Владимир БЕЗЫМЯННЫЙ
ОЧИЩЕНИЕ ТЬМОЙ


"...При очистке Неглинного канала находили
кости, похожие на человеческие..."
Владимир Гиляровский "В глухую"

7 ИЮНЯ. В КАТАКОМБАХ. ПРОЛОГ
Паскудно я рос. Сорняк, дерьмо. Отца нет. Мать - пьяница и шлюха.
Сестра - тоже шлюха, но уже не пьет. Здесь, под землей, своих ублажает.
Водки-то у нас не признают. Старшие, правда, бывает, попивают, а нам,
малышне, если заметят - башку оторвут. Матери всегда было плевать, где я
шляюсь. Избавилась от лишнего рта - и хорошо. Она у меня не красавица, да
и сам я, видишь, не больно хорош собой. Плюгав, как говорится. Тьфу, да ты
же ничего не видишь. Ну вот, воровал я с малолетства, в одиночку. Редко -
с пацанами. Не люблю. Дерьмо. Под ремнем все выложат. Ох, мать у меня
умела "горячие" отпускать! Сесть потом невозможно. С оттяжкой била,
грамотно. Кому такое понравится? Но я не долго это терпел. Как раз мне
десять стукнуло, я, как положено, братве вермут выставил. Дело было не
чердаке, как дошло до поблевать - бабки внизу во дворе встали на дыбы.
Нажаловались родителям пацанов, а те насели на мою мамку. Она как раз уже
приняла - достаточно, чтобы отвязаться, но мало, чтобы с копыт долой.
Хвать меня за волосы: "щенков своих поишь, а матери родной хоть бы стакан
налил!" И ну драть. Я уже тогда без бритвы не выходил, даже пацаны
постарше знали, что за мной не заржавеет. Одним словом - три пальца
подчистую отчекрыжил. Крови, крику!.. известно, за такое - дорожка одна, в
спецшколу. Хорошо, уже лето, считай, началось. Школа кончилась, теплынь.
Да и какая там школа, когда я уже в другой обучался - побольше матери
таскал. Домой мне теперь ходу не было. Беспалая - ей такую кликуху
прилепили - поклялась меня изувечить. Она могла, ей плевать, сын или кто.
А жить было можно, только места надо знать. Вокзал, базар... Конечно, если
поймают - на куски порвут, торгаши еще злее наших сектантов. К кавказцам
лучше и вовсе не подходить, а гнилой мандарин на месте удавят. Вот на
вокзале стащить чего - милое дело. Спешка, суета, разбираться некогда.
Помню, я хороший чемодан отвернул, жирный. До лаза в катакомбы меньше
трамвайной остановки. Я туда - уже научен, как-то сумку слямзил, прямо на
площади стал шерстить, так еле ноги унес от патруля. А в подземелье
спокойно. Нет, забредает, конечно, дерьмо всякое: флакушки там из-под
одеколонов валяются да фанфурики аптечные. И только я сел распечатывать -
удар по голове и темнота. Вот, попробуй, шрам, бугры какие-то. Может, от
этого у меня голова расплывается, когда пробую думать. Метелили они меня -
жуть. Иногда сознание вспыхивало, словно лампочка зажигалась, - бьют. За
что? Чтоб не воровал, что ли? Так сами же - первые воры, только денег в
руки не берут. Вера им запрещает касаться всего, где государственные
знаки. Это мне никак не понять. Но грамотные - книг здесь уйма. Ты в
голове и сотой доли того не удержишь, чему тут учат. Только хилые они все.
Я и сам не культурист - в катакомбах не так мускулы, как быстрота нужна.
Те, что здесь родились, на пауков смахивают. А недавно одного учителя сами
ухлопали. Он и раньше, на верхе, чего-то там долбил детишкам. Любил
малышей. Особенно мальчиков. Да и девочкам под юбки заглядывал. Он, когда
ушел из школы, попрошайкой стал: рожу скорчит - дебил дебилом - и пошел с
протянутой рукой. Короче, любовь к детям его и погубила. Приговорили по
всем правилам - именем братства и светлой памяти графа Толстого... До сих
пор не пойму, какое отношение имеет граф к нашим катакомбам... Поначалу-то
я все озирался, откуда удара ждать. А что? Могли, как клопа, задавить, и
как звать не спросили бы. Здесь и фамилий-то нет. А кому они нужны,
милиции для карточки? Нет, шалишь! Секта своих не отдает. Но и не
отпускает. Можно, конечно, уйти, только достанут из-под земли и сердце
вынут. Знаешь как говорят: "Твое сердце принадлежит нам! Мы тебя в свою
семью приняли, теперь ты - наш до гроба!. А гробов здесь не бывает. В
дальней штольне, где не продохнешь, там и сбрасывают трупы. Свалка.
Старух, стариков, короче - отработанный материал. А с пополнением проблем
нет. Бабы рожают регулярно, каждые девять месяцев. И хотя дети мрут как
мухи, так что и половина не выживает, народу прибавляется. Это только
Старших братьев всегда мало, сколько было, столько и есть. Они все знают,
все видят, что творится на земле и под землей, знают и кого наказать, кого
поощрить. Насчет наказать у них фантазия богатая, с поощрениями пожиже:
девочки да кварцевая лампа. Почти никто не пьет и не курит. И, веришь даже
не тянет. Загипнотизировали нас, что ли? Даже когда на свет выбираюсь, не
хочется. А я на работу, считай, каждый день выхожу. Если что-то серьезное,
- квартиру там почистить или лавку кооперативную - тогда с напарником. С
тем самым, что меня метелил в первый раз за чемодан, а потом пригрел.
Держался я из последнего: зубы сжал и - нате, бейте, гады! Они и рады
стараться. Лупят, а я молчу. Им это понравилось, а я просто почти все
время без сознания был и вообще решил, что это милиция. Одно в голове:
"Только бы не в спецуху!" Короче, прижился я у них, очухался, огляделся.
Дома у меня, считай, не было, теперь появился. Темный, суровый, с особыми
законами, но все-таки дом. Здесь все другое. Главное правило - "кто не
работает, тот не ест". Один раз электрики месяц промучились, кабель на
поверхность выводили, чтоб телевизор смотреть. А когда он заработал,
старшие братья решили, что информация поступает вредная и растлевающая.
Кроме того, по кабелю могут на нас выйти. Ясное дело, кабель электрики
смотали, и вышло, что работа их впустую, месяц пробездельничали. Паразиты
на теле общины. За это - месяц на полуголодном пайке. Терпи, подавляй
желания, борись с плотью. Старшие это оценят. И, веришь ли, от каждого их
слова так радостно становится, словно в воздух поднимаешься. Чтобы от воды
захмелеть, надо жаждой измучиться. Вы там, наверху, одряхлели духом,
многого не понимаете... Помню, перед тем, как из дому убежать, выспорил я
у пацанов бутылку вина. До смерти ее не забуду. Бочка стояла у магазина
железная из-под масла, отверстие в ней не больше ореха. Я уже тогда шибко
умный был, а это куда хуже, чем просто дурак. Вот и поспорил, что мошонку
в эту дырку засуну. И ухитрился-таки - лег на бочку и - одно за другим -
опустил. А назад - никак. Пацаны обрыдались со смеху, глядя, как я, лежа
на бочке, корежусь. Хорошо, мужики шли мимо, не дали мне с бочки
свалиться. А то ходить бы мне холостым. Отнесли меня вместе с бочкой к
сварщику, отрезал он у нее дно и вытолкнул изнутри все мое хозяйство. Не
дай бы Бог, бочка из-под бензина была - испекся бы я, и поделом. Так что
духу у меня всегда хватало, вот только с головой не очень. Но у нас здесь
послушание важнее, чем умствование. Добытчики должны норму выполнять, а
думать - это Старшие братья. Их называют Первый, Второй... И так до
Десятого. Все четко и ясно: Первый - самый главный, за ним решающее слово;
Второй - он безопасностью ведает. Судьбы всех, и наши с тобой, от него
зависят. Это он тогда решил, что меня оставить можно, а я, видишь, не
оправдал доверия - деньги у меня нашли. Свой же и донес, представляешь,
для моего же блага! Теперь меня исправляют. Ну да перемелется, я добытчик
хороший. Убивать меня - проку нет. Если бы хотели - сразу бы и расшлепали
Сам виноват! На кой мне эти деньги?! Теперь под лампу не скоро, не говоря
уже о девочках. Здесь ведь большое начальство убежище себе готовило, с
комфортом, а теперь невесть куда подевалось. Но ничего, я заслужу! - голос
паренька зазвучал тверже, в нем слышались надежда и убежденность...

Случалось, люди пропадали в городе и раньше. Районный центр в
Донбассе с населением в четыреста тысяч по размерам вполне мог
конкурировать со многими областными городами, особенно в российской
глубинке, так что всевозможных происшествий хватало.
Пили в угольном краю испокон веков по-черному, а с недавних пор
власти с изумлением обнаружили, что и наркотики здесь вовсе не являются
экзотикой. В разговорах молодежи мелькало словцо "мак", с прилавков
хозяйственных магазинов исчез ацетон и прочие растворители.
Водка всегда была недешева, а наркотики и подавно. Поэтому взлету
кривой корыстных преступлений следователь прокуратуры Строкач нисколько не
удивлялся. Впрочем, это явление стало повсеместным, и "соседям" тоже
приходилось не сладко.
Но такого еще не бывало ни у них, ни у "соседей". Черт знает что: два
милиционера из группы захвата вневедомственной охраны пропали прямо, можно
сказать, на боевом посту. В этот душный первый летний день сержанты Агеев
и Демин с дежурства домой не вернулись.
На дежурного офицера вневедомственной охраны смотреть было жалко,
хотя и говорил он по-милицейски четко и ясно. Зато глаза были, как у
побитой собаки. Строкач, невзирая на знакомство с коллегой, под протокол
задавал каверзные вопросы, словно для того, чтобы еще больше разбередить
душу.
- Итак, капитан... давайте-ка снова все по порядку. Ну, встряхнитесь
же, Сергей Геннадиевич, возьмите себя в руки. Надеюсь, все утрясется. Если
чем мы и можем им помочь, то только дотошнейшим извлечением подробностей.
Попытаемся сосредоточиться. Считайте себя, если угодно, на оперативной
работе.
- Да так оно и есть, Павел Михайлович. - Кольцов вздохнул. - Но вы же
понимаете, что не могли они бесследно исчезнуть... По-украински это звучит
точно - "раптом зныклы". Работа у нас собачья. Не говорю уже об окладах,
но техника... Полный завал. Что мы можем заработать, если не имеем
возможности лишнего абонента подключить? Сами себе подножки ставим, в
пятьдесят раз плату подняли, и все равно от желающих поставить
сигнализацию отбоя нет. Потому что жизнь сволочная... если ее вообще можно
жизнью назвать. Что могло случиться с ребятами?..
- Вот и я хотел бы выяснить.
- Понял, понял, не отвлекаюсь. В общем, со смены они раньше меня ушли
- ну, знаете, пока то-се, передача дежурства и всякое.
- Знаю. Ушли вместе?
- Уехали. Ну, ясно - вместе. У Агеева - "жигули". Они дружат, и обоим
по пути.
- Вас не подождали?
- А чего ждать? Лишних полчаса, и так надоело. Нет, когда дождь там
или еще что - подвозят, конечно. Знаете, это такие парни, я даже и не
знаю, что могло произойти, чтобы вот так - взять и исчезнуть Что-то очень
серьезное. Выпивать они не выпивали. Правда, Саша Агеев - бывало раньше,
но когда купил машину, как ножом отрезало.
- Хорошо. Машину Агеева мы ищем, правда, пока впустую. Значит, ничего
необычного в поведении парней не было?
- В это дежурство? Нет.
- А в другое? За месяц, в конце концов - за год до того? Конечно, чем
свежее информация, тем больше шансов выйти на след, но иной раз давнее
бывает горячей вчерашнего.
- Понимаю. Но вот не водилось за ними никаких странностей - и все
тебе. Хорошие, дисциплинированные парни. Ну, а уж если далеко назад
заглядывать, вы же знаете, я в районе всего-то год с небольшим. Меня из
Ленинского перевели.
Строкач помнил эту историю. Кольцов женился на девушке из своей
смены, вскоре после свадьбы ушедшей в декрет. Родила сына, а затем, не
выходя на работу, и дочку. Однажды капитану не приказали, но довольно ясно
намекнули, чтобы он написал рапорт о переводе в соседний райотдел. Даже с
небольшим повышением. Специалист Кольцов был неплохой, поэтому никаких
сложностей не возникло. На старом месте о нем жалели, на новом он пришелся
ко двору и вновь потянулась повседневная служебная рутина, где даже
покупка "жигулей" Агеевым, уговорившим наконец-то тестя раскошелиться,
представлялась значительным событием. "Жигули"...
Словно угадав мысли майора, Кольцов задумался.
- Агеев в машину как ребенок влюбился. Оно и понятно. Буквально
пылинки с нее сдувал... Поставил особую какую-то сигнализацию. Машина...
Извозом он не занимался, и хотя деньги всем нужны, много ли без бензина
наездишь..
- Значит, вдвоем бы они чужого в машину не взяли?.. - утомленно
спросил Строкач.
- Не думаю. Конечно, голову на отсеченье давать не стану.
Собственно, преступления как такового не было. Не было и преступника.
Но в том, что случилось недоброе, майор был уверен. Милицейская служба
приучает к дисциплине, и то, что ребята не вернулись вовремя, грозило
обернуться большой бедой.

- Разве я не понимаю, что вы не сидите сложа руки? Как-никак свои, на
произвол судьбы не оставишь.
Тесть Агеева выглядел совершенным дачником. Теплая байковая рубака с
закатанными рукавами, вздувшиеся на коленях пузырем джинсы, отнюдь не
дешевые. Добротная двухэтажная дача была выстроена из белого кирпича и
превосходно отделана изнутри. Спокойных светлых тонов обои, лакированное
дерево, недорогая, но уютная и практичная мебель, изготовленная в те
времена, когда о деревоплите и слыхом не слыхали.
- Вот, - хозяин обвел свои владения плавным жестом загорелой,
мозолистой руки. - В прошлом году вышел на пенсию, и - с головой, как в
омут. Если строить, то сразу, иначе увязнешь до скончания века. И все
равно, самому бы мне не потянуть, без Саши.
- А вы машину не водите? - вскользь поинтересовался Строкач,
поудобнее усаживаясь на потертом кожаном диване. Он машинально вытащил
сигареты, даже вынул было одну из пачки, но, спохватившись, сунул назад.
Хозяин дачи протестующе замахал руками:
- Да курите, курите! Я, правда, сам не балуюсь... Или идемте на
свежий воздух, в сад. Саша тоже не курит, разве что если рюмочку
пропустит. А когда машину купил, совсем стало не до того.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17