- Он не обещал мне ничего по одной простой причине: я не видел его!
- Не видели его?
- Нет, и навряд ли его увижу. Трус "смылся".
- "Смылся"?
- Да! G.T.T.* - уехал в штат Техас!
______________ * Gone to Texas. (англ.)
- Черт возьми! Мистер Лукас, это не делает вам чести!
- Но вы мне поверите, когда я сообщу вам, что ваш соперник покинул Ньюпорт. Уехал вечерним пароходом.
- Вы соображаете, что говорите, мистер Лукас? - вскричал англичанин, притворно удивляясь. - Определенно, вы несете чушь.
- Ничего подобного, ручаюсь вам. Клерк сообщил мне, что ваш соперник оплатил счет за гостиницу и уехал на одном из гостиничных экипажей. Кроме того, я встретился с кучером, который отвез этого господина и который только что вернулся. Он сказал мне, что он подвез Майнарда и помог ему донести багаж до парохода. С ним был еще один человек, с виду иностранец. Можете убедиться сами, сэр, что он уехал.
- И он не оставил никакого сообщения или адреса, чтобы я смог его разыскать?
- Ничего, я ничего об этом не слышал.
- Черт побери!
А в это время тот, к которому относился этот возбужденный разговор, находился на палубе парохода, стремительно рассекал в океанскую гладь, оставляя за собой след воды и пены. Капитан Майнард стоял, держась за перила ограждения позади парохода, и пристально глядел на огни Ньюпорта, постепенно угасающие в вечерних сумерках.
Взор его был устремлен к одному из них, тому, что мерцал на самой вершине холма и который, как он знал, выходил из окна в южной оконечности Океанхауза.
Он размышлял о том фуроре, которое могло бы произвести его имя в этом улье красоты и моды, - и почти уже раскаивался в своем поспешном отъезде.
При этом его размышления не касались причины отъезда. Его сожаления носили скорее эмоциональный оттенок, поскольку так оно и было. Этим сожалениям не могло помешать даже его пылкое стремление участвовать в священной борьбе за Свободу.
Розенвельд, стоявший рядом и обративший внимание на тень, спустившуюся на лицо друга, без труда догадался о ее причине.
- Ну, Майнард, - сказал он шутливым тоном, - я надеюсь, что ты не будешь винить меня в том, что я взял тебя с собой. Я ведь вижу, что ты кое-что оставил здесь!
- Кое-что оставил здесь? - повторил Майнард в удивлении, хотя наполовину он понимал, о чем идет речь.
- Конечно, оставил! - шутливо продолжил Граф. - Разве ты где нибудь останавливался шесть дней без того, чтобы не оставить после себя возлюбленную? Это действительно так, и ты - Дон Жуан!
- Ты неправильно меня понял, Граф. Я ручаюсь тебе, что у меня не было никого...
- Ну ладно, ладно! - прервал его революционер. - Если даже у тебя там кто-то остался, сохрани это воспоминание и оставайся нашим человеком! Позволь теперь твоему благородному мечу побывать в роли твоей возлюбленной. Думай теперь о твоем роскошном будущем. В тот момент, когда твоя нога ступит на европейскую землю, ты примешь команду над целой армией студентов! Так решил комитет. Прекрасные товарищи эти немецкие студенты, ручаюсь тебе: истинные сыновья Свободы - в духе Шиллера, как ты обычно любишь повторять. Ты можешь делать с ними все что угодно, пока ведешь их на борьбу с деспотизмом. Мне жаль только, что у меня нет таких возможностей.
Слушая эти проникновенные слова, Майнард постепенно отвел свой взгляд от Ньюпорта, а мысли его перестали сосредотачиваться на Джулии Гирдвуд.
- Наверно, все это к лучшему, - рассуждал он, пристально глядя вниз на след, оставляемый пароходом на водной глади. - Даже если бы я смог ее завоевать, что весьма сомнительно, она не подошла бы мне в жены; и это совсем не то, чего я сейчас желаю. Определенно, я ее больше не увижу. Возможно, как говорится в старой пословице, - продолжил он, словно смирился с новой ситуацией, - "лучшая рыба та, что плавает в море, а не та, что поймана". Настоящий свет впереди, пока невидимый, и он сверкает так же, как и бриллианты, что мы оставили позади нас!
ГЛАВА XVII
"ТРУС!"
Пароход, на котором плыл капитан Майнард со своим другом, еще не вышел из Наррагансетского Залива и еще не обогнул мыс Джудит, как имя этого героя уже было у всех на устах и сопровождалось презрительными словами. Публичное оскорбление, которое он совершил в отношении чужестранца-англичанина, было засвидетельствовано несколькими господами и было известно всем, кто слышал об этом. Конечно, все ожидали вызова и поединка со стрельбой из пистолетов. Ничего менее серьезного после такого оскорбления не ожидали.
Поэтому известие о том, что обидчик ускользнул, было воспринято с удивлением, и этому сразу нашлось объяснение, отнюдь не лестное для Майнарда.
Многие огорчились такому известию. Не то, чтобы Майнард был человеком известным, но у него было доброе имя в обществе, которое постарались ему сделать газеты в связи с Мексиканской войной.
Таким образом, все знали о его службе в Американской армии; и поскольку скоро стало известно, что его соперник также был офицером, но в Английской армии, было естественным проявлением некоторых национальных чувств, связанных с этим делом.
- В конце концов, - говорили они, - Майнард не американец!
Имелось некоторое оправдание его предполагаемой трусости, поскольку он целый день оставался в гостинице, дожидаясь вызова от противника, и, не получив такого, уехал.
Но такое объяснение не казалось достаточным для оправдания, и Свинтон не замедлил объявить об этом. Несмотря на то, что подобное вызывало некоторое презрение к нему самому, он допустил это, учитывая, что никто не догадывался об истинной причине, связанной с письмом Розенвельда.
И поскольку никто, казалось, не знал об этом, всеобщий приговор был таков, что герой С... - как некоторые газеты объявили его в свое время покрыл свое имя позором, несовместимым с почестями, которые были ему оказаны.
Но в то же время было много тех, кто не объяснял его поспешный отъезд трусостью и кто верил или подозревал, что, возможно, была некоторая другая причина, хотя они не могли предположить, какая.
Все это было весьма странно и непонятно; и если бы он покинул Ньюпорт не вечером, а утром, в его адрес посыпались бы гораздо более крепкие эпитеты, чем те, которыми его сейчас называли. Его пребывание в гостинице до вечера могло рассматриваться как ожидание вызова в течение разумного времени, что частично защитило его от грубой брани.
Но он все же покинул поле боя с мистером Свинтоном, которого считали наполовину героем благодаря позорному бегству своего противника.
Лорд инкогнито принимал почести как должное. Он не ожидал возвращения Майнарда или встречи с ним в каком-либо другом месте в мире, чтобы вызвать его и торжествовать свою победу. Когда было высказано сомнение по этому поводу, от скромно ответил:
- Черт бы побрал этого молодчика! Он удрал от меня, когда я спал, и я теперь понятия не имею, где его искать. Это бесполезное занятие.
История эта, как и все подобные ей, быстро распространилась среди постояльцев гостиницы, и, конечно, она достигла ушей семейства Гирдвуд. Джулия была среди первых, кто узнал об отъезде Майнарда - собственно, она была удивлена, еще когда стала невольным свидетелем этого.
Госпожа же Гирдвуд была очень довольна услышать, что Майнард уехал, и ее мало интересовали причины такого поспешного отъезда. Ей было вполне достаточно того, что он более не будет ухаживать за ее дочерью.
Но мысли дочери были совершенно иные. Только теперь, когда она начала чувствовать, как ей хочется раскрыть эту тайну, оказалось, что это невозможно. Орел спустился к ней с небес - благодаря тому, как она считала, что позволяет ему любоваться ею. Но это было только на мгновение. Она отказала протянуть ему руку, и гордая птица от обиды взмыла высоко в небо, чтобы никогда не возвращаться и не быть прирученной ею!
Она слушала разговоры о трусости Майнарда, но не верила этому. Джулия знала, что у него должна была быть некоторая веская причина для такого поспешного отъезда; и она относилась к подобной клевете с презрением.
Вместе с тем она не могла сдержать некоторое чувство обиды на Майнарда, смешанное с ее собственным огорчением.
Уйти, даже не поговорив с ней - без того, чтобы дать какой-либо ответ на унизительное признание, которое она сделала ему при выходе из танцевального зала! После того, как она почти встала перед ним на колени, ни одного слова в ответ!
Совершенно ясно: она его больше не интересует!
Сгустились сумерки, когда она вышла на балкон и, наклонившись над перилами, обратила свой взор на залив. Было тихо, вокруг ни души, только уходящий вдаль пароход излучал слабое мерцание, словно блуждающие огни двигались по фиолетовой водной глади - и вскоре внезапно исчезли за зубчатыми стенами Форта.
- Он уехал! - пробормотала она, глубоко вздохнув. - Возможно, я больше не встречу его никогда. О, я должна постараться забыть его!
ГЛАВА XVIII
ДОЛОЙ ДЕСПОТОВ!
Спустя совсем немного времени после описанных событий пароход из Европы прибыл в Нью-Йорк и вскоре должен был отплыть обратно в Европу. В то время пароходы компании "Канард" отправились в Европу только один раз в две недели; в более поздний период они отплывали еженедельно.
Любой, кто пересекал Атлантику пароходом "Канард", знает, что в Нью-Йорке место их прибытия и отправления находится у берега Джерси.
В дни, когда происходила такая "сенсация", как отплытие парохода, толпа как отплытие парохода, толпа, влекомая туда самим видом этого огромного левиафана, имела обыкновение собираться у причала, где бросал якорь "Канард".
Время от времени случался иной повод для такого сборища, кроме привлекательности парохода, например, когда на борту его находились некоторые неординарные личности: принц, патриот, певец или известный гастролер. Простой народ, не делая различий между ними, удостаивал одинаковым вниманием всех их; или все события, достойные его любопытства.
Один из таких случаев был особым. Это было отплытие парохода Уэльс, одного из самых медленных, и в то же время самого комфортабельного из всех на "линии".
Сейчас он давно уже покинул ее и, если я не ошибаюсь, бороздит более спокойные воды Индийского океана.
А его капитан, храбрый и любезный Шеннон! Он также перешел на службу в другую компанию, где ему больше не досаждали опасности навигации на пароходах и штормы Атлантики.
Но его не забыли. Читая эти слова, множество сердец будет тронуто, многие истинные сердца, все еще бьющиеся в Нью-Йорке, вспомнят об огромных толпах людей на берегу Джерси, приходивших наблюдать отплытие его парохода.
Хотя действие происходило на американской земле, американцев собралось немного. Гораздо больше было людей с европейской внешностью, в основном тевтонского типа, хотя и смешанного с латинским. Радом с северным немцем, светлокожим и с огромными желтовато-коричневыми усами, стоял его смуглый кузен с Дуная; а рядом - еще более смуглый итальянец с темными блестящими глазами и пышной светло-черной шевелюрой. Еще можно было отметить большое число французов, некоторые из все еще носили блузы, привезенные с родной земли; большинство из них представляли тот храбрый контингент рабочего класса, которых еще год или два назад можно было увидеть на баррикадах Парижа.
Только изредка можно было заметить лицо американца или услышать фразу на английском - говоривший был лишь зрителем и просто случайно оказался здесь.
Основную массу участников собрания составляли совсем другие люди - те, кто прибыл сюда далеко не из праздного любопытства. Были здесь и женщины, а также - молодые девушки с волосами льняного цвета и глубокими синими глазами, как у их предка Ринеланда, и другие, с более темной кожей, но такие же симпатичные - из Коринфа.
Большинство каютных пассажиров - а, кроме них, других на "Канарде" и не было - поднялось на верхнюю палубу, как обычно происходит при отплытии парохода. Для всех из них это было лишь естественное желание взглянуть в последний раз перед отплытием на землю, которую они покидали со различными чувствами.
Вне зависимости от личных чувств каждого, радостных или печальных, они с любопытством могли наблюдать за целым морем лиц, расположившихся перед ними на причале.
Стоя группами на палубе или плотными рядами вдоль перил ограждения, они невольно спрашивали друг друга, в чем причина такого наплыва народа, а также кто те люди, которые пришли на причал.
Было очевидно для всех, что большинство в толпе были не американцы; так же как и то, что никто из них не собирался сесть на пароход. У них не было никакого багажа, хотя последний мог быть уже на борту парохода. Однако большинство из них вряд ли могли себе позволить плыть пароходами класса "Канард". Кроме того, не было никаких признаков того, что они собираются уезжать - не было объятий или рукопожатий, которые обычны для расставания друзей - перед тем, как их разделит океан. Не для того, чтоб уехать, все они находились по ту сторону Атлантики.
Они стояли плотными группами, касаясь друг друга; мужчины курили сигары, многие из них - знаменитые пенковые трубки, говорили друг с другом серьезным тоном или шутили с девушками - серьезные, но все же веселые люди.
Легко было также заметить, что и вид парохода не привлекал их внимания. Большинство из них не глядели на него, а бросали вопросительные взгляды на причал, как будто ждали чего-то, того, что должно было вот-вот появиться там.
- Кто эти люди? - таков был вопрос, который занимал пассажиров судна.
Джентльмен, который казалось, знал об этом больше других - а такой всегда найдется в компании - удовлетворил всеобщее любопытство.
- Это беженцы, - сказал он. - Французы, немцы, поляки и другие - все те, которые активно участвовали в последних революциях в Европе.
- Они собираются вернуться туда? - спросил его один из наиболее любопытных собеседников.
- Некоторые из них, я думаю, да, - ответил первый. - Но не пароходом, добавил он. - Эти бедные черти не могут себе позволить такую роскошь.
- Тогда почему они собрались здесь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52