– Тише, дети. Папа приехал, – говорила она шепотом.
Молли и мальчики неслышно выскальзывали из дома и даже во дворе еще говорили шепотом. Новость быстро облетала соседние дома. Вскоре двор наполнялся ребятишками. Те тоже говорили шепотом.
– Говорят, их отец приехал.
– Это правда, что ваш папа приехал?
– А где он был в этот раз?
К полудню во дворе собиралось полным-полно ребят. Сгорая от нетерпения, они стояли маленькими группами и шикали друг на дружку.
И тут с шумом распахивалась кухонная дверь и во двор выскакивал отец.
– Эгей! – кричал он что есть мочи. – Эгей, детишки!
Молли и братья кидались к нему, жались к его ногам, а он хватал их на руки и подбрасывал, словно котят.
Тут же суетилась миссис Морган и взволнованно клохтала: – Дети, дети! Не изомните папе костюм.
А соседские ребятишки кувыркались и визжали от радости. Это было лучше всякого праздника.
– А что я вам покажу! – кричал отец. – Вот немного погодите и увидите, что я вам привез. А пока это секрет.
Когда страсти немного утихали, он выносил на крыльцо чемодан и открывал его. Там были такие подарки, каких ребята никогда в жизни не видывали: диковинные механические игрушки – умеющие ползать жестяные жучки, танцующие деревянные негры, чудесные экскаваторы, которыми можно было копать песок. Здесь были дивные стеклянные шарики, в самой серединке которых сидел медведь или собака. Отец привозил что-нибудь для каждого, для каждого несколько штук. Казалось, все большие праздники сгрудились в один.
Только к вечеру ребята немного успокаивались, и никто уж больше не взвизгивал ни с того ни с сего. Тогда Джордж Морган усаживался на ступеньку, а все садились вокруг него, и он рассказывал о своих приключениях. На этот раз он был в Мексике, в ту самую пору, когда там случилась революция. А кроме того, он побывал в Гонолулу, видел вулкан и катался на доске по волнам прибоя. И вечно города, и вечно люди, разные люди, и вечно приключения, тысячи забавных случаев, смешных-смешных. Рассказать все сразу было немыслимо. После школы они снова собирались, чтобы слушать, слушать без конца. По всему белому свету бродил Джордж Морган, собирая удивительные приключения.
– Что касается нашей семейной жизни, – проговорила мисс Морган, – я бы сказала, что у меня почти что не было отца. Ему редко когда удавалось вырваться домой из деловых поездок.
Джон Уайтсайд грустно кивнул.
Молли стала машинально разглаживать подол платья, взгляд ее затуманился.
Однажды он привез в коробке коротконогого лохматого щенка, который немедленно намочил на полу.
– А какой породы эта собака? – спросил Том с видом знатока.
Отец громко расхохотался.
До чего же он был молод! Казалось, что он моложе матери лет на двадцать.
– Это собачка на полтора доллара, – объяснил он. – На полтора доллара вы получаете целую бездну разных собачьих пород. Знаешь, на что это похоже? Представь себе, что ты входишь в кондитерскую и говоришь: «Дайте мне на пять центов мятных лепешек, тянучек и малиновой карамели». Ну, а я пошел и сказал: «Дайте-ка мне на полтора доллара собачьей смеси». Понял, какой породы эта собака? Она принадлежит Молли, и Молли должна придумать ей имя.
– Я назову ее Джордж, – сказала Молли.
Отец как-то чудно поклонился ей и сказал: – Спасибо, Молли.
И все заметили, что на этот раз он не смеется.
На другой день Молли встала очень рано и повела Джорджа во двор, чтобы показать ему, где что. Она раскрыла тайничок, где были спрятаны два пенса и золотая пуговица полицейского. Положив передние лапки щенка на забор, показала ему школу, которая виднелась в конце улицы. И наконец с Джорджем под мышкой полезла на иву. Из дома вышел Том и стал вертеться под деревом.
– Смотри не урони его! – крикнул он.
И в ту же минуту щенок вывернулся из-под руки и упал. Он глухо шмякнулся о твердую землю. Одна лапка неестественно изогнулась, и щенок завизжал протяжно, страшно, всхлипывая и задыхаясь. Молли слезла с дерева пришибленная, потрясенная. Бледный, с исказившимся лицом, Том склонился над щенком, а Джордж, щенок, все визжал и визжал.
– Так нельзя! – закричал Том. – Нельзя! – Он бросился к поленнице дров и вернулся с топором.
Молли была так ошеломлена, что даже не отвернулась, но Том зажмурился перед тем, как ударить. Визг тут же умолк. Том отбросил топор и перескочил через изгородь. Молли увидела, как он кинулся бежать, словно за ним гнались по пятам.
В эту минуту из дома вышли Джо и отец. Молли и сейчас помнит, каким изможденным, худым и серым стало лицо отца. когда он увидел щенка. Молли посмотрела на него и заплакала.
– Я уронила его с дерева, и он расшибся, а Том ударил его, а после убежал...
Голос у нее был словно чужой. Отец прижал к себе голову девочки.
– Бедняга Том! – проговорил он. – Запомни, Молли, ты никогда не должна ни слова говорить ему об этом и не смотреть на него так, словно ты помнишь.
Он набросил на щенка рогожу.
– Надо будет устроить похороны, – сказал он. Я вам рассказывал когда-нибудь о том, как я был на китайских похоронах, о бумажных цветах, которые подбрасывали в воздух, о толстых жареных поросятах на могиле? – Джо пододвинулся поближе, и даже в глазах у Молли мелькнуло любопытство. – А дело было так...
Молли взглянула на Джона Уайтсайда, и ей показалось, что он внимательно изучает какую-то бумажку на конторке.
– Когда мне было двенадцать лет, мой отец погиб при катастрофе, – сказала она.
Счастливая пора длилась обычно около двух недель. И неизбежно наступал такой день, когда Джордж Морган отправлялся в город и не возвращался оттуда до поздней ночи. Мать рано укладывала их спать, но они все равно слышали, как он входил в комнату, наталкиваясь на мебель, слышали его голос, доносившийся к ним сквозь стену. В такие ночи голос его звучал грустно и растерянно, он никогда так не разговаривал. Дети лежали в постели, затаив дыхание, они знали, что все это значит. Наутро он уедет и унесет с собой их сердца.
Они без конца спорили, кто он такой. Их отец – счастливый аргонавт, чудесный рыцарь. Добродетель, отвага и красота служили ему кольчугой.
– Когда-нибудь, – говорили мальчики, – когда мы вырастем, мы поедем с ним вместе и сами все увидим.
– Я тоже поеду, – решительно заявляла Молли.
– Да ты девчонка, тебе нельзя.
– Ну и что, он-то все равно разрешит мне. Сами знаете, что разрешит. Он заберет меня с собой, вот увидите.
Когда он уезжал, мать снова впадала в уныние и ходила с покрасневшими глазами. Она сварливо домогалась их любви, словно это был пакет, который они могли тут же сунуть ей в руки.
Как-то раз отец уехал и больше не вернулся. Он и раньше никогда не посылал им денег и даже не писал, но теперь он исчез совсем. Они ждали его два года, а потом мать сказала, что он, наверно, умер. Ребята похолодели при одной лишь этой мысли, но поверить в то, что это возможно, они отказались. Такой прекрасный и добрый человек, как их отец, не мог умереть. Он странствует и сейчас в каком-то неведомом краю. Есть веская причина, которая мешает ему к ним вернуться. Когда-нибудь эта помеха исчезнет, и он приедет – в одно прекрасное утро он появится здесь с такими подарками да историями, каких еще никогда не бывало. Но мать сказала, что он, как видно, попал в аварию. И, наверное, погиб. Мать просто обезумела от горя. Она читала объявления, предлагавшие надомную работу. Ребята делали бумажные цветы и стыдливо пытались продавать их. Мальчики пробовали устроиться разносчиками журналов, семья голодала. В конце концов, когда терпеть было уже невмоготу, мальчики убежали из дому и поступили во флот. После этого Молли видела их так же редко, как прежде отца, и они так изменились, стали такими шумливыми и грубыми, что ей и не хотелось видеть их чаще. Братья стали чужими.
– Я окончила среднюю школу, уехала в Сан-Хосе и поступила в учительский колледж. Работала прислугой у миссис Аллен Морит и получала за это комнату и еду. Моя мать умерла еще до того, как я окончила школу, так что я, пожалуй, сирота.
– Очень сочувствую вам, – пробормотал Джон Уайтсайд.
Молли вспыхнула.
– Я не хотела вызвать ваше сочувствие, мистер Уайтсайд. Но вы сказали, что хотите знать обо мне все. Каждый человек когда-нибудь становится сиротой.
– Совершенно верно, – кивнул он. – Думаю, в каком-то смысле я тоже сирота.
Молли работала, а взамен получала комнату и еду. Она делала все, что полагалось делать постоянной прислуге, но денег ей не платили. Деньги на одежу она откладывала, работая продавщицей во время летних каникул. Миссис Морит умела школить своих служанок.
«Я беру в услужение желторотую девчонку, которая и цента не стоит, – любила повторять миссис Морит, – и через полгода она уже может зарабатывать пятьдесят долларов в месяц. Многие женщины знают это и просто переманивают к себе моих девушек. Вот эта – первая студентка, которую я решилась нанять, и даже она делает заметные успехи. Она, правда, слишком много читает. Я всегда говорю, что в десять часов служанка должна уже спать, а то она не сможет как следует работать».
Метод миссис Морит заключался в том, что она без раздражения, но твердо пилила своих служанок за каждую мелочь. «Я не хочу к вам придираться, Молли, но, если вы не будете тщательнее вытирать серебро, на нем останутся разводы». «Нож для масла надо класть сюда, Молли. Тогда вот здесь вы сможете поставить бокал».
– Я каждый раз все обосновываю, – рассказывала она своим друзьям.
Вечером, вымыв посуду, Молли садилась на свою кровать и принималась за книги, а когда гасили свет. она ложилась и думала об отце. Это было смешно, она знала. Пустая трата времени, не больше... Отец входил в дверь – на нем был сюртук с закругленными полами, полосатые брюки и цилиндр. В руке он держал огромный букет красных роз.
– Я не мог приехать раньше, Молли. Одевайся скорее. Сейчас мы с тобой пойдем покупать то вечернее платье, что выставлено в витрине «Пруссии». Но надо спешить. Сегодня вечером мы едем в Нью-Йорк. Я уже взял билеты. Скорее, Молли! Что же ты стоишь, разинув рот?..
Это было так глупо. Ведь отец умер. Впрочем, в глубине души она не верила в это. Он где-то живет, – его жизнь прекрасна, и когда-нибудь он вернется к ней.
Молли говорила одной из своих школьных подруг: – Ты понимаешь, я и верю и не верю. Если я когда-нибудь узнаю, что он и вправду умер, это будет страшно. Просто не представляю, что со мной будет. Я и думать не хочу, что когда-нибудь узнаю точно, что его нет в живых.
Когда умерла ее мать, она не почувствовала ничего, кроме угрызений совести. Мать так хотела, чтобы дети ее любили, и не знала, как добиться этой любви. Она оттолкнула их от себя своей назойливостью.
– Ну вот и все как будто, – закончила Молли. Я получила диплом, и меня послали сюда.
– Пожалуй, это самый ясный рассказ из всех, что мне приходилось выслушивать, – заметил Джон Уайтсайд.
– Значит, вы считаете, что я могу получить это место?
Старик бросил быстрый взгляд на большую трубку над каминной доской.
«Это его друг. – подумала Молли. – У них свои секреты». – Да, я думаю, что вы получите эту работу. Я даже думаю, что вы ее уже получили. Ну, а где вы намерены жить, мисс Морган? Вам ведь надо найти себе где-нибудь комнату и пансион.
И прежде чем она поняла, что говорит, Молли выпалила: – Я хочу жить здесь.
Джон Уайтсайд изумленно открыл глаза.
– Но мы никогда не брали постояльцев, мисс Морган.
– Мне очень жаль, что я это сказала. Но мне так понравилось у вас.
Он позвал: – Уилл!
А когда жена его приоткрыла дверь, сказал ей: – Эта молодая леди хочет поселиться у нас. Она наша новая учительница.
Миссис Уайтсайд нахмурилась.
– Вот уж не ожидала. Мы никогда не брали постояльцев. Она слишком хорошенькая, чтобы жить рядом с таким дуралеем, как Билл. Что станется с его коровами? Хлопот не оберешься... Вы можете спать в третьей спальне наверху, – продолжила она, обращаясь к Молли, – только боюсь, она не очень солнечная.
Жизнь преобразилась. Молли вдруг поняла, что она королева. С первого же дня она завоевала восторженную любовь учеников, потому что и сама их понимала и, что гораздо важнее, не препятствовала тому, чтобы они понимали ее. Она не сразу осознала, что стала важной персоной. Если в лавке двое фермеров затевали спор о чем-нибудь, касающемся истории, литературы или математики, и дискуссия заходила в тупик, они говорили:
– Давай-ка спросим учительницу. Если она не знает, то прочитает в своих книжках.
Молли очень гордилась, что может отвечать на их вопросы. Устраивали где-нибудь вечеринку – Молли приглашали помочь украсить помещение и советовались с ней насчет угощения и напитков.
– Мне кажется, надо всюду повесить сосновые ветки. Они такие красивые и так приятно пахнут. Пахнут праздником.
Считалось, что она все знает и во всем может помочь, и это очень ее радовало.
Дома, на кухне, она безропотно выполняла распоряжения ворчливой Уиллы. Когда прошло полгода, миссис Уайтсайд пожаловалась мужу:
– Если бы у Билла хоть чуть-чуть варила голова. Хотя... Если у нее хоть чуточку варит... – И она умолкла.
По вечерам Молли писала письма тем немногим подругам, которые появились у нее в учительском колледже, письма, полные радости и разных историй из жизни ее соседей. Она должна присутствовать на всех вечеринках, чтобы поддерживать свой престиж. По субботам она уходит гулять в горы, приносит оттуда папоротник и дикие цветы и сажает их возле дома.
Билл Уайтсайд бросил на Молли один – единственный взгляд и тут же сбежал к своим коровам. Прошло много времени, прежде чем он решился вступить с ней в продолжительную беседу. Это был рослый и представительный молодой человек, не обладавший ни строгой добротой отца, ни смешливостью матери. Однако в конце концов он стал ходить за Молли следом и глядеть на нее издали.
Как-то вечером, полная чувства благодарности за свое счастье, Молли рассказала Биллу об отце. Они сидели на веранде на складных парусиновых стульях и ждали, когда взойдет луна. Она рассказала ему о редких приездах отца и о его исчезновении.
– Вы понимаете меня, Билл?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25