, и горюя, что пришлось пожертвовать любимым кораблем, чтобы сбить со следа преследователей. Задумчиво оперся он на камень, как вдруг кто-то потянул его за рукав.
Перед ним сверкнули глаза Спиридиона. Лицо евнуха светилось радостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59