https://wodolei.ru/catalog/dushevie_paneli/s_tropicheskim_dushem/
Мерецков стремительно
залился меловой бледностью. Через секунду мучитель отпустил его.
Второй встал, с наслаждением потянулся. То, что он почти
двухметрового роста, Мерецков заметил раньше, но только теперь бросились в
глаза непропорционально длинные, свисающие едва не до колен руки, покрытые
редкой шерстью. Тяжелые плечи расправились, готовые к хлесткому,
внезапному удару. Мерецков ощутил себя таким же слабым и беззащитным,
каким пришел в блатной мир лет десять назад, вооруженный лишь хитростью,
знанием логики, да тайных извивов человеческой психики. Тогда, в начале
карьеры "авторитета", его часто занимал вопрос, зачем, собственно, он сюда
сунулся и не есть ли это ошибка, могущая оказаться роковой. По мере
становления сомнения рассеялись, а "убирать" соперников со своего пути
стало делом обыденным. Но теперь он вновь был наг и беспомощен, а другой,
оказавшийся хозяином положения волей обстоятельств, смотрел на него с
кровожадной ухмылкой.
- Колеблешься, Костя, темнишь. Все сомнительное будет проверено.
Дань, говоришь, на этот раз не успел собрать? Не расстраивайся, мы
соберем. Пошлем шестерок. Записочку Грызину напишешь, чтобы все сполна
отдал, а если что не так - уж извини. Крысы в штольнях будут довольны.
Мерецков не стал перебивать Второго. Лицо его, словно схваченное
судорогой, кривилось в жалобной улыбке.
- Какие мы ни есть, но воевать нам привычнее, чем шкуру с торгашей
драть. Нас вера ведет. Короче - напишешь письмо, потом посидишь,
обдумаешь, что и как...
- До утра? - вскинулся Мерецков, но тут же снова перешел на ровный,
рассудительный тон.
Но его уже не слушали. Второй устало потер виски и впервые за все это
время сделал жест - вяло, с презрением отмахнул крупной кистью.
- А для тебя все едино - что утро, что вечер. Тут один свет в окошке
- я. Пошел вон!
Вновь Мерецкова волокли осклизлыми коридорами, освещаемыми только
пыльными лучами фонарей конвойных.
Дверь в известняковой стене он не заметил даже после того, как в нее
уперся луч фонаря переднего конвоира. С лязгом отошла полоса засова,
утопленного в массивный металл. Дверь оказалась настолько узкой, что
Мерецков усомнился - удастся ли протиснуться. Уж очень не хотелось, чтобы
"помогли".
- Выходи! - рявкнул верзила.
В проеме мелькнула тень, и Мерецкова едва не сбил с ног тощий
изможденный мальчишка со спутанными длинными волосами. Он двигался
проворно, но какими-то нервными рывками, прерывисто дыша. Мерецков боком
втиснулся в пещеру, дверь с железным гулом захлопнулась, и наступила
полная тьма. Однако он успел разглядеть нечто походившее на лавку,
оказавшееся широким бревном. Сидеть на нем было полегче, чем на холодном
каменном полу.
Ему никак не удавалось отключиться, спрятаться в забытье. Сколько
времени он терзался мучительными раздумьями - неизвестно. Золотая "омега"
с браслетом нашла новых хозяев.
Казалось, протекла вечность, пока снова с визгом отворилась дверь,
впуская в мрачную пещеру трепещущий свет, а с ним - изломанную,
всхлипывающую полудетскую фигурку. Мальчишка ориентировался в темноте, он
довольно быстро, даже не задев вонючий бак, добрался до бревна и рухнул на
него.
- Ты кто? - Мерецков всегда старался сразу определиться.
Всхлипывания не прекратились, но стали перемежаться словами.
- Кто-кто! Тебе от этого легче, что ли?.. Сима я. Видал, как меня
выводили? Вот это я и есть. И тебя мне на свету хорошо видать было... Я к
темноте привык. Не хочу на свет, чего там хорошего - лупят как собаку...
- Кто лупит? - спросил Мерецков, надеясь разузнать хоть что-то новое.
- А то не знаешь... Тебя пока еще не били, а мне больно. Попробуй.
Холодная узкая лапка коснулась в темноте плеча Мерецкова, повела за
собой его руку. Вся спина мальчишки была, как чешуей, покрыта ссадинами,
запекшейся кровью и буграми ушибов.
- Ну как, знатно меня отметелили? Это они умеют. Со мной такое -
второй раз. А чего, им - плевать. Кого под землей бояться? Значит, и ты
проштрафился? Ох, ты - наземный, это еще хуже... От таких, как я, хоть
польза...
- А почему ты решил, что от меня - нет?
- Чего тут думать. Все вы, наземные - враги. Уж если заперли нас
двоих в одну клетку, значит, им уже плевать на нас. Здесь все - наглухо
отбитые. Убьют кого, разденут - а потом разбирают по пунктам, как дело
было. Теория! Для того и чужими преступлениями интересуются, летопись
составляют. И все время говорят, что скоро придет их время, и тогда все
увидят, с чего все началось. Эх, жаль, дверь не выломать...
- А чего ее ломать? Из этого муравейника разве выберешься?
- Да хоть с закрытыми глазами! Я тут уже пять лет.
- Сколько же тебе?
- Было десять, когда здесь оказался...
Все, что рассказал ему мальчишка, Мерецков выслушал с тоскливым
отвращением. Он и сам был мерзок себе - пустоголовый кретин, угодивший на
улице в примитивную ловушку. Здесь, в полной темноте, он мог вполне
отдаться этому чувству. Что ему этот малолетний воришка!
Он давно уже не встречался с такой мелкотой. На это были специальные
люди, игравшие роль прокладки между шестерками и боссом. Однако пришлось
вспомнить молодость.
- Не знаю, парень, насколько крутые эти твои боссы и насколько им
можно верить. Может, у вас все по-другому... Зато наверху я и сам большой
человек.
- Я знаю, мне говорили. Смотри, мол, каких нагибаем, не тебе перья
поднимать!
- Пойдет все путем - будем работать с твоими братьями. Ребята они
жесткие, но знают, чего хотят. А насчет того, чтобы шестерить - так в
большой игре это еще опаснее. То, что твоих Старших братьев интересует,
касается и тех мусоров, которых положили. Так бывает, когда людей
используют, чтобы концы обрезать...
- Это как же? - даже в темноте чувствовалось, что мальчик
заинтересованно задвигался.
Но ответа он не успел получить Дверь камеры отворилась, впуская свет,
показавшийся ослепительным.
- Выходи!
Оба ринулсь к выходу, застыли у порога, уставившись друг на друга:
"Кого? Чья судьба сейчас решится?"
- Выходи!
И снова туннель После кромешной тьмы пещеры он казался неплохо
освещенным и уже не таким нескончаемо длинным. Знакомым было и помещение,
куда они свернули. По-прежнему на стуле восседал Второй. Глаза его
буравили вошедших с таким интересом, словно он видел обоих впервые.
Женственный рот змеился в усмешке.
- Ага, вот и товарищи по несчастью! Милости прошу. Ну-ка, быстро
разойтись по углам! Живее!
Пистолетное дуло, уткнувшись в бок, сообщило Мерецкову достаточную
скорость. Теперь все четыре угла помещения были заняты - двое конвойных,
двое узников. Посередине на вращающемся табурете покачивался Второй.
- Знакомство ваше, друзья, оказалось кратким. Но, надеюсь, разлука
вас не слишком огорчит? Отлично. Будете прощаться?
Два выстрела оглушительно раздались в замкнутом пространстве. На
грязно-белой рубахе мальчишки начало расплываться темное пятно. Он
тоненько взлаял, как крохотная собачонка, схватился за грудь, словно
собираясь поклясться, но третий выстрел, задержавшийся на секунду, все
довершил. Пуля попала в лоб, выхлестнув из черепа вязкий фонтанчик
кровавых брызг, растекшихся полоской по бетону. Лихорадочно работавший
мозг Мерецкова отметил именно в этом углу в первый раз он заметил все эти
потеки и сгустки. Следы хозяев не занимали, некому было в них разбираться.
- Так как, Костя? Может не стоит барахтаться? Все равно все на виду.
Вот видишь - мальчик чего-то не понял, глядишь, уже и трупик унесли. Так и
тебя поволокут, у нас не паркет, вроде как у тебя... Заглянул я к тебе.
Неплохо, неплохо. Грызин, конечно, зубами пощелкал, да неважно у тебя
дрессировка поставлена. В общем, давай, отрабатывай жизнь.
- А на кой я вам мертвый?
- Я и говорю - чтобы ко всеобщему удовольствию. Так как, говоришь,
милицейских устряпали?
- Чего тут говорить? Сами они и нарвались. Аптекарь не только на
сигнализацию надеялся. В баре была единственная бутылка армянского коньяку
с такой дозой, что роту положить можно. Вышло им боком.
- А какого хрена их понесло в квартиру Бобровского?
- За вещами, за чем же еще. Было что взять у старого козла, накосил.
- На чем? Только не врать! Финт в сторону - и в гроб.
- Наркотики он продавал из своей аптеки.
- Через тебя?
- Через моих людей.
- Нехорошее дело. Не признаем.
- Ну, я ведь с вами знаком не был. Да и не это мне главную прибыль
давало. Аптекарь трусил, товару было немного.
- То есть, меньше, чем бы тебе хотелось?
- Э, человек - такая скотина, все ему мало. Если эти дела вам не по
вкусу - ради Бога. Тем более, что Бобровский уже на том свете, а других
каналов у меня нету. Возиться с коноплей да с соломкой - дохлое дело,
сгоришь на транзите. Статья больно суровая.
- Но ведь и доходы!
- Да ну, просто подвернулся этот Бобровский. Мы установили, что через
него лекарства идут на рынок, это бизнес дай Бог. Вот я и подъехал к нему:
"Вы такой состоятельный человек, наверное, нуждаетесь в охране, чтобы не
случилось худого".
- И все?
- Нет. Семен Михайлович человек с понятием, с таким можно было дело
иметь. Да и ему через меня было удобнее работать.
- Да, ты у нас - сила, - насмешливо протянул Второй.
Мерецков сидел смирно.
- Я к вам всегда относился с уважением, и работать с вами - дело
серьезное. Но без Бобровского все равно наркоту брать негде. Мак и конопля
целиком уходят к цыганам. "Ромале" мне, конечно, не указ, но все как один
стучат. Милиции выгодно - к игле информация сама стекается.
Второй кивнул:
- Я плевать хотел на проблемы наркоманов. В конце концов сами
виноваты - нечего пасть разевать, трепаться, как последняя сука.
- Тут дело не в трепе. Наркотики дорогие, а платить надо, вот и
рассчитываются краденым. А угрозыск тут как тут. Как засветился кто с
дела, сейчас и берут. Конечно, не в самом притоне, где-нибудь подальше.
- Хорошо, давай к делу. Ну ладно, эти двое отравились, а третий,
начальник ихний? А сам Бобровский?
- Я получаю долю с разных дел. Обычно платят те, кто сам замазан -
торгаши всякие, воры. Не все, но те, кого я достал. А недавно покатилась
по городу волна грабежей, появился чужой рэкет. Крутые профессионалы,
работают, будто специально, чтобы побольше крови. Видать, любят это дело.
Короче, Бобровский внезапно отказался со мной дело иметь.
- Вот так - ни с того, ни с сего?..
- Конечно, нет. Я сразу понял, что есть кто-то у него за спиной.
Каналы сбыта у него и раньше были, так что он вполне мог и без нас
обойтись в этом. Разговор шел у него в кабинете, домой к себе он не пускал
никого. Ну, я его положил на пол - меня долго просить не надо - и
объяснил, что к чему. Бить не бил, но он у меня с перепугу обмочился, пока
не вспомнил, кто хозяин. У него и раньше бывало - наглел. То спортклуб ему
этот высели - магазин ему открыть не терпится, то еще чего-то... Не
нажрется никак. Я с каратистами ссориться не стал, ихняя молодежь - сплошь
ненормальные. Ничего не втемяшишь.
- Ну, положим, слухи, что Глеб не только сам замешан в рэкете, но и
пацанов школит на это - твоя работа.
- Есть маленько. Девочек к пацанам из "Богатыря" тоже я пристроил.
- Это когда уже Глеба убрал?
- Э, стоп. На меня можно много вешать, только Глеба - не я сделал.
Здесь не следствие, брехать мне незачем. Этот парень мне нравился.
Думаешь, большое удовольствие работать с ублюдками вроде Грызина? Я хотел,
чтобы он был в моей команде... Да чего там теперь... Мне кажется, я
догадываюсь, чьи это дела, меня чутье редко подводит. Помнишь, я говорил
об этих - профессионалах? Уж на что Чубук, жлобская морда, держался до
последнего, - но и он им сдался. Уж не знаю, чем они его взяли, но он им
исправно платит. Была у меня с ними встреча, и эти парни четко сказали,
чтобы я у них под ногами не путался. Я к ним присмотрелся и понял - эти
могут, никаких сомнений, тут не до амбиций. И никакая сигнализация им не
помеха, потому что это они самые и есть - вневедомственная охрана. Когда
милиция начинает убивать, надо ноги уносить, пока дают. В общем, мою
территорию они пообещали не трогать, но, видно, не сдержались. Не
следовало им аптеку трогать.
- Но ведь и ты решил не связываться с Кольцовым, а припугнуть
аптекаря - авось у того хватит мошны на две стороны отстегивать.
Мерецков помолчал.
- У всех свои дела. Не знаю, почему аптекарь решил работать с
Кольцовым - сдуру или от жадности, или еще как, но у нас с ним был
договор. Есть товар, нет товара, деньги должны идти. По блатным законам, в
это и влазить не следует. Кольцов, думаю, понимал, что не стоит перегибать
палку. Я, конечно, человек практичный и предпочитаю худой мир доброй
ссоре, но и я могу выйти из себя. В конце концов, я несу убытки! И когда
ко мне приходит Кольцов и заявляет, что Бобровский поручил ему меня
убрать, мне, честное слово, становится не до смеха. На полном серьезе,
будто советуется, как ему получше меня пришить, отмечает слабые места в
моей охране. На следующий день прихожу домой - а Кольцов уже там. Меня аж
скрутило, хотя, казалось бы, чего? Кому, как не офицеру вневедомственной
охраны, знать шифр квартиры, код и пароль? А ключи? Мы же их сами сдаем на
пульт...
- За что же тебя так не полюбил Бобровский? Вы же вроде сработались?
- За что, за что... Кольцов прямо и сказал, что у него заказ... на
меня, уже и аванс выплачен. Я сразу понял: аптекарь, больше некому.
- И во сколько же они тебя оценили?
- Чего? Да недорого. Миллион. Мне достаточно было посмотреть на его
ухватки, чтобы понять - не остановится, он уже убивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
залился меловой бледностью. Через секунду мучитель отпустил его.
Второй встал, с наслаждением потянулся. То, что он почти
двухметрового роста, Мерецков заметил раньше, но только теперь бросились в
глаза непропорционально длинные, свисающие едва не до колен руки, покрытые
редкой шерстью. Тяжелые плечи расправились, готовые к хлесткому,
внезапному удару. Мерецков ощутил себя таким же слабым и беззащитным,
каким пришел в блатной мир лет десять назад, вооруженный лишь хитростью,
знанием логики, да тайных извивов человеческой психики. Тогда, в начале
карьеры "авторитета", его часто занимал вопрос, зачем, собственно, он сюда
сунулся и не есть ли это ошибка, могущая оказаться роковой. По мере
становления сомнения рассеялись, а "убирать" соперников со своего пути
стало делом обыденным. Но теперь он вновь был наг и беспомощен, а другой,
оказавшийся хозяином положения волей обстоятельств, смотрел на него с
кровожадной ухмылкой.
- Колеблешься, Костя, темнишь. Все сомнительное будет проверено.
Дань, говоришь, на этот раз не успел собрать? Не расстраивайся, мы
соберем. Пошлем шестерок. Записочку Грызину напишешь, чтобы все сполна
отдал, а если что не так - уж извини. Крысы в штольнях будут довольны.
Мерецков не стал перебивать Второго. Лицо его, словно схваченное
судорогой, кривилось в жалобной улыбке.
- Какие мы ни есть, но воевать нам привычнее, чем шкуру с торгашей
драть. Нас вера ведет. Короче - напишешь письмо, потом посидишь,
обдумаешь, что и как...
- До утра? - вскинулся Мерецков, но тут же снова перешел на ровный,
рассудительный тон.
Но его уже не слушали. Второй устало потер виски и впервые за все это
время сделал жест - вяло, с презрением отмахнул крупной кистью.
- А для тебя все едино - что утро, что вечер. Тут один свет в окошке
- я. Пошел вон!
Вновь Мерецкова волокли осклизлыми коридорами, освещаемыми только
пыльными лучами фонарей конвойных.
Дверь в известняковой стене он не заметил даже после того, как в нее
уперся луч фонаря переднего конвоира. С лязгом отошла полоса засова,
утопленного в массивный металл. Дверь оказалась настолько узкой, что
Мерецков усомнился - удастся ли протиснуться. Уж очень не хотелось, чтобы
"помогли".
- Выходи! - рявкнул верзила.
В проеме мелькнула тень, и Мерецкова едва не сбил с ног тощий
изможденный мальчишка со спутанными длинными волосами. Он двигался
проворно, но какими-то нервными рывками, прерывисто дыша. Мерецков боком
втиснулся в пещеру, дверь с железным гулом захлопнулась, и наступила
полная тьма. Однако он успел разглядеть нечто походившее на лавку,
оказавшееся широким бревном. Сидеть на нем было полегче, чем на холодном
каменном полу.
Ему никак не удавалось отключиться, спрятаться в забытье. Сколько
времени он терзался мучительными раздумьями - неизвестно. Золотая "омега"
с браслетом нашла новых хозяев.
Казалось, протекла вечность, пока снова с визгом отворилась дверь,
впуская в мрачную пещеру трепещущий свет, а с ним - изломанную,
всхлипывающую полудетскую фигурку. Мальчишка ориентировался в темноте, он
довольно быстро, даже не задев вонючий бак, добрался до бревна и рухнул на
него.
- Ты кто? - Мерецков всегда старался сразу определиться.
Всхлипывания не прекратились, но стали перемежаться словами.
- Кто-кто! Тебе от этого легче, что ли?.. Сима я. Видал, как меня
выводили? Вот это я и есть. И тебя мне на свету хорошо видать было... Я к
темноте привык. Не хочу на свет, чего там хорошего - лупят как собаку...
- Кто лупит? - спросил Мерецков, надеясь разузнать хоть что-то новое.
- А то не знаешь... Тебя пока еще не били, а мне больно. Попробуй.
Холодная узкая лапка коснулась в темноте плеча Мерецкова, повела за
собой его руку. Вся спина мальчишки была, как чешуей, покрыта ссадинами,
запекшейся кровью и буграми ушибов.
- Ну как, знатно меня отметелили? Это они умеют. Со мной такое -
второй раз. А чего, им - плевать. Кого под землей бояться? Значит, и ты
проштрафился? Ох, ты - наземный, это еще хуже... От таких, как я, хоть
польза...
- А почему ты решил, что от меня - нет?
- Чего тут думать. Все вы, наземные - враги. Уж если заперли нас
двоих в одну клетку, значит, им уже плевать на нас. Здесь все - наглухо
отбитые. Убьют кого, разденут - а потом разбирают по пунктам, как дело
было. Теория! Для того и чужими преступлениями интересуются, летопись
составляют. И все время говорят, что скоро придет их время, и тогда все
увидят, с чего все началось. Эх, жаль, дверь не выломать...
- А чего ее ломать? Из этого муравейника разве выберешься?
- Да хоть с закрытыми глазами! Я тут уже пять лет.
- Сколько же тебе?
- Было десять, когда здесь оказался...
Все, что рассказал ему мальчишка, Мерецков выслушал с тоскливым
отвращением. Он и сам был мерзок себе - пустоголовый кретин, угодивший на
улице в примитивную ловушку. Здесь, в полной темноте, он мог вполне
отдаться этому чувству. Что ему этот малолетний воришка!
Он давно уже не встречался с такой мелкотой. На это были специальные
люди, игравшие роль прокладки между шестерками и боссом. Однако пришлось
вспомнить молодость.
- Не знаю, парень, насколько крутые эти твои боссы и насколько им
можно верить. Может, у вас все по-другому... Зато наверху я и сам большой
человек.
- Я знаю, мне говорили. Смотри, мол, каких нагибаем, не тебе перья
поднимать!
- Пойдет все путем - будем работать с твоими братьями. Ребята они
жесткие, но знают, чего хотят. А насчет того, чтобы шестерить - так в
большой игре это еще опаснее. То, что твоих Старших братьев интересует,
касается и тех мусоров, которых положили. Так бывает, когда людей
используют, чтобы концы обрезать...
- Это как же? - даже в темноте чувствовалось, что мальчик
заинтересованно задвигался.
Но ответа он не успел получить Дверь камеры отворилась, впуская свет,
показавшийся ослепительным.
- Выходи!
Оба ринулсь к выходу, застыли у порога, уставившись друг на друга:
"Кого? Чья судьба сейчас решится?"
- Выходи!
И снова туннель После кромешной тьмы пещеры он казался неплохо
освещенным и уже не таким нескончаемо длинным. Знакомым было и помещение,
куда они свернули. По-прежнему на стуле восседал Второй. Глаза его
буравили вошедших с таким интересом, словно он видел обоих впервые.
Женственный рот змеился в усмешке.
- Ага, вот и товарищи по несчастью! Милости прошу. Ну-ка, быстро
разойтись по углам! Живее!
Пистолетное дуло, уткнувшись в бок, сообщило Мерецкову достаточную
скорость. Теперь все четыре угла помещения были заняты - двое конвойных,
двое узников. Посередине на вращающемся табурете покачивался Второй.
- Знакомство ваше, друзья, оказалось кратким. Но, надеюсь, разлука
вас не слишком огорчит? Отлично. Будете прощаться?
Два выстрела оглушительно раздались в замкнутом пространстве. На
грязно-белой рубахе мальчишки начало расплываться темное пятно. Он
тоненько взлаял, как крохотная собачонка, схватился за грудь, словно
собираясь поклясться, но третий выстрел, задержавшийся на секунду, все
довершил. Пуля попала в лоб, выхлестнув из черепа вязкий фонтанчик
кровавых брызг, растекшихся полоской по бетону. Лихорадочно работавший
мозг Мерецкова отметил именно в этом углу в первый раз он заметил все эти
потеки и сгустки. Следы хозяев не занимали, некому было в них разбираться.
- Так как, Костя? Может не стоит барахтаться? Все равно все на виду.
Вот видишь - мальчик чего-то не понял, глядишь, уже и трупик унесли. Так и
тебя поволокут, у нас не паркет, вроде как у тебя... Заглянул я к тебе.
Неплохо, неплохо. Грызин, конечно, зубами пощелкал, да неважно у тебя
дрессировка поставлена. В общем, давай, отрабатывай жизнь.
- А на кой я вам мертвый?
- Я и говорю - чтобы ко всеобщему удовольствию. Так как, говоришь,
милицейских устряпали?
- Чего тут говорить? Сами они и нарвались. Аптекарь не только на
сигнализацию надеялся. В баре была единственная бутылка армянского коньяку
с такой дозой, что роту положить можно. Вышло им боком.
- А какого хрена их понесло в квартиру Бобровского?
- За вещами, за чем же еще. Было что взять у старого козла, накосил.
- На чем? Только не врать! Финт в сторону - и в гроб.
- Наркотики он продавал из своей аптеки.
- Через тебя?
- Через моих людей.
- Нехорошее дело. Не признаем.
- Ну, я ведь с вами знаком не был. Да и не это мне главную прибыль
давало. Аптекарь трусил, товару было немного.
- То есть, меньше, чем бы тебе хотелось?
- Э, человек - такая скотина, все ему мало. Если эти дела вам не по
вкусу - ради Бога. Тем более, что Бобровский уже на том свете, а других
каналов у меня нету. Возиться с коноплей да с соломкой - дохлое дело,
сгоришь на транзите. Статья больно суровая.
- Но ведь и доходы!
- Да ну, просто подвернулся этот Бобровский. Мы установили, что через
него лекарства идут на рынок, это бизнес дай Бог. Вот я и подъехал к нему:
"Вы такой состоятельный человек, наверное, нуждаетесь в охране, чтобы не
случилось худого".
- И все?
- Нет. Семен Михайлович человек с понятием, с таким можно было дело
иметь. Да и ему через меня было удобнее работать.
- Да, ты у нас - сила, - насмешливо протянул Второй.
Мерецков сидел смирно.
- Я к вам всегда относился с уважением, и работать с вами - дело
серьезное. Но без Бобровского все равно наркоту брать негде. Мак и конопля
целиком уходят к цыганам. "Ромале" мне, конечно, не указ, но все как один
стучат. Милиции выгодно - к игле информация сама стекается.
Второй кивнул:
- Я плевать хотел на проблемы наркоманов. В конце концов сами
виноваты - нечего пасть разевать, трепаться, как последняя сука.
- Тут дело не в трепе. Наркотики дорогие, а платить надо, вот и
рассчитываются краденым. А угрозыск тут как тут. Как засветился кто с
дела, сейчас и берут. Конечно, не в самом притоне, где-нибудь подальше.
- Хорошо, давай к делу. Ну ладно, эти двое отравились, а третий,
начальник ихний? А сам Бобровский?
- Я получаю долю с разных дел. Обычно платят те, кто сам замазан -
торгаши всякие, воры. Не все, но те, кого я достал. А недавно покатилась
по городу волна грабежей, появился чужой рэкет. Крутые профессионалы,
работают, будто специально, чтобы побольше крови. Видать, любят это дело.
Короче, Бобровский внезапно отказался со мной дело иметь.
- Вот так - ни с того, ни с сего?..
- Конечно, нет. Я сразу понял, что есть кто-то у него за спиной.
Каналы сбыта у него и раньше были, так что он вполне мог и без нас
обойтись в этом. Разговор шел у него в кабинете, домой к себе он не пускал
никого. Ну, я его положил на пол - меня долго просить не надо - и
объяснил, что к чему. Бить не бил, но он у меня с перепугу обмочился, пока
не вспомнил, кто хозяин. У него и раньше бывало - наглел. То спортклуб ему
этот высели - магазин ему открыть не терпится, то еще чего-то... Не
нажрется никак. Я с каратистами ссориться не стал, ихняя молодежь - сплошь
ненормальные. Ничего не втемяшишь.
- Ну, положим, слухи, что Глеб не только сам замешан в рэкете, но и
пацанов школит на это - твоя работа.
- Есть маленько. Девочек к пацанам из "Богатыря" тоже я пристроил.
- Это когда уже Глеба убрал?
- Э, стоп. На меня можно много вешать, только Глеба - не я сделал.
Здесь не следствие, брехать мне незачем. Этот парень мне нравился.
Думаешь, большое удовольствие работать с ублюдками вроде Грызина? Я хотел,
чтобы он был в моей команде... Да чего там теперь... Мне кажется, я
догадываюсь, чьи это дела, меня чутье редко подводит. Помнишь, я говорил
об этих - профессионалах? Уж на что Чубук, жлобская морда, держался до
последнего, - но и он им сдался. Уж не знаю, чем они его взяли, но он им
исправно платит. Была у меня с ними встреча, и эти парни четко сказали,
чтобы я у них под ногами не путался. Я к ним присмотрелся и понял - эти
могут, никаких сомнений, тут не до амбиций. И никакая сигнализация им не
помеха, потому что это они самые и есть - вневедомственная охрана. Когда
милиция начинает убивать, надо ноги уносить, пока дают. В общем, мою
территорию они пообещали не трогать, но, видно, не сдержались. Не
следовало им аптеку трогать.
- Но ведь и ты решил не связываться с Кольцовым, а припугнуть
аптекаря - авось у того хватит мошны на две стороны отстегивать.
Мерецков помолчал.
- У всех свои дела. Не знаю, почему аптекарь решил работать с
Кольцовым - сдуру или от жадности, или еще как, но у нас с ним был
договор. Есть товар, нет товара, деньги должны идти. По блатным законам, в
это и влазить не следует. Кольцов, думаю, понимал, что не стоит перегибать
палку. Я, конечно, человек практичный и предпочитаю худой мир доброй
ссоре, но и я могу выйти из себя. В конце концов, я несу убытки! И когда
ко мне приходит Кольцов и заявляет, что Бобровский поручил ему меня
убрать, мне, честное слово, становится не до смеха. На полном серьезе,
будто советуется, как ему получше меня пришить, отмечает слабые места в
моей охране. На следующий день прихожу домой - а Кольцов уже там. Меня аж
скрутило, хотя, казалось бы, чего? Кому, как не офицеру вневедомственной
охраны, знать шифр квартиры, код и пароль? А ключи? Мы же их сами сдаем на
пульт...
- За что же тебя так не полюбил Бобровский? Вы же вроде сработались?
- За что, за что... Кольцов прямо и сказал, что у него заказ... на
меня, уже и аванс выплачен. Я сразу понял: аптекарь, больше некому.
- И во сколько же они тебя оценили?
- Чего? Да недорого. Миллион. Мне достаточно было посмотреть на его
ухватки, чтобы понять - не остановится, он уже убивал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17