Он усмехнулся: кажется, он стоит на пороге одного из тех
автоматических кабаре, столь распространившихся в последнее время
по Европе. Правда, зал был пуст, за столами никто не сидел, но весь
этот антураж после всего происшедшего сегодня казался настолько неожиданным,
что Калинову стало любопытно, что Вита придумала еще. И потому он
спокойно сел за столик прямо напротив стереорамы, изображавшей пустую
сцену, задрапированную серой в полутьме - а в натуре, по-видимому,
белой - материей. Кресло тут же трансформировалось под очертания его
тела, и Калинов подумал, что, если бы в кабаре оказался наблюдательный
посетитель, он бы немало подивился: с какой это стати кресло, в которое
уселся молоденький парнишка, приняло такие очертания?
Наблюдательных людей в зале не оказалось, однако кабаре сразу ожило.
Должно быть, именно Калинова здесь и ждали.
- Добрый вечер! - раздался интимный голос, и опытное ухо Калинова
тут же уловило, что говорит автомат. - Мы рады видеть вас в нашем
театре. Ждем вашего заказа. Представление - через полчаса.
Голос умолк, из глубин стола выдвинулось табло меню. И Калинов обнаружил,
что сегодняшние приключения только разбудили его аппетит. Он даже
вынужден был отметить, что давно уже не испытывал такого голода в
последние годы. И принялся нажимать кнопки, надеясь, что кабаре не
растворится в сером тумане и удастся поесть здесь, за этим столом,
где никто не мешает.
Тут ему в голову пришло, что это именно его фантазия создала пункт
удовлетворения желудочных страстей, а значит - пока создатель не насытится,
кабаре не исчезнет. И надо сказать, такое всемогущество было весьма
приятно. Как в молодости, когда казалось, можешь абсолютно все, и
не было еще за плечами груза ошибок и компромиссов. Тем не менее,
при всем ощущении всемогущества, спиртного Калинов заказывать не стал:
ни к чему играть в "казаки-разбойники" с собственным организмом,
до добра такие игры не доведут. Ограничился соком.
Через минуту раскрылись створки люка, и недра стола родили поднос
с заказанным. Калинов взял в руки нож и вилку и вдруг понял, что пустота
зала действует ему на нервы.
И тут же над столами разнесся гул голосов. Калинов в растерянности
крутил головой. Пустых столов в зале больше не было, вокруг сидели
плечистые молодые парни, что-то жевали, разговаривали друг с другом.
За столом Калинова никто не появился. Из гула голосов слух не выделял
ни одной различимой реплики. Более того, и лица-то у парней были какие-то
неразличимые.
Во всяком случае, когда Калинов отвел глаза от сидевшего за соседним
столом блондина, ему показалось, что лицо того исчезло, превратилось
в неразличимую маску: точка, точка, два крючочка... Однако, если не
смотреть по сторонам, ощущения странности не возникало, а пустота
больше не давила на психику. И Калинов принялся за обед.
Обед был натуральный. Бифштекс оказался настоящим мясом, да и овощи
явно выросли на грядке, так что Калинов с давно не испытываемым удовольствием
очищал тарелки. Вокруг ели и разговаривали. Заметив, что безликие
парни не смотрят друг на друга, Калинов пришел к выводу, что каждый
беседует с самим собой. Из-за столов никто не поднимался, никто не
выходил и не входил в зал, но в конце концов, что ему за дело до собственных
фантазий, когда организмом правит желудок? Уж лучше такие сотрапезники,
чем шипящие драконы или белобрысые юнцы в тигровых шкурах! С лайтингами
в руках...
А потом вспыхнули софиты, и стереорама преобразилась. Серая драпировка
покрылась разноцветными пятнами. Донеслись звуки фанфар, по залу разнесся
приятный аромат незнакомых духов. Мерно жующие физиономии, как по
команде, повернулись в сторону сцены. Гул голосов резко оборвался,
словно кто-то где-то выключил кристаллофонную запись.
А потом на сцену явилась из ниоткуда прелестная девичья фигурка, затянутая
в облегающее одеяние. Софиты светили в глубокий вырез на спине, и
Калинов сразу узнал Виту, хотя она и поменяла цвет волос - с рыжего
на белый. Фигуру-то так легко не поменяешь... Если ты не вооружен
дисивером...
И начался сеанс стриптиза. Калинов никогда не понимал популярности
подобных заведений. Конечно, голографическое изображение на вид ничем
не отличается от живого тела, но ведь стриптиз - не простой показ
процесса избавления от одежды. Живая артистка всегда чувствует настроение
зрителей, их желания и темперамент, и в зависимости от настроения
зала меняет ритм движений и музыки. Тут музыка звучала очаровательная,
но ритм не менялся. Автоматика...
Калинов сглотнул слюну и оглянулся. Тупые физиономии, глядя на обнажающуюся
Виту, мерно пережевывали свою жвачку. С удовольствием. Как коровы.
Господи, подумал Калинов, напрочь забыв, что в зале сидят не люди.
Да как же они могут!
И тут же коровы перестали жевать, но от этого выражения лиц сотрапезников
стали еще тупее. Калинов снова обратился к представлению. Процесс
обнажения успешно развивался. Верхняя половина одеяния уже валялась
на сцене. А потом ритм музыки плавно замедлился, как и должно было
произойти перед главными событиями. И неожиданно Калинов понял: это
не стереорама и не изображение Виты, эта настоящая сцена и сама Вита,
живая, горячая, соблазнительная. А еще он понял, что все представление
разыгрывается исключительно ради него.
О Господи, подумал он. Что же я такое натворил? Что станется с нею,
когда она узнает обо мне правду?
В медленном танце Вита повернулась к Калинову боком, и он, разглядев
форму бюстгальтера, обнаружил, что это не Вита. Не было у Виты такого
бюста... Калинов поразился: как он мог принять за Виту эту полногрудую
девицу. А потом девица повернулась к нему лицом, эффектным жестом
отбросила со лба пшеничную челку, и Калинов узнал ее. На сцене танцевала
Флоренс Салливан. Пока он ошарашенно хлопал ресницами, сеанс стриптиза
завершился, и Флоренс, подхватив со сцены свои тряпки, исчезла за
драпировкой. Музыка умерла, погасли софиты. Волшебная сказка завершилась.
Безликие молодцы разразились аплодисментами, намереваясь отхлопать
себе ладони. А потом вновь принялись мерно жевать и неразборчиво бубнить.
Калинов изо всех сил пытался вызвать в своей душе ощущение неприятия
происшедшего, но быстро убедился, что его потуги напрасны. Не было
во Флоренс ничего неприятного, более того - стриптиз в исполнении
столь юной девушки выглядел весьма пикантно. И Калинов понял, что
это была не его фантазия, это была фантазия ее, Флоренс, ее дэй-дрим
- ведь возраст девчонки не позволял ей принимать участие в подобных
представлениях в Мире, а она явно в этих представлениях нуждалась.
Он снова пригляделся к неистово аплодирующим зрителям и обнаружил
вдруг, что кабаре наполнено отнюдь не юнцами. За столами сидели солидные
мужчины и, если бы они были живыми людьми, все наверняка оказались
бы отцами семейств. По-видимому, зрители были такими, какими их хотела
видеть актриса.
А потом раздался взрыв восторга, и Калинов вновь обратил свое внимание
на сцену. Флоренс опять стояла в лучах софитов, теперь на ней было
элегантное платье и украшенные золотом туфли. Новая, высокая прическа
делала ее старше и привлекательней. Артистка раскланивалась во все
стороны, с удовольствием купаясь в шквале аплодисментов, и Калинов
понял, что ей очень нравится стоять вот так и что купается она не
в аплодисментах и не в лучах софитов, а в десятках мужских взглядов.
Флоренс бросила в сторону Калинова мимолетный взгляд, и он сообразил,
что и он должен смотреть на нее так же, как все эти статисты с тупыми
супермужественными физиономиями. А потом поймал себя на том, что именно
так он на нее и смотрит - как мужчина на недосягаемую, желанную избранницу.
И тогда она, вновь взглянув на него, величаво спустилась по ступенькам
со сцены и, высоко неся прелестную головку, приблизилась к его столу.
Ему хватило догадливости встать и предложить ей кресло слева от себя.
Она томно улыбнулась и сделала книксен. Села. А Калинов наконец обнаружил,
что ее элегантное платье изготовлено из полупрозрачной ткани и что,
если приглядеться, можно рассмотреть каждую складочку юного тела.
Во всяком случае, коричневые пуговки сосков так и лезли в глаза.
Она снова улыбнулась:
- Меня зовут Флой. А тебя?
- Александр. Можно Алекс. Что-то я тебя не видел, когда разыгрывали
дэй-дримы.
- Да, я сегодня немножко опоздала. Мама пыталась со мной поговорить.
Но когда штурмовали лагерь, я уже была. А потом ты куда-то исчез,
с Виткой, и мы так и не смогли познакомиться. Я из Оксфорда, Англия.
- Санкт-Петербург, Россия.
- О, русских у нас становится все больше. - Она перехватила его взгляд,
выпрямила спину и отвела назад плечи, так, чтобы грудь обтянулась
еще рельефнее. - Ты ведь новенький?
- Да.
- С Виткой давно знаком?
Калинов решил сказать правду:
- Вчера в первый раз увидел. - Он заметил, что в ее глазах загорелся
лукавый огонек. - А разве это имеет какое-то значение?
- Нет, конечно... Просто мне показалось...
Она не договорила, но лукавый огонек в глазах оказался достаточно
красноречивым. Калинов выразительно пожал плечами и тут же сообразил,
что жест его можно расценить по-разному.
Ну и что, сказал он себе. Разве я здесь не для того, чтобы собрать
о них побольше информации?
Флой, похоже, расценила его жест однозначно. Глаза ее стали блестящими.
Она оглядела сидящих вокруг типов. Теперь типы не обращали на нее
никакого внимания.
- Мне понравилось твое поведение при штурме лагеря. Для новенького
ты вел себя удивительно собранно.
- Интересно было. - Калинов изобразил на физиономии улыбку "скромный
мальчик". - Хотя сама ситуация показалась мне неожиданной.
Флой кивнула:
- Конечно... Но ведь это был дэй-дрим Зяблика, а он у нас паренек
с выкрутасами.
- А это не один из его выкрутасов? - Калинов обвел глазами ряды столов.
Флой усмехнулась:
- Не у одного же Зяблика бывают выкрутасы!
- Вот только эти куклы все портят. Надо бы было привлечь всамделишных
людей.
- Нет! - Флой энергично мотнула головой. - Не все можно показывать
всамделишным людям.
- А мне, выходит, показывать можно все?
- Ты не производишь впечатления болтуна, и потом... Ты какой-то...
основательный, а наши мальчики похожи на флажки, трепещущие на ветру.
- Ну, положим, Клод-то не очень похож на мальчика.
- Клод? - Она фыркнула. - Мальчиком можно быть и в сорок, а Клоду
едва за двадцать перевалило. Все, кто становятся взрослыми, уходят
из Дримленда, а Клод все возится с нами. Никак не может решиться на
обряд обручения с жизнью.
- Как ты сказала? Обряд обручения с жизнью?.. Это еще что такое?
- Когда-нибудь увидишь... Хотя я бы скорее назвала его изгнанием во
взрослые. - Флой замолкла. Судя по всему, развивать затронутую тему
она была не намерена.
- А ты, стало быть, больше любишь взрослых, - сказал Калинов. И добавил:
- Мужчин!
Освещение в зале не позволяло рассмотреть краску на ее лице, но Калинов
был уверен, что и при обычном освещении она не выглядела бы покрасневшей.
Впрочем, глаза она все-таки отвела.
- Только не пойму, почему ты ищешь их здесь, - продолжал Калинов.
- Ведь ты сама сказала, что взрослых в Дримленде нет. - Он изобразил
внезапную догадку. - А, понял... Ты их любишь, но боишься. Вот поэтому
и демонстрируешь свои прелести перед толпой кукол. Так безопаснее.
Она опустила голову, помолчала. Кажется, ему-таки удалось задеть ее.
- Какой умный мальчик! - сказала она наконец ядовито. - Ну да ладно,
мне нравятся умные... Вот только ответь: сам-то ты что ищешь в Дримленде?
Ведь ты не производишь впечатления несчастного ребенка, обиженного
взрослыми.
Он крякнул, взял ее за руку.
- Извини, Флой! Я вовсе не хотел тебя обидеть. - Он пожал ее ладонь.
Она подняла на него огромные глаза. В уголках глаз дрожали слезинки.
Господи, подумал он. Зачем я так с ней? Разве она виновата, что ей
хочется того, чего она не может достичь в жизни? Разве она виновата,
что ей хочется того, чего родители ее никогда не одобрят? Как же,
дочка двух ученых сухарей и вдруг артистка стриптиз-кабаре! Да никогда!
- Ты меня не очень-то и обидел, - сказала она наконец. - Отец никогда
не обращал на меня никакого внимания. Его любовь - марсианская флора.
А мама, кроме него, никого в жизни не замечает. И всякий раз, когда
им надо на Марс, меня сплавляли к бабушкам и дедушкам. А теперь со
мной и совсем трудно! - Она махнула рукой.
А бабушки да дедушки - пуритане из замшелого века, подумал Калинов.
Но говорить ничего не стал. Просто погладил ее пальцы.
Она посмотрела на него с благодарностью, вытерла тыльной стороной
ладони две мокрые дорожки на щеках. Спросила:
- Почему рядом с тобой так хорошо? Ни с кем из наших я не чувствовала
себя так... уверенно, что ли?
- А я еще не ваш?
- Нет, конечно. Нашим сразу не становятся. Вон Вампир уже месяц с
нами... Впрочем, мне сказали, ты сам все видел. Так что не все у нас
задерживаются... Но ты так и не ответил на мой вопрос. Чем тебя привлек
Дримленд?
Калинов выразительно пожал плечами:
- А Бог его знает!.. Я и сам не пойму. Нравится мне у вас. Девчонки
симпатичные, ребята - ничего.
Она пристально смотрела ему в глаза, но он выдержал этот взгляд.
Как легко вас всех обмануть, думал он. Чуть-чуть невинности во взоре,
чуть-чуть правды, и вы тут же покупаетесь.
Похоже, Флой нашла в его глазах то, что искала. Во всяком случае,
ее напряженное личико смягчилось, а потом она и вовсе улыбнулась.
Обвела взглядом зал.
- Значит, тебе не нравятся мои зрители? Мне они тоже не нравятся:
у них не бывает неожиданных поступков. - Она взяла Калинова за руку
и оглянулась на соседний стол.
Блондин, сидевший за столом, вышел из состояния равнодушной тупости
и неторопливо направился к Калинову.
- Эй, паренек! - Голос был негромок. - Пойдем-ка проветримся. Есть
разговор.
Калинов сразу все понял. Он смерил блондина с ног до головы испепеляющим
взором, поднялся и заявил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11