Перевел дух, попытался поднять левую руку. Та, неожиданно, оказалась свободной. Перенес ее к промежности, шевельнул пальцами, пощупал.
Главные мужицкие инструменты были целы. Что ж, и на том спасибо, парни!..
Тут же зачесался живот, возле пупка. Я перенес руку туда. Пальцы коснулись чего-то липкого и прохладного. Боли по-прежнему не было. В голове окончательно прояснилось, и понял, что лежу на диване. Голый…
Чуть слышно стукнула дверь. Я посмотрел в ее сторону.
В комнату вошел рыжий с какой-то баночкой в руках. Приблизился, скрутил с баночки крышку и принялся мазать то место на животе, где чесалось, чем-то липким и прохладным.
— Это биоколлоид, — пояснил. И вдруг заорал: — Эй, он пришел в себя!
Биоколлоид — это хорошо. Это не только избавление от боли, это излечение ран в течение ближайших шестнадцати часов. В том числе и ожогов третьей степени…
Вновь стукнула дверь. Толстяк.
— Как вы себя чувствуете, Метальников?
— Вашими молитвами… — Губы и язык слушались.
— Шутите? Это хорошо.
— Оклемался, дружок? — А вот и угрюмый. — Твою маковку, сигареты кончились! Пойду сбегаю. — Угрюмый выкатился из комнаты.
— В сортир здесь пускают? — спросил я. — Или под себя?
— Пускают. — Толстяк глянул на рыжего. Меня отсоединили от трубы, проводили до ветру.
А когда привели назад и вновь приковали, толстяк сказал:
— Сейчас вас покормят. Но не обессудьте, есть придется левой рукой.
Вновь стукнула дверь, тише и где-то внизу. Наверное, угрюмый отправился за сигаретами.
— Можно закурить?
— Можно. Чуть позже. Мы не курим.
— У меня есть, в сумке. И зажигалка там.
Толстяк повернулся к рыжему.
— Принеси!
Тот исчез за дверью.
Откуда-то снаружи донесся отдаленный визг тормозов и глухое «бум».
Рыжий появился в комнате. В руках полусмятая пачка «Кэмел». Моя пачка. Мне вставили в зубы сигарету. Рыжий щелкнул зажигалкой. Глядя на пламя, я содрогнулся. Но пересилил себя, прикурил. С наслаждением затянулся.
Все-таки жизнь хорошая штука, парни! Особенно когда остался жив после изрядной переделки…
Толстяк вдруг встрепенулся, подошел к окну, открыл, прислушался. Теперь и я расслышал шум голосов в отдалении, возбужденных, любопытных.
— Что там такое? — Толстяк закрыл окно, отобрал у рыжего сигареты и зажигалку. — Сбегай-ка, проверь!
Рыжий скрылся. А я понял, что полминуты назад упустил шанс на спасение. Пока окно было открыто, следовало заорать: «Помогите!» Если я слышал людей, то и они могли услышать мой вопль. Поздно!..
— Сейчас вас покормят, — повторил толстяк. — А потом, извините, придется начать все сначала. Пока не расколетесь. — Он развел руками, словно извиняясь. В этот момент он как никогда был похож на Эркюля Пуаро. Вот только с серыми клеточками у него, наверное, было похуже…
Я чуть не застонал. Все сначала!.. Опять эта горилла с медвежьими лапами будет жечь меня адским пламенем, а мне останется только выть и мочиться под собственную задницу!..
За открытой дверью вдруг пробухали по лестнице торопливые шаги. В комнату влетел рыжий. Он был так бледен, что веснушки на лице казались черными оспинами.
— Там… Костя… — Он задохнулся.
— Что? — прорычал толстяк.
— Костю там сбила машина! — выпалил рыжий, справившись с дыханием. — На улице!
— Какая машина? Что ты плетешь?
— «Мерседес-семьсот» цвета мокрого асфальта.
— Номер заметил?
— Заметил. Но он и не собирается скрываться. Какой-то лох… Похоже, просто несчастный случай.
До толстяка наконец дошла вся серьезность случившегося.
— Черт возьми! Менты же сюда, к нам, припрутся! Оружие у него было?
— Не знаю! — Рыжий стрелой метнулся вон. Через несколько секунд вернулся, держа в руке «етоева»с глушителем. — Нет, на кухне оставил.
— Слава богу! — Толстяк облегченно вздохнул. — Завтрак откладывается… Займись этим! — Он кивнул в мою сторону. — Чтобы ни звука отсюда!.. Пойду посмотрю, что там.
Он вышел.
А я вдруг вспомнил вчерашние свои слова. «Ты будешь первым, морда!..» Все получилось именно так: я был жив, а он… И не важно, что оружием моим стала сама судьба.
Между тем рыжий достал вторую пару наручников и пришпилил мою левую руку к той же трубе, что и правую. Силы у него было хоть отбавляй — сопротивление он преодолел в пять секунд. Впрочем, ему ведь не пришлось накануне лежать с раскаленным утюгом на пузе…
Потом он связал шнуром мои ноги и приторочил к дивану. Последним мазком создаваемого полотна под названием «Лежи и не пикни, малыш!» стал поролоновый кляп во рту.
Вскоре из-за дверей донесся приглушенный шум. Заспорили. Голосов было несколько, один определенно женский.
Рыжий сидел в кресле и прислушивался. «Етоева» он держал наготове. Я и молил бога, чтобы кто-нибудь из гостей вздумал заглянуть наверх, и боялся этого — рыжий казался сейчас человеком, способным на все.
Наконец в доме все стихло. Вскоре толстяк поднялся к нам:
— Выпроводил голубков! Какая-то бабка заявила, что, кажется, погибший выходил из нашей калитки. Есть такие: все видят, во все нос сунут. Не сидится спокойно на пенсии. Пришлось посоветовать, чтобы поменяла очки. — Он вздохнул. — А Костя так и лежит там, на краю канавы. Когда не надо, «Скорые» под ногами путаются, когда надо — не дождешься!
— Он что, только ранен? — оживился рыжий.
— Нет, откинулся. Как говорят в сводках: «От полученных телесных повреждений пешеход скончался на месте».
— Дичь смурная! — Рыжий мотнул головой. — Кавказ пройти! В Тегеране у муслимов побывать! А найти смерть под тачкой лоха…
— Не трынди! — одернул его толстяк.
Рыжий легкомысленно махнул рукой:
— А-а, этот уже ничего никому не расскажет.
— Все равно не трынди! — Толстяк достал из нагрудного кармана мобильник, понажимал кнопки. — Шеф?.. Да-да, Эркюль. (Я мысленно усмехнулся.) Докладываю. У нас проблемы. Алан отдал богу душу… Нет, несчастный случай, дэтэпэ… Нет, не покушение, какой-то лох сбил на шоссе… Нет, прокола не случилось… Да, заходили, сказал им, что с погибшим не знаком. Оружия при нем не было, документов тоже… В порядке, готов снова на сковородку… Да, применяем биоколлоид… Слушаюсь… Хорошо, понял! — Он выключил мобильник, повернулся к рыжему. — Приведи этого в исходное положение и дай пожрать.
Рыжий развязал мне ноги, вынул изо рта кляп, отстегнул от трубы левую руку.
— И дай ему трусы!.. Терпеть не могу, когда мужик концом передо мной сверкает!
Мне вернули трусы. Извиваясь и скрючиваясь, я не без проблем, но справился со своим срамом. Видела бы меня сейчас Инга!.. Впрочем, живот уже чесался меньше, и оставалась только слабость в членах и дрожь в душе.
— Курить ему больше не давай, — продолжал распоряжаться толстяк. — Велено сегодня не трогать. Завтра утром шеф сам заявится сюда, привезет вилфаг… Знаешь, Ирландец, что такое вилфаг?
— Знаю, — сказал рыжий. — Сыворотка правды.
— Вот-вот! Эта штука развяжет ему язык почище Алановых утюгов. — Он шагнул к двери. — Пойду вздремну. Ни черта ночью не спал, все обожженное мясо чудилось… Зверюга все-таки был наш Алан, царство ему небесное!
Меня на время оставили в покое, и я тут же приуныл. Что такое вилфаг, слышать приходилось — не знаю уж, вложили мне в память это знание гипнозом или оно сохранилось от той, первой личности, которою я был до нынешней недели. Вилфаг — это вам не раскаленный утюг и не адская сковородка, против него сила воли не поможет. Ее просто нет, этой воли, а язык становится как помело… Правда, говорят, существует метод борьбы и против вилфага. Надо зациклить мозги на предмете, который тебя очень волнует. К примеру, на Ингиных грудях… Впрочем, нет, от Инги легко перекидывается мостик ко всему этому делу. При допросе с применением вилфага используются логические связи между людьми и событиями. Придется зациклиться на заднице Лили. Если удастся, конечно… Боюсь, у задницы Лили с Ингиными грудями в моей памяти элементарная логическая связь. Цепочка проста: задница — груди — «малина»— половой акт — беременность — гинекологическая клиника — доктор Виталий Марголин — подвал — шкатулки — Финляндский вокзал — ячейка такая-то — код такой-то. Приплыли! Нет, не буду думать об этом! Буду думать о главном. Кто я такой? Найти бы того гипнотизера, что загнал в меня личность Арчи Гудвина. Может, Инга его знает?.. Инга… «Малина»… Беременность… Клиника… Тьфу ты, господи!
Пришел Ирландец, принес поднос со жратвой.
Как мог, левой рукой, я принялся набивать все еще чешущееся брюхо. Да, не ресторан «Прибалтийской», конечно… И не «Рустерман», в котором я настоящий никогда не был. Его и не существует-то, наверное, — выдумка Стаутова!..
Когда я поел, Ирландец отобрал поднос и сунул мне банку с биоколлоидом.
— Мажься теперь сам! Я не брат милосердия…
— Спасибо! — сказал я. — Кликуху Ирландец тебе, наверное, дали за цвет причесона?
— Не твоего ума дело! — Рыжий ушел.
Я смазал биоколлоидом места былых ожогов, не забыл пройтись по ободранной браслетами пояснице, потом поставил банку на пол и решил поспать. Время и сон лечат любые раны — как телесные, так и душевные.
Глава 29
Мне снились раскаленные утюги, Ингины груди и зеленоглазые женщины-подростки с волосами а lа Милен Фармер. Я и во сне помнил, что Ингины прелести — это табу и не без успеха вызывал видение ягодиц Лили. Но Лили поворачивалась ко мне лицом, и у нее оказывался большой выпуклый живот (барабан, как сказал бы охранник Игоряша), и вновь возникала логическая цепочка «беременность et cetera», и я в ужасе просыпался.
Время на часах понемногу продвигалось вперед. 14.18. Потом 16.47. Потом 19.05. Когда я проснулся в очередной раз, нащелкало уже 21.24.
За окном смеркалось. Сна больше не было ни в одном глазу. Тут же в комнате зажегся свет — Ирландец принес поднос с ужином. Опять консервы.
— Надеюсь, кормлю тебя в последний раз, — мрачно пробурчал он.
— Помнишь, я вчера предрек вашему Алану, что он будет первым? — сказал я, беря левой рукой вилку. — Вас с Эркюлем ждет та же участь!
— Заткнись, сучье вымя! — рявкнул он, и что-то в его главах подсказало мне: рыжий уже думал об этом совпадении. — Простая случайность.
— Может, случайность, а может, и нет. После вас с Эркюлем будет уже закономерность. Жаль только, ни ты ни он об этом уже не узнаете…
— Заткнись, козел! Или я вобью твой поганый язык в глотку! — Он подскочил к дивану и замахнулся. Но не ударил. Лишь сверкнул глазами и выскочил из комнаты.
Я удовлетворенно хмыкнул: врага надо выводить из себя любыми путями. Это всегда на пользу… Эх, если бы можно было завтра вывести из себя такого врага, как вилфаг!..
Душу вновь тронула тревога. За нею явился и страх, и я никак не мог с ним совладать. Так, наверное, трясется накануне казни приговоренный к смерти преступник. Мне вдруг показалось, что я и есть приговоренный, и завтра придет неизбежный конец. Если президент не помилует указом…
Рыжий мне отомстил — не пришел за подносом. Но когда я, пытаясь поставить поднос на пол, разбил стакан, убирать пришлось мстителю.
— Может, перекинешь браслет на левую руку? — спросил я его. — Замучился…
— Перебьешься, недолго осталось мучиться! — Он погасил свет и вновь предоставил меня цифрам на часах и собственным страхам.
За окном совсем стемнело. Я лежал в полузабытьи, прислушиваясь к стуку собственного сердца.
Часы отсчитывали минуты, которые медленно складывались в часы. Возможно, это последние часы моей жизни. Если завтра проговорюсь, где шкатулки, — конец. Такие ребята свидетелей не оставляют. Причем им совершенно безразлично, имею я представление о содержимом шкатулок или нет.
Часы показали четыре нуля. Начинались последние сутки жизни. Если не повезет. Я вновь впал в забытье…
Очнулся я в час сорок три.
В доме что-то происходило. Внизу простучали тяжелые и одновременно мягкие шаги. Послышалось явственное «чпок! чпок!». Заскрипела лестница, кто-то шел наверх. Я сжался, норовя закопаться в матрас. Дверь распахнулась, в лицо ударил свет фонарика.
— Здесь он! — послышался негромкий голос. Загорелись новые фонарики. В комнату ввалились люди в масках и камуфляжной форме. Мою затекшую правую руку избавили от браслета — я тут же начал разминать ее. Бросили мне одежду.
— Одевайтесь! Быстро! И без шума! — Перед моими глазами мелькнул «етоич»с глушителем. Я оделся.
— Идти можете?
— Да, — сказал я.
— Идемте!
Похоже, меня опять похищали.
Мы спустились вниз. В свете все тех же фонариков я увидел лежащих на полу Ирландца и Эркюля. Один из ночных гостей вытащил из скрюченных пальцев толстяка пистолет и — чпок! чпок! — сделал моим хозяевам по контрольному выстрелу в голову. Потом меня завели в какую-то комнату — вскоре я рассмотрел электроплиту и понял, что это кухня, — и усадили на стул возле стола.
— Приступаем! Где там наш тверяк?
Появился еще один человек в маске. Положил на стол небольшой чемоданчик, раскрыл. Никелем блеснули металлические предметы.
Я дернулся: похоже, меня опять собрались пытать. На этот раз, для разнообразия, выдирая ногти…
— Сидите спокойно, Метальников! Вам не будет причинено вреда.
Говорил один человек. Видимо, он руководил похищением. Почему-то я ему поверил.
— Давайте!
Один из присутствующих достал из кармана незнакомый прибор, повел им вдоль моего тела. Возле левого предплечья прибор пискнул.
— Снимите рубашку, Метальников!
Я подчинился.
Хозяин чемоданчика принялся ощупывать шрам, полученный мною от хакера Ральфа Хендерсона… черт знает теперь, от кого он был получен!
— Нашел!
Хозяин чемоданчика достал шприц-тюбик, сделал мне укол. Предплечье сразу занемело. Шрам обклеили тампонами, оставив открытым совсем маленький кусочек кожи.
Все ясно: налетчики ухлопали хозяев для того, чтобы показать гостя хирургу.
— Больше света!
Зажглось еще несколько фонарей. Лучи были направлены на шрам.
— А вы отвернитесь!
Я помотал головой: не дождетесь! Больше ни от чего и ни от кого я отворачиваться не намерен.
Доктор взял в руки скальпель, склонился над тампонами. На перчатки ему брызнула кровь. Моя кровь… Я почувствовал, как расходится взрезаемая плоть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39