о чем был готов сообщить вам при первой возможности. Он ходил в тренажерный зал, катался на роликах и – правда, никому не рассказывал об этом – считал себя похожим на Киану Ривза. Киану Ривз (р. 1964) – американский киноактер.

Его компания называлась «Рекер Интернэшнл»; стартовый капитал (Аманда сказала Уолли по секрету) составлял 3 миллиона, которые дал ему отец.Собеседование с Уолли состояло главным образом из разглагольствований Рекера о том, какой это грандиозный проект – «Рекер Интернэшнл». Все это было как-то связано с инвестициями, но Уолли, честно говоря, ничего не понял, поскольку Рекер через фразу вставлял слово «парадигма». Уолли потом нашел «парадигму» в словаре, но ему это не помогло.Само собеседование при собеседовании оказалось кратким.– Итак, – сказал Рекер, – Мэнди говорит, что ты гитарист.– Ага, – ответил Уолли и подумал; Мэнди? – Говорит, ты играешь в группе.– Ага.– И что за музыку ты играешь? – спросил Рекер.– В основном чужую, – сказал Уолли, – но мы пытаемся…– Я когда-то валял дурака с гитарой, – перебил Рекер.– Угу. – Иногда Уолли казалось, что все, кого он знал, когда-то валяли дурака с гитарой.– Сказать по правде, неплохо получалось. – Рекер ударил по струнам воображаемой гитары, из чего Уолли сразу понял, что получалось плохо. – Я был бы рад продолжать, но у меня бизнес. Мало времени для веселья, увы. Кто-то должен вести себя как взрослый. Ага, на папочкины деньги, подумал Уолли.– У тебя есть какой-нибудь деловой опыт, Уолли? – поинтересовался Рекер.– Ну, – сказал Уолли, – я отвечаю за ангажементы группы.В ответ на это Рекер громко рассмеялся – здоровым смехом выпускника Уортона.– Это не совсем тот опыт, который мне нужен, – сказал он, все еще посмеиваясь: ангажементы группы! – Но попробую с тобой рискнуть. – Он наклонился вперед и сложил руки, совместив кончики пальцев: двадцатишестилетний роллер, разговаривающий с Уолли так, будто он его отец. – Мэнди говорит, что ты быстро обучаемый и инициативный человек. Это так, Уолли? Ты можешь назвать себя инициативным человеком?– Да, Том, могу, – ответил Уолли. Аманда прекрасно знала, что он редко инициировал что-либо, включая завтрак, раньше часа дня.– Добро пожаловать в команду «Рекер Интернэшнл». – И Рекер через свой новый стол потянулся к Уолли с мужским рукопожатием.– Спасибо.– Слушай, – сказал Рекер, все еще тряся и, пожалуй, слишком сильно сжимая руку Уолли, – может, принесешь гитару и развлечешь нас на рождественской вечеринке, ха-ха.– Ха-ха, – сказал Уолли. Козел. Так Уолли ушел из группы и вступил в ряды «Рекер Интернэшнл». Его должность называлась «помощник системного администратора». В его обязанности входило распаковывать компьютеры, а потом помогать системному администратору, который пытался – с переменным успехом – подключать их к сети. Насколько Уолли понял, работали компьютеры или нет, было неважно, поскольку остальные члены команды «Рекер Интернэшнл» имели смутное представление о том, зачем они вообще нужны. Хождения из комнаты в комнату, долгие совещания, посвященные дизайну веб-сайта, и бесконечные разговоры о биржевых опционах. Он ни разу не видел, чтобы кто-то делал что-то, напоминающее реальную работу.Не считая Аманды. Она все время работала, часто до позднего вечера, иногда и до очень позднего. Он спрашивал ее, почему, а она отвечала, что много разных дел, он спрашивал, что за дела, а она говорила, что слишком устала разговаривать о финансовых деталях сложного бизнеса. Он говорил, ему кажется, что Рекер ее использует, и тогда она бесилась и отвечала, что хочет быть частью этого, что это серьезно, что это прогремит, и что Уолди должен быть благодарен за то, что ему посчастливилось работать в компании, управляемой Томми, ибо тот обладает даром предвидения. А Уолли думал: Томми? Однажды вечером Уолли, устав от одиночества, пошел в бар, где играли его бывшие товарищи по группе. Уолли с удовольствием заметил, что гитарист, пришедший вместо него, был так себе.В перерывах бывшие товарищи подсаживались к нему за столик и говорили ему в глаза, что он продался корпорации. А он говорил им в глаза, что они скурившиеся неудачники, играющие по барам. После двух перерывов и нескольких кружек пива он рассказал им про Аманду. Они выслушали его с сочувствием – это были старые, закадычные друзья Уолли – и заявили, что новый начальник Аманды определенно ее имеет. Уолли решил, что они его специально достают. Тем не менее, выйдя из бара, он поехал в офис «Рекер Интернэшнл».Он проник внутрь с помощью электронного пропуска и тихо закрыл дверь. В вестибюле и в общем зале было темно. Дверь кабинета Рекера была закрыта; в щели под ней был виден свет. Уолли услышал разговор, потом некоторое время тишина, потом снова разговор. Он решил, что разговор – это хороший знак. Подумал уйти, но вместо этого зашел в кабинку в углу и присел. Он пробыл там почти час, ни о чем не думая, в состоянии чистого ожидания.В конце концов дверь кабинета открылась. Аманда вышла с сумочкой в руках. За ней Рекер. Оба полностью одетые. У Рекера в руках какие-то бумаги. Они работали. – Спасибо за сегодняшний вечер, – сказал Рекер. – Увидимся завтра;– Хорошо, – ответила Аманда.– Боюсь, это еще одна долгая история, – сказал Рекер. – Надо будет разобраться с этими дурацкими брокерскими штучками.– Я буду на месте, – сказала Аманда и повернулась к вестибюлю. Она работала допоздна над этой финансовой фигней, как и говорила, ревнивый ты дурак. Ничтожный предатель. Ты ее не заслуживаешь. Уолли вжался в стул, молясь, чтобы они его не заметили – в углу, в темноте. Аманда сделала несколько шагов.– Эй, Мэнди, – сказал Рекер.Она остановилась. Сердце Уолли – тоже.– Иди сюда, – сказал Рекер.Она обернулась и подошла к нему, и через секунду они уже слились – рот ко рту, и Уолли понимал, что уже не в первый раз. Рекер потянулся, задрал юбку Аманды выше бедер, и она застонала. Уолли тоже застонал, но они его не слышали, сползая на пол и исступленно тиская друг друга. Они не видели, как Уолли встал, сделал шаг в их сторону, потом повернулся и покинул офис – в слезах, пытаясь осознать, что у него нет невесты, нет работы и нет крыши над головой.Через несколько часов он со всем своим небольшим скарбом, сваленным в «сентру», появился в материнском доме – том доме, где он вырос. Было еще темно, но мать уже встала.– Ма, – сказал он, – я поживу у тебя немного.Мама секунду смотрела на него.– Я испеку тебе вафель, – сказала она.
Арнольд Пуллман, восьмидесяти трех лет, смотрел в большое окно столовой Центра Изящных Искусств и Отдыха Престарелых, который сам Арнольд предпочитал называть Центром Пердящих Занудств и Подыха Маразматиков.– На мой взгляд, все не так плохо, – заметил он. – Похоже на дождик.– Арни, – сказал Фил Хоффман, восьмидесяти одного года, – ты ослеп? Это же чертов ураган.Фил был лучшим – и на самом деле единственным – другом Арни в доме престарелых. Они познакомились, когда их посадили вместе за один столик на четверых в здешней столовой. Два других места занимали некто Гарольд Таттер, семидесяти семи лет, который ничего не мог удержать в голове дольше пятнадцати секунд, и очень злобная женщина, известная Филу и Арни исключительно под именем Старая Крыса, которая была уверена, что каждый пытается стащить ее еду.– Это не ураган, – сказал Арни. – Это тропический шторм Гектор. Разве что-то плохое может носить имя Гектор?– Не нравится мне, какие имена им теперь дают, – сказал Фил. – Мне больше нравилось, когда это были сплошь девицы. Донна – вот было хорошее имя для урагана. 1960-й.– Бог мой, 1960-й, – сказал Арни. И на минуту они задумались о 1960-м, когда оба они были молодыми самцами в самом расцвете сил, и не нужно было сидеть час в сортире, чтобы просраться.Пока они молчали, Гарольд Таттер поднял взгляд от тарелки с овсянкой, повернулся к Филу и протянул руку.– Я Гарольд Таттер, – сказал он.– Рад знакомству, Гарольд, – ответил Фил, пожимая ему руку. – Я Горбун Собора Парижской Богоматери.– Очень приятно, мистер Богоматери, – сказал Таттер, возвращаясь к овсянке.– Просто дождик, вот и все. – Арни снова посмотрел в окно.– Если думаешь, что судно поплывет в такую погоду, – сказал Фил, – ты спятил. – Он потянулся к коробке с пакетиками сахарозаменителя, лежавшей в центре стола. Увидев, что рука движется в ее сторону, Старая Крыса зашипела и накрыла свою миску обеими руками.– Мне не нужна ваша еда, – сказал ей Фил. – Чернослив, боже мой. Я бы уж лучше носки съел.Старая Крыса придвинула чернослив поближе к себе, приготовившись к битве.– Его теперь называют сушеными сливами, – сказал Арни.– Что? – удивился Фил.– Чернослив, – сказал Арни. – Я видел статью. Называют его теперь сушеными сливами.– Почему? – спросил Фил.– Вопрос имиджа, – сказал Арни. – Чернослив сегодня никто не хочет. Так что его теперь называют сушеными сливами.– Не имеют права, – сказал Фил. – Чернослив это… чернослив. – Я Гарольд Таттер, – сообщил Таттер, протягивая руку Филу.– Господи, – сказал Фил.– Очень рад, – сказал Таттер, возвращаясь к овсянке.– Но ты знаешь, откуда он берется? – спросил Арни.– Что?– Чернослив.Фил задумался.– С черносливовых деревьев, – предположил он.– Не-а, – сказал Арни. – Из слив. Не бывает черно-сливовых деревьев.– Ты уверен? – сказал Фил. – Я точно помню, что где-то видел деревья, которые были черносливовые деревья.– Да ну. Где?Фил снова задумался.– В «Нэшнл Джиогрэфик», – сказал он.– Гарольд Таттер, – сообщил Таттер, протягивая руку Филу.– Рад за вас, – сказал Фил. – Позвольте представить мою подругу, Злую Ведьму Запада. – Он показал на Старую Крысу.– Очень приятно, миссис Запада, – сказал Таттер. Он протянул руку Старой Крысе, та шарахнулась и дернула миску на себя, опрокинув чернослив на колени. Таттер вернулся к овсянке.– Я когда-то получал «Нэшнл Джиогрэфик», – сказал Арни. – Мардж всегда говорила, что мне там интересны одни сиськи. – Мардж была женой Арни пятьдесят три года. Она умерла, когда Арни исполнилось семьдесят девять, и через четыре месяца дети сдали его в Центр Пердящих Занудств и Подыха Маразматиков.– Помню-помню, – сказал Фил. – Там всегда публиковали статью про какое-нибудь первобытное племя – народ убонги с Амазонки или что-то в этом роде – с фотографиями, на которых женщины убонги с болтающимися титьками теребят какой-нибудь корень.– Ну да. Мардж всегда утверждала, что это я теребил свой корень.Фил и Арни разразились тем самым старческим смехом, который на 60 процентов состоит из смеха, а на 40 – из кашля. Это вызвало оживление в столовой, где обычно тишину нарушал только звон столовых приборов, да изредка раздававшийся – браап – сухой старческий пердеж. К их столику повернулись головы. Помощник дневного администратора Центра Искусств Декстер Харпвелл, аккуратный человек, который правил аккуратным кораблем, поспешил к ним.– Вас что-то беспокоит? – спросил он.– Ничего не беспокоит, офицер, – ответил Арни.– Что здесь произошло? – спросил Харпвелл, увидев осыпанные черносливом колени Старой Крысы. Он схватил салфетку и наклонился, чтобы их вытереть. – Вот, давайте-ка почИИИИ!..Старая Крыса впилась зубами в плоть Харпвелла, но он выдернул руку из ее рта. За рукой последовали зубы Старой Крысы, которые перелетели через стол и приземлились в овсянку Таттера. Тот быстро оглядел их, вынул из миски, положил рядом и продолжил трапезу.– Осторожно, – сказал Фил Харпвеллу. – Она кусается.Харпвелл, обхватив руку, уставился на Фила и Арни.– Позвольте напомнить вам, джентльмены, – сказал он, – что беспокоить других проживающих – это нарушение Правил Поведения.– Мы ее не трогали, – сказал Фил.– Она и так тронутая, – добавил Арни.Харпвелл отвернулся и поискал глазами санитара, дежурившего в столовой.– Нестор! – позвал он. – Иди-ка сюда и приведи ее в порядок.Санитар, огромный ямаец, подошел к Старой Крысе.– Дорогуша, – сказал он, – ты запачкала свое милое платьице. – Он осторожно начал приводить ее в порядок. Старая Крыса не сопротивлялась.Харпвелл снова повернулся к Арни и Филу.– Чтобы я здесь больше не видел подобных безобразий, – заявил он. – В противном случае придется применить дисциплинарные меры.– Ну и ну, – сказал Арни, – внесете это в наше личное дело?– Вы же не запретите нам ходить на прогулку? – спросил Фил.– Я Гарольд Таттер, – сообщил Таттер, протянув руку Харпвеллу. Харпвелл, не обращая на него внимания, бросил последний взгляд на Арни и Фила и аккуратным шагом удалился.– Очень рад, – сказал Таттер и вернулся к овсянке.– Кое-кому пригодился бы чернослив, – сказал Фил.– Сушеные сливы, – поправил Арни. – Эй, Нестор.Санитар оторвался от Старый Крысы и посмотрел на него.– Мы собираемся сегодня вечером воспользоваться услугами твоего такси, – сообщил Арни.– Сегодня? – сказал Нестор. – Собираетесь в море в такую погоду?– Именно так, – сказал Фил.– Небольшой дождик, и только, – добавил Арни.– Парень, готов поспорить, судно в такую погоду никуда не поплывет, – сказал Нестор.– Но если поплывет, – сказал Арни, – ты нас отвезешь, хорошо?У Арни и Фила был договор с Нестором: если они хотели отправиться на ночную морскую прогулку, он их отвозил. А после возвращения судна забирал обоих, привозил обратно в Центр Искусств и тайком проводил через служебную дверь. За эту услугу Арни и Фил отдавали Нестору все таблетки, которые им вручал во время еды таблеточник, ходивший от стола к столу и раздававший лекарства в огромных количествах. В обычный день таблеточник выдавал Арни 17 таблеток, а Филу – 23. Оба не понимали, какой от пилюль прок. Однажды они решили просто перестать их принимать и не только не умерли, а почувствовали себя гораздо лучше и более вменяемыми, чем раньше. С тех пор они совали таблетки Нестору в обмен на разные услуги, главной из которых была доставка их на судно. Нестор продавал таблетки на вечеринках в своем квартале, за что получил прозвище Доктор. Он копил на «лексус».– Хорошо, – сказал Нестор, – если судно выйдет в море, я вас отвезу.– Только не меня, – заявил Фил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30