Я не знаю, что там такое в моем паспорте. Сколько раз я заглядывал в
него и ничего особенного не находил, но на всех должностных лиц он
производит прямо-таки магическое действие. Инспекторы ГАИ становятся
по стойке смирно и отдают честь. Билетные кассиры тут же находят места
там, где их не было с одна тысяча забытого года. Гостиничные админист-
раторы бледнеют, зеленеют и тихо лепечут что-то в свое оправдание.
Словом, номер тут же нашелся, тут же объявилась хлопотливая горничная,
подхватила мой чемодан и повела меня наверх. Номер был роскошный, из
трех комнат. Люстры. Портьеры. Диван. Кресла. Кровать. Почти такая же
как у меня дома. Ковры. Чистота. Умели большевики устраиваться, поду-
мал я. Я удовлетворенно покивал и сказал горничной:
- Хорошо. Я пробуду у вас около десяти дней. Каждый день - чистые
простыни. Договорились?
Я взял ее руку и вложил в нее сотенную. Этого можно было и не де-
лать, и так она была сама услужливость, но устоять перед соблазном я
не мог. Люблю сорить деньгами, есть за мной такая слабость.

Глава 7. Сын человеческий.

Истина не рождается в спорах
- она существует сама по се-
бе.
Утверждение.
Фома примкнул к ним в Сариде. Это был маленький, тщедушный челове-
чек, рядом с Симеоном он казался ребенком. Бороденка жидкая. Волосенки
жидкие. Глазки маленькие, бегающие. Симеону он не понравился. Ну и
зловредным же он оказался! Он пошел за Ешу потому, что ему было инте-
ресно, он так и говорил. Еще он оказался страшным спорщиком. Он ничего
не принимал на веру, на все ему нужны были доказательства. На любое
слово Ешу у него находились аргументы против. Симеона он раздражал
настолько, что однажды он не выдержал, схватил негодяя за грудки и
приготовился шлепнуть оземь. Ешу остановил его движением руки.
- Никогда больше не делай этого, Симеон, - мягко, но настойчиво
сказал он. - лучше молчи и слушай.
Симеон повиновался, но долго еще ворчал что-то себе в бороду. Од-
нажды они остановились в доме у Евлахия, крестьянина, помогли немного
ему по хозяйству, и сидели теперь во дворе под навесом. На расстелен-
ном на земле покрывале лежали хлеб и виноград, стоял кувшин с кислым
вином. Вокруг сидели Ешу, Евлахий, Иоанн, Андрей, Симеон и Фома. Точ-
нее, Фома не сидел. Он вскакивал, бегал вокруг, садился, крошил хлеб,
снова вскакивал, и, по обыкновению, спорил.
- Это мыслимое ли дело, - восклицал Фома, - любить всех. Я согласен
любить ближнего. Например, я могу любить вот его, - тут он неприязнен-
но посмотрел на Симеона. - Но как мне любить, например, мытаря? Вот
ты, Евлахий, любишь мытаря? - Евлахий покачал головой. - Конечно! Раз-
ве можно его любить? Он приходит и забирает то, что ему не принадле-
жит. И нельзя ему отказать, если не хочешь сидеть в яме. Он толстый,
жирный, наглый, - Фома посмотрел на Евлахия, тот кивнул. - Он может
забрать сверх того, что полагается по закону, он может тискать твою
жену на твоих глазах и ты не можешь воспротивиться, опять же потому,
что не хочешь сидеть в яме, - Евлахий потемнел лицом. - Он противен
тебе. Он мерзок. И его - любить? Любить пьяного мерзавца, побившего
тебя потому, что у него чешутся руки? Любить римского солдата, который
еще наглее мытаря, потому что у него в руках оружие, а ты для него -
прах? Почему я должен любить их?
Ешу, по обыкновению, мягко улыбнулся и сказал:
- Ты не должен любить их. Никто не может любить из чувства долга
или по принуждению. Полюбить надобно сердцем. Открой свое сердце и
впусти в него всех. И все откроют свои сердца и впустят тебя. И тогда
мытарь не станет тискать твою жену, а солдат не станет притеснять те-
бя, а пьяница не станет напиваться, потому что будет любить и себя то-
же.
- Но это невозможно! - горячился Фома. - Люди злы, глупы, эгоистич-
ны, они никогда не смогут любить так!
- Не смогут, - согласился Ешу. - Но почему бы к этому не стремить-
ся?
Фома не нашел что ответить и принялся крошить хлеб. Симеон радовал-
ся про себя. Ешу сразил Фому, в который раз сразил!
- Поймите, - продолжал Ешу, обращаясь ко всем - люди возвели в
стержень жизни ненависть и злобу. Они охотней ненавидят чем любят.
Попробуйте сломать этот стержень сначала в себе, а потом - в других, и
возведите в стержень любовь. Это трудно, согласен. Это невообразимо
трудно. Но что в этом мире легко?
Фома молчал. Нет, он не сдался, Симеон уже успел достаточно хорошо
изучить его. Пусть здесь его срезали - в который раз! - он не успоко-
ится, он найдет другую тему для спора, он будет из кожи лезть, но спо-
рить, спорить и спорить!
- Кто ты такой? - неожиданно спросил Фома. - Откуда ты взялся?
Ешу улыбнулся.
- Я скажу, кто я такой, - ответил он. - Но не сейчас. Еще не время.
В другой раз, это было уже тогда, когда учеников стало двенадцать,
они сидели под раскидистым вязом на камнях, Ешу в центре, а остальные
вокруг, Фома снова набросился на Учителя:
- Вот ты говоришь - не пей вина. - Ешу поднял руку, пытаясь что-то
сказать, но Фома отмахнулся. - Знаю, знаю. Ты не запрещаешь пить вино,
ты говоришь: пей в меру, не уподобляйся скотам. А если человек не мо-
жет остановиться? А если у него горе и он хочет утопить его в вине?
- Это значит, что человек не возлюбил самого себя, - отвечал Ешу. -
Любить себя тоже нужно научиться. Любить себя не эгоистично, а любить
себя как человека, как творение Вседержителя, в которого Господь вло-
жил душу свою. Любить себя так, чтобы окружающим не было стыдно за те-
бя. Не можешь остановиться - значит не любишь самого себя, не любишь
окружающих. А горе топить лучше в работе, это самое действенное ле-
карство.
- Но Господь создал вино для услады чувств, - не унимался Фома, -
для снятия усталости и напряжения души...
- Господь не создавал вина, - отвечал Ешу. - Вино изобрели люди.
- Откуда ты знаешь?! - взъелся Фома. - Ты говоришь так уверенно,
будто ты и есть сам Господь.
- Я не есть Господь, - сказал Ешу. - Я есть сын его в образе чело-
веческом.
Это было так неожиданно, что Фома поперхнулся словами. Все посмот-
рели на Учителя, не шутит ли он. Ешу улыбался своей неизменной груст-
ной улыбкой. Фома пришел в себя первым.
- Вот как, - сказал он. - Ты претендуешь на роль богочеловека?
- Я не претендую. Я есть. Ваше дело - верить этому или не верить. Я
сказал.
Снова воцарилась долгая пауза. Наконец Фома рассмеялся и обратился
к ученикам.
- Учитель пошутил. Как он может быть сыном Господа, если вот он, -
Фома вытянул палец в сторону Симеона, - рассказывал мне, как твоя
мать, Учитель, ходила беременная тобой. Он помнит это, ему тогда было
десять лет. Он помнит, как она рожала тебя и кричала от боли на всю
деревню. Что ты на это скажешь?
Симеон мысленно проклял себя за свой болтливый язык. Он действи-
тельно рассказывал въедливому Фоме про Ешу, про его рождение и детс-
тво, когда Фома пристал к нему с расспросами. Ешу помолчал, глядя
вдаль, потом медленно повернул голову и сказал:
- Я должен был родиться именно так, а не иначе. Как же мне было
прийти в этот мир - с громами и молниями, чтобы все пали ниц и трепе-
тали от страха? Я должен был пройти весь путь от рождения до возмужа-
ния незаметно, и я прошел его незаметно. А сейчас настало время объ-
явить вам. Помнишь, Фома, ты спрашивал, кто я такой. Теперь ты знаешь.
- Не верю! - сварливо ответствовал Фома и отвернулся.
- Это твое дело, - согласился Ешу.
Симеона переполняли противоречивые чувства. С одной стороны, он не
верил, а с другой - он настолько любил Ешу, что готов был поверить во
что угодно. Он первым встал и припал к ногам учителя. За ним потяну-
лись остальные. Только Фома сидел, сердито отвернувшись.
- Не поклоняйтесь мне как Богу, - говорил Учитель, гладя руками
склоненные пред ним головы. - Любите меня как равного себе.
- Докажи! - вдруг взвился Фома. - Докажи!
- Как? - улыбнулся Ешу.
- Вот я не верю тебе - испепели меня!
- Как же я могу испепелить тебя, если люблю тебя как самого себя?
- Все равно! - упрямился Фома. - Сотвори какое-нибудь чудо! Сделай
что-нибудь! Или в образе человеческом Бог не может творить чудеса?
Ешу горько улыбнулся.
- Всему свое время, - сказал он. - Будут вам и чудеса.
Симеон подобрался к Фоме, когда Учитель смотрел в другую сторону,
больно ткнул неверующего в бок и громко прошептал:
- Поклонись, дурень, поклонись ему! Фома вяло отмахнулся.
- Поклонись, говорю! - настаивал Симеон. - Ведь если это правда,
тебе потом зачтется.
Фома с интересом взглянул на бывшего кузнеца и сказал:
- А ты не такой дурак, Симеон, как я себе представлял. - За что по-
лучил еще один тычок под ребра. Фома встал, постоял в раздумье и подо-
шел к Учителю.
- Учитель, мне посоветовали поклониться тебе, дабы поклонение мое
зачлось мне в будущем. "Вот упрямая тварь!" -подумал Симеон. - Я пок-
лоняюсь тебе, - продолжал Фома, - но прошу не зачитывать это. Я не ве-
рю, но поклоняюсь. И он припал к ногам Ешу.
- Не одинок ты в этом мире, Фома, - ответил Ешу. - Много неверующих
с тобою. Встань.
Фома встал, отошел в сторону и больше в этот день в спор не всту-
пал.
Они путешествовали из города в город, из селения в селение, нигде
не задерживаясь больше чем на два дня. Они работали на огородах за
хлеб и вино, ночевали в сараях, а иногда, когда ночь застигала их в
дороге, и под открытым небом. Учитель учил, а они слушали. Большей
частью учение доходило до них через споры, которые затевал зловредный
Фома. Он словно стремился найти слабое место в учении, расшатать, раз-
рушить его, а Учитель потакал ему, охотно поддерживал дискуссию и на
устах его всегда появлялась улыбка, а глаза его переставали смотреть
вдаль, будто он отвлекался от своих затаенных мыслей. И при этом всег-
да Учитель обращался не к одному Фоме, а ко всем ученикам. Однажды вы-
шел у них следующий спор.
- Что же, - говорил Фома, - наша вера неверна? Ведь сказано же: око
за око, зуб за зуб. Или это не Бог дал нам нашу веру?
- Не вера ваша неверна, а религия, - отвечал Учитель. - А религию
вам Бог не давал, вы сами придумали ее, обставили обрядами и ритуалами
и утвердились в том, что Богу она угодна. Но посудите сами, разве мо-
гут быть угодны Богу ваши жертвоприношения? Зачем Богу зарезанные коз-
лята, вино, фрукты? А когда-то давно, в незапамятные времена, люди
приносили в жертву человека. Разве угодна Богу чья-то смерть? Подумай-
те, обоняет ли Бог благовония, которые вы курите в храмах?
- Что же, значит все это порушить? - желчно вопрошал Фома.
- Зачем же рушить? Это должно разрушиться само, за ненадобностью.
- И храмы?
- Храмы? Храмы останутся. Человек должен знать, что есть место, ку-
да он может прийти, чтобы стать ближе к Богу, покаяться в грехах своих
и испросить прощения. Но каждый человек сам по себе - храм. Он может
разговаривать с Богом и без посредства пышных и вычурных зданий. Но
если ему легче говорить с Богом в храме - это его дело. Нельзя ничего
отнимать у человека.
- Хорошо, - соглашался Фома. - Вот я грешен. Все мы грешны, так мы
устроены, ты сам это говорил. И я покаялся в грехах своих. И что?
- Если ты покаялся искренне, от чистого сердца, если не лежит за
твоим покаянием задняя мысль, Бог отпустит тебе грехи твои.
- Так таки совсем отпустит?
- Ну не наполовину же.
- А если я кого-нибудь убил? Бог простит меня?
- Да.
- А если я убил тысячу человек?
- Да.
- А если...
- Да. Бог любит вас, как люблю вас я. И отпускает грехи ваши.
- Значит тот, кто покается, попадет в рай? А тот, кто не покается -
в ад?
- Рай. Ад. Это не более чем слова. Нет ни ада, ни рая.
- А что же есть? Где жарят грешников? И где наслаждаются покоем
праведники?
- Посудите сами. Человек умирает, и его душа отлетает от тела. Мож-
но ли поджарить душу, если у нее нет органов, которые чувствуют боль?
И чем может наслаждаться душа, будучи в раю, если у нее нет органов
наслаждения?
- Значит ли это, что и самый последний злодей, и самый первый пра-
ведник после смерти будут равны перед Богом?
- Так же, как и при жизни. И потом, нет ни грешников, ни праведни-
ков, а есть грешные люди.
- Но ведь ты не можешь отрицать, что кто-то из людей более грешен,
а кто-то - менее? И все они равны? Но тогда зачем каяться?
- Резонный вопрос. Резонный с точки зрения практичного человека.
Допустим, ты не покаялся. Что же, ты так и будешь нести в себе бремя
греха? Не отяжелит разве тебя оно? Не замучает ли тебя совесть? Отяго-
щенная совесть твоя - вот твой ад. И чем дольше ты будешь нести грехи
свои в себе, тем дольше будет продолжаться твой ад. Свободная и чистая
совесть твоя - вот твой рай.
- Так кто же там, после смерти?
- Я не скажу вам. Человеку не следует знать свое будущее. Если бы я
сказал вам, что ждет вас после смерти, это не принесло бы вам ни поль-
зы, ни успокоения. Каждый воспримет это по-своему. Кто-то возгордится.
Кто-то огорчится. Кто-то вознегодует. Кто-то обрадуется. Найдутся и
такие, кому будет все равно. Всему свое время. Ваше - вас не минует.
Земная жизнь коротка. Пройдет немного времени, и вы сами все узнаете.
Фома затих и глаза у него сделались как у Учителя. Симеон силился
понять слова Учителя. Как же это так - нет ни рая, ни ада? Ведь с
детства их учили: не греши, а то попадешь в ад. Но, с другой стороны,
Учитель прав - душа боли испытывать не может. А еще с одной стороны -
все грешны, значит всем уготован ад? Кто же тогда попадет в рай? Как
все запутано! Но зато как интересно! Вот тут Фома прав - интересно! Из
одного интереса можно сопровождать Учителя и внимать речам его. Однако
не понравятся священникам его речи, ох как не понравятся! Как бы чего
дурного не вышло. И что это Учитель задумал идти в Иерусалим? И непре-
менно к празднику?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12