Думаю, настал момент переходить в атаку.— Послушайте, Анджелино, догадываюсь, что вы хотите задать мне кучу вопросов, для чего и поручили этому длинному придурку привезти меня сюда…Заячьи Глаза издает вопль, похожий на рев агонизирующего тигра.— Молчать! — кричит ему Анджелино.— Я ведь последовал за ним, не возникая, только потому, что сам хотел с вами побеседовать, — говорю я. — Но все-таки козлы вроде него мне не очень нравятся.Новый вопль вышеупомянутого козла.— Эта дешевка так разволновалась, — продолжаю я, — что забыла меня обезоружить…И в качестве доказательства своих слов выхватываю пушку, секунду смотрю на всех с хитрым видом, а потом подхожу к столу и кладу ее на него.Это проявление пацифизма — очко в мою пользу. Я улавливаю в поросячьих глазках Анджелино огонек интереса.— Что вы хотите мне сказать? — спрашивает он.— Мы не могли бы поговорить тет-а-тет? — Я доверяю моим людям, — отвечает он.— Вы — может быть… а я нет. Он поворачивается к своему партнеру и Заячьему Взгляду.— Уйдите, — просто говорит он.Оба субчика без восторга поднимаются и выходят в другую комнату.— Рассказывайте, — говорит итальянец.Я сажусь поудобнее в кресло, закидываю ногу на ногу и начинаю:— Вы прибыли из Штатов, где жизнь для вас стала невозможной. Вы реорганизовали вашу банду и готовите неслыханные дела. Для этого вам нужны помощники в полиции. Вы заключили соглашение с моим коллегой Вольфом. Наш большой патрон узнал об этом и велел мне убрать Вольфа. Я выполнил эту грязную работу, не зная, почему Вольфа надо было кокнуть. Но Вольф умер не сразу и рассказал мне о вас…В углах губ Анджелино залегают горькие складки. Он слишком хорошо знает людскую неблагодарность.— Ну и что? — спрашивает он.— А то, что со вчерашнего вечера я много размышлял.— Размышляли?— Да… Я уже давно получаю пули в шкуру, находясь на службе правительства. На этой работе не разбогатеешь. Сначала занимаешься ею из спортивного интереса, но со временем начинаешь завидовать торговцам сыром, покупающим себе длинные лимузины. Вы понимаете, что я хочу сказать?Он прекрасно понимает.Его маленькие глазки моргают, и он быстрым движением наливает себе кьянти.Вязальщица продолжает нанизывать петли.Анджелино трет подбородок, где щетина, несомненно сбритая утром, скрежещет под его пухлой рукой, как наждак.— Дальше, — говорит он.— Мне кажется, что, имея в своей команде такого парня, как я, вы сможете развернуться по-крупному…— Ах так? — спрашивает он.Я смотрю на него. У него невинные глаза, но в лице есть что-то хитрое, ироничное и безжалостное… Пора подбросить в печь угольку.— Вы, разумеется, считаете мое предложение необычным и, конечно, подозреваете подвох… В таком случае я готов дать вам доказательство моей доброй воли…Он машет рукой, что означает: “Так все говорят”.— И это доказательство, Анджелино, я могу дать вам немедленно.— А? — произносит он.— Анджелино, я раскрыл ваш трюк с копией Монтескье. Я дам вам самый большой залог моей лояльности, если позволите мне так выразиться, чтобы показать, что готов работать с вами. Я ничего не сказал моему начальнику, и бомба на Ке д'Орсей взорвется сегодня днем в назначенное время…Тут он дергается.— Вы говорите правду?— Когда прочтете сегодняшние вечерние газеты, то поймете, что я не вру.Он опять потирает шершавый подбородок.— Зачем вы пошли в музей?— Ждал вас…— Как это?— Я догадался, что после происшедшего этой ночью в Версале вы установите за мной слежку. Я хотел войти с вами в контакт, но не знал, где вас найти, и подумал, что, если подойду к оригиналу бюста Монтескье, вы поймете, что я на верном пути, и захотите со мной поговорить…Анджелино берет колоду карт одной рукой, потом движением пальцев перебрасывает ее в другую. Какая виртуозность! Прямо чемпион карточных манипуляций.Он снова наливает себе вина, поворачивается к вязальщице и говорит ей:— Занятный малый, а? Что о нем думаешь, Альда? Глава 9 Мамаша Альда только этого и ждала, чтобы перестать стучать спицами.Она поднимает голову и смотрит на меня.У нее очень специфическая манера смотреть на своих сограждан.Она пялится на меня, как на японскую гравюру. Когда она закончит осмотр, то сможет сказать, сколько волосков у меня на подбородке, сколько в ушах и в ноздрях.Наконец она качает головой.— Чегт! — говорит она. — Об этом чьеловеке трудно что-то сказать. Niente! Может, он честный, может, niente…Судя по осторожности милой дамы, среди ее предков были нормандцы.Надо думать, что знающий ее Анджелино истолковывает этот ответ как благоприятный для меня, потому что прищуривает глаза и некоторое время молча тасует карты.— Дай еще один стакан, Альда, — говорит он, не глядя на меня.Старая шлюха суетится и наливает мне щедрую порцию кьянти.Я благодарю ее улыбкой, которая смягчила бы и полк монголов, потом спешу отхлебнуть из стакана. Красное винцо кислое и крепкое. Даже глотатель факелов скривился бы от него, но поскольку я владею искусством притворства, то изображаю мимикой экстаз.Анджелино смотрит, как я поглощаю его пойло.— Видите ли, комиссар, — говорит он наконец, — одни люди приносят счастье, другие несчастье. Если бы меня надо было определить в одну из этих категорий, я бы обязательно попал во вторую. Я заметил, что, как по волшебству, любой, кто меня предает, умирает насильственной смертью…Я улыбаюсь:— Какого калибра ваша волшебная палочка?Он пожимает плечами:— Я не раб привычек. Я храню верность только кьянти и моей жене (и показывает на матрону), а в выборе всего остального — рубашек, револьверов и любовниц — я достаточно эклектичен…Этот мужик — неординарная личность. За все время работы в Службе я никогда не оказывался рядом с гангстером такого масштаба. Большой босс был прав: Анджелино действительно необыкновенная фигура.— Мне кажется, мы хорошо поладим, — говорю я.— Почему бы нет? — шепчет он. — Только огонь и вода никогда не могут поладить… — Он зовет:— Рюти, Мэллокс!Являются две шестерки. У Заячьего Взгляда недовольный вид. Я понимаю, что это Рюти. Второй — явный америкашка. Естественно, и фамилия у него американская. Он наверняка был зачат от фермера, всю жизнь выращивавшего тыквы; это заметно по его лицу, выразительному, как экран кинотеатра во время отключения электричества. Он жует жвачку, чтобы быть совсем образцовым гангстером, и выглядит как малый, отнесший свои мозги в камеру хранения и забывший шифр.— Слушайте, мальчики, — говорит Анджелино. — Я договорился с этим человеком. Смотрите на него как на члена команды, ясно?Жевала согласен. Быть согласным его ремесло. Второй, Рюти, проявляет очень мало восторга. Ему удается такая презрительная гримаса, что даже собачье дерьмо и то бы обиделось.— Хороший новобранец, — говорит он.Анджелино резко оборачивается, смотрит своему подручному прямо в глаза, и тот становится серее лондонского неба.— Что такое? — спрашивает сицилиец.— А че я сказал? — бормочет Рюти.— Хватит!Тут вмешиваюсь я.— У вас свои правила поведения, — говорю я Анджелино, — у меня тоже. Одно из моих правил гласит, что надо учить типов, которые меня бьют. С вашего позволения я бы хотел объяснить этому придурку, что он зря вел себя со мной, как Наполеон.Анджелино улыбается. Это любопытное зрелище: его рот остается совершенно неподвижным, глаза наполняются весельем, и вокруг них появляются мелкие морщинки.— Объясняйте что хотите, только без переломов, — говорит он.Рюти увял. Смотрит на своего босса и задает себе кучу неразрешимых вопросов. Поскольку я подхожу к нему, он тянется рукой к карману.Я бросаюсь вперед и ударом головой в грудь прижимаю его к стене. Тут он оставляет мысли о пушке и пытается провести захват на удушение. Такие штуки меня никогда не пугали. Я выскальзываю у него из рук, как кусок мыла, и успокаиваю его ударом коленом по яйцам.Он издает крик и разевает рот в надежде перевести дыхание. Этой надежде не суждено сбыться. Я влепляю ему в челюсть удар левой и тут же правой, от которых закачался бы и фонарный столб.Я чувствую движение его зубов и, чтобы проверить достоверность этого ощущения, всаживаю ему великолепный хук в подбородок. На этот раз слышится бульканье, и он меланхолично сплевывает, как нищий, у которого сперли две двадцатифранковые монеты.Изо рта у него течет струйка крови, которую он вытирает рукавом.Да, скажу я вам, в парне не осталось никаких воинственных намерений… Я поворачиваюсь к присутствующим. Мамаша Альда невозмутимо вяжет; Мэллокс жует, поглядывая на своего дружка, а что касается Анджелино, он откровенно веселится.— Вы хорошо деретесь, — оценивает он. — Понял, с кем имеешь дело? — спрашивает итальянец мою жертву. Рюти кивает в знак согласия. Подхожу к Анджелино.— Можно еще глоточек красненького, патрон? Он наливает мне стакан кьянти. Когда я допил, он поднимается.— Ладно, — говорит он, — все это очень хорошо, комиссар, но я привык быть здесь самым сильным.Он встает в боевую стойку.Немного удивленный, но не желая ударить в грязь лицом, я следую его примеру… Мы смотрим друг на друга из-за кулаков, как боксеры, начинающие поединок. Внезапно я делаю резкий выпад, который он парирует с невероятной быстротой.Ну и реакция у него!Делаю обманное движение левой и бью правой. Мой кулак касается только его уха. Уклоняется он тоже первоклассно.Эта маленькая шутка заставила меня на секунду открыться. Анджелино увидел просвет в моей защите, и, даже не поняв, что со мной случилось, я имею честь получить в левую скулу эквивалент пятиэтажного дома. Мне вдруг кажется, что вместо лица у меня вход в метро. Голова кружится, и я едва осознаю, что он отправляет мне в печень хук, способный проломить танковую броню.Я отступаю. Мой организм превратился в огромную тошноту. В котелке крутятся созвездия. Я вижу Большую Медведицу вместе с Малой, Южный Крест и Полярную звезду в придачу. Через розоватый туман различаю полдюжины Анджелино, но тут начинает подавать голос мое самолюбие."Ты дал себя отметелить, как сопляка”, — думаю я. Слышу злорадный смех Рюти, и это подстегивает меня, как удар хлыстом.Я издаю рев стопоходящего животного и трясу головой. Анджелино остается в одном экземпляре.Сделав глубокий вдох, я бросаюсь вперед. Если он отскочит в сторону, я влеплюсь в стену, а при такой скорости есть большая вероятность прошибить ее и вылететь на улицу.Но он не отскакивает, а твердо стоит на месте, готовый меня встретить. Это его ошибка. Он забыл, что парень, весящий девяносто кило, бывает иногда поэффективнее бульдозера. Я врезаюсь в него, как локомотив. Он отлетает вверх тормашками и стукается мордой об угол стола.Анджелино встает на ноги, но уже немного покачивается. Тогда я влепляю ему хорошую плюху между глаз. Это его добивает. Он падает на задницу, издав странное ржание.— Ладно, — говорю я ему, — вы самый сильный, но признайте, что мои реакции тоже ничего.Анджелино разражается смехом.Его маленькие поросячьи глазки исчезают в складках щек.— Альда, — кричит он, — Альда, этот парень мне определенно нравится! Глава 10 Пока мы предавались этим нестандартным формальностям, то есть пили кьянти и обменивались тумаками, я сказал себе, что скоро должны начаться более серьезные вещи, и у меня появилось странное предчувствие.До сих пор все шло слишком уж хорошо, а когда все идет слишком хорошо, я чувствую себя не очень уютно.— Ну? — спрашиваю я толстого итальянца. — Какой будет развлекательная программа? Мне бы хотелось узнать, как мы договоримся…Он достает из кармана самую грязную расческу, какая только может существовать на свете, и начинает, если так можно выразиться, приводить в порядок свои волосы.— Возвращайтесь к вашим обязанностям, комиссар, — говорит он. — Когда вы мне понадобитесь, я дам о себе знать.Это решение меня несколько удивляет. Я-то рассчитывал совсем на другое, но Анджелино такой тип, что ведет себя совершенно особенно.Я отряхиваю свои шмотки, немного пострадавшие в двух схватках.— К вашим услугам, — говорю. Я начинаю переминаться с ноги на ногу, как робкий мальчик, не решающийся попросить разрешения выйти.— Я могу вас спросить об одной вещи?— Давайте…— Мы не обсудили интересующий меня вопрос… Я ведь решил обманывать Секретную службу не из спортивного интереса…Тут я попал в десятку. Разговор о деньгах вписывается в созданный мною образ. Если бы я обошел этот момент молчанием, Анджелино сразу бы унюхал фальшь.— Вы хотите денег? — спрашивает он. — Те, кто на меня работают, ни в чем не нуждаются…Он сует руку в задний карман и достает из него толстую, как телефонная книга, пачку десятитысячных купюр. Отсчитав десяток, он протягивает их мне.— Это задаток, — говорит он. — Чтобы скрепить наше соглашение.Я не решаюсь протянуть руку. Он делает это сам.— Очень скоро вы мне понадобитесь, — говорит Анджелино. — Есть сложное дельце, как раз по плечу вам! Я кланяюсь мамаше Альде. Она бормочет слова прощания на сильно итальянизированном французском.Мэллокс провожает меня до двери.Он резко распахивает ее, и тип, прижимавшийся к ней, чтобы плотнее приклеиться ухом к замочной скважине, чуть не падает под ноги американцу.Поверьте, это большая подлянка, потому что тип, прижимавшийся ухом к двери, не кто иной, как мой коллега Равье, посланный боссом обеспечивать мое прикрытие.Этот кретин все испортил.Америкашка в мгновение ока схватил его за пиджак и втянул в квартиру. От того, что должно последовать, у меня пересыхает горло.— Что случилось? — спрашивает Анджелино. Мои колебания длятся какую-то долю секунды. Я бросаюсь в гостиную и отвожу макаронника в сторону.— Мне хана, — шепчу я.— Почему?— Мы захватили типа, подслушивавшего у вашей двери. Это мой коллега. Если он здесь, значит, следит за мной, а если следит за мной, значит, в конторе что-то заподозрили, если только не хотят обеспечить мою безопасность, но это кажется мне маловероятным. Этот парень видел меня здесь. Если вы его отпустите, он об этом доложит; если уберете его, большой патрон насторожится, когда он не вернется. Я так погорю, что запах паленого будет чувствоваться на тысячу лье отсюда…Черт, как некстати это осложнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14