И еще раньше них отправились спать по своим квартирам гости, ночующие в доме хозяина.
Сэр Джордж не пошел сразу спать, он прежде направился в библиотеку.
Он был не один. Франк Скадамор сопровождал его.
Он делал это по требованию дяди, после того, как они пожелали всем остальным доброй ночи.
Тема беседы между сэром Джорджем и его племянником будет ясна из диалога, состоявшегося между ними.
- Франк, - начал баронет, - я желаю, чтобы ты был откровенен со мной.
Сэр Джордж сказал это не для красного словца. Он был не в том настроении, чтобы играть словами.
- О чем вы, дядя? - спросил Скадамор немного удивленно.
- Обо всем, что ты заметил между Бланш и этим... господином.
Слово "господином" было произнесено с высокомерием - он почти прошипел это слово.
- Обо всем, что я заметил?
- Обо всем, что ты видел и что ты слышал.
- Обо всем, что я видел и слышал, я уже рассказал вам. Обо всем, что было до этой ночи - разве только то, что было около часа назад.
- Час назад! Ты имеешь в виду то, что произошло под деревом?
- Нет, дядя, я имею в виду не это. Я видел еще кое-что уже после этого.
- После этого! Капитан Майнард сразу же уехал, уехал далеко отсюда!
- Да, он уехал. Но не с пустыми руками, кое-что он взял с собой.
- Кое-что он взял с собой?! Что ты имеешь в виду, племянник?
- То, что ваш уважаемый гость забрал листок бумаги, на котором кое-что было написано.
- Написано кем?
- Моей кузиной Бланш.
- Когда и где?
- Так, я полагаю, в то время, когда он готовился к отъезду, а что касается места - скорее всего, Бланш написала эту записку в своей спальне. Она ушла туда после... ну, вы сами видели.
Сэр Джордж слушал эти слова равнодушно - настолько, насколько позволяла его выдержка. Однако нервное подергивание мышц на лице, а также бледность его щёк племянник просто не мог не заметить.
- Продолжай, Франк! - сказал он нерешительно. - Продолжай и расскажи мне все. Как тебе стало известно об этом?
- Совершенно случайно, - ответил добровольный осведомитель. - Я находился вне гостиной, отдыхая в перерыве между танцами. Это было как раз в тот момент, когда Майнард уезжал. С того места, где я стоял, я мог видеть лестницу главного входа. Он там разговаривал с Сабиной, и, как мне показалось, у них был довольно конфиденциальный разговор. Я видел, что он сунул что-то ей в руку - деньги, как я полагаю, - лишь после того, как она положила что-то белое в карман его пальто. Я полагаю, что это была бумага, по форме она выглядела как записка.
- Ты уверен, что это была записка?
- Вполне уверен, дядя. Я в этом нисколько не сомневался, и я сказал себе: "Это записка, написанная моей кузиной, которая послала Сабину передать послание Майнарду". Я мог бы остановить его и потребовать дать мне эту записку, но я не хотел поднимать шума. Вы знаете, что я никогда бы так не поступил.
Сэр Джордж не слышал этой похвалы племянника в свой адрес. Он уже просто не слушал его. Его душа была полна мучительной болью - он размышлял над странным поведением дочери.
- Бедный ребёнок! - пробормотал он с грустью. - Бедный невинный ребенок! И это после всех моих забот, после того, как я старался дать ей все, что только мог, как никто другой! О Боже, разве я мог подумать, что пригрел дома змею, которая повернётся и ужалит меня!
Чувства баронета не дали продолжить беседу, и Скадамор был отправлен в свою кровать.
ГЛАВА LXII
МОЛЧАЛИВЫЕ ПОПУТЧИКИ
Поезд, на котором ехал Майнард, сделал остановку на станции Сиденхэм, чтобы принять пассажиров, совершивших прогулку в Кристалл Палас.
Остановка не способна была вывести его из состояния некоей прострации, в которое он попал, переживая снова и снова все то, что произошло.
И только голоса, раздававшиеся снаружи, пробудили его к реальности, поскольку некоторые из этих голосов показались ему знакомыми.
Выглянув наружу, он увидел на перроне леди и джентльменов.
Можно было бы задаться вопросом, что они - экскурсанты в Кристалл Палас - делают здесь в такой поздний часть, но их разговорчивость и веселье дали основание полагать, люди эти также успели пообедать в отеле Сиденхэм.
Они шли по перрону, разыскивая вагон первого класса до Лондона.
Поскольку их было шестеро, им нужен был пустой вагон, а Лондонская и Брайтонская линии были узкоколейными.*
______________ * Из этого можно предположить, что в те времена по узкоколейкам ходили вагоны первого класса, вмещавшие только 6 пассажиров. Возможно, что к тому времени уже появились также железные дороги обычной для нас ширины, и вагоны, ходившие по ним, вмещали больше пассажиров.
Такой вагон найти было невозможно, и потому у них не было шанса собраться вместе, в одном вагоне. Компания, обедавшая в Сиденхэме, должна была разделиться.
- Какая досада! - воскликнул джентльмен, который, казалось, был лидером в компании, - мне очень жаль. Но я полагаю, выхода нет. Ах - тут есть только один такой вагон!
Говоривший подошел и остановился напротив того места, где сидел Майнард - один, в углу вагона.
- Есть места для пятерых из нас, - продолжил он. - Нам придется занять эти места, дамы. Один из нас должен будет пойти в другой вагон.
Дамы согласились, он открыл дверь и стоял, держа ее за ручку.
Три дамы - всего их было трое - вошли в вагон первыми.
Возник вопрос, кто из джентльменов покинет своих приятных друзей - двое из мужчин были молодыми и весьма приятными.
- Я пойду, - вызвался тот, кто был самым молодым и самым скромным из трех.
Предложение было с радостью принято двумя другими - особенно тем, кто держал ручку двери.
Любезно предоставив другим войти, он был последним, кто собрался занять свое место. Однако, войдя в вагон, он словно спохватился - некая мысль заставила его изменить свое решение.
- Ах, леди! - сказал он. - Я надеюсь, что вы извините меня, если я покину вас и выкурю сигару. Я умираю без сигары.
Возможно, дамы сказали бы: "Курите здесь, рядом с нами", но был ведь еще незнакомец, с которым надо было бы обговорить это, и потому они только сказали:
- О, безусловно, сэр.
Но если бы кто-то из них внимательно понаблюдал за ним, прежде чем он ушел!
Джентльмен стремительно выскочил на перрон, как будто у него была иная причина уйти, а совсем не курение!
Дамы подумали, что это несколько странно и даже невежливо.
- Мистер Свинтон - неисправимый курильщик, - сказала самая старшая из дам, словно извиняясь за него.
С этим замечанием она обратилась к единственному джентльмену, который остался в компании дам.
- Да, я вижу, что это так, - ответил тот тоном, в котором чувствовалась ирония.
Он уже обратил внимание на одинокого пассажира, в сюртуке и кепке, тихо сидевшего в углу вагона.
Несмотря на тусклый свет, он узнал пассажира, и он был более чем уверен, что Свинтон также узнал этого человека.
Его взгляд остановился на дамах, каждая из которых была знакома с попутчиком. Все они вскоре также узнали его.
Причем узнавание не сопровождалось словами или хотя бы кивком в знак признания. Только удивление и некоторое замешательство, как поступить.
К счастью, тусклая масляная лампа не позволяла разглядеть выражение их лиц.
Некоторую неловкость испытывали Джулия Гирдвуд и ее мать.
Корнелия же менее всего заботилась о том, чтобы скрыть свои чувства. Ей нечего было скрывать.
Но Луи Лукас предпочитал темноту - это он оставался единственным джентльменом в компании с дамами.
Он занял место напротив попутчика, напротив того самого джентльмена, который когда-то стрелял в его собаку породы ньюфаундленд!
Это было малоприятное место, и он пересел, заняв место мистера Свинтона.
Он сделал это, отговорившись тем, что хотел бы сидеть поближе к миссис Гирдвуд.
Таким образом, Майнарда оставили без визави.
То, что произошло, казалось ему весьма странным. Да и как иначе? Около него, почти касаясь его плеча, сидела женщина, которую он когда-то любил, или, во всяком случае, восхищался ею.
Это была мимолётная страсть. Она прошла, и теперь сердце его было равнодушным и холодным. Было время, когда прикосновение этой изящной руки будило кровь и заставляло ее горячо пульсировать в венах. Теперь же ее прикосновение, поскольку они сидели рядом на одном диване, произвело на него не большее впечатление, чем прикосновение статуи, выдолбленной искусным долотом скульптора!
Испытывала ли она аналогичные чувства?
Ему было трудно судить об этом, да и его мало интересовало это.
Если у него и были мысли о ней, то выражали они лишь благодарность. Он вспомнил, как ему казалось, что именно она послала к нему на помощь посла со звездным флагом, и это подтвердила Бланш Вернон в той памятной беседе во время охоты на фазанов.
И потому он задавался вопросом: "Должен ли я заговорить с нею?"
Мысли вернули его назад, он вспомнил все, что произошло между ними - ее холодное прощание на утесе, где он спас ее от наводнения; ее почти презрительный отказ на балу в Ньюпорте. Но он помнил также ее последние слова, посланные ему при выходе из танцевального зала и ее прощальный взгляд с балкона, когда он уезжал из Ньюпорта!
Эти слова и взгляд, снова всплывшие в давних воспоминаниях, заставили его повторить вопрос к самому себе: "Должен ли я заговорить с нею?"
Десять раз он уже был готов заговорить, и каждый раз он не решался на это.
Времени было более чем достаточно, чтобы поговорить вволю. Хотя почтовый поезд, делая сорок миль в час, должен был добраться до Лондон-Бридж за пятнадцать минут, казалось, он никогда не доедет до станции!
Время тянулось так медленно, потому что даже единым словом не обменялись в пути капитан Майнард и ни один из его бывших знакомых!
Все они почувствовали себя свободными, когда показался перрон, давший им возможность избавиться от вынужденной компании с ним!
Джулия, возможно, была исключением. Она последняя из компании покинула вагон, в то время как Майнард, со своей стороны, все еще находился там.
Казалось, она специально задержалась, в надежде на то, что разговор все же состоится.
Слова "это бессердечно, жестоко!" уже готовы были сорваться с ее уст, но чувство гордости остановило ее, и она быстро выскочила из вагона, чтобы избежать унижения.
Майнард также был близок к тому, чтобы заговорить. И он также подавил свое желание - гордостью, но не бессердечностью!
* * * * * *
Он наблюдал за ними, как они шли по перрону. Он видел, как к ним присоединились двое джентльменов - один из них сделал это украдкой, как будто не желал, чтобы его заметили.
Он знал, что скрывающимся господином был Свинтон, и знал, почему он не желает попадаться Майнарду на глаза.
Майнарда более не волновали ни действия этого господина, ни - тем более - его компания. Единственной реакцией Майнарда были слова:
- Странно, что в каждом неприятном эпизоде в моей судьбе я встречаю эту компанию - в Ньюпорте, в Париже - и вот теперь, в Лондоне, когда мое несчастье велико как никогда!
Он продолжал размышлять над этим совпадением, пока железнодорожный носильщик без особой учтивости запихнул его самого и его чемодан в кэб.
Служащий не понял причины его витания в облаках и не сделал ему никакой скидки на это.
Захлопнутая с силой дверца напомнила Майнарду о его небрежности: он забыл дать носильщику чаевые!
ГЛАВА LXIII
"КАК ЭТО СЛАДКО, КАК СЛАДКО!"
Путешествуя в кэбе, Майнард благополучно добрался до своего дома рядом с Портмэн Сквер.
Благодаря тому, что у него был свой ключ, он вошел в дом, не побеспокоив хозяйку.
Хотя он был у себя дома, и кровать словно приглашала его задремать, уснуть он не мог. Всю ночь напролет он пролежал на ней без сна, думая о Бланш Вернон.
Встреча с Джулией Гирдвуд, которая ехала рядом с ним в железнодорожном вагоне, отвлекла его на время, но все воспоминания, связанные с ней, исчезли, как только они расстались, так и не заговорив друг с другом.
Джулия покинула вагон, и мысли Майнарда вернулись к дочери баронета, к ее прекрасному облику, с розовыми щеками и золотистыми волосами.
Непредвиденное осложнение было очень неприятно, и он сожалел, что так вышло. Но все же, размышляя, он чувствовал себя не несчастным, а лишь не полностью счастливым. И как могло быть иначе после тех нежных слов, все еще звучавших в его ушах, после того, как он получил этот листок бумаги, который он снова достал и перечитал при свете лампы?
Больно было думать, что "папа никогда не согласится на то, чтобы она снова встретилась со своим любимым". Но он не терял надежды.
Дело ведь происходило не в средневековой Англии, не в стране монастырей, где, чтобы осуществилась любовь, требуется санкция родителей. Все же власть родителей могла быть преградой, и серьёзной преградой, но Майнард не придавал этому большого значения.
Между ним и надменным баронетом возник барьер, который Майнард не в состоянии преодолеть - их разделяла пропасть социального неравенства!
Неужели нет никаких способов изменить это? Ни одного способа получить согласие на продолжение отношений с дочерью баронета?
В течение долгих часов эти вопросы мучили его; обессиленный, он заснул, так и не найдя ответа на них.
В это же время Бланш лежала на своей кровати без сна и долгие часы размышляла над теми же проблемами.
У нее были несколько другие мысли, в том числе и такие, что вызывали страх. Её страшил разговор с отцом!
Вернувшись в свою комнату, она сумела в тот день избежать неприятного разговора.
Но на следующий день, когда ей придется встретиться с отцом, - она, скорее всего, вынуждена будет дать объяснения происшедшему. Казалось, ничего нового уже нельзя было добавить к этому. Но необходимость успокоить её отца и повторение того, что уже известно, могло быть достаточно неприятным и причинить ей боль.
Кроме того, был ещё один её поступок, уже после того, что все это случилось, - тайное послание, маленькая записка, переданная Майнарду. Она сделала это наскоро, уступив инстинкту любви, которая полностью владела ей в ту минуту. Теперь, в спокойном состоянии, в тиши своей комнаты, смелость оставила её, и девочка сомневалась, правильно ли она поступила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52