Сперва он хотел потушить огонь. Темнота все-таки несколько защищала бы его.
Но рано или поздно будут принесены факелы, да и недолго еще оставалось до восхода солнца.
Стоило ли затягивать на два или три часа неизбежное решение своей судьбы?
Он вспомнил о Лючетге. Она одна представляла еще средство, если не торжества, то, по крайней мере, спасения.
Как это он не подумал раньше? Напротив, пусть огонь горит ярче, дабы враги его могли вдоволь налюбоваться представившейся их глазам картиной.
Ярко освещенная картина эта представляла собой на середине комнаты Лючетту Торреани, лицом к окну, а позади нее самого Корвино. Левой рукой он держал за талию молодую девушку, а в грудь ее упиралось острие кинжала.
Правая рука его оставалась на перевязи, но он нашел средство удерживать в прямом положении молодую девушку: он зажал в зубах прядь ее волос.
Волонтеры через окно наблюдали эту странную сцену. Двое из них обезумели от ярости и горя. Это были Луиджи и Генри Гардинг.
Если бы не железные перекладины, защищающие окно, они уже давно заскочили бы в комнату. Они были вооружены карабинами и пистолетами, но не смели воспользоваться ими и должны были молча выслушивать следующие слова Корвино:
- Синьоры, - начал он, разжимая зубы, но не выпуская волос. - Я не стану тратить лишних слов... Я вижу ваше нетерпение... Вы жаждете моей крови... Я в вашей власти... Придите, пейте мою кровь!.. Но если я должен пасть под вашими ударами, Лючетта умрет со мной. Как только кто-нибудь из вас коснется курка карабина или попробует взломать мою дверь, я вонжу ей в сердце мой кинжал.
Все молчали, затаив дыхание, не спуская сверкающих глаз с оратора.
- Не принимайте моих слов за простую угрозу, - продолжал он. - Время дорого... Я знаю, что я вне закона, и что вы отнесетесь ко мне, как к бешеному волку... Но, убивая волка, вы хотели бы спасти ваших овец... Так нет же, клянусь Мадонной, Лючетта Торреани умрет вместе со мной... Если она не может быть моей спутницей в жизни, так она будет таковой в смерти! Лицо бандита выражало при этом такую неукротимую энергию и жестокость, что сомневаться в истине его слов было невозможно.
При одном невольном движении Корвино все присутствующие вздрогнули, думая, что он немедленно исполнит свою ужасную угрозу, и кровь застыла у них в жилах.
Но намерения у бандита были совсем другого рода.
- Чего же вы хотите от нас? - спросил Росси, начальник республиканского отряда. - Вы, вероятно, знаете, что мы не папские солдаты.
- Еще бы, - отвечал презрительно разбойник, - ребенок бы мог догадаться об этом. Я нисколько не опасался, что сюда придут храбрые папские солдаты. Им вреден горный воздух... Потому-то вы и смогли застигнуть нас врасплох. Конечно, я знаю, кто вы... выслушайте теперь меня, мои условия.
- Говорите скорее! - вскричали некоторые из присутствующих, нетерпеливо ожидавшие конца этих переговоров и не в состоянии более выносить зрелища дрожащей девушки в руках разбойника. - Каковы же ваши условия?
- Я требую полной свободы для себя и для своих товарищей и обещания не преследовать нас. Вы согласны?
Начальник отряда стал обсуждать этот вопрос с другими.
Конечно, им была отвратительна мысль выпустить на свободу преступников, давно уже обагрявших кровью всю страну и творивших разного рода насилия и жестокость. И не стыдно ли, более того, не преступно ли было теперь, когда они могли очистить от них эту местность, снова дать им возможность продолжать бесчинствовать?
Так говорили некоторые из республиканцев.
С другой стороны, была очевидна опасность, грозившая молодой девушке, и убеждение, что в случае отказа Лючетта будет немедленно умерщвлена.
Бесполезно говорить, что Луиджи Торреани, молодой англичанин и несколько других, в числе которых был Росси, настаивали на принятии условий.
- Хорошо, - сказал Росси. - Передадите ли вы нам немедленно девушку, если мы примем ваши условия?
- О нет! - отвечал разбойник иронически, это значило бы вручить вам товар без денег. - Мы, бандиты, никогда не заключаем подобных сделок.
- Так что же вы желаете сделать?
- Чтобы вы отвели ваших людей в северную сторону горы. Мои люди, отпущенные на свободу, отправятся на южную сторону. Вы, синьор, останетесь здесь, чтобы принять мою пленницу. Я для вас не опасен, у меня только одна рука, и то левая. Вы, со своей стороны, обязуетесь действовать честно.
- Я согласен, - отвечал Росси, зная, что такого же мнения его спутники.
- Мне мало простого обещания. Мне нужна клятва.
- Охотно даю.
- Подождите, когда настанет день. Ждать недолго.
Рассуждение было правильным. Исполнить на деле оговоренные условия в потемках было невозможно без риска измены с той или другой стороны.
- А пока я потушу огонь, - продолжал Корвино, чтобы вы не могли напасть на меня с тыла. В темноте я буду спокойнее, синьоры!
Холодная дрожь пробежала по жилам зрителей, в числе которых был Луиджи Торреани и молодой англичанин.
Молодая девушка оставалась одна в потемках с грубым бандитом.
Они были возле нее, но бессильны защитить ее. Тщетно ломали они себе голову, как бы вывести ее из этого ужасного положения, не подвергая ее жизнь опасности.
Карабины их были заряжены, и они каждую минуту готовы были уложить Корвино, но последний не предоставлял им для этого удобного случая. Прячась все время за молодой девушкой, которую не выпускал из рук, Корвино подскочил к лампе с целью потушить ее.
В эту же минуту дверь открылась, и в комнате появилось третье лицо.
Это была женщина дикого вида; в руках у нее сверкал кинжал.
Одним прыжком, как пантера, она бросилась к бандиту и вонзила ему в грудь кинжал по самую рукоятку.
Рука, державшая Лючетту, разжалась, и Корвино тяжело рухнул на пол.
Молодая девушка бросилась к окну.
Но убийца, с окровавленным оружием в руке, бросилась на вторую жертву.
Лючетта, однако, уже находилась под охраной своих защитников, ружья которых теперь были просунуты сквозь перекладины окна.
Раздалось десять выстрелов... Затем последовало мертвое молчание. Когда дым рассеялся, на полу лежали два трупа: Корвино и его убийцы.
Лючетта Торреани была спасена.
Глава LIV
РИМСКАЯ РЕСПУБЛИКА
"Да здравствует Римская республика!"
Таков был общий клич, раздававшийся иа улицах Рима в 1849 году. В числе самых ярых энтузиастов были Луиджи Торреани и его друг Генри Гардинг.
Но в это же самое время в Лондоне уже заседал тайный конгресс из представителей всех царствующих домов континента, целью которого было изыскать пути и средства потушить искру свободы, вспыхнувшую в Италии.
За английское золото французские солдаты восстановили владычество папы.
Через три месяца республика была низвергнута, впрочем, скорее изменой, чем силой. Правда, вся Европа приложила здесь свое старание.
Луиджи Торреани, его отец и его друг Генри вместе сражались за республику.
Но после падения республики и торжества деспотизма Рим не мог служить надежным убежищем друзьям свободы, и потому Франческо Торреани должен был направить свои стопы в другую сторону.
Италия его более не привлекала. Австрийцы завладели Венецией, и Франческо всюду видел врагов своей родины.
Естественно, что мысли его направились к Новому Свету и, некоторое время спустя, океанский пароход уносил всю семью Торреани в далекую Америку.
Глава LV
№ 9 УЛИЦЫ ВОЛЬТУРНО
Генерал Гардинг быстро окончил свое дело, приведшее его в Лондон, в чем ему немало содействовал старый Лаусон.
Доверять 30 тысяч лир почте, когда дело шло о спасении человека, казалось очень рискованным, потому это дело и было поручено сыну Лаусона, который должен был завязать личные сношения с синьором Джакопи.
Молодой Лаусон отправился с первым же поездом из Дувра в Италию, захватив с собой мешочек с золотом.
Он прибыл в Рим до истечения десяти дней срока, данного бандитами, и сейчас же принялся отыскивать улицу Вольтурно.
Он без труда нашел улицу и дом под № 9. Сомнений быть не могло, так как на дверях было написано: синьор Джакопи, нотариус.
Лаусон постучался, но дверь открылась только после второго удара. На пороге показалась ужасная старуха, лет семидесяти, по крайней мере. Но англичанина это не смутило. Он принял ее за служанку нотариуса.
- Здесь живет синьор Джакопи? - спросил Лаусон, знавший итальянский язык.
- Нет.
- Как же нет, когда на дверях висит его карточка?
- Это правда, ее еще не сняли, но это не мое дело. Мое дело стеречь дом.
- Так значит, синьор Джакопи больше здесь не живет?
- Господи, что за вопрос, вы шутите, синьор!
- Мне не до шуток, уверяю вас... У меня есть очень важное дело к нему.
- Дело к синьору Джакопи! Пресвятая Дева! - прибавила старуха, осеняя себя крестным знамением.
- Ну, конечно, чего тут странного?
- Дело к покойнику! Боже милостивый!
- Покойник! Синьор Джакопи!
- А то кто же, синьор? Все знают, что он был убит в первый день восстания, а потом поднят и повешен на фонаре, потому что его обвинили в... о, синьор, даже страшно повторять, в чем его обвинили.
В страхе и удивлении англичанин даже выронил свой мешок с золотом. Неужели он не добьется никакого результата!
Опасения его оправдались. Все, что он узнал о Джакопи, заключалось только в том, что это был алжирский еврей по происхождению, который перешел в католичество и по временам куда-то надолго и таинственно отлучался. И что вследствие какой-то непонятной причины он навлек на себя народную ярость, жертвой которой и пал в первый день революции.
Глава LVI
БЕСПОЛЕЗНЫЕ ПОИСКИ
- Что делать?
Таков был вопрос, который себе задал молодой Лаусон, вернувшись в гостиницу.
Вернуться в Лондон с нетронутым золотом и с сознанием неисполненного поручения?
Но последствия этого могли быть ужасны. По истечении десяти дней рука Генри Гардинга должна быть послана отцу. Прошло уже девять дней. Теперь оставался только один день. Но каким образом войти в сношения с бандитами, во власти которых находился сын генерала, раз посредник Джакопи отправился на тот свет?
Генри писал, что он был захвачен в плен шайкой разбойников на неаполитанской границе, в 50 милях от Рима.
Это было единственное указание, находившееся в руках Лаусона.
Но не мог же он, не рискуя своей собственной свободой, узнать место пребывания каждой разбойничьей шайки на границе!
Даже если бы ему и удалось это, то успеет ли он сделать это вовремя? Конечно, нет.
Никогда еще за всю его долгую практику почтенному дому "Лаусон и сын" не приходилось решать такой трудной задачи. Что делать, на что решиться? Каким образом помешать совершению преступления?
Лаусон не мог найти никакого выхода из своего положения. В конце концов он решил написать в Лондон о своей неудаче, вполне уверенный, что со следующей почтой получит грустное извещение о приведенной в исполнение угрозе разбойников.
Но вдруг ему пришла другая мысль в голову: что, если письмо его затеряется? Не лучше ли ему самому съездить в Лондон? Такое важное дело нельзя подвергать никаким случайностям.
Он разорвал начатое письмо и стал готовиться к отъезду.
В Лондоне он ничего нового не узнал, и на общем совете было решено, что молодой Лаусон снова отправится в Италию.
Но на этот раз Лаусон не так скоро попал в Рим.
Вечный город в это время был осажден французскими войсками под начальством Удино.
Два раза осаждавшие были отбиты, улицы Рима были залиты кровью храбрых защитников республики, предводительствуемых великим Гарибальди, будущим объединителем Италии.
Этот неравный бой длился недолго. Республиканцы пали от гнусной измены, и когда, наконец, французы вступили в город, Лаусон мог продолжать свои розыски.
На этот раз ему удалось узнать, что молодой англичанин был захвачен шайкой Корвино, что потом ему удалось освободиться из рук бандитов, что шайка эта была уничтожена и начальник их убит республиканцами и что затем бывший пленник участвовал в защите Рима от французов.
Был ли он убит во время осады, неизвестно, но с тех пор след его затерялся.
Таковы были сведения, собранные Лаусоном во время второго путешествия в Италию. Генерал Гардинг никогда больше ничего не узнал о судьбе своего младшего сына.
С того дня, когда он получил ужасное письмо с пальцем Генри, генерал не знал ни одной светлой минуты. Горе его еще больше усилилось после неудачной поездки Лаусона в Рим.
С этой минуты генерал находился в состоянии возбуждения, близкого к помешательству. С каждой почтой он ожидал страшного послания с еще более страшной посылкой. Он даже думал, что второе письмо просто затерялось, и он сразу получит голову сына.
Эти постоянные волнения кончились параличом, и он вскоре умер, обвиняя себя в убийстве своего сына. Но полной уверенности в смерти Генри у старика не было, и в последних своих распоряжениях он наказал своему поверенному Лаусону продолжать поиски во что бы то ни стало до тех пор, пока не получит достоверных сведений о судьбе сына. Если последний умер, то тело его должно быть привезено в Англию и похоронено рядом с ним.
Что касается распоряжений генерала в том случае, если Генри жив, то их никто не знал, кроме Лаусона.
Последний слепо повиновался предсмертной воле генерала и посвятил большую сумму, оставленную ему стариком, на розыски и печатание объявлений в газетах.
Но все было тщетно. Ничего нового не узнал он о Генри и по истечении известного времени прекратил розыски и помещение объявлений в газетах.
Глава LVII
МОЛОДОЙ СКВАЙР
После смерти генерала Гардинга сын его, Нигель, вступил во владение Бичвудом и вскоре, несмотря на траур, он сделался супругом, но не господином сердца Бэлы Мейноринг.
Никто не оспаривал его права на наследство. Слух о смерти младшего сына во время осады Рима пронесся в графстве и не вызвал ни у кого сомнений.
Но если бы даже Генри был жив, то это бы ничего не изменило, так как всем было известно, что Нигель единственный наследник. Интересующихся этим вопросом без труда удовлетворял мистер Вуулет, поверенный Нигеля, нового владельца Бичвуда, рассказывавший о завещании генерала, лишившего младшего сына наследства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21