https://wodolei.ru/catalog/installation/
!. Этот остров – опасная трясина, прикинувшаяся зеленой лужайкой.
Вероника была очень мила. Встречаясь со Стенсилом, она посвящала ему все свое время. Они ни о чем заранее не договаривались, ни с чем нс шептались, не обменивались впопыхах записками – просто вновь и вновь входили в свое оранжерейное время, словно оно отмерялось бесценными старинными часами, которые можно было занести и установить на любой час, как заблагорассудится. Ибо в конце концов они достигли отчуждения от времени, сродни отчуждению Мальты от всеобщей истории, в которой причина предшествует следствию.
Карла пришла снова, на этот раз рыдая в открытую; теперь она не дерзила, а умоляла.
– Священника больше нет. К кому мне теперь идти? Мы с мужем стали чужими. У него есть другая женщина?
Его подмывало сказать ей. Но он удержался, уловив тонкую иронию в ситуации. Поймав себя на мысли, что было бы кстати, если бы между его прежней «возлюбленной» и судостроителем действительно существовала внебрачная связь: тогда замкнулся бы круг событий, начавшихся в Англии восемнадцать лет назад, об отправной точке которых он изо всех сил старался не думать все эти годы.
Герберту сейчас почти восемнадцать. И он, вероятно, на чем свет стоит проклинает байки про эти славные древние острова. Что он подумает о своем отце…
Своем отце. Ха.
– Синьора, – заторопился он. – Я вел себя как эгоист. Все, что смогу. Обещаю.
– Нам… Мне и ребенку… Зачем нам жить дальше? А любому из нас зачем? Он, пожалуй, вернет ей мужа.
С ним или без него июньская Ассамблея станет тем, чем должна стать: кровавой баней или спокойными переговорами – с большей точностью никто не возьмется предсказать или направить развитие событий. Больше нет государей. Отныне политика, отданная на откуп дилетантам, будет становиться все более и более демократичной. Болезнь будет прогрессировать. Впрочем, Стенсилу на это уже почти наплевать.
На следующий вечер у него состоялся разговор с Демивольтом.
– Слушай, последнее время от тебя мало толку. А я не могу один за всем уследить.
– Мы потеряли связных. Мы потеряли даже больше…
– Черт побери, Сидней, что еще не так?
– Здоровье, – солгал Стенсил.
– О Господи.
– Я слышал о студенческих волнениях. Прошел слух, что университет закроют. А тут еще закон 1915 года о присвоении степеней, и в первую очередь он затронет нынешних выпускников.
Демивольт воспринял его слова так, как на то и рассчитывал Стенсил. Как желание помочь, несмотря на болезнь.
– Я сам этим займусь, – пробормотал Демивольт. Он уже знал о тревожной ситуации в университете.
Четвертого июня исполняющий обязанности комиссара полиции приказал направить в город дополнительный отряд Мальтийского сводного батальона численностью 25 человек. В тот же день студенты университета начали забастовку и устроили шествие по Страда Реале, по дороге забрасывая тухлыми яйцами антимиццистов, круша столы и стулья уличных кафе, оставляя после себя ряды заляпанных автомобилей, отчего улица сразу приобрела праздничный вид.
– Нам за такие дела не поздоровится, – объявил Демивольт в тот же вечер. – Я иду во Дворец. – Вскоре после этого Годольфин заехал за Стенсилом на «бенце».
Гостиная на вилле была освещена необычайно ярко, хотя там находились всего два человека: она и Мейстраль. Прочие визитеры, несомненно, уже успели здесь побывать: среди статуй и старинной мебели кое-где можно было заметить окурки и чайные чашки.
Стенсил улыбнулся смущенному Мейстралю.
– Мы старые друзья, – мягко сказал он. Откуда-то – из самых глубин – наружу вырвались остатки двуличности и virtu. Стенсил заставил себя включиться в реальность настоящего, возможно осознавая, что делает это в последний раз. И, положив руку на плечо докера, произнес: – Пойдемте. Мне надо дать вам кое-какие инструкции. Наедине. – Он подмигнул женщине. – Видите ли, номинально мы остаемся противниками. Таковы Правила.
За дверью он согнал с лица улыбку.
– Два слова, Мейстраль, не перебивайте. Вы свободны. Мы в ваших услугах больше не нуждаемся. Вашей жене скоро рожать, возвращайтесь к ней.
– Зато синьоре, – Мейстраль дернул головой в сторону гостиной, – я по-прежнему нужен. А жене останется ребенок.
– Это приказ; причем он исходит от нас обоих. Могу добавить следующее: если вы не вернетесь к жене, она убьет и себя, и ребенка.
– Это великий грех.
– Но она на него пойдет. Мейстраль все еще колебался.
– Ладно, но если я снова увижу вас рядом с моей подругой… – Слово попало в цель: губы Мейстраля на секунду скривились в ухмылке. – Я назову ваше имя вашим же друзьям-рабочим. Представляете, что они с вами сделают, Мейстраль? Конечно, представляете. Я даже не погнушаюсь нанять Banditti, если вы предпочитаете умереть более живописным образом. – Мейстраль на мгновение застыл, выпучив немигающие глаза. Стенсил еще несколько секунд подождал, пока магическое заклинание «Banditti» довершит свое действие, и затем сверкнул своей лучшей – и на сей раз последней – дипломатической улыбкой. – Идите. Позаботьтесь о жене и маленьком Мейстрале. Не лезьте в кровавую баню. Сидите дома.
Мейстраль пожал плечами, повернулся и пошел прочь. Даже не оглянулся, а в его тяжелой поступи уже не было прежней уверенности.
Стенсил вознес короткую молитву: пусть с годами у него поубавится уверенности.
Когда он вернулся в гостиную, Вероника улыбнулась:
– Все уладили?
Стенсил обессиленно рухнул на стул в стиле Людовика XV, на спинке которого два серафима кого-то оплакивали на темно-зеленой лужайке бархатной обивки.
– Да.
Шестого июня напряжение продолжало нарастать. Подразделения полиции и воинские части были приведены в состояние повышенной готовности. Торговцам снова неофициально было рекомендовано закрыть магазины.
Седьмою июня в 3:30 пополудни на Страда Реале начали собираться толпы народа. В течение следующих полутора дней бунтовщики завладели улицами Валлетты. Они напали не только на «Кроникл» (как обещали), но также на Юнион Клаб, Лицей, Дворец, на дома депутатов-антимиццистов, разгромили оставшиеся открытыми кафе и магазины. Десантные отряды с «Эгмонта», армейские подразделения и полиция объединили усилия для наведения порядка. Несколько раз они занимали оборону, пару раз открывали огонь. Выстрелами убило трех мирных жителей; семерых ранило. Значительно больше людей было покалечено во время массовых беспорядков. Восставшие подожгли несколько зданий. Два грузовика королевских ВВС с пулеметами отразили нападение на мельников в Хамруне.
От этого незначительного завихрения в мирном курсе мальтийского правительства остался единственный отчет следственной комиссии. Июньская Заварушка (как стали ее называть) закончилась так же внезапно, как и началась. Ничего толком сделано не было. И в 1956 году важнейший вопрос о самоуправлении по-прежнему оставался открытым. К этому времени Мальта продвинулась лишь к двоевластию, а в феврале еще больше сблизилась с Англией, когда избиратели с перевесом три к одному проголосовали за делегирование мальтийских парламентариев в британскую Палату общин.
Ранним утром 10 июня 1919 года шебека Мехмета отплыла от причала Ласкарис. На корме сидел Сидней Стенсил, похожий на какой-то старинный навигационный прибор. Никто нс пришел его проводить. Вероника Манганезе удерживала его до тех пор, пока ей это было нужно. Глаза Стенсила неотрывно смотрели за корму.
Однако, когда шебека проходила мимо форта Святого Эльма, к причалу подъехал сияющий «бенц», из него вышел черноливрейный шофер с изувеченным лицом и, встав на краю пирса, стал смотреть вслед уходящему судну. Спустя какое-то время он помахал рукой – в движении его запястья было нечто сентиментально-женственное. Он крикнул что-то по-английски, но никто из стоявших на пирсе не понял ни слова. Человек плакал.
Проведите линию от Мальты до Лампедузы. Это будет радиус. Где-то в пределах очерченного таким образом круга вечером десятого числа пронесся водяной смерч, бушевавший не более пятнадцати минут. Но этого ему вполне хватило, чтобы закрутить и поднять футов на пятьдесят скрипящую шебеку – обнаженное горло Астарты взметнулось в безоблачное небо, – а затем швырнуть ее обратно в Средиземное море, поверхность которого вскоре обрела прежний вид – белые барашки волн, островки бурых водорослей, мириады искрящихся точек, вобравших весь спектр лучей безжалостного солнца, – и навеки сокрыла все то, что исчезло в пучине морской на исходе тихого июньского дня.
Комментарии
Даже среди писателей-постмодернистов Пинчон выделяется богатством интертекстуальных связей. Фактически каждое упомянутое в тексте имя может быть откомментировано: за именами героев стоят мифологические, фольклорные, религиозные, музыкальные и литературные отсылки, а упомянутые в тексте исторические фигуры могут оказаться связаны друг с другом самым неожиданным для читателя образом. Помимо этого, весь роман пронизан разветвленной сетью мотивов, иногда незаметных на первый взгляд, но образующих подоснову всего повествования. Потому подробный комментарий к «V.» должен был бы представлять собой том, сопоставимый по объему с самим романом. Разумеется, рамки данного издания не позволяют выполнить подобную работу. По этой причине авторы настоящих комментариев решили ограничиться прояснением многочисленных реалий, без знания которых временами трудно понять и без того герметичный текст романа. В большинстве случаев не комментируются имена вымышленных лиц и переклички с другими текстами самого Пинчона.
Сергей Кузнецов, как один из авторов комментариев, хотел бы выразить особую благодарность Максиму Чайко, в течение многих лет поддерживавшего его в работе над изучением творчества Пинчона, а также John М. Craft, Tim Ware, Derec С. Maus и многим другим подписчикам «пинчоновского листа» (pynchon-l@waste.org), без которых эта работа никогда не могла бы быть проделана .
Н. Махлаюк, С. Слободянюк, С. Кузнецов
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Вероника была очень мила. Встречаясь со Стенсилом, она посвящала ему все свое время. Они ни о чем заранее не договаривались, ни с чем нс шептались, не обменивались впопыхах записками – просто вновь и вновь входили в свое оранжерейное время, словно оно отмерялось бесценными старинными часами, которые можно было занести и установить на любой час, как заблагорассудится. Ибо в конце концов они достигли отчуждения от времени, сродни отчуждению Мальты от всеобщей истории, в которой причина предшествует следствию.
Карла пришла снова, на этот раз рыдая в открытую; теперь она не дерзила, а умоляла.
– Священника больше нет. К кому мне теперь идти? Мы с мужем стали чужими. У него есть другая женщина?
Его подмывало сказать ей. Но он удержался, уловив тонкую иронию в ситуации. Поймав себя на мысли, что было бы кстати, если бы между его прежней «возлюбленной» и судостроителем действительно существовала внебрачная связь: тогда замкнулся бы круг событий, начавшихся в Англии восемнадцать лет назад, об отправной точке которых он изо всех сил старался не думать все эти годы.
Герберту сейчас почти восемнадцать. И он, вероятно, на чем свет стоит проклинает байки про эти славные древние острова. Что он подумает о своем отце…
Своем отце. Ха.
– Синьора, – заторопился он. – Я вел себя как эгоист. Все, что смогу. Обещаю.
– Нам… Мне и ребенку… Зачем нам жить дальше? А любому из нас зачем? Он, пожалуй, вернет ей мужа.
С ним или без него июньская Ассамблея станет тем, чем должна стать: кровавой баней или спокойными переговорами – с большей точностью никто не возьмется предсказать или направить развитие событий. Больше нет государей. Отныне политика, отданная на откуп дилетантам, будет становиться все более и более демократичной. Болезнь будет прогрессировать. Впрочем, Стенсилу на это уже почти наплевать.
На следующий вечер у него состоялся разговор с Демивольтом.
– Слушай, последнее время от тебя мало толку. А я не могу один за всем уследить.
– Мы потеряли связных. Мы потеряли даже больше…
– Черт побери, Сидней, что еще не так?
– Здоровье, – солгал Стенсил.
– О Господи.
– Я слышал о студенческих волнениях. Прошел слух, что университет закроют. А тут еще закон 1915 года о присвоении степеней, и в первую очередь он затронет нынешних выпускников.
Демивольт воспринял его слова так, как на то и рассчитывал Стенсил. Как желание помочь, несмотря на болезнь.
– Я сам этим займусь, – пробормотал Демивольт. Он уже знал о тревожной ситуации в университете.
Четвертого июня исполняющий обязанности комиссара полиции приказал направить в город дополнительный отряд Мальтийского сводного батальона численностью 25 человек. В тот же день студенты университета начали забастовку и устроили шествие по Страда Реале, по дороге забрасывая тухлыми яйцами антимиццистов, круша столы и стулья уличных кафе, оставляя после себя ряды заляпанных автомобилей, отчего улица сразу приобрела праздничный вид.
– Нам за такие дела не поздоровится, – объявил Демивольт в тот же вечер. – Я иду во Дворец. – Вскоре после этого Годольфин заехал за Стенсилом на «бенце».
Гостиная на вилле была освещена необычайно ярко, хотя там находились всего два человека: она и Мейстраль. Прочие визитеры, несомненно, уже успели здесь побывать: среди статуй и старинной мебели кое-где можно было заметить окурки и чайные чашки.
Стенсил улыбнулся смущенному Мейстралю.
– Мы старые друзья, – мягко сказал он. Откуда-то – из самых глубин – наружу вырвались остатки двуличности и virtu. Стенсил заставил себя включиться в реальность настоящего, возможно осознавая, что делает это в последний раз. И, положив руку на плечо докера, произнес: – Пойдемте. Мне надо дать вам кое-какие инструкции. Наедине. – Он подмигнул женщине. – Видите ли, номинально мы остаемся противниками. Таковы Правила.
За дверью он согнал с лица улыбку.
– Два слова, Мейстраль, не перебивайте. Вы свободны. Мы в ваших услугах больше не нуждаемся. Вашей жене скоро рожать, возвращайтесь к ней.
– Зато синьоре, – Мейстраль дернул головой в сторону гостиной, – я по-прежнему нужен. А жене останется ребенок.
– Это приказ; причем он исходит от нас обоих. Могу добавить следующее: если вы не вернетесь к жене, она убьет и себя, и ребенка.
– Это великий грех.
– Но она на него пойдет. Мейстраль все еще колебался.
– Ладно, но если я снова увижу вас рядом с моей подругой… – Слово попало в цель: губы Мейстраля на секунду скривились в ухмылке. – Я назову ваше имя вашим же друзьям-рабочим. Представляете, что они с вами сделают, Мейстраль? Конечно, представляете. Я даже не погнушаюсь нанять Banditti, если вы предпочитаете умереть более живописным образом. – Мейстраль на мгновение застыл, выпучив немигающие глаза. Стенсил еще несколько секунд подождал, пока магическое заклинание «Banditti» довершит свое действие, и затем сверкнул своей лучшей – и на сей раз последней – дипломатической улыбкой. – Идите. Позаботьтесь о жене и маленьком Мейстрале. Не лезьте в кровавую баню. Сидите дома.
Мейстраль пожал плечами, повернулся и пошел прочь. Даже не оглянулся, а в его тяжелой поступи уже не было прежней уверенности.
Стенсил вознес короткую молитву: пусть с годами у него поубавится уверенности.
Когда он вернулся в гостиную, Вероника улыбнулась:
– Все уладили?
Стенсил обессиленно рухнул на стул в стиле Людовика XV, на спинке которого два серафима кого-то оплакивали на темно-зеленой лужайке бархатной обивки.
– Да.
Шестого июня напряжение продолжало нарастать. Подразделения полиции и воинские части были приведены в состояние повышенной готовности. Торговцам снова неофициально было рекомендовано закрыть магазины.
Седьмою июня в 3:30 пополудни на Страда Реале начали собираться толпы народа. В течение следующих полутора дней бунтовщики завладели улицами Валлетты. Они напали не только на «Кроникл» (как обещали), но также на Юнион Клаб, Лицей, Дворец, на дома депутатов-антимиццистов, разгромили оставшиеся открытыми кафе и магазины. Десантные отряды с «Эгмонта», армейские подразделения и полиция объединили усилия для наведения порядка. Несколько раз они занимали оборону, пару раз открывали огонь. Выстрелами убило трех мирных жителей; семерых ранило. Значительно больше людей было покалечено во время массовых беспорядков. Восставшие подожгли несколько зданий. Два грузовика королевских ВВС с пулеметами отразили нападение на мельников в Хамруне.
От этого незначительного завихрения в мирном курсе мальтийского правительства остался единственный отчет следственной комиссии. Июньская Заварушка (как стали ее называть) закончилась так же внезапно, как и началась. Ничего толком сделано не было. И в 1956 году важнейший вопрос о самоуправлении по-прежнему оставался открытым. К этому времени Мальта продвинулась лишь к двоевластию, а в феврале еще больше сблизилась с Англией, когда избиратели с перевесом три к одному проголосовали за делегирование мальтийских парламентариев в британскую Палату общин.
Ранним утром 10 июня 1919 года шебека Мехмета отплыла от причала Ласкарис. На корме сидел Сидней Стенсил, похожий на какой-то старинный навигационный прибор. Никто нс пришел его проводить. Вероника Манганезе удерживала его до тех пор, пока ей это было нужно. Глаза Стенсила неотрывно смотрели за корму.
Однако, когда шебека проходила мимо форта Святого Эльма, к причалу подъехал сияющий «бенц», из него вышел черноливрейный шофер с изувеченным лицом и, встав на краю пирса, стал смотреть вслед уходящему судну. Спустя какое-то время он помахал рукой – в движении его запястья было нечто сентиментально-женственное. Он крикнул что-то по-английски, но никто из стоявших на пирсе не понял ни слова. Человек плакал.
Проведите линию от Мальты до Лампедузы. Это будет радиус. Где-то в пределах очерченного таким образом круга вечером десятого числа пронесся водяной смерч, бушевавший не более пятнадцати минут. Но этого ему вполне хватило, чтобы закрутить и поднять футов на пятьдесят скрипящую шебеку – обнаженное горло Астарты взметнулось в безоблачное небо, – а затем швырнуть ее обратно в Средиземное море, поверхность которого вскоре обрела прежний вид – белые барашки волн, островки бурых водорослей, мириады искрящихся точек, вобравших весь спектр лучей безжалостного солнца, – и навеки сокрыла все то, что исчезло в пучине морской на исходе тихого июньского дня.
Комментарии
Даже среди писателей-постмодернистов Пинчон выделяется богатством интертекстуальных связей. Фактически каждое упомянутое в тексте имя может быть откомментировано: за именами героев стоят мифологические, фольклорные, религиозные, музыкальные и литературные отсылки, а упомянутые в тексте исторические фигуры могут оказаться связаны друг с другом самым неожиданным для читателя образом. Помимо этого, весь роман пронизан разветвленной сетью мотивов, иногда незаметных на первый взгляд, но образующих подоснову всего повествования. Потому подробный комментарий к «V.» должен был бы представлять собой том, сопоставимый по объему с самим романом. Разумеется, рамки данного издания не позволяют выполнить подобную работу. По этой причине авторы настоящих комментариев решили ограничиться прояснением многочисленных реалий, без знания которых временами трудно понять и без того герметичный текст романа. В большинстве случаев не комментируются имена вымышленных лиц и переклички с другими текстами самого Пинчона.
Сергей Кузнецов, как один из авторов комментариев, хотел бы выразить особую благодарность Максиму Чайко, в течение многих лет поддерживавшего его в работе над изучением творчества Пинчона, а также John М. Craft, Tim Ware, Derec С. Maus и многим другим подписчикам «пинчоновского листа» (pynchon-l@waste.org), без которых эта работа никогда не могла бы быть проделана .
Н. Махлаюк, С. Слободянюк, С. Кузнецов
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79