.. Напишите поэму обо мне... Но не просите у меня, чтобы я
совершил невозможное. Я не могу достать для вас звезду с неба, поймите
это.
Приор встал. Такой огромный и такой несчастный, он подавленно глядел
на Уолтона с высоты своего роста. Однако Уолтон впервые почувствовал
страх. Пальцы его нашарили иглопистолет, который он хранил в верхнем левом
ящике письменного стола.
Однако Приор даже и не думал о насилии.
- Я покидаю вас, - угрюмо проговорил он. - Мне очень жаль, сэр. Самым
глубочайшим образом жаль. Мне жаль нас обоих.
Уолтон нажал кнопку дверного замка, выпустил Приора, затем снова
запер дверь и тяжело опустился в кресло. Из лотка пневмопочты на стол
соскользнули еще три служебные записки. Он посмотрел на них злым взором
василиска.
За шесть недель существования ВЫНАСа три тысячи детей получили билет,
дававший им "право" на Счастливый Сон и три тысячи ущербных комбинаций
генов были выведены из генофонда человечества. Десять тысяч мужчин, чей
уровень умственного развития оказался ниже нормы, были принудительно
стерилизованы. Восемь тысяч умирающих стариков отправлены в могилы чуть
ранее отведенного природой срока.
Это была жестокая программа. Но с какой стати передавать паралич еще
не родившимся поколениям? Ради чего разрешать взрослым идиотам засорять
мир умственного неполноценным потомством? Зачем заставлять неизлечимых
раковых больных терпеть ничем не оправданные муки и к тому же потреблять
столь драгоценную пищу?
Все это не очень приятно? Разумеется. Но весь мир проголосовал за.
Пока Лэнг со своей командой не преобразует природные условия Венеры в
пригодные для жизни человека или пока сверхсветовая скорость не откроет
человечеству дорогу к звездам, необходимо что-то делать с
перенаселенностью Земли. В данный момент численность населения планеты
составляла семь миллиардов и с каждым днем, с каждым часом увеличивалось
все больше и больше.
Слова Приора запали глубоко в душу. "Я болел туберкулезом... Где бы
теперь были все мои стихи и поэмы?"
Этот огромный, но такой смиренный человек был одним из величайших
поэтов. Китс тоже был туберкулезником. "А какая, в общем-то, польза от
поэтов? - промелькнула у Уолтона в голове дикая мысль, и он тут же ответил
себе: - А какая вообще польза от чего бы то ни было? Китс, Шекспир,
Эллиот, Йитс, Донн, Паунд, Мэтьюз... и Приор. Насколько жизнь была бы
скучнее без них..." Уолтон представил себе книжную полку - единственную
книжную полку в тесной клетушке своей однокомнатной квартиры.
Спина его покрылась потом, когда он внезапно понял, что незаметно для
себя принял решение.
Уолтон нисколько не сомневался, что этот шаг будет стоить ему
должности, если он, конечно, позволит себя поймать. К тому же в
соответствии с Законом о Выравнивании такой поступок является уголовным
преступлением.
Но ведь один ребенок значит ничтожно мало. Только один.
Ребенок Приора.
Дрожащими пальцами он включил интерком и сказал секретарше:
- Если мне будут звонить, примите сообщения. Я оставляю кабинет на
полчаса.

2
Уолтон вышел из кабинета и украдкой огляделся. В приемной царила
обычная деловая суматоха: полдесятка девушек отвечали на телефонные
звонки, вскрывали письма, занимались согласованием различных вопросов,
относящихся к деятельности столь важного и ответственного учреждения.
Уолтон быстро проскользнул мимо них в коридор.
Испытываемый им страх стянул желудок тугим узлом, пока он шел к
лифту. Давали себя знать шесть недель волнений, шесть недель напряженной
работы, прошедших с тех пор, как был организован ВЫНАС, с тех пор, как
старик Фиц-Моэм уговорил его занять второй по значимости пост в этом
учреждении... И вот теперь - настоящий бунт... А как иначе назвать то, что
он задумал совершить? Хотя, по правде говоря, не так уж велик бунт -
пощадить одного-единственного ребенка, но Уолтон понимал, что, поступая
таким образом, он наносит сокрушительный удар по самим основам, на которых
зиждется ВЫНАС, удар, равный по силе отмене всего Закона о Выравнивании.
"Только одно прегрешение, - твердо пообещал он самому себе. - Пощажу
ребенка Приора, а после - ни на шаг от закона".
Уолтон нажал кнопку вызова и посмотрел на световое табло. Кабина
лифта уже начала подниматься. Клиника, куда направился Уолтон, размещалась
на двадцатом этаже.
- Рой.
Услышав тихий голос у себя за спиной, Уолтон едва не подпрыгнул от
неожиданности. Затем он взял себя в руки и, стараясь принять
непринужденный вид, обернулся. Перед ним стоял сам директор.
- Доброе утро, мистер Фиц-Моэм.
Старик безмятежно улыбался, лицо его, на котором не было ни единой
морщинки, прямо-таки излучало душевное тепло и дружелюбие, пышная копна
седых волос на голове лоснилась.
- У тебя очень уж озабоченный вид, мой мальчик. В чем дело?
Уолтон отрицательно закачал головой:
- Просто слегка устал, сэр. В последнее время было много работы.
Но еще не закончив говорить, Уолтон понял, насколько глупо звучит
такое объяснение. Если кто во всем ВЫНАСе и работал более напряженно, чем
он, так это сам директор, который был намного старше. Принятия Закона о
Выравнивании Фиц-Моэм добивался пятьдесят лет, и теперь восьмидесятилетний
старик работает шестнадцать часов в сутки, чтобы помочь человечеству
выжить.
Директор улыбнулся:
- Ты до сих пор так и не научился правильно расходовать свои силы,
Рой. И превратишься в развалину, даже не достигнув половины моего
возраста. Хотя я доволен, что ты перенял у меня привычку давать себе по
утрам передышку, чтобы выпить чашечку кофе. Не будешь возражать, если я
присоединюсь к тебе?
- Я... я вышел совсем не для этого, сэр. Мне нужно кое-что сделать
внизу.
- Вот как? А ты не мог бы уладить свое дело по телефону?
- Нет, мистер Фиц-Моэм. - Уолтон чувствовал себя так, будто его уже
судили, вынесли приговор и собираются четвертовать. - Дело это требует
личного общения.
- Понятно. - Внимательный, дружеский взгляд старика буквально сверлил
его. - Тебе не мешало бы чуть сбросить обороты, как мне кажется.
- Разумеется, сэр, как только хоть немного поубавится работы.
Фиц-Моэм издал сдавленный, похожий на кудахтанье, смешок:
- Значит, ждать тебе придется не менее столетия, а то и двух. Боюсь,
ты так никогда и не научишься расслабляться, мой мальчик.
Прибыл лифт. Уолтон отступил чуть в сторону, пропуская вперед
директора, а затем и сам вошел в кабину. Фиц-Моэм нажал кнопку "14" -
именно на четырнадцатом этаже находился буфет, где готовили кофе. Уолтон
несколько нерешительно, прикрывая пульт ладонью, чтобы старику не было
видно, куда это он сейчас направляется, нажал кнопку "20".
Как только кабина лифта тронулась с места, Фиц-Моэм спросил:
- К тебе сегодня утром заходил мистер Приор?
- Да.
- Он поэт, верно? Тот самый, которого ты так хвалил?
- Да, это он, - коротко ответил Уолтон.
- Сначала Приор пришел, чтобы переговорить со мной, но я направил его
к тебе, этажом ниже. Что ему было надо?
Уолтон колебался.
- Он... он хотел, чтобы его сына пощадили и не предали Счастливому
Сну. Естественно, пришлось ему отказать.
- Естественно, - торжественным тоном повторил Фиц-Моэм. - Стоит нам
сделать хотя бы одно исключение - рухнет все наше учреждение.
- Разумеется, сэр.
Кабина лифта остановилась. Дверца скользнула в сторону, открыв взору
аккуратно выполненную надпись: "20 этаж. Отделение эвтаназии и архив".
Уолтон совсем позабыл про эту ненавистную надпись. Теперь он уже
начал жалеть, что рискнул спуститься в лифте вместе с директором.
Казалось, цель его посещения двадцатого этажа стала совершенно очевидной.
В глазах старика играли озорные огоньки.
- Как я полагаю, ты здесь выходишь, - сказал он. - Надеюсь, ты быстро
управишься, Рой. Тебе в самом деле каждый день нужно делать небольшую
передышку.
- Попробую, сэр.
Уолтон вышел из кабины и на прощальную улыбку старика ответил тоже
улыбкой. Дверь кабины закрылась. Горькие мысли стали одолевать его, как
только он остался один.
"Неважнецкий из тебя преступничек, Уолтон. Ты уже с головой выдал
себя! И черт бы побрал эту отеческую улыбочку. Фиц-Моэм все знает! Не
может не знать!"
Уолтон постоял еще секунду-другую в нерешительности и... А! Что
будет, то будет... Сделав глубокий вдох, он твердым шагом направился к
большой комнате, в которой размещался архив отделения эвтаназии.

Помещение архива было просторным, как и все современные служебные
помещения, - десять метров на семь; одна стена сплошь заставлена
стеллажами для трубок микропамяти Доннерсона, другая - полками для
микрофильмов. За шесть недель существования ВЫНАС накопил впечатляющее
количество самой различной информации.
Пока Уолтон в раздумье стоял на пороге, компьютер как ни в чем не
бывало продолжал тихонько пощелкивать, вспыхивали и гасли сигнальные
лампочки на многочисленных табло и панелях. Хранилище информации
непрерывно пополнялось все новыми и новыми данными. И это, по всей
вероятности, ночью продолжалось в том же ритме, что и днем.
- Чем могу быть полезен?.. О, это вы, мистер Уолтон, - произнес
техник в белоснежном халате. На службе у ВЫНАСа состояла целая армия
техников, полностью лишенных индивидуальных черт, но всегда готовых
угодить. - Могу я чем-нибудь вам помочь?
- Обычная текущая проверка. Вы позволите воспользоваться машиной?
- Пожалуйста, пожалуйста. Прошу вот сюда, сэр.
Уолтон слегка улыбнулся и прошел внутрь хранилища. Техник отступил в
сторону, всем своим видом давая понять, будто его вовсе нет здесь.
"Мое лицо, безусловно, отмечено некоей печатью избранности", -
подумал Уолтон. В этом здании к нему относились как к полубогу, ведь он
был окружен светящимся нимбом, в силу того, что был протеже самого
директора Фиц-Моэма и вторым по рангу руководителем ВЫНАСа. А вот снаружи,
в жестокой реальности перенаселенного мегаполиса, он предпочитал не
выделяться из толпы и держать в тайне свой высокий ранг.
Нахмурившись, Уолтон попытался вспомнить, как зовут сынишку Приора...
Кажется, Филип. Он набрал на клавиатуре запрос на карточку Филипа Приора.
Прошло несколько мгновений, необходимых для того, чтобы
просканировали сформированные импульсом миллионы криотронных ячеек памяти,
пока не была найдена одна-единственная, соответствующая по всем параметрам
искомой, после чего на лоток принтера выпала желтовато-коричневая
карточка, на которой было отпечатано:
3216847 АВ-1
ПРИОР, Филип Хью. Род. 31 мая 2232 г. в г. Нью-Йорке в госпитале
общего типа. Первый сын Приора Лайла Мартина и Приор Авы Леонарды. Вес при
рождении 2350 г.
Затем следовало подробное описание общего состояния мальчика,
заканчивавшееся группой крови, характеристикой ее свертываемости и шифром
генетического кода. Уолтон торопливо пробежал глазами всю эту информацию,
пока его взгляд не остановился на предупреждении, отпечатанном большими
зелеными буквами в бездушно-короткой форме:
ПРОВЕРЕН В Н.-Й. ЭВТ. КЛИНИКЕ 10.06.2232. РЕКОМЕНДОВАН К ЭВТАНАЗИИ".
Уолтон глянул на часы - 10.26. Мальчик, возможно, находится в одной
из лабораторий клиники в ожидании печальной участи.
Распорядок проведения эвтаназии был установлен самим Уолтоном:
газовая камера погружала своих избранников в Счастливый Сон в 11.00 и в
15.00. Чтобы спасти Филипа Приора, у него в запасе оставалось примерно
полчаса.
Уолтон украдкой глянул через плечо - поблизости никого не было - и
быстро сунул карточку во внутренний карман пиджака.
Затем он отпечатал требование объяснить применяемый в клинике
генетический шифр. По экрану дисплея побежали символы и объясняющий их
текст. Уолтон начал быстро сверять их с набором цифр и букв, отпечатанных
на регистрационной карточке Филипа Приора. Вскоре он нашел строку, которую
искал: 312 - восприимчивость к туберкулезу.
Уолтон быстро набрал на клавиатуре следующую команду: "Произвести
ревизию регистрационной карточки 3216847 АВ-1. Изменить все
соответствующие ячейки памяти".
Уолтон взял на себя труд перепечатать все содержание карточки
ребенка, опустив только злосчастный код 312 и предупреждение с
рекомендацией произвести эвтаназию. Машина безучастно проглотила новую
версию общего состояния Филипа Приора. Уолтон улыбнулся. Пока все шло
совсем неплохо.
Затем он снова затребовал информацию, касавшуюся мальчика. После
некоторой, обычной в таких случаях паузы, на выводной лоток выпала
карточка номером 3216847 АВ-1. Уолтон внимательно прочел все, что было на
ней отпечатано.
Процесс стирания роковой для ребенка информации прошел вполне
благополучно. С точки зрения всеведающего компьютера, Филип Приор был
нормальным, здоровым ребенком.
Уолтон снова глянул на часы - 10.37. Оставалось еще двадцать три
минуты до того, как будет произведен утренний отбор тех, кому не
посчастливилось соответствовать стандартам, заложенным в беспристрастный
мозг машины.
Вот теперь только пришла пора подлинных испытаний для него самого.
Удастся ли вырвать ребенка из рук палачей-докторов и при этом не привлечь
внимания к собственной персоне?

Пятеро врачей хлопотливо сновали по главному отделению клиники, когда
в него вошел Уолтон. Здесь, по всей вероятности, находилось около сотни
младенцев, каждый лежал в отдельном отсеке. Дел у врачей с новорожденными
было невпроворот, а тревожные взгляды родителей, смотревших на свои чада
сверху, через смотровые панели, только усугубляли нервозность обстановки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27