- Следователь прокуратуры Зайцев, - представил его мне майор и сделал
охраннику знак выйти. После этого он сел, закурил и продолжил разговор.
- Вот какая ситуация, Алексей. Мужика твоего омоновец, дежуривший на
этом участке не видел. Как и тебя, кстати.
- Конечно, никого он не видел, - взорвался я. - И видеть не мог. Он
же сначала за парочкой, занимавшейся любовью, подглядывал, а потом за ними
же и гонялся. Не сомневаюсь, что и после этого дело он себе нашел быстро -
там вон женский сортир рядом.
- Клеветой на органы занимаетесь, гражданин Соколов, - неожиданно
заметил следователь, пристраиваясь на стуле, стоявшем сбоку от стола.
Я удивленно посмотрел на него. Откуда этот тип взялся? Из мрачного
прошлого, что ли?
- Спокойно, Леша, не нервничай, - Валера стал перебирать содержимое
моих карманов, разложенное на столе. На том же столе лежали вещи,
найденные у убитых.
- Здесь вот какая петрушка получается, - продолжил он после
некоторого молчания. - В соседней комнате нашли труп милиционера, который
дежурил в этом крыле, тоже с перерезанным горлом. А вот этого мы не любим.
Особенно начальство наше не любит. Кроме того... Убит известный певец,
любимец молодежи. Народ гневно потребует найти преступника. Не в наших
интересах тянуть дело. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Я понимал.
- А отпечатки на бритве?
- Их нет, - развел руками опер. - Правда нет.
- А мотивы? - взвился я. - Какие у меня мотивы?
- Мотивы, - полувопросительно-полуутвердительно протянул майор. -
Моти-и-ивы, - он взял пакетик из кучки вещественных доказательств,
найденных в карманах убитых, раскрыл его и понюхал. - "Дурь", - он
медленно закрыл пакетик и кинул его обратно на стол, но уже в коллекцию
вещей, принадлежавших мне. - "Дурь". Ты - бабник, об этом известно всем.
Приревновал очередную подружку к эстрадной звезде, обкурился с горя и
замочил его. Проник же сюда так, как и говоришь - окурки в сарае это
подтверждают. А интервью - предлог.
У меня перехватило дыхание.
- Ты что, собираешься мне тройное убийство пришить?! В том числе одно
- милиционера при исполнении?!
- Факты, - развел майор руками. - Кстати, убийство на сексуальной
почве подтверждается тем, что у Платонова отрезаны половые органы и
оставлены рядом с трупом. Очень похоже на свихнувшуюся наркоту.
После этих его слов меня чуть не вытошнило.
- Я?! Такое?! Да я же крепче "Беломора" в жизни ничего не курил!
- Закурил с горя. Медэкспертиза подтвердит.
Я повернулся к прокурорскому.
- Что вы ему позволяете? Вы же из прокуратуры.
Тот посмотрел на опера.
- Он журналист, да? Ну так засади его в пресс-хату. Пусть его там
ребята на хор раком поставят, доведут до кондиции, а завтра мы тогда с ним
еще раз побеседуем.
- Да как я мог ухлопать обученного охранника и милиционера?! - в
отчаянии заорал я. - Да еще таким зверским способом. Я что - помесь
Джеймса Бонда с Фредди Крюгером?
- Может быть ты бывший десантник или пограничник, - сухо сказал
Валера. - Узнаем. Да до меня, впрочем, и так доходили слухи, что ты не
самый вежливый человек в нашем городе.
Я понял, что влип. У них все сойдется. До дяди Васи они, конечно, не
докопаются, но о том, что в прошлом году я устроил одному жлобу,
пришедшему в газету выяснять отношения, сотрясение мозга и открытый
перелом правой руки (ну, остальное-то там было по мелочи), узнают
безусловно.
Я опустил голову и только сейчас увидел, что мой пиджак спереди весь
заляпан кровью - видимо, упав на пол, я попал в лужу, не исключено даже,
что от отрезанных частей. При мысли об этом меня передернуло.
- Значит, кому вторую звездочку, кому новый класс, а кто-то и в
Москву на повышение поедет. Ну а мне - вышка, - я поднял голову и оглядел
присутствующих.
- По-моему, он опять оскорбляет органы, - ни к кому не обращаясь
произнес Зайцев.
- По-моему, тоже, - глядя мне прямо в глаза, подтвердил Валера. Затем
он встал из-за стола, медленно обошел следователя и неожиданно ударил меня
ногой в голову.
Я вместе со стулом, на котором сидел, упал на пол, больно ударившись
обо что-то макушкой. На грохот вбежал милиционер. Мне были видны только
его высокие запыленные ботинки.
- Все нормально, - сказал ему майор. - Мы справимся сами. Оставайтесь
там. - Тот вернулся обратно в коридор.
Я встал и, пошатываясь, попытался поднять стул и снова усесться на
него.
- Я тебя научу закон уважать, борзописец хренов, - прошипел опер и
снова ударил меня ногой в голову.
На этот раз удар пришелся в висок. В глазах у меня потемнело. Когда
мне стало лучше, я решил не пытаться вставать снова, но с решимостью уже
приговоренного выдохнул:
- Такие как вы, только позорят этот самый закон.
Прокурорский захохотал - тоненько и противно, как кастрат на
просмотре порнофильма. Это меня добило.
Я рывком поднялся и врезал Валере снизу по челюсти. В ней что-то
чвякнуло, и майор начал оседать.
Я бросил взгляд на Зайцева. Он привстал со стула и уже открыл рот,
собираясь позвать на помощь. Я схватил со стола здоровенную пепельницу и
бросил ему в голову. Она попала точно в нижнюю часть лица. Следователь
свалился на пол.
Обернувшись, я обнаружил, что опер уже поднялся и шарит рукой под
курткой, пытаясь нащупать пистолет в плечевой кобуре. Я сделал левой ногой
ложный замах, показывая, что собираюсь ударить его в грудь, и, как только
он отпрянул, произвел ею резкий удар сверху вниз прямо под коленную
чашечку его выставленной вперед ноги. Опять раздался неприятный звук, и
эта его конечность как-то неестественно вывернулась "коленкой назад".
Майор перестал нашаривать и выпучил глаза, как будто уже находился на
своем смертном одре. Тело его наклонилось вперед, а рот широко раскрылся.
Однако продиктовать свою последнюю волю он так и не успел, поскольку его
нижняя челюсть вновь была потревожена - это было верхнее "си" в партии
моей левой ноги. Голова его откинулась назад, и страж закона рухнул
мешком.
На шум никто не прибежал - спасибо Валере с его самонадеянным
"справимся сами". Убедившись, что представители государственных органов
больше не хотят неприятностей со стороны прессы и не шевелятся, я
быстренько сгреб со стола все свои вещи и распихал их по карманам. Моей
зажигалки среди них почему-то не оказалось, и я забрал чью-то лежавшую
рядом.
После этого я разрезал обнаруженным в кармане у опера складным ножом
джинсы - между ног - и сделал несколько растяжек. Теперь я был готов к
бою.
Рывком распахнув дверь, я узрел стоящего прямо напротив нее сержанта
с короткоствольным автоматом. Менее всего на свете он ожидал увидеть меня
и еще меньше этого - мою любимую левую ногу, бьющую его прямо в живот.
После этого раздумывать было уже некогда - я сразу же рванул по
коридору в сторону сарая. Как только я завернул за угол, позади меня
раздалась автоматная очередь. Я тут же услышал шум, произведенный
осыпавшейся штукатуркой.
Через мгновение я был уже на складе. Там копошились какие-то люди в
штатском и стоял вооруженный омоновец. Единственным источником света в
помещении являлась настольная лампа, подключенная к удлинительному шнуру.
Я с ходу ударил ее ногой и она погасла.
Решив, что теперь внутри помещения стрелять не будут, боясь попасть в
своих, я, не таясь, бросился к открытому окну - дальнему от меня. Открытые
проемы слегка выделялись на фоне пока что еще абсолютно черных для моих
"не переключившихся" глаз стен.
Окно располагалось высоко над полом, и даже мне со всем своим
стадевяностосантиметровым ростом потребовался очень мощный разбег, чтобы
зацепиться за нижнюю раму. При этом в ладонь мне вонзился гвоздь и я с
трудом сдержался, чтобы не закричать.
Мой выбор дальнего окна оказался верным - в тот момент, когда я начал
переваливаться на другую сторону, застучал автомат, и очередь просвистела
как раз сквозь другую глазницу.
Упав на траву, я перекатился подальше от окна, через которое выбрался
и вскочил на ноги. Единственный путь, которым я мог выскользнуть со
стадиона - через стену. Все выходы наверняка охранялись.
До стены было метров сорок, но бежать прямо к ней было бы
самоубийственно - отслеживать наиболее тщательно будут именно здесь, и я
помчался влево от себя, по ходу продвижения постепенно забирая вбок.
Метров через сто я приблизился к стене, точнее - трехметровому
решетчатому забору с угрожающе торчащими наверху пиками. Я полез. С той
стороны, откуда я прибежал, доносились голоса и беспорядочные выстрелы.
Что же, если они все там друг друга перестреляют, то это будет
достойным завершением сегодняшнего вечера, - решил я.
В этот момент я как раз добрался до верха, и одна из пик попала прямо
в дырку, которую я самолично проделал в своих штанах. От полученных
неожиданных ощущений я заорал благим матом и полетел вниз. Пика задержала
мое падение, распоров штанину и больно расцарапав ногу. Но благодаря ей,
я, по крайней мере, не расшибся, падая с трехметровой высоты, а только еще
раз пребольно ударился своей многострадальной головой.
Поднявшись с земли, я поморщился от боли, положил правую руку себе на
черепок, чтобы гудящие мозги не выпрыгнули из него, и побежал через дорогу
- в сторону темного городского парка. Далеко убежать, однако, мне не
удалось, - когда я уже добрался до тротуара на противоположной стороне
улицы, кто-то выскочил из подъехавшей с выключенными огнями машины и сбил
меня с ног.
Единственное, что я успел сделать - это заехать этому типу левой
рукой в лицо, за каковой поступок и был наказан еще одним малоприятным
соприкосновением своей головы с каким-то твердым предметом.

Если вам в лицо дышит субъект с гнилыми зубами и хроническим тиком
левой щеки, вы вряд ли сочтете это за удовольствие. Даже если вы не
знаете, что субъект этот - Гоша Длинный.
Город наш поделен на две части - западную и восточную - рекой
Сторожкой и двумя мафиозно-рэкетирскими группировками. Восточной
группировкой командовал Леня Башль, а западной - Гоша Длинный. Если первый
был достаточно цивилизованным для своего круга человеком и никаких диких
выходок себе обычно не позволял, то второй был законченным убийцей и
садистом.
Трупы его жертв никогда не находили, а у него самого всегда было
железное алиби - вплоть до пребывания в момент пропажи какого-либо
человека в другом городе. Однако слухи о его извращенной жестокости до
меня доходили.
Имевших несчастье чем-то досадить ему Гоша всегда мучил сам и такими
методами, что и в дурном сне не могли привидеться ни инквизиторам средних
веков, ни палачам гестапо, ни мордоворотам НКВД. Кроме того, в отличие от
всех вышеперечисленных, Гоша в живых не оставлял абсолютно никого.
Я думаю, что теперь вы понимаете, почему настроение в тот момент у
меня было совсем не такое, как при простановке автографа для нашей
симпатичной бухгалтерши Лидочки - на бланке ведомости на зарплату.
- Значит, говоришь, тебе мокруху шьют, - оскалился Гоша. - И двух
мусоров ты уделал, да, фрайер?
- Да, - согласился я. Я рассказал Гоше все, что произошло со мной до
нашей с ним встречи. Запираться было бесполезно.
- Похоже на то, - он посмотрел на типа с распухшим носом, стоявшего
рядом с ним. - А вот Червь не любит, когда с ним так обращаются - правда,
Червь?
Червь больше походил на слона, но я решил не надоедать Гоше со своими
соображениями по поводу логических принципов образования кличек.
- Не люблю, - согласился тот.
- Ну расплатись, - криво усмехнулся его шеф.
Я напряг брюшной пресс, но это не помогло, так как Червь ударил в
область сердца. Мне показалось, что оно остановилось, так вдруг стало
плохо. Лежа на земле я сквозь какой-то туман, обволакивающий все мое тело,
чувствовал, что меня обыскивают.
- Нет, больше пока не надо, - вдруг неожиданно услышал я гошин голос.
Я понял, что Червь собирался продолжить, но почему-то отнесся к этой мысли
очень равнодушно.
- Посади его, - приказал Гоша.
Меня прислонили к дереву. Действие происходило в самой дальней и
темной части парка, куда и днем-то никто не заглядывал, не говоря уже о
первом часу ночи.
Сквозь туман я увидел подергивающееся лицо рэкетирского главаря,
совавшего мне под нос зажигалку.
- Откуда это у тебя?
Я стал медленно и мучительно соображать. Своей зажигалки я на столе
почему-то не нашел. Теперь я вспомнил, что от нее прикуривал Овчинников,
когда вернулся вместе со следователем. Видимо, после этого он
автоматически сунул ее к себе в карман. Я взял чью-то другую - скорее
всего, из вещдоков. Значит, она принадлежала либо Платонову, либо его
телохранителю. Об этом я и сказал Гоше.
- Мать твою... - выругался он и, схватив меня за волосы, ткнул носом
в землю. - Говори, что здесь еще не твое, дешевка.
Я принялся рассматривать вещи, разложенные на траве. Червь
подсвечивал фонариком. Я с удивлением обнаружил не принадлежавшую мне
связку ключей и какой-то странный металлический прямоугольник. Я указал на
них.
- Все? - Гоша больно потянул меня за волосы. Его тик участился.
- Все, все, - заверил я бандита.
Он взял прямоугольник в руки и принялся внимательно рассматривать. К
этому времени я уже почти пришел в себя и тоже заинтересовался этим куском
металла. Он оказался ни чем иным, как жетоном от вокзальной камеры
хранения - не автоматической, а обслуживаемой людьми-приемщиками.
Дело в том, что вокзал наш был построен по личному указу Николая
Второго. Вспомнили об этом наши власти лишь недавно, когда такие вещи
вошли в моду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24