Каталог огромен, доставка супер
Но я сказал, что это дело мое и что я предпочитаю, чтобы Отто Бауэрнштерн оставался там, где он сейчас.
– А почему вы так сказали? – спросила она уже другим тоном.
– Потому опять-таки, что я хочу поговорить с Отто у вас в доме. И хорошо бы устроить это поскорее. Скажем, завтра днем.
Она подумала, потом объявила:
– Я хочу быть при этом. Отто очень нервничает. Он вообще довольно неуравновешенный человек, а преследования и необходимость прятаться не улучшили его состояния. Давайте в четыре, хорошо?
– В четыре, – повторил я. – Дружеская чашка чая в субботний вечер. Завтра у меня будет дела по горло! Теперь надо действовать быстро… – Я обращался уже не столько к ней, сколько к самому себе. – Иначе не миновать третьего несчастного случая… Ну, спасибо, что подвезли, доктор Бауэрнштерн… Маргарет Энн, – добавил я.
Тут она удивила меня.
– Обычно меня зовут просто Маргарет, – сказала она каким-то неопределенным тоном. Я не двигался с места, хотя пора уже было уходить. В темноте я почти не видел ее лица, но знал, что она внимательно смотрит на меня. – А до этого… вы были, кажется, инженером?
– Да. Сначала в Канаде, потом в Южной Америке. Делал большое полезное дело… конечно, я был всего лишь один из многих… Там было сколько угодно света и воздуха. Это не то, что расставлять ловушки в затемненных переулках.
– Да. И вы сами тогда, наверное, были не тот, – промолвила она медленно.
– Вы правы, Маргарет. Совсем не тот. Я работал, учился, строил планы будущей жизни, так же, как вы… когда-то в Вене.
– Откуда вы знаете про Вену?
– Вы сами мне рассказывали. И я видел, как у вас просветлело лицо. Теперь не часто видишь у людей такие светлые лица.
Я ждал ответа, но она молчала. Потом я услышал какие-то тихие звуки и понял, что она плачет. Я с трудом взял себя в руки.
– Ну, быстро домой и ложитесь спать, – сказал я. – Вы совсем издергались. Спокойной ночи, Маргарет и не забудьте: завтра в четыре.
8
Прежде чем перейти к рассказу об этом последнем дне, об этой субботе, когда я, подгоняемый каким-то странным нетерпением – ничего подобного со мной не было за время моей работы в отделе, – покончил со всем делом сразу, хочу, чтобы вы в общих чертах представили себе, на каком фоне разыгрывались эти события.
Холодный и дождливый субботний день. Конец января 1942 года. Японцы подползают все ближе к Сингапуру и рвутся к Австралии, в Ливии временное затишье, Германию не бомбят из-за нелетной погоды, и всех томит беспокойство и разочарование.
Холодный и дождливый субботний день в Грэтли. На площади – что-то вроде базара, но торговля идет вяло. У лавок, а позднее у касс кинотеатров мокнут длинные очереди, и повсюду пахнет мокрой одеждой. Днем никогда не бывает по-настоящему светло, а там, не успеешь оглянуться, снова вечер и затемнение. Если представить себе войну как переход по тоннелю из одной солнечной долины в другую, то сейчас мы в самой середине тоннеля, в сыром холодном мраке, где выкуриваешь предпоследнюю сигарету и уже не веришь, что когда-то сидел с друзьями и смеялся.
Таков был фон – время, место и обстоятельства действия. А на этом фоне шли мимо терпеливые люди, беря то, что им давали, и не требуя больше (разве только мысленно), вспоминая тех, кого нет, ожидая писем, которые не приходили, готовые, если потребуется, умереть за какой-нибудь Грэтли, которому никогда до них не было дела. Их тупое бесстрастное терпение удивляло и злило меня – наверное, потому, что я не мог решить, то ли эти люди уже одной ногой в могиле, то ли они просто-напросто лучшие люди на свете. Я хотел, чтобы они стерли с лица земли Гитлера и иже с ним, а затем взорвали Грэтли и все ему подобное и запустили последними грязными кирпичами в спину убегающим тюремщикам, так долго державшим их здесь в заключении. Я говорю об этом потому, что, как мне кажется, моя злость и раздражение вкупе с ненавистью к холодному, закопченному, тонущему в слякоти городу в ту субботу отчасти решили исход дела.
Позднее утро застало меня в кабинете инспектора, куда вскоре пришел и Периго. (Я уже успел рассказать Хэмпу, кто такой Периго.) До этого я позвонил в Лондон и получил кое-какие сведения из отдела. Я так рвался в бой, что мне было предписано использовать все имеющиеся у меня полномочия и возможно скорее закончить операцию. Встревоженный инспектор, не сумевший преодолеть старую полицейскую привычку к неторопливости и основательности в расследовании, принялся выяснять, где была Шейла после «Трефовой дамы». Он заявил, что я только строю догадки, а полиции догадки ни к чему. Ей нужны неопровержимые доказательства.
– Все это мне известно, и винить вас не приходится, – сказал я ему. – Но я не собираюсь работать так, как вы, и играть по правилам. Это мы отложим до того времени, когда сгинет последний предатель, – вот тогда игра пойдет на равных.
– Я согласен с Нейлэндом, – вмешался Периго. – Утром я успел только по диагонали просмотреть газету, но этого было достаточно, чтобы понять, что наша позиция выдающихся спортсменов-любителей становится уже довольно опасной.
– Я не выдающийся спортсмен-любитель, – медленно произнес инспектор, – а рядовой профессиональный полицейский. После того, как мы с вами расстались, Нейлэнд, я спал не больше двух часов. Я пытаюсь добыть вам настоящие доказательства, потому что сейчас, если вы явитесь в суд, вас через три минуты выставят.
– Это я знаю. Но я также знаю, что в Грэтли происходит утечка важной информации, и знаю, кто ее собирает и передает. Знаю, что здесь произошло уже два убийства, обставленных как несчастные случаи, и скоро может произойти третье. И убежден, что знаю, кто убийцы. Что же, прикажете сидеть тут до рождества и собирать доказательства? Нет, надо брать их на пушку – тогда они сами во всем признаются. В автомобиле Шейлы, конечно, ничего не нашли?
– Ничего существенного, – ответил Хэмп. – Я на это и не рассчитывал. Пока ведь нет доказательств, что с нею кто-нибудь был…
– Если не считать такого пустяка, как удар по голове, – сказал я резко. – А я из этого пустяка делаю вывод, что Шейла убита. Но убийца на подозревает, что мы нашли след удара. Согласны вы действовать моим способом?
Они согласились – Периго сразу, как я и ожидал, а инспектор – после некоторого колебания.
– Тогда начнем. Который час? Без четверти одиннадцать? Периго, Диана Экстон вам доверяет, а мне пока еще не совсем. Бегите к ней, притворитесь сильно взволнованным и попросите срочно передать кое-что Джо. Ей он, конечно, поверит. Скажите, что вчера на Белтон-Смитовском заводе была попытка диверсии, видели убегавшего человека, похожего на Джо, и полиция будто бы имеет доказательства, что Джо был там. Когда? Около половины двенадцатого. Запомнили?
Периго все запомнил и повторил слово в слово. Я не стал спрашивать инспектора, что он об этом думает, и продолжал:
– Еще одно. Упомяните, как бы между прочим, что Шейла Каслсайд ночью заехала в канал, а утром ее мертвую вытащили из воды, и похоже, что она была пьяна. Диана и это тоже непременно расскажет Джо. Но будьте настойчивы. Она должна сразу же ему все передать.
После ухода Периго я вспомнил, что мне надо договориться о встрече с полковником Тарлингтоном. Я позвонил сперва ему домой, затем на завод, где и нашел его. Я сказал, что мне необходимо как можно скорее переговорить с ним о моей предстоящей работе у Чартерса и еще кое о каких делах. Он очень вежливо объяснил, что будет занят весь день и обедает сегодня не дома, но вернется часам к десяти, и если я не боюсь выходить так поздно… Я поблагодарил и сказал, что приду. Затем добавил:
– Я только что узнал, что вы в среду разговаривали со Скорсоном из министерства снабжения, и он, между прочим, рекомендовал вам меня. Хотелось бы знать, повлияло ли это на ваше решение… Да? Очень рад. Итак, в десять часов.
– Не подумайте, что я вмешиваюсь, – с тяжеловесной иронией сказал инспектор, – но все-таки, что вы такое затеваете?
– Как вы помните, в среду вечером около девяти часов, в то самое время, когда Олни убили и перевезли мертвого в другое место, полковник говорил с Лондоном по телефону. Вы мне сами об этом сообщили. На этот разговор я и ссылался.
– Так я и понял. Но правда, что мистер Такой-то замолвил за вас словечко?
– Полковник Тарлингтон только что подтвердил это, – ответил я с самым невозмутимым видом. – Скажите, инспектор, где бы мне достать немного густой черной автомобильной смазки?
– Сколько вам ее нужно и для чего?
– Столько, сколько может поместиться в почтовом конверте, – сказал я и после того, как он приказал дежурному констеблю достать мне смазки, продолжал: – А для чего – не скажу. Чем меньше вы будете знать о некоторых моих теперешних методах, тем лучше. Зато вот из этого вы, наверное, сумеете извлечь больше пользы, чем я. – Я подал ему окурок честерфилдской сигареты, поднятый в лавке Силби. – Запомните: он был найден вчера вечером во дворе Белтон-Смитовского завода, а бросил его тот самый субъект, который хотел проникнуть на завод с целью диверсии. Правда, нашел я этот окурок в другом месте, но ручаюсь, что его бросил Джо.
Инспектор не выразил восторга, но все же бережно спрятал окурок в конверт.
– Еще что? – спросил он.
– Ваш сержант Бойд сказал мне вчера, что лакей… или кто он там… полковника Тарлингтона – вы его знаете? Его фамилия Моррис – в прошлую войну был у полковника денщиком. Хорошо бы кто-нибудь просмотрел полковые списки и узнал все, что возможно, об этом Моррисе: куда он девался после демобилизации и так далее. Эти сведения мне необходимы поскорее. Да и для вас это так же важно, как для меня, – сказал я многозначительно.
– Вы думаете, тут какая-то хреновина? – спросил инспектор, с трудом выбираясь из глубокого кресла.
– Я могу только догадываться о значении этого слова. Но если моя догадка верна, то ответ будет утвердительный.
Пока я ждал, яростно и без особого удовольствия пыхтя трубкой, инспектор – он был осторожен, но не медлителен – начал энергично отдавать распоряжения. Через некоторое время я посмотрел на часы. Я боялся, как бы Джо до нашего визита не ушел в «Трефовую даму», – мне важно было разыграть подготовленную сцену именно у него в комнате. Тут меня попросили взять трубку. Это Периго звонил из квартиры Дианы.
– Она отправилась, – сказал он негромко, – а я остался. Хочу осмотреться – вдруг здесь есть что-нибудь, не предназначенное для глаз глупцов, которым она не может доверять.
Он хихикнул, и я понял, что он не теряет даром времени.
Мы доехали в полицейской машине до Палмерстон-Плэйс, где жил Джо, и не подходили к дому N_27, пока не увидели торопливо выходившую оттуда Диану Экстон. Когда она скрылась из виду, мы вошли и спросили Джо, который, видимо, слыл здесь важной персоной и занимал довольно большую неприбранную комнату на втором этаже. Он был в пестром халате не первой свежести и вообще имел далеко не такой щеголеватый и опрятный вид, как за стойкой бара. Я не заметил в нем никакого беспокойства. Он встретил нас с улыбкой на широком смуглом лице. И даже, увидев меня, не перестал улыбаться, хотя мой приход явно удивил его. В комнате было много книг. Я никак не предполагал, что Джо любитель чтения.
Возможно, инспектор и не одобрял подобного способа выполнения возложенных на полицейского обязанностей, но роль свою он с первой же минуты играл блестяще.
– Мистер Джо Болэт? – спросил он непринужденно, но весьма внушительно. – Так вот, мистер Болэт, я – полицейский инспектор Хэмп. С мистером Нейлэндом вы, кажется, знакомы. – Затем он сел и, положив шляпу на пол возле стула, важно и несколько меланхолично уставился на Джо.
– А в чем дело? – спросил Джо, которому это не понравилось. – Мне скоро на работу идти, а я еще не одет.
– Вчера вечером была совершена попытка проникнуть на территорию авиазавода, – начал инспектор медленно, отчеканивая слова. – Провода сигнализации частично были перерезаны. Сигнализация все же сработала, но слишком поздно – схватить этого человека не удалось. Однако его видели, когда он бежал к воротам, и описали нам в общих чертах.
– А я-то тут при чем? – спросил Джо.
– Это мы и хотим выяснить. Один из свидетелей утверждает, что бежавший похож на вас. Он почти готов присягнуть, что это были вы. Кроме того, мы нашли… – Инспектор достал конверт и извлек оттуда окурок. – Честерфилдская. Редкость у нас в Грэтли. Их нигде не купишь. А нам случайно известно, что вы курите такие сигареты. Да вот, кстати, я вижу пачку на столе. Если даже в городе и найдутся еще два-три человека, которые курят честерфилдские, то вряд ли они походки на вас. С другой стороны, наверное, есть люди, которых при плохом освещении можно принять за вас, но маловероятно, что они тоже курят честерфилдские сигареты. Так что, я полагаю, мы вправе задать вам несколько вопросов. Например, где вы были вчера вечером, мистер Болэт?
– Работал, как всегда, в «Трефовой даме».
– И ушли оттуда ровно в половине одиннадцатого, – сказал инспектор с видом человека, которому все известно и который никогда не слыхал о таких вещах, как блеф. – Нас интересует как раз дальнейшее. Итак…
– Я вернулся домой, – сказал Джо, все еще довольно уверенно.
– Ага. – Тут инспектор вдруг вытянул громадный указательный палец. – Но я слышал, что домой вы вернулись без четверти двенадцать, если не позже.
Блеф подействовал. Джо, вероятно, подумал, что мы уже расспросили кого-нибудь внизу, и вынужден был сознаться, что вернулся домой около двенадцати.
Инспектор уселся так прочно, как будто собирался сидеть на этом стуле не один час.
– Нас интересует именно промежуток времени между вашим уходом из «Трефовой дамы» и возвращением домой. Но будьте точны, мистер Болэт. Вы себе не представляете, какое множество людей – иногда совершенно невинных – на этом спотыкается и запутывается. Нужно говорить одну только правду. Если вы не сделали ничего дурного, правда вам повредить не может. – И он умолк в ожидании ответа.
У Джо не было выхода. Если бы его заподозрили в каком-нибудь обыкновенном преступлении, он предоставил бы полиции продолжать расследование и искать доказательства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– А почему вы так сказали? – спросила она уже другим тоном.
– Потому опять-таки, что я хочу поговорить с Отто у вас в доме. И хорошо бы устроить это поскорее. Скажем, завтра днем.
Она подумала, потом объявила:
– Я хочу быть при этом. Отто очень нервничает. Он вообще довольно неуравновешенный человек, а преследования и необходимость прятаться не улучшили его состояния. Давайте в четыре, хорошо?
– В четыре, – повторил я. – Дружеская чашка чая в субботний вечер. Завтра у меня будет дела по горло! Теперь надо действовать быстро… – Я обращался уже не столько к ней, сколько к самому себе. – Иначе не миновать третьего несчастного случая… Ну, спасибо, что подвезли, доктор Бауэрнштерн… Маргарет Энн, – добавил я.
Тут она удивила меня.
– Обычно меня зовут просто Маргарет, – сказала она каким-то неопределенным тоном. Я не двигался с места, хотя пора уже было уходить. В темноте я почти не видел ее лица, но знал, что она внимательно смотрит на меня. – А до этого… вы были, кажется, инженером?
– Да. Сначала в Канаде, потом в Южной Америке. Делал большое полезное дело… конечно, я был всего лишь один из многих… Там было сколько угодно света и воздуха. Это не то, что расставлять ловушки в затемненных переулках.
– Да. И вы сами тогда, наверное, были не тот, – промолвила она медленно.
– Вы правы, Маргарет. Совсем не тот. Я работал, учился, строил планы будущей жизни, так же, как вы… когда-то в Вене.
– Откуда вы знаете про Вену?
– Вы сами мне рассказывали. И я видел, как у вас просветлело лицо. Теперь не часто видишь у людей такие светлые лица.
Я ждал ответа, но она молчала. Потом я услышал какие-то тихие звуки и понял, что она плачет. Я с трудом взял себя в руки.
– Ну, быстро домой и ложитесь спать, – сказал я. – Вы совсем издергались. Спокойной ночи, Маргарет и не забудьте: завтра в четыре.
8
Прежде чем перейти к рассказу об этом последнем дне, об этой субботе, когда я, подгоняемый каким-то странным нетерпением – ничего подобного со мной не было за время моей работы в отделе, – покончил со всем делом сразу, хочу, чтобы вы в общих чертах представили себе, на каком фоне разыгрывались эти события.
Холодный и дождливый субботний день. Конец января 1942 года. Японцы подползают все ближе к Сингапуру и рвутся к Австралии, в Ливии временное затишье, Германию не бомбят из-за нелетной погоды, и всех томит беспокойство и разочарование.
Холодный и дождливый субботний день в Грэтли. На площади – что-то вроде базара, но торговля идет вяло. У лавок, а позднее у касс кинотеатров мокнут длинные очереди, и повсюду пахнет мокрой одеждой. Днем никогда не бывает по-настоящему светло, а там, не успеешь оглянуться, снова вечер и затемнение. Если представить себе войну как переход по тоннелю из одной солнечной долины в другую, то сейчас мы в самой середине тоннеля, в сыром холодном мраке, где выкуриваешь предпоследнюю сигарету и уже не веришь, что когда-то сидел с друзьями и смеялся.
Таков был фон – время, место и обстоятельства действия. А на этом фоне шли мимо терпеливые люди, беря то, что им давали, и не требуя больше (разве только мысленно), вспоминая тех, кого нет, ожидая писем, которые не приходили, готовые, если потребуется, умереть за какой-нибудь Грэтли, которому никогда до них не было дела. Их тупое бесстрастное терпение удивляло и злило меня – наверное, потому, что я не мог решить, то ли эти люди уже одной ногой в могиле, то ли они просто-напросто лучшие люди на свете. Я хотел, чтобы они стерли с лица земли Гитлера и иже с ним, а затем взорвали Грэтли и все ему подобное и запустили последними грязными кирпичами в спину убегающим тюремщикам, так долго державшим их здесь в заключении. Я говорю об этом потому, что, как мне кажется, моя злость и раздражение вкупе с ненавистью к холодному, закопченному, тонущему в слякоти городу в ту субботу отчасти решили исход дела.
Позднее утро застало меня в кабинете инспектора, куда вскоре пришел и Периго. (Я уже успел рассказать Хэмпу, кто такой Периго.) До этого я позвонил в Лондон и получил кое-какие сведения из отдела. Я так рвался в бой, что мне было предписано использовать все имеющиеся у меня полномочия и возможно скорее закончить операцию. Встревоженный инспектор, не сумевший преодолеть старую полицейскую привычку к неторопливости и основательности в расследовании, принялся выяснять, где была Шейла после «Трефовой дамы». Он заявил, что я только строю догадки, а полиции догадки ни к чему. Ей нужны неопровержимые доказательства.
– Все это мне известно, и винить вас не приходится, – сказал я ему. – Но я не собираюсь работать так, как вы, и играть по правилам. Это мы отложим до того времени, когда сгинет последний предатель, – вот тогда игра пойдет на равных.
– Я согласен с Нейлэндом, – вмешался Периго. – Утром я успел только по диагонали просмотреть газету, но этого было достаточно, чтобы понять, что наша позиция выдающихся спортсменов-любителей становится уже довольно опасной.
– Я не выдающийся спортсмен-любитель, – медленно произнес инспектор, – а рядовой профессиональный полицейский. После того, как мы с вами расстались, Нейлэнд, я спал не больше двух часов. Я пытаюсь добыть вам настоящие доказательства, потому что сейчас, если вы явитесь в суд, вас через три минуты выставят.
– Это я знаю. Но я также знаю, что в Грэтли происходит утечка важной информации, и знаю, кто ее собирает и передает. Знаю, что здесь произошло уже два убийства, обставленных как несчастные случаи, и скоро может произойти третье. И убежден, что знаю, кто убийцы. Что же, прикажете сидеть тут до рождества и собирать доказательства? Нет, надо брать их на пушку – тогда они сами во всем признаются. В автомобиле Шейлы, конечно, ничего не нашли?
– Ничего существенного, – ответил Хэмп. – Я на это и не рассчитывал. Пока ведь нет доказательств, что с нею кто-нибудь был…
– Если не считать такого пустяка, как удар по голове, – сказал я резко. – А я из этого пустяка делаю вывод, что Шейла убита. Но убийца на подозревает, что мы нашли след удара. Согласны вы действовать моим способом?
Они согласились – Периго сразу, как я и ожидал, а инспектор – после некоторого колебания.
– Тогда начнем. Который час? Без четверти одиннадцать? Периго, Диана Экстон вам доверяет, а мне пока еще не совсем. Бегите к ней, притворитесь сильно взволнованным и попросите срочно передать кое-что Джо. Ей он, конечно, поверит. Скажите, что вчера на Белтон-Смитовском заводе была попытка диверсии, видели убегавшего человека, похожего на Джо, и полиция будто бы имеет доказательства, что Джо был там. Когда? Около половины двенадцатого. Запомнили?
Периго все запомнил и повторил слово в слово. Я не стал спрашивать инспектора, что он об этом думает, и продолжал:
– Еще одно. Упомяните, как бы между прочим, что Шейла Каслсайд ночью заехала в канал, а утром ее мертвую вытащили из воды, и похоже, что она была пьяна. Диана и это тоже непременно расскажет Джо. Но будьте настойчивы. Она должна сразу же ему все передать.
После ухода Периго я вспомнил, что мне надо договориться о встрече с полковником Тарлингтоном. Я позвонил сперва ему домой, затем на завод, где и нашел его. Я сказал, что мне необходимо как можно скорее переговорить с ним о моей предстоящей работе у Чартерса и еще кое о каких делах. Он очень вежливо объяснил, что будет занят весь день и обедает сегодня не дома, но вернется часам к десяти, и если я не боюсь выходить так поздно… Я поблагодарил и сказал, что приду. Затем добавил:
– Я только что узнал, что вы в среду разговаривали со Скорсоном из министерства снабжения, и он, между прочим, рекомендовал вам меня. Хотелось бы знать, повлияло ли это на ваше решение… Да? Очень рад. Итак, в десять часов.
– Не подумайте, что я вмешиваюсь, – с тяжеловесной иронией сказал инспектор, – но все-таки, что вы такое затеваете?
– Как вы помните, в среду вечером около девяти часов, в то самое время, когда Олни убили и перевезли мертвого в другое место, полковник говорил с Лондоном по телефону. Вы мне сами об этом сообщили. На этот разговор я и ссылался.
– Так я и понял. Но правда, что мистер Такой-то замолвил за вас словечко?
– Полковник Тарлингтон только что подтвердил это, – ответил я с самым невозмутимым видом. – Скажите, инспектор, где бы мне достать немного густой черной автомобильной смазки?
– Сколько вам ее нужно и для чего?
– Столько, сколько может поместиться в почтовом конверте, – сказал я и после того, как он приказал дежурному констеблю достать мне смазки, продолжал: – А для чего – не скажу. Чем меньше вы будете знать о некоторых моих теперешних методах, тем лучше. Зато вот из этого вы, наверное, сумеете извлечь больше пользы, чем я. – Я подал ему окурок честерфилдской сигареты, поднятый в лавке Силби. – Запомните: он был найден вчера вечером во дворе Белтон-Смитовского завода, а бросил его тот самый субъект, который хотел проникнуть на завод с целью диверсии. Правда, нашел я этот окурок в другом месте, но ручаюсь, что его бросил Джо.
Инспектор не выразил восторга, но все же бережно спрятал окурок в конверт.
– Еще что? – спросил он.
– Ваш сержант Бойд сказал мне вчера, что лакей… или кто он там… полковника Тарлингтона – вы его знаете? Его фамилия Моррис – в прошлую войну был у полковника денщиком. Хорошо бы кто-нибудь просмотрел полковые списки и узнал все, что возможно, об этом Моррисе: куда он девался после демобилизации и так далее. Эти сведения мне необходимы поскорее. Да и для вас это так же важно, как для меня, – сказал я многозначительно.
– Вы думаете, тут какая-то хреновина? – спросил инспектор, с трудом выбираясь из глубокого кресла.
– Я могу только догадываться о значении этого слова. Но если моя догадка верна, то ответ будет утвердительный.
Пока я ждал, яростно и без особого удовольствия пыхтя трубкой, инспектор – он был осторожен, но не медлителен – начал энергично отдавать распоряжения. Через некоторое время я посмотрел на часы. Я боялся, как бы Джо до нашего визита не ушел в «Трефовую даму», – мне важно было разыграть подготовленную сцену именно у него в комнате. Тут меня попросили взять трубку. Это Периго звонил из квартиры Дианы.
– Она отправилась, – сказал он негромко, – а я остался. Хочу осмотреться – вдруг здесь есть что-нибудь, не предназначенное для глаз глупцов, которым она не может доверять.
Он хихикнул, и я понял, что он не теряет даром времени.
Мы доехали в полицейской машине до Палмерстон-Плэйс, где жил Джо, и не подходили к дому N_27, пока не увидели торопливо выходившую оттуда Диану Экстон. Когда она скрылась из виду, мы вошли и спросили Джо, который, видимо, слыл здесь важной персоной и занимал довольно большую неприбранную комнату на втором этаже. Он был в пестром халате не первой свежести и вообще имел далеко не такой щеголеватый и опрятный вид, как за стойкой бара. Я не заметил в нем никакого беспокойства. Он встретил нас с улыбкой на широком смуглом лице. И даже, увидев меня, не перестал улыбаться, хотя мой приход явно удивил его. В комнате было много книг. Я никак не предполагал, что Джо любитель чтения.
Возможно, инспектор и не одобрял подобного способа выполнения возложенных на полицейского обязанностей, но роль свою он с первой же минуты играл блестяще.
– Мистер Джо Болэт? – спросил он непринужденно, но весьма внушительно. – Так вот, мистер Болэт, я – полицейский инспектор Хэмп. С мистером Нейлэндом вы, кажется, знакомы. – Затем он сел и, положив шляпу на пол возле стула, важно и несколько меланхолично уставился на Джо.
– А в чем дело? – спросил Джо, которому это не понравилось. – Мне скоро на работу идти, а я еще не одет.
– Вчера вечером была совершена попытка проникнуть на территорию авиазавода, – начал инспектор медленно, отчеканивая слова. – Провода сигнализации частично были перерезаны. Сигнализация все же сработала, но слишком поздно – схватить этого человека не удалось. Однако его видели, когда он бежал к воротам, и описали нам в общих чертах.
– А я-то тут при чем? – спросил Джо.
– Это мы и хотим выяснить. Один из свидетелей утверждает, что бежавший похож на вас. Он почти готов присягнуть, что это были вы. Кроме того, мы нашли… – Инспектор достал конверт и извлек оттуда окурок. – Честерфилдская. Редкость у нас в Грэтли. Их нигде не купишь. А нам случайно известно, что вы курите такие сигареты. Да вот, кстати, я вижу пачку на столе. Если даже в городе и найдутся еще два-три человека, которые курят честерфилдские, то вряд ли они походки на вас. С другой стороны, наверное, есть люди, которых при плохом освещении можно принять за вас, но маловероятно, что они тоже курят честерфилдские сигареты. Так что, я полагаю, мы вправе задать вам несколько вопросов. Например, где вы были вчера вечером, мистер Болэт?
– Работал, как всегда, в «Трефовой даме».
– И ушли оттуда ровно в половине одиннадцатого, – сказал инспектор с видом человека, которому все известно и который никогда не слыхал о таких вещах, как блеф. – Нас интересует как раз дальнейшее. Итак…
– Я вернулся домой, – сказал Джо, все еще довольно уверенно.
– Ага. – Тут инспектор вдруг вытянул громадный указательный палец. – Но я слышал, что домой вы вернулись без четверти двенадцать, если не позже.
Блеф подействовал. Джо, вероятно, подумал, что мы уже расспросили кого-нибудь внизу, и вынужден был сознаться, что вернулся домой около двенадцати.
Инспектор уселся так прочно, как будто собирался сидеть на этом стуле не один час.
– Нас интересует именно промежуток времени между вашим уходом из «Трефовой дамы» и возвращением домой. Но будьте точны, мистер Болэт. Вы себе не представляете, какое множество людей – иногда совершенно невинных – на этом спотыкается и запутывается. Нужно говорить одну только правду. Если вы не сделали ничего дурного, правда вам повредить не может. – И он умолк в ожидании ответа.
У Джо не было выхода. Если бы его заподозрили в каком-нибудь обыкновенном преступлении, он предоставил бы полиции продолжать расследование и искать доказательства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28