Мое внимание полностью поглощено статьей о Лавми. Фото изображает его прибытие в Париж для съемок фильма «Вступление холеры в Марсель». Он стоит на перроне для поездов дальнего следования вокзала Сен-Лазар с женой, секретарем, нянькой, с чемоданами, «Оскаром» в целлофане и отпрыском на руках. Красавец Фред испытывает отеческие чувства лишь при вспышке фотоаппарата. Он показывает своего наследника народу так, словно тому предстоит продолжить династию. Чем громче у людей имя, тем больше они гордятся своими щенками. Они воображают, что их дети не только увековечат их славу, но покроют ее к тому же еще и позолотой. Ну и утописты!..Заметьте, что в действительности потомки уходят в потемки. За редким исключением. Сын знаменитого человека — это всегда кукушка, которая прозябает в гнезде славы своего отца. Он пользуется визитными карточками своего папаши, чтобы открывать любые двери. Все, на что, он способен, так это стричь купоны со своего положения. Он живет за счет папы, не слишком портя себе кровь.Ставлю цирк шапито Амара против коринфской капители, что после шквала фотовспышек Лавми тут же передал малыша Джими швейцарской няне, пока чудо-ребенок не замочил его великолепный костюм.Я спохватываюсь, осознав вдруг, что некоторое время молчу.Нехорошо, если объект твоих домогательств остывает. Жену младшего ефрейтора нужно держать в хорошо прогретом состоянии, как паяльник.— Как вас зовут? — томным голосом спрашиваю я.— Виржиния.— Чудесно!— Вы находите? А мой муж считает, что так зовут только кухарок…— Он ничего в этом не понимает. Этим именем хочется просто упиваться… Я хотел бы вам его нашептывать на свой лад…— А как это, на ваш лад?— Это хороший лад. Но я не могу его продемонстрировать на публике, в зале есть несовершеннолетние, а я запрещен для детей до шестнадцати лет.Наступает время нанести мой секретный удар. С женщинами всегда надо действовать быстро и решительно.— У вас не бывает таких моментов, Евлалия, когда от ваших современников вам начинает шибать в нос?— Виржиния! — поправляет она.— Мой вопрос, тем не менее, остается в силе.— Да, действительно. Я нахожу людей докучливыми, они такие злые…Знакомая песня, запатентованная Фернаном Рейно.— Если бы вы согласились, — забрасываю я пробный шар, — мы могли бы провести оздоровительный сеанс уединения в небольшой известной мне квартирке в двух шагах отсюда, на улице Корнеля.— Вы это всерьез?Мне еще ни разу не попадалась женщина, которая в подобной ситуации не выдвинула бы этого возражения.— Нет, — смело соглашаюсь я. — Это совершенно несерьезно, но безумно увлекательно…— Я порядочная женщина!— Надеюсь, ибо в противном случае ваш муж уже давно бы вас арестовал. Так идем?Я перехватываю официанта, оплачиваю счет и встаю. Она сворачивает в трубочку свой «Киноальков» (все исподнее белье кинематографа) и так пассивно следует за мной, что это заставляет меня подумать, что бретонская кровь в ней берет верх.Я веду ее в знакомое местечко, которым я активно пользуюсь в подобных случаях. Оно называется «Как у себя дома», и люди приходят туда заниматься тем, чем они не могут заниматься дома. Здесь три этажа комнат с горячей водой, пружинными диванами и умывальниками многократного использования.Это какое-то чудо! Когда какая-нибудь замужняя женщина пересекает порог этого укромного заведения, у нее создается впечатление, что она высаживается на другую планету, куда ее муж и приличия не имеют доступа.— Это неразумно!.. — шепчет испуганная Петрония.Она забыла мне это сказать, а теперь ей остается лишь заявить, что «подобное с ней происходит впервые в жизни», и протокол будет соблюден.Когда горничная выходит, Аделаида завершает протокольную часть.— Я сошла с ума, — говорит она, расстегивая чрезмерно короткий жакет своего слишком длинного костюма. — Знаете, это у меня впервые…Спасибо! Теперь можно начинать работать всерьез. Я боялся, что она оставит последнюю фразу при себе, но Гертруда не из тех женщин, которые хранят при себе что бы там ни было, будь это даже пояс для подвязок. За время, меньшее, чем понадобилось бы Юлу Бриннеру (Американский актер, исполнитель главной роли в фильме «Великолепная семерка», где он снимался с бритой головой), чтобы сделать себе пробор посредине, она изготовилась к представлению.Ничего в руках, ничего в карманах!Эта девица — созерцатель. Она созерцает в основном потолки…Я собираюсь сыграть ей «Турецкий марш», но не Моцарта, а Бугайпаши. И тут я нечаянно сталкиваю на вытертый ковер пресловутый кинематографический и чувственно-возбуждающий журнал. Не знаю, поверите ли вы, но я верю… По крайней мере, мне кажется, что я верю в лукавство случая. «Киноальков» раскрывается как раз на странице, посвященной Фреду Лавми. Передо мной вновь возникает семейная фотография кинозвезды, и, вопреки обстоятельствам, которые побуждают (я бы даже рискнул написать «возбуждают») меня сконцентрировать внимание на столь же глупом, но менее статическом образе, я бросаю последний взгляд на эту вызывающую умиление группу. И тут происходит со мной странный феномен десексуализации.Вместо того чтобы трижды сыграть обещанный марш, я впрыгиваю в свои брюки. Я одеваюсь так быстро, что красавица моя не успевает спикировать с седьмого неба, к которому она только что устремилась на крыльях экстаза.— Извините меня, Мелания, — торопливо бормочу я, — мы отложим условленную беседу на какой-нибудь последующий день. Я вспомнил, что, уходя из дома, забыл закрыть газ. Мне даже кажется, что я оставил на огне молоко! Чтобы выйти отсюда.., в общем, вы не ошибетесь: это внизу, и даже есть стрелка, указывающая выход… Дружеский привет младшему ефрейтору. В ближайшие дни он обязательно получит повышение…Все это я говорю, застегивая штаны и завязывая шнурки.Бедная Пульхерия лежит с широко открытым от непонимания ртом. Вы, должно быть, думаете, что я веду себя, как самый последний хам, и на сей раз вы действительно правы. Но для меня немыслимо совершать жертвоприношения Венере, как говорят некоторые недоумки, считающие, что любовь — это жертва, после того, как я сделал открытие, способное перевернуть многое в предпринятом мной расследовании!Я не могу пока сказать вам, какое именно открытие, потому что, в конце концов, я могу ошибиться, а вы, при случае и вашем хорошо известном мне коварстве, не преминете дать мне понять, какой я дурак.Как бы там ни было, но, покинув ефрейторшу, я беру курс на Мэзон-Лаффит со скоростью, которая заставляет регулировщиков движения доставать пачки квитанций из самых глубоких карманов. Глава 11 Прежде чем дерзко помчаться по аллеям парка, я позволяю себе сделать остановку перед агентством Уктюпьежа. Уктюпьеж-сын оказывается на месте, по-прежнему в домашних тапочках. Угасающий день заставил его включить настольную лампу, и в зеленом свете абажура он похож на селедку, которая предприняла пеший переход через Сахару.— Уже! — говорит он. — Однако вы быстро управились…Я делаю удивленное лицо.— Не понял.— Я полагаю, вам передали мое сообщение. Десять минут назад я звонил по всем телефонам, которые…Я прерываю его словоохотливость:— Я заехал случайно. Что нового?— Приходила девушка…— Нянька?— Да, она спрашивала вас. Я ей сказал, что вы у клиента и что…— Ну и?..— Она показалась мне расстроенной. Она сказала, что будет вас ждать на проспекте Мариво…Я не даю Уктюпьежу закончить фразу. Прежде чем у него хватает соображения закрыть рот, я уже сижу за рулем своей машины. Хотя скорость в парке ограничена, я жму на газ до упора. Я едва не задавил пожилую даму, садовника и продавца газет на велосипеде. Последний обзывает меня словами, которые, хотя и имеют право находиться в словаре «Лярусс», в его устах принимают совершенно другой смысл. Я останавливаюсь. Он думает что я собираюсь набить ему морду, и отважно закатывает рукава.— У вас есть «Киноальков»? — спрашиваю я его.Ошалев от удивления, он спускает пары гнева через нос.— Да…— Давайте сюда!Он лезет в свою сумку, привязанную к багажнику. Я сую ему белую монету и отъезжаю, не ожидая сдачи.И кто же это делает динь-динь спустя мгновение у ворот Вопакюи? Это ваш красавчик Сан-Антонио!Как и недавно, совсем недавно, мне открывает няня… Она уже одета иначе. На ней серое платье, открытое спереди и застегнутое сзади…Подобная одежда чудесно снимается при случае. Это напоминает вылущивание фасолевого стручка…Она причесана под Жозефину (Жозефину, но не Жо Буйона, а Наполеона). Что же касается ее макияжа, то, если бы он был подписан Элен Рубинштейн, меня бы это не удивило.Она встречает меня тем же словом, что и преподобный Уктюпьеж — Уже!— Вы видите, что я не сидел сложа руки. Я вернулся в контору сразу после вашего ухода… Вы хотели меня видеть?На ее лице появляется легкая улыбка, которая прибавила бы ей смягчающих обстоятельств, если бы она застрелила чьего-нибудь мужа.— Да…— Могу я узнать…Она окидывает меня плутоватым взглядом. Когда юная швейцарка начинает на вас так смотреть, это значит, что она думает о вещах, которые не имеют ничего общего с изучением роли ветряных мельниц в современном мире.— Вы мне недавно сделали интересное предложение.— Ночной Париж?— Да.— Но вы отказались…— Потому что я должна была рано возвращаться, из-за Джими…— Я считал, что горничная…— Конечно, но она может остаться с ним лишь на несколько часов, так как она замужем и ее муж не хочет, чтобы она ночевала вне дома.— А теперь ее старик отправился на военные сборы, предоставив супруге абсолютную свободу?Она давится от смеха:— О! Нет… Но у миссис Лавми появилась ностальгия по своему ребенку, и она только что за ним приехала. Я, следовательно, свободна до завтрашнего утра.Я отдаюсь обычному в таких случаях порыву радости.— Вот так удача! Вы, значит, на досуге обдумали мое предложение, милая моя швейцарочка, и решили, что, в сущности, я могу быть подходящим гидом?— Точно ..— Итак, вы готовы сопровождать меня в большой прогулке по ночному Парижу?— Да В темноте подрагивает листва. Вечерний ветерок задорен и шаловлив.Внезапно я ощущаю себя счастливым, радостным, раскрепощенным, очарованным. А также, но никому об этом не говорите, я преисполняюсь гордости за самого себя. Но не добивайтесь, почему я все равно не скажу — Вы не считаете, что вам пора сказать, как вас зовут?— Эстелла!— Потрясающе!Не правда ли, забавно? Пару часов назад я задавал этот же самый вопрос другой девице, и реакция моя была такая же. Можно провести повтор…В отношениях с женским полом, похоже, достаточно довести один номер до совершенства и можно его записывать на гибкую пластинку. В сущности, это как в кулинарном искусстве, одно и то же блюдо доставляет удовольствие многим людям.— Мне остается лишь взять сумочку, и я ваша, — заявляет она, устремляясь по направлению к покоям Вопакюи Я смотрю, как она удаляется — быстрая и легкая в туманных сумерках парка. В Мэзон-Лаффите сумерки нынешним вечером словно пронизаны золотистой пыльцой. Воздух пахнет осенью, и в нем ощущается волнующий запах гумуса, процесс образования которого идет полным ходом…Я слегка сбит с курса (как сказал бы Бомбар) ходом событий. И, тем не менее, строго между мной и ушедшей неделей, должен вам сказать, я рассчитывал на то, что маленькая нянька даст о себе знать. Не столь быстро, однако, и это-то меня и тревожит…Я иду ей навстречу по аллее, которая была аллеей для лошадей во времена, когда овес был основным горючим. Маленькая Эстелла уже направляется ко мне. На плечах у нее наброшено пальто. Эта драповая штуковина с меховым воротником выглядит роскошно и элегантно. Эстелла — полная противоположность недавней малышки Гортензии. С такой одно удовольствие выйти в свет. Мужчины, завидев вас с подобной красавицей под руку, будут умирать от зависти.— Вы одна в доме?— Да, — отвечает она, — а почему вы спросили об этом?— Мне кажется, вы забыли погасить свет, не так ли? Смотрите, как он сияет между деревьями… Она пожимает плечами.— Это к моему возвращению. Я ужасно боюсь возвращаться в темноте…Это так печально…Я больше не расспрашиваю и веду ее к машине. Она садится. Когда я занимаю место за рулем, она мурлычет:— Это ваша машина?— Конечно…— У вас хорошее положение в агентстве?— Неплохое… Но этот автомобиль-наследство, доставшееся мне от моего прадеда.У нее хватает вежливости посмеяться над этой шуткой. Затем, быстро посерьезнев, она замечает:— Невозможно представить, что вашим патроном является такой жалкий тип…— Не следует судить по внешности, дорогая Эстелла.— В самом деле? Его контора занимается мелкими провинциальными делами без будущего…Я спешу позолотить герб папаши Уктюпьежа.— Вы ошибаетесь. Босс — старый чудаковатый холостяк, но его дело процветает вовсю. Он управляет восьмьюдесятью процентами домов Мэзон-Лаффита… У него громадное состояние.Шикарный сюжет для разговора, ничего не скажешь, но я чувствую, что именно это продолжает тревожить очаровательную головку прекрасного дитя.Я спрашиваю себя, не мое ли появление в ее замке вызвало у нее обеспокоенность и не для того ли она предприняла эту прогулку со мной, чтобы кое-что выведать. Она рассудительна и подозрительно спокойна, эта девушка. Когда ситуация для нее неясна, она, должно быть, не успокаивается, пока ее не прояснит.— Давно ли вы покинули Швейцарию?— Несколько лет назад…— И так вот вы и отправились в Штаты, нянькой?— Я была стюардессой… Америка мне нравилась. Домашняя обслуга там очень хорошо оплачивается, и я поняла, что, нанявшись нянькой, я заработаю в три раза больше, чем советуя людям пристегнуть ремни при взлете.— Вы так любите деньги?— А вы нет?— Я думаю о них походя. По моему убеждению, главное заключается не в том, чтобы иметь их много, а в том, чтобы иметь их достаточно, понимаете?Мы въезжаем в Париж. Я жму от площади Дефанс к площади Этуаль, ждущей нас там, вдали, в апофеозе света…— Что вы предпочитаете? — спрашиваю я, снимая ногу с акселератора.Я не могу помешать себе втихомолку посмеиваться, вспоминая жену младшего ефрейтора, которую я постыдно покинул в положении, мало совместимом с высокими обязанностями ее мужа…— Полагаюсь на ваш вкус…— Что бы вы сказали насчет какого-нибудь концерта?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16