Качество супер, цены сказка
Один из
юных "фальшаков" в порядке протеста против "советской негуманности"
демонстрирует всем медаль в честь Гесса, незаконно отчеканенную в ФРГ
по заказу закоренелых неонацистов. И еще "гуманист" торжествующе
сообщает, что в Сан-Франциско имеется книжный магазин под названием
"Рудольф Гесс".
Девушка с явным осуждением рассказывала о знакомых ей молодых
спекулянтах.
Замыслили они среди прочего бизнеса и такой. Попытались наладить
проезд в столицу Германской Демократической Республики, чтобы закупать
там по более дешевым, нежели в Западном Берлине, ценам ходовые
продукты и, возвратившись, продавать их со спекулятивной надбавкой.
Сорвалось. Кого-то из новоиспеченных дельцов осенила другая идея: в
столице ГДР международные телефонные разговоры обходятся значительно
дешевле, чем в Западном Берлине. Придумали такое: за соответствующую
мзду звонить по поручению бывших советских граждан из столицы ГДР их
родственникам в нашей стране. Нетрудно заметить, что здесь уже
виднеется удобная лазейка для подрывных акций. Ею сразу
заинтересовались сионистские функционеры. Но тоже сорвалось!
Некоторые молодые люди промышляют клеветническими антисоветскими
выдумками, ловкач, который в Советском Союзе ни разу, как выразилась
моя собеседница, мимо киностудии не проходил, бойко распространяет
небылицы о посетившем Западный Берлин известном московском
кинорежиссере. Дескать, в Москве с ходу запрещают каждый его новый
фильм. Не имеет значения, что в одном только Западном Берлине
демонстрировались два его новых фильма, что кинолюбителям разных стран
широко известны его семь-восемь картин. Клеветник уверенно называет
астрономическое число запрещенных фильмов "гонимого" режиссера - по
такой арифметике получается, что он стал кинопостановщиком чуть ли не
с десятилетнего возраста. Представьте, на гнусную выдумку кое-кто
клюнул - для карьеры клеветника это главное.
Что, казалось бы, можно извлечь из подобных бредовых небылиц?
Извлекают. Не случайно западногерманская реакционная пресса и
радиостанции все чаще ссылаются на достоверные сообщения "очевидцев" -
"изгнанников" из Советского Союза, якобы обретших счастливый приют в
Западном Берлине.
Вывод из услышанного мною очевиден: отобранные сионистами для
проживания в Западном Берлине молодые люди проходят основательную
антисоветскую выучку - школьную и, главным образом, "внешкольную".
Чужбина есть чужбина
С некоторыми мне удалось поговорить. Они были не столь подавлены
и не так откровенны, как бывший студент и его подруга. Наоборот,
куражились, напускали на себя самодовольство и браваду. Иные отвечали
мне запальчиво, в подчеркнуто насмешливом тоне. Вот выдержки из
нескольких ответов:
- Почему вас так волнует, получу я образование или нет! А вы не
можете себе представить, что я без образования освою такую профессию,
о какой в Советском Союзе понятия не имел. Стану лоббистом.
Интеллектуалы с высшим образованием будут у меня на побегушках. Или
вам внушили, что лоббисты нужны только в Америке? Ошибаетесь.
- Только не надо охать: "Спекулянты, спекуляция!" Может быть, вы
уже слышали: один из самых богатых здешних евреев после войны купил
дом за пару ящиков сигарет. А сегодня может отхватить за этот дом
целых полмиллиона. Недаром мой отец вспоминает любимую поговорку
своего деда: "Если бог захочет, выстрелит и веник". Бога, между нами
говоря, нет, но вдруг и мой веник выстрелит, ну, не сигаретами, так
карманными счетными машинками или еще чем.
- Вы же сами хорошо знаете, что у меня еще нет работы. Хотите,
чтобы я подтвердил? Пожалуйста. Но и в Израиле насчет работы мне тоже
не очень светило. Здесь хоть во мне появляется... как бы сказать...
пробуждается национальное самосознание, я больше чувствую себя евреем
среди евреев (вот они, реальные поды учебы в вечерней школе на
Фазанерштрассе. - Ц.С.). Я стал понимать, что еврею плохо и в Австрии,
и в Италии. Надо заиметь собственное дело. Трудно? Да. Но кому-нибудь
же в жизни, черт побери, везет. Вдруг - мне. Во всяком случае, на
вокзал Цоо я не попаду. Если не втянулся в такие дела в Тель-Авиве, в
Вене, в Риме, то и здесь уберегусь... А без специальности можно
как-нибудь обойтись. Главное, удача.
- Записалась в "Маккаби". Прекрасно знаю, что это не только
спортивный клуб, но и немножко сионизма. Ну и что! Запишусь и туда,
где только сионизм. Раз прежняя жизнь отрезана, надо жить тем, что
вокруг меня. Если бы всех сионистов заставляли переехать в Израиль -
другое дело. А быть сионистской в Германии - сколько угодно! Легче
жить.
- Как я здесь устроился? Пока тренируюсь. Не удивляйтесь, я не
бегун и не футболист. Просто готовлюсь к испытаниям. Они, наверно,
будут тяжелыми, но, как поется в песнях, всего можно достичь. Один
местный - он здесь уже не второй год, как мы, - сказал мне: главное,
не пугайся, что ты здесь чужой, не тушуйся. Запомни, сколько в ФРГ ни
возмущаются собственными неонацистами, а турецкие "серые волки" и
американские куклуксклановцы сумели так себя поставить, что им никто
слова поперек не скажет... Он таки прав. В конце концов и мы заставим
самого важного местного считаться с нами, пришлыми евреями. Думаете,
нет?
- В Израиле я не решался примкнуть к молодежи, которая
разговаривает кулаком и пистолетом. Потом в Италии увидел, что такие
ребята и там не мучаются. А здесь я подумал: разве я хуже других? Нет,
не такой я слабак. Рано или поздно куда-нибудь приткнусь. Раз попал
сюда, приноравливайся... Вижу, как вы смотрите на меня, вам уже успели
наговорить, что нами возмущаются.
Таких слов, где дешевая бравада соседствует с деланным
оптимизмом, где вперемежку с безыдейностью проскальзывают "идейные"
мыслишки сионистских наставников, я услышал в Западном Берлине немало.
Но и многие молодые циники вместе с родителями с интересом, если
не сказать с удовольствием, смотрели фильм "Москва слезам не верит".
От матери парня, уличенного полицией в перепродаже наркотиков, я
услышал:
- Посмотрели мы с мужем картину, потом вышли на улицу - чужие
люди, чужой язык. Сразу подумалось, что сын завтра должен явиться к
инспектору полиции, который будет его допрашивать через переводчика,
что инспектор заранее считает его неисправимым подонком - сын заметил
это еще на первом коротком допросе. Муж без слов понял мое состояние и
сказал мне: не кори себя, чужбина есть чужбина.
Бывший студент и его подруга смотрели фильм "Москва слезам не
верит" трижды. И не утирали поспешно слезы, ибо не боялись показаться
друг дружке "слабаками".
- Плачем мы и на других советских фильмах, - призналась девушка.
- Но этот особенно дошел до сердца. Не происходит в нем ничего
исключительного. Обычная жизнь обычных москвичей. Мы теперь к этой
жизни непричастны. Мы сами отказались от нее. Мы...
Теперь уже парня встревожила откровенность девушки. Он прервал
ее. Но она продолжала:
- Какие бывают совпадения! Пришла из кино домой. Мама слушает
передачу какой-то западногерманской радиостанции - надеется, это
поможет ей скоре освоить язык. Слышу, обозреватель полемизирует с
"Литгазетой". Там напечатана, я поняла, беседа с мужем и женой. Они
медики, под видом переезда в Израиль попали с сынишкой в Америку. Там
здорово намучались. Им разрешили вернутся на Родину. Они называют свой
переезд в Америку предательством. А западногерманский обозреватель
ехидничает: придумано, не верю! Он допускает, что они могут сожалеть,
раскаиваться, могут разочароваться в "американском образе жизни", но
говорить о себе как о предателях не могут. Тем более, подчеркивает
обозреватель, интеллектуалы, научные работники... А я верю, что они
именно так про себя сказали. Я...
Друг снова пытается остановить девушку. И снова безрезультатно.
Она доводит мысль до конца:
- Моему папе один местный житель, знаете, как сказал? "Вот вы,
беженцы из Израиля, обижаетесь на нас за то, что мы косимся на вас. А
разве у нас нет оснований? Вы бросили Советский Союз ради Израиля,
потом бросили Израиль ради Соединенных Штатов, потом - когда со
Штатами не вышло - попросили гражданство у нас. Скажите сами, разве
нет оснований опасаться, что вы и отсюда сбежите?" Папа говорит: он
сказал "сбежите", а думал...
С третьей попытки бывшему студенту удается остановить свою
подругу. Она замолкает. Вопрошающе смотрит на меня. Я говорю:
- Осенью семьдесят третьего мне довелось в Вене беседовать со
многими бежавшими из Израиля бывшими советскими гражданами. С детьми
на руках, выдвинув вперед стариков, они осуждали советское
консульство. Хотя поодаль стояли сохнутовцы и угрожающе поглядывали на
беженцев, они во всеуслышание умоляли: верните нас на Родину! Многие
соглашались поселиться хоть на Крайнем Севере, на дальневосточных
островах, только бы на советской земле.
Их признания дали мне право написать: "Страшная сионистская
действительность у них позади. А что впереди? Примет ли их Родина,
которую они, по их словам, так необдуманно покинули? Нет, не покинули.
Предали".
- А потом вы с ними встречались? - спрашивает парень.
- Не пришлось. Не видел даже тех, кому разрешено было вернуться к
нам, в Советский Союз. Но писем из Вены получил немало. Написал мне и
тринадцатилетний мальчик Юра Ковригар, которого экзальтированная мать
увезла из Львова. Мальчику горько было прочитать слово "предали", но
он понимал, что иначе написать было нельзя.
- Дети гораздо меньше взрослых боятся горькой правды, - вздохнула
девушка.
Беседа с девушкой напомнила мне, как повсюду, где я встречал
"бывших", можно явственно различить в их сетованиях чувство особенной
вины перед увезенными с родной земли детьми. Седые растерянные люди
беспомощно лепетали о своих несбывшихся мечтах, твердили, сами себе
теперь не веря, что хотели сделать для детей, мол, как лучше, а на
деле не только обманули их, но и сами обмануты. Внимая их бессвязным
словам, не мог я не подумать, что эти люди виноваты перед страной,
по-матерински пестовавшей их детей, перед теми, кто их учил и
стремился проложить им широкую дорогу в настоящую жизнь.
Встревоженным родителям, твердившим мне, что у них жизнь уже
позади, что их сердце точит только безрадостное будущее детей, мне
хотелось сказать словами нашего поэта Вадима Кузнецова:
Да, жизнь прожить -
не поле перейти,
не затоптав посеянное семя!
И все же страшно
под конец пути
остаться виноватым перед всеми.
Люди, осаждающие советские консульства с просьбой разрешить их
детям вернуться на советскую землю, виноваты не только перед своими
детьми, но и перед миллионами бывших соотечественников!
Чему учат Анечку и Верочку
Я стремился побеседовать с кем-нибудь из преуспевших.
Представьте, натолкнулся на таковую. Не на вполне преуспевшую
"фальшачку", но, во всяком случае, благополучную, как принято
выражаться в среде полулегальных западноберлинцев. И опять-таки по
воле той самой не устраивающей некоторых театральных критиков
нарочитости, о которой писал Юрий Нагибин, сорокалетняя Марина
Ефимовна Городецкая оказалась винничанкой. А ее муж Зиновий Львович -
уроженцем города моей юности - Киева. Словом, оба супруга - бывшие мои
земляки.
Марина Ефимовна уехала в Израиль из Ленинграда, где работала в
сфере культуры. Ее западноберлинские знакомые упорно считают, что она
закончила институт культуры. Типичное для "фальшаков", да и для олим в
Израиле преувеличение. Там это в порядке вещей: каждый ставит себя на
ступеньку выше. Фельдшерицу считают врачом, техника - инженером,
управдома - директором. Зиновий Львович работал водителем
Ленторгбыттранса, но по "документам" числился шифером на международных
линиях. Супруги привезли с собой дочку Аню.
Мне Марина Ефимовна встретилась в роли совладелицы крохотного
магазинчика на известной крупными магазинами Вирмерсдорфштрассе.
Профиль этого куцего торгового предприятия определить трудно: там
всего понемногу - от деталей женского гардероба до джинсов. Но и в
такую убогую коммерцию можно было войти, разумеется, только лишь
располагая какими-то средствами.
Деятельница культуры быстро, по ее словам, вошла в роль торговки.
Не менее успешно сумела, по моему впечатлению, приноровиться к законам
нового образа жизни, взяв на вооружение сомнительную сентенцию: с
волками жить - по-волчьи выть. И начались бесконечные сделки с
совестью. Вот, например, рассуждения Марины Ефимовны о воспитании
девочки:
- Вы сами, конечно, понимаете, что ни в какого бога я не верю. Но
заставила девочку прилежно учить в школе иудейский закон божий. Это
может ей пригодится даже здесь. Ну а в Израиле это особенно ценится...
- Но вы не захотели поехать в Израиль.
- Мало ли что в жизни бывает! Вдруг здесь станет хуже, а там
лучше. И дочке придется переехать.
- Вероятно, придется, - удивил я Марину Ефимовну своим
замечанием. - Девочка подрастет и, возможно, не захочешь мириться с
фактами дискриминации, с которыми здесь примирились ее родители.
Пока Марина Ефимовна, деланно улыбаясь, обдумывала ответ, вошел
покупатель. Вошел, к удовольствию совладелицы магазинчика, вовремя -
иначе ей пришлось бы признать, что для евреев-иммигрнтов в Западном
Берлине существует, как выразился весьма пожилой "фальшак", кусочек
гетто.
Мне, впрочем, совсем не требовалось, чтобы Городецкая подтвердила
этот страшный, отдающий зловещим духом гитлеризма факт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
юных "фальшаков" в порядке протеста против "советской негуманности"
демонстрирует всем медаль в честь Гесса, незаконно отчеканенную в ФРГ
по заказу закоренелых неонацистов. И еще "гуманист" торжествующе
сообщает, что в Сан-Франциско имеется книжный магазин под названием
"Рудольф Гесс".
Девушка с явным осуждением рассказывала о знакомых ей молодых
спекулянтах.
Замыслили они среди прочего бизнеса и такой. Попытались наладить
проезд в столицу Германской Демократической Республики, чтобы закупать
там по более дешевым, нежели в Западном Берлине, ценам ходовые
продукты и, возвратившись, продавать их со спекулятивной надбавкой.
Сорвалось. Кого-то из новоиспеченных дельцов осенила другая идея: в
столице ГДР международные телефонные разговоры обходятся значительно
дешевле, чем в Западном Берлине. Придумали такое: за соответствующую
мзду звонить по поручению бывших советских граждан из столицы ГДР их
родственникам в нашей стране. Нетрудно заметить, что здесь уже
виднеется удобная лазейка для подрывных акций. Ею сразу
заинтересовались сионистские функционеры. Но тоже сорвалось!
Некоторые молодые люди промышляют клеветническими антисоветскими
выдумками, ловкач, который в Советском Союзе ни разу, как выразилась
моя собеседница, мимо киностудии не проходил, бойко распространяет
небылицы о посетившем Западный Берлин известном московском
кинорежиссере. Дескать, в Москве с ходу запрещают каждый его новый
фильм. Не имеет значения, что в одном только Западном Берлине
демонстрировались два его новых фильма, что кинолюбителям разных стран
широко известны его семь-восемь картин. Клеветник уверенно называет
астрономическое число запрещенных фильмов "гонимого" режиссера - по
такой арифметике получается, что он стал кинопостановщиком чуть ли не
с десятилетнего возраста. Представьте, на гнусную выдумку кое-кто
клюнул - для карьеры клеветника это главное.
Что, казалось бы, можно извлечь из подобных бредовых небылиц?
Извлекают. Не случайно западногерманская реакционная пресса и
радиостанции все чаще ссылаются на достоверные сообщения "очевидцев" -
"изгнанников" из Советского Союза, якобы обретших счастливый приют в
Западном Берлине.
Вывод из услышанного мною очевиден: отобранные сионистами для
проживания в Западном Берлине молодые люди проходят основательную
антисоветскую выучку - школьную и, главным образом, "внешкольную".
Чужбина есть чужбина
С некоторыми мне удалось поговорить. Они были не столь подавлены
и не так откровенны, как бывший студент и его подруга. Наоборот,
куражились, напускали на себя самодовольство и браваду. Иные отвечали
мне запальчиво, в подчеркнуто насмешливом тоне. Вот выдержки из
нескольких ответов:
- Почему вас так волнует, получу я образование или нет! А вы не
можете себе представить, что я без образования освою такую профессию,
о какой в Советском Союзе понятия не имел. Стану лоббистом.
Интеллектуалы с высшим образованием будут у меня на побегушках. Или
вам внушили, что лоббисты нужны только в Америке? Ошибаетесь.
- Только не надо охать: "Спекулянты, спекуляция!" Может быть, вы
уже слышали: один из самых богатых здешних евреев после войны купил
дом за пару ящиков сигарет. А сегодня может отхватить за этот дом
целых полмиллиона. Недаром мой отец вспоминает любимую поговорку
своего деда: "Если бог захочет, выстрелит и веник". Бога, между нами
говоря, нет, но вдруг и мой веник выстрелит, ну, не сигаретами, так
карманными счетными машинками или еще чем.
- Вы же сами хорошо знаете, что у меня еще нет работы. Хотите,
чтобы я подтвердил? Пожалуйста. Но и в Израиле насчет работы мне тоже
не очень светило. Здесь хоть во мне появляется... как бы сказать...
пробуждается национальное самосознание, я больше чувствую себя евреем
среди евреев (вот они, реальные поды учебы в вечерней школе на
Фазанерштрассе. - Ц.С.). Я стал понимать, что еврею плохо и в Австрии,
и в Италии. Надо заиметь собственное дело. Трудно? Да. Но кому-нибудь
же в жизни, черт побери, везет. Вдруг - мне. Во всяком случае, на
вокзал Цоо я не попаду. Если не втянулся в такие дела в Тель-Авиве, в
Вене, в Риме, то и здесь уберегусь... А без специальности можно
как-нибудь обойтись. Главное, удача.
- Записалась в "Маккаби". Прекрасно знаю, что это не только
спортивный клуб, но и немножко сионизма. Ну и что! Запишусь и туда,
где только сионизм. Раз прежняя жизнь отрезана, надо жить тем, что
вокруг меня. Если бы всех сионистов заставляли переехать в Израиль -
другое дело. А быть сионистской в Германии - сколько угодно! Легче
жить.
- Как я здесь устроился? Пока тренируюсь. Не удивляйтесь, я не
бегун и не футболист. Просто готовлюсь к испытаниям. Они, наверно,
будут тяжелыми, но, как поется в песнях, всего можно достичь. Один
местный - он здесь уже не второй год, как мы, - сказал мне: главное,
не пугайся, что ты здесь чужой, не тушуйся. Запомни, сколько в ФРГ ни
возмущаются собственными неонацистами, а турецкие "серые волки" и
американские куклуксклановцы сумели так себя поставить, что им никто
слова поперек не скажет... Он таки прав. В конце концов и мы заставим
самого важного местного считаться с нами, пришлыми евреями. Думаете,
нет?
- В Израиле я не решался примкнуть к молодежи, которая
разговаривает кулаком и пистолетом. Потом в Италии увидел, что такие
ребята и там не мучаются. А здесь я подумал: разве я хуже других? Нет,
не такой я слабак. Рано или поздно куда-нибудь приткнусь. Раз попал
сюда, приноравливайся... Вижу, как вы смотрите на меня, вам уже успели
наговорить, что нами возмущаются.
Таких слов, где дешевая бравада соседствует с деланным
оптимизмом, где вперемежку с безыдейностью проскальзывают "идейные"
мыслишки сионистских наставников, я услышал в Западном Берлине немало.
Но и многие молодые циники вместе с родителями с интересом, если
не сказать с удовольствием, смотрели фильм "Москва слезам не верит".
От матери парня, уличенного полицией в перепродаже наркотиков, я
услышал:
- Посмотрели мы с мужем картину, потом вышли на улицу - чужие
люди, чужой язык. Сразу подумалось, что сын завтра должен явиться к
инспектору полиции, который будет его допрашивать через переводчика,
что инспектор заранее считает его неисправимым подонком - сын заметил
это еще на первом коротком допросе. Муж без слов понял мое состояние и
сказал мне: не кори себя, чужбина есть чужбина.
Бывший студент и его подруга смотрели фильм "Москва слезам не
верит" трижды. И не утирали поспешно слезы, ибо не боялись показаться
друг дружке "слабаками".
- Плачем мы и на других советских фильмах, - призналась девушка.
- Но этот особенно дошел до сердца. Не происходит в нем ничего
исключительного. Обычная жизнь обычных москвичей. Мы теперь к этой
жизни непричастны. Мы сами отказались от нее. Мы...
Теперь уже парня встревожила откровенность девушки. Он прервал
ее. Но она продолжала:
- Какие бывают совпадения! Пришла из кино домой. Мама слушает
передачу какой-то западногерманской радиостанции - надеется, это
поможет ей скоре освоить язык. Слышу, обозреватель полемизирует с
"Литгазетой". Там напечатана, я поняла, беседа с мужем и женой. Они
медики, под видом переезда в Израиль попали с сынишкой в Америку. Там
здорово намучались. Им разрешили вернутся на Родину. Они называют свой
переезд в Америку предательством. А западногерманский обозреватель
ехидничает: придумано, не верю! Он допускает, что они могут сожалеть,
раскаиваться, могут разочароваться в "американском образе жизни", но
говорить о себе как о предателях не могут. Тем более, подчеркивает
обозреватель, интеллектуалы, научные работники... А я верю, что они
именно так про себя сказали. Я...
Друг снова пытается остановить девушку. И снова безрезультатно.
Она доводит мысль до конца:
- Моему папе один местный житель, знаете, как сказал? "Вот вы,
беженцы из Израиля, обижаетесь на нас за то, что мы косимся на вас. А
разве у нас нет оснований? Вы бросили Советский Союз ради Израиля,
потом бросили Израиль ради Соединенных Штатов, потом - когда со
Штатами не вышло - попросили гражданство у нас. Скажите сами, разве
нет оснований опасаться, что вы и отсюда сбежите?" Папа говорит: он
сказал "сбежите", а думал...
С третьей попытки бывшему студенту удается остановить свою
подругу. Она замолкает. Вопрошающе смотрит на меня. Я говорю:
- Осенью семьдесят третьего мне довелось в Вене беседовать со
многими бежавшими из Израиля бывшими советскими гражданами. С детьми
на руках, выдвинув вперед стариков, они осуждали советское
консульство. Хотя поодаль стояли сохнутовцы и угрожающе поглядывали на
беженцев, они во всеуслышание умоляли: верните нас на Родину! Многие
соглашались поселиться хоть на Крайнем Севере, на дальневосточных
островах, только бы на советской земле.
Их признания дали мне право написать: "Страшная сионистская
действительность у них позади. А что впереди? Примет ли их Родина,
которую они, по их словам, так необдуманно покинули? Нет, не покинули.
Предали".
- А потом вы с ними встречались? - спрашивает парень.
- Не пришлось. Не видел даже тех, кому разрешено было вернуться к
нам, в Советский Союз. Но писем из Вены получил немало. Написал мне и
тринадцатилетний мальчик Юра Ковригар, которого экзальтированная мать
увезла из Львова. Мальчику горько было прочитать слово "предали", но
он понимал, что иначе написать было нельзя.
- Дети гораздо меньше взрослых боятся горькой правды, - вздохнула
девушка.
Беседа с девушкой напомнила мне, как повсюду, где я встречал
"бывших", можно явственно различить в их сетованиях чувство особенной
вины перед увезенными с родной земли детьми. Седые растерянные люди
беспомощно лепетали о своих несбывшихся мечтах, твердили, сами себе
теперь не веря, что хотели сделать для детей, мол, как лучше, а на
деле не только обманули их, но и сами обмануты. Внимая их бессвязным
словам, не мог я не подумать, что эти люди виноваты перед страной,
по-матерински пестовавшей их детей, перед теми, кто их учил и
стремился проложить им широкую дорогу в настоящую жизнь.
Встревоженным родителям, твердившим мне, что у них жизнь уже
позади, что их сердце точит только безрадостное будущее детей, мне
хотелось сказать словами нашего поэта Вадима Кузнецова:
Да, жизнь прожить -
не поле перейти,
не затоптав посеянное семя!
И все же страшно
под конец пути
остаться виноватым перед всеми.
Люди, осаждающие советские консульства с просьбой разрешить их
детям вернуться на советскую землю, виноваты не только перед своими
детьми, но и перед миллионами бывших соотечественников!
Чему учат Анечку и Верочку
Я стремился побеседовать с кем-нибудь из преуспевших.
Представьте, натолкнулся на таковую. Не на вполне преуспевшую
"фальшачку", но, во всяком случае, благополучную, как принято
выражаться в среде полулегальных западноберлинцев. И опять-таки по
воле той самой не устраивающей некоторых театральных критиков
нарочитости, о которой писал Юрий Нагибин, сорокалетняя Марина
Ефимовна Городецкая оказалась винничанкой. А ее муж Зиновий Львович -
уроженцем города моей юности - Киева. Словом, оба супруга - бывшие мои
земляки.
Марина Ефимовна уехала в Израиль из Ленинграда, где работала в
сфере культуры. Ее западноберлинские знакомые упорно считают, что она
закончила институт культуры. Типичное для "фальшаков", да и для олим в
Израиле преувеличение. Там это в порядке вещей: каждый ставит себя на
ступеньку выше. Фельдшерицу считают врачом, техника - инженером,
управдома - директором. Зиновий Львович работал водителем
Ленторгбыттранса, но по "документам" числился шифером на международных
линиях. Супруги привезли с собой дочку Аню.
Мне Марина Ефимовна встретилась в роли совладелицы крохотного
магазинчика на известной крупными магазинами Вирмерсдорфштрассе.
Профиль этого куцего торгового предприятия определить трудно: там
всего понемногу - от деталей женского гардероба до джинсов. Но и в
такую убогую коммерцию можно было войти, разумеется, только лишь
располагая какими-то средствами.
Деятельница культуры быстро, по ее словам, вошла в роль торговки.
Не менее успешно сумела, по моему впечатлению, приноровиться к законам
нового образа жизни, взяв на вооружение сомнительную сентенцию: с
волками жить - по-волчьи выть. И начались бесконечные сделки с
совестью. Вот, например, рассуждения Марины Ефимовны о воспитании
девочки:
- Вы сами, конечно, понимаете, что ни в какого бога я не верю. Но
заставила девочку прилежно учить в школе иудейский закон божий. Это
может ей пригодится даже здесь. Ну а в Израиле это особенно ценится...
- Но вы не захотели поехать в Израиль.
- Мало ли что в жизни бывает! Вдруг здесь станет хуже, а там
лучше. И дочке придется переехать.
- Вероятно, придется, - удивил я Марину Ефимовну своим
замечанием. - Девочка подрастет и, возможно, не захочешь мириться с
фактами дискриминации, с которыми здесь примирились ее родители.
Пока Марина Ефимовна, деланно улыбаясь, обдумывала ответ, вошел
покупатель. Вошел, к удовольствию совладелицы магазинчика, вовремя -
иначе ей пришлось бы признать, что для евреев-иммигрнтов в Западном
Берлине существует, как выразился весьма пожилой "фальшак", кусочек
гетто.
Мне, впрочем, совсем не требовалось, чтобы Городецкая подтвердила
этот страшный, отдающий зловещим духом гитлеризма факт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48