Рядом находится большой склад, земля вокруг которого потемнела от разлитого вина. Парни в кожаных фартуках перекатывают бочки.Я вдыхаю мощные винные пары, прежде чем постучать в застекленную дверь кабинета. Сердитый голос приглашает меня войти. Захожу в комнату, похожую на аквариум, но никого в ней не вижу. Осматриваюсь и наконец обнаруживаю нечто черное, согнувшееся у ящика картотеки. Черная штука вдруг распрямляется и оказывается особой лет шестидесяти, похожей на аиста в трауре, явно оставшейся девственницей.У нее на носу пенсне, как на старинных фотографиях, а на затылке пучок размером с ананас.— Что вам угодно? — спесиво спрашивает она.— Справочку.Ставлю на стол бутылку из-под кьянти:— Это ваше?Она сует свой острый нос в бутылку и заявляет:— Несомненно. А что 7 Вы хотите предъявить рекламацию?Я вытаскиваю свое удостоверение и показываю ей. У нее захватывает дух.— Что случилось? — осведомляется она.— Представьте себе, я вбил себе в голову найти того, кто выпил эту бутылку…Оказывается, старуха не страдает размягчением мозга. Не говоря ни слова, она смотрит на номер и, бормоча его, идет свериться с регистром.Она перелистывает толстенную книжищу, высунув язык, что делает ее похожей на хамелеона.— Эта бутылка была отправлена во франко-итальянский магазин на бульваре Барсес, — говорит она.— Спасибо..Я забираю бутылку.— Всего хорошего, мадемуазель…В тот момент, когда я выхожу за дверь, она не выдерживает.— Господин комиссар… — бормочет она.— Да?— Произошло убийство? — спрашивает старая дева, предвкушая захватывающий рассказ.— Нет, — отвечаю, — изнасилование… Она содрогается.— Какой ужас! Как это произошло?Сказываются шестьдесят лет воздержания.— Садист лишил старую деву невинности при помощи ножа для колки льда, — небрежна говорю я. — Это было жутко..И отваливаю, сдерживая сильное желание заржать, в то время как старуха захлебывается слюной.Хозяин магазина — толстый брюнет, разговаривающий с великолепным пьемонтским акцентом.Я ему показываю бутылку, удостоверение и свои глаза. Все это убеждает его энергично сотрудничать с полицией.— Ету бютильку, — говорит он, — я знаю. Я продаль ее с мнего дрюгих в дом сте двенадцать, булевар Рошешуар. Етот клиента пиль много кьянти Каждый неделью я посылаль ему штюк сорок…Этот итальянчик просто льет бальзам мне надушу. Будь он чисто выбрит, я бы его расцеловал.— Фамилия клиента?— Дупон…Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что он хотел сказать “Дюпон”.Дюпон! Анджелино не очень напрягает воображение, когда выдает себя за француза.— Вы знаете этого малого?— Ньет. Я знаю тольке его слюжанка. Ето старая итальянка.Он описывает ее, и я без труда узнаю милейшую Альду. Сейчас она интересует меня больше всех прочих женщин.— Все совпадает, — говорю я. — Значит, так, старина, вы меня никогда не видели. Мне кажется, это избавит вас от многих неприятностей Он становится серо-оранжевым.— Мадонна! — шепчет он.Он готов шлепнуться на задницу.Теперь я могу улыбаться. Анджелино очень умен, но, как и все люди, совершает ошибки. Эта бутылка кьянти доставит ему немало неприятностей. Это мне говорит мой палец, а он в данном вопросе спец, поверьте мне.Я отправляюсь на бульвар Рошешуар. Дом сто двенадцать рядом с большим кафе. Консьержка сообщает, что месье Дюпон живет на втором.Анджелино питает к нижним этажам слабость. Может, он астматик, может, хочет жить поближе к выходу.Я поднимаюсь и решительно нажимаю на звонок.Проходит несколько секунд, прежде чем дверь открывается. Я ожидал оказаться нос к носу с Альдой или с амбалом вроде Мэллокса, но сильно ошибаюсь.При нашей работе надо быть готовым ко всему.Особа, держащаяся за открытую дверь, первоклассный кусочек. Не знаю, видели ли вы в журналах фото Мисс Вселенной? Так вот, эта девочка — Мисс Вселенная, умноженная на десять тысяч. Посмотреть на нее — все равно что съездить на Капри.Представьте себе киску среднего роста, но так сложенную, как не мог себе представить и Леонардо да Винчи. Грудь, сразу вызывающая желание ее потрогать, горящие глаза, влажные губы, готовые к поцелуям, черные волосы и великолепная кожа янтарного цвета. Щечки напоминают оттенок некоторых провансальских фарфоровых вещиц. Она одета в красное платье, а запах ее духов отправляет прямо в рай.— Что вы хотите? — спрашивает она меня. На ее полных губах расцветает легкая улыбка. Когда в моем жизненном пространстве появляется куколка с такой фигуркой и мордашкой, я чувствую, что у меня разжижается спинной мозг, и совершенно забываю, как течет Сена: то ли с запада на восток, то ли с юга на север…— Увидеть месье Анджелино, — отвечаю. Я проглатываю слюну. У меня в горле как будто пачка ваты.Ее улыбка становится шире.— Вы, должно быть, ошиблись этажом, — отвечает она. — Во всяком случае, я не знаю человека с таким именем.— Вы в этом уверены?Ее улыбка мгновенно исчезает.— Но, месье… — строго говорит она.— Ладно, — быстро перебиваю я. — В таком случае я хочу сказать пару слов месье Дюпону.— Кто его спрашивает?— Двоюродный плетень забора Люка; того самого, у которого на велике нет клапана. Понимаете, что я хочу сказать?Ее классически прекрасное лицо краснеет, и она собирается резко захлопнуть дверь, но я привык к таким реакциям, и моя левая нога блокирует створку.— Ну знаете! — возмущенно кричит она. — Вы нахал! — Она оборачивается и зовет:— Шарль!Появляется здоровый малый. Он похож на футбольного вратаря и, как вратарь, одет в свитер со скатанным воротом.Его волосы подстрижены бобриком, нос немного набок, глаза маловыразительны. — Я тут, — говорит он.— Займись этим человеком, — велит прекрасная брюнетка. — Мне не нравятся его манеры…Она отходит от двери в прихожую. Вратарь смотрит на меня.— Вам кого?— Месье Дюпона.— Это я, — заявляет он.— Я так и думал, — усмехаюсь я.— Так чего вам надо?— Мы можем поговорить?— О чем?— О том, о чем вы знаете, и о том, о ком вы думаете… За этим я и пришел…Насмешка и ирония до него доходят туго. Он хмурит брови, спрашивая себя, издеваюсь я над ним или что…Я переступаю через порог.— Заходите, — говорит он запоздало. — Мне нужно срочно поговорить с Анджелино, — заявляю я. — И чем скорее я окажусь перед ним, тем быстрее вы избавитесь от моего присутствия.— Анджелино? А кто это такой? — удивляется он. Красавица выражала свое изумление просто великолепно. У этого примитива так не получается. Он так же силен в искусстве притворства, как грудной младенец в игре в белот.— Не притворяйтесь удивленным, — ворчу я. — Бегите сообщить итальяшке, что один его кореш хочет ему сообщить нечто ультраконфиденциальное.— Это… это сделать трудновато, — говорит он. Мои нервы не выдерживают.— Зато это легко, — отвечаю я и бью его кулаком в пузо. Вратарь складывается пополам. Он не ожидал, что разговор при мет такой оборот.Не давая ему времени прийти в себя, я отправляю свое колено в его причинное место. Он визжит как поросенок и валится на пол. Я кончаю с визгом ударом каблука по шее.Хотя это маленькое представление было быстрым, оно произвело некоторый шум, тем более что вратарь при падении опрокинул вешалку.Вновь появляется сирена с огненными глазами. В руке она держит пистолет, который, кажется, намерена использовать против меня.— Стоп! — кричу я. — Вокруг полно народу, девочка? Выстрел привлечет внимание и доставит тебе массу неприятностей, особенно если попадет по назначению.Она стоит неподвижно, держа палец на спусковом крючке. Если тот чувствителен, то в самое ближайшее время со мной может случиться небольшая неприятность.Внезапно я падаю вперед.Она стреляет. Пуля рикошетом отлетает от стены.Я качусь, как бочка, в ее сторону и сбиваю ее с ног. Именно в этот момент она открывает огонь снова.Мне удается вывернуть ей руку, и пули летят в плиточный пол. Наконец я вырываю пушку из ее пальчиков.— Ладно, — говорю, — а теперь побеседуем. Она не отвечает и прикусывает свое запястье, глядя в одну точку. Я прослеживаю за направлением ее взгляда и замечаю, что одна из пуль случайно влетела в затылок вратаря. Впрочем, случайно или нет, ему от этого не легче.— Я его убила, — недоверчиво говорит она.— Что-то вроде этого, — подтверждаю я. — Вот что бывает, когда красивая женщина начинает играть с огнестрельным оружием.— Шарль, — бормочет она.— Звать его бесполезно, — объясняю я ей. — Я еще ни разу не видел, чтобы покойник беседовал с дамой.Сунув в карман ее пушку, я встаю на ноги и галантно протягиваю красавице руку, чтобы помочь ей подняться. Она, не подумав, берется за мою клешню, но, встав, отдергивает руку так быстро, как будто это гремучая змея.— Я вас арестовываю по обвинению в убийстве, — объявляю я самым что ни на есть служебным тоном.Я говорю себе, что девочка в квартире одна. Если бы тут был кто-то еще, он бы обязательно вылез после морской битвы такого масштаба. А раз она одна, я воспользуюсь этим, чтобы ее исповедовать.— Где Анджелино? — спрашиваю я ее.— Я не знаю… о ком вы говорите, — бормочет брюнетка. Вовремя спохватилась!— Я говорю о толстом макароннике, у которого есть жена с очаровательным именем Альда.— Не знаю такого.Тут меня охватывает ярость, а в таких случаях я похож на вышедшую из берегов Гаронну: сметаю все на пути.Забыв про пол и красоту собеседницы, я влепляю ей двойную пощечину — туда-обратно, — которая оглушает ее и заставляет пошатнуться. Я хватаю ее за плечи в тот момент, когда она начинает падать.— Где Анджелино? — повторяю я. Она мотает головой. Упрямая девчонка.— О'кей, — говорю, — я знаю занимательные трюки, делающие красивых девушек очень разговорчивыми. Таща ее за руку, обхожу квартирушку. В ней две спальни, кухня, столовая, гостиная и ванная. На кухне и на столе в столовой стоят бутылки кьянти. Хорошенько поискав, нахожу пару ножниц.— Приди в себя, — говорю я девчонке, — и раскрой пошире уши. Предлагаю сделку: или ты ответишь на мои вопросы, или я обрежу тебе космы по самую черепушку. Ты уже видела лысых шлюх? Если нет, могу уверить, что зрелище малопривлекательное.Я хватаю малышку за волосы.— Нет, нет! — в ужасе кричит она. — Я… Я вам все скажу. Глава 14 Следы от отвешенных мною оплеух заметны на ее бархатных щеках, но меня это не беспокоит.Она прижимает скрещенные руки к голове — ей есть что защищать.— Расскажи мне об Анджелино, — настаиваю я. — Я так восхищаюсь этим человеком, что одно только упоминание его имени дает мне бездну наслаждения. Итак, он кантуется здесь?— Нет, — отвечает она. — Сюда он приходит есть.— Где он живет?— Я не знаю…Я щелкаю ножницами.— Спорю, что освежу твою память.Она плачет, стучит ногами, кричит, но ничего не знает. По ее словам, Анджелино очень осторожен. Кантуется в каком-то месте, неизвестном даже его людям, и имеет много надежных квартир, куда приходит пожрать, потому что терпеть не может рестораны и вообще людные места.— Как эта квартира стала для него надежным местом? Она заливается слезами.— Шарль работал на него, когда жил в Америке… Анджелино его спас от неприятностей… и когда…Понятно. У папаши Анджелино есть друзья повсюду. Он умеет вести дела. Во всяком случае, свое пребывание в Париже он организовал великолепно: ни тебе отелей, ни найма квартир… Комната там, обед тут… а для деликатных свиданий квартира какой-нибудь вдовы Бомар…Повторяю вам еще раз, ясно и недвусмысленно: я впервые встречаю блатного такого размаха.— Как тебя зовут?— Мирей.— Дитя Прованса, — усмехаюсь я. В этот момент в дверь звонят.— Иди открой, — говорю киске, — и без лишних движений, иначе первую маслину получишь ты.Я вынимаю свою пушку, оттаскиваю труп старины Шарля и прижимаюсь к стене.Малышка открывает дверь.— Ну, что тут происходит? — спрашивает голос.Такие голоса могут быть только у постовых полицейских. У этих гигантов мысли особые голосовые связки!Выхожу. Точно, фараон. Среднего роста, в низком кепи и с таким же низким интеллектом, что заметно по его узкому, как антрекот в дешевом ресторане, лбу.Рядом с ним консьержка и сосед в одной рубашке.— Что, уже нельзя открыть бутылку шампанского? — говорю я и протягиваю ему мое удостоверение. Он бормочет:— Прошу прощения.Я отвожу его в угол площадки.— Уходите, — шепотом приказываю я, — и ни слова консьержке о моем звании.— Будьте спокойны, господин комиссар, — кричит он.Я бы отдал что угодно, лишь бы вырвать у него язык.Наконец троица уходит.Я мысленно чертыхаюсь, потому что после этой интермедии могу сказать “прощай” мысли устроить здесь мышеловку.Мирей читает на моем лице недовольство, и это ее приободряет.— Вы комиссар? — спрашивает она.— Кажется…Ее это вроде бы не радует.— Скажи мне, прекрасная брюнетка, когда приходит Анджелино?— Когда как. — Ты должна знать, когда он появится. Раз он сюда ходит есть, ты должна иметь продукты, чтобы его кормить, так?— Они все приносят с собой… Готовит Альда…— В общем, они пользуются только, вашей плитой… Забавно…Да, эта пара макаронников забавна.— И давно они не появлялись?— Два дня…Я вспоминаю о кьянти.— Ты говоришь, что жратву они приносят с собой… Пойло тоже?— Да, все… — отвечает она.Эта маленькая ложь доказывает, что малютка пудрит мне мозги. Меня охватывает новый приступ ярости. Я хватаю одну из ее прядей и отрезаю.Она издает стон, который заставил бы расплакаться даже разводной ключ.— Я просил правду, девочка. Только правду, и ничего кроме правды… Ну ты знаешь…Меня прерывает телефонный звонок. Я вспоминаю, что видел аппарат в гостиной. Толкая малышку впереди себя, дохожу до комнаты и снимаю трубку.Повелительный мужской голос спрашивает сразу в лоб, не дав произнести традиционное “алло”:— Кто говорит?Отвечаю так быстро, как могу:— Шарль.Невидимый собеседник не представляется, а я не решаюсь спросить его имя из боязни насторожить.— Он у вас? — осведомляется голос.— Нет, — отвечаю.— Если придет, пусть позвонит Жасмен 25-84.— О'кей.Тот уже положил трубку.Я отодвигаю аппарат, беру Мирей за талию и сажаю на стол.Ее юбка задирается, и открывается одна ляжка.Какую-то секунду я стою совершенно обалдев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14