В подвале главного здания имелся секретный ход. Через него офицеры во главе с майором Н., начальником Убукаты, вышли к зданию внутренней тюрьмы. Двухэтажная тюрьма стояла посреди внутреннего дворика, который образовали прямоугольные корпуса главного здания. Снаружи этот двор нельзя было заметит!.. Через секретный ход сюда и препровождались заключенные.
В северной Маньчжурии стояла тогда глубокая зима. В помещении тюрьмы было ужасно холодно.Тюремное здание имело два крыла; группа военных врачей в белых халатах вошла в подъезд правого крыла. Ог дверей вел коридор метра полтора шириной. У входа находилось караульное помещение. По всей длине коридора тянулись полутемные, с железными решетками одиночные
камеры. Через глазок можно было увидеть сидевших и них людей. В камерах сидели китайцы и русские. Были среди них и женщины.Сначала врачи направились в тюремную лабораторию, находившуюся в конце коридора.
Здесь на длинной скамье в ряд сидели пятеро мужчин, но виду крестьяне. Закованные в кандалы руки они держали на коленях.У двоих совершенно не было пальцев на руках, а кисти были похожи на обгоревшие обрубки. Еще у двоих последние суставы пальцев словно обгрызли крысы. У пятого руки были целы, по зато обнаженные ноги были изъедены язвами до костей.
— Опыты по обмораживанию, — пояснил майор Н.
Эти опыты производились следующим образом. Ночью в двадцагитра-дусный мороз заключенного выводили во двор, подставляли голые руки иод вентилятор и при этом время от времени постукивали по ним палочкой, пока звук не становился похожим на удары по дереву.
Или, например, заставляли заключенных окунуть руки в бочку с водой и с мокрыми руками несколько часов держали на морозе. Или в студеные ночи вынуждали подолгу стоять босиком на снегу.
Затем заключенного вводили в помещение. Здесь ему приказывали погрузить руки или ноги в теплую воду, которую постепенно подогревали. Таким образом изучались способы отогревания обмороженных конечностей.
Из лаборатории врачи направились к камерам. Остановившись против одной из них, майор Н. сказал:
— Посмотрите повнимательнее.
На полу сидел худой как скелет человек. Ему можно было дать лет тридцать пять. Драная синяя рубаха бьша раскрыта па груди, и на коже виднелось несколько багровых язв диаметром сантиметров до пят.
Надзиратель вошел в камеру и что-то приказал заключенному. Человек поднялся, сделал несколько шагов и рухнул, как подрубленное дерево.
— Ноги подкашиваются — ото один из признаков чумы, — прошептал Убукага своему приятелю.
Из анатомического театра, мимо которого они проходили, несся отвратительный трупный запах. Трупы сжигали в специальных печах, дым которых черным облаком валил из высоких труб. Тэрада слышал, что туг не один врач сошел с ума.
Больше Тэрада ни разу не был в этой тюрьме. Но вскоре он снова встретился с Убукагой. Произошло это на полигоне близ станции Лпьда. Кругом тянулась голая бескрайняя равнина. Лишь где-то вдали торчали засохшие ивы, похожие на перевернутые бамбуковые метелки.
Полигон этот предназначался для испытания "в боевых условиях" результатов исследований и опытов, проводившихся в лабораториях отряда. Он находился в ведении 2-го отдела, но на испытании присутствовали офицеры 1-го и 4-го отделов.
Из сводок, поступавших с полигона, Тэрада знал, что там производились испытания фарфоровых бактериологических бомб системы Исии, которые сбрасывались с самолетов. Происходило это так.
На полигоне поднимались флаги и зажигались дымовые шашки, с базы отряда прилегал специальный самолет. Покружив над полигоном, сбрасывал штук двадцать бомб. Бомбы взрывались на расстоянии 100-200 метров от земли, и из них тучками вылетали чумные блохи.
После этого оставалось только ждан,, когда блохи доберутся до находившихся на полигоне заключенных, Которых через несколько часов подвергали дезинфекционной обработке (чтобы они не занесли с собой блох) и на самолете отравляли на базу, где наблюдали за результатами испытаний.
Первое испытание прошло неудачно. Причиной этого было то, что испытания производились в разгар лета, когда блохи недостаточно активны. Тэрада присутствовал во время новых испытаний.
Десять "бревен" привязали к столбам, вкопанным в землю с промежутками 5 метров. День был холодный, морозный. Заключенные, посинев от холода, дрожали всем телом. Против каждого из них на расстоянии 10 мегров установили баллоны, в которых содержалась культура чумы. К каждому баллону были подведены электровзрыватели.
Когда офицер в белом халате нажал на кнопку взрывного устройства, раздался звук лопающегося стекла, Баллоны разлетелись вдребезги. Бактериальная жидкость вырвалась из них густым паром н стала рассеиваться вокруг. Кто-то испуганно вскрикнул, по остальные, стиснув зубы, злобно смотрели на своих мучителей в белых халатах.
Это был опыт заражения через дыхательные пути, заражения чумной пневмонией, которая закапчивается гибелью больного через 2-3 срок.
— Чепуха, вряд ли что-нибудь из этого получится, — прошептал Тэрада на ухо Убукате.
Действительно, и этот опыт оказался неудачным. Но еще до того, как он узнал о результатах опыта, Тэрада был переведен в 3-й отдел.
Причины перевода он не знал. Возможно, дело было в том, что он не добился успехов в 4-м отделе. Однако позднее, когда он был интернирован, это обстоятельство оказалось для него спасительным. Дело в том, что в ведении 3-го отдела находились лишь две службы: госпиталь, который обслуживал личный состав отряда, и Служба противоэпидсмической защиты и профилактики водоснабжения, раскваршровапная в Харбине. Что касается этой службы, то она существовало в первую очередь как официальное прикрытие секретных целей 731-го отряда.
После перехода в 3-й отдел Тэрада переехал в Харбин; к этому времени он уже получил звание поручика медико-санитарной службы. В соответствии с официальной задачей харбинского филиала он вел работу по противоэпидемической защите и профилактике водоснабжения всех гарнизонов Квап-тунской армии. С Убукагой он больше не встречался до самого конца войны. Судя по всему, тот довольно часто наведывался в Харбин по служебным делам, но с Тэрадой они не виделись. До Тэрады доходили слухи, что Убукага слывет в 1-м отделе одним из наиболее серьезных и опытных военных врачей. Когда Убуката снова появился перед своим другом, он уже был в роли офицера, укрывающегося от плена, с ним была будущая мать Эммы. Тэрада загорелся желанием во что бы то ни стало спасти их. Основная база 731-го отряда бьша уничтожена, с прошлым было покончено. Тэрада считал своим долгом помочь Убукате скрыться. Возможно, он думал тогда
не только об Убукате, он хотел, чтобы и его собственное прошлое было навсегда вычеркнуто из людской памяти. И побуждал его к этому, возможно, не только страх перед победителями, но и страх перед самим собой, перед собственной совестью. Однако Тэрада до сих пор не мог бы ответить на вопрос, правильно ли он тогда поступи.
Попав в плен к русским, он должен был выступать свидетелем на судебном процессе в Хабаровске. Но его так почему-то и не вызвали в суд. Он работал врачом в лагере для японских военнопленных, пока наконец ему однажды не разрешили вернуться на родину.
Вернулся он совсем иным человеком, он уже был не тем молодым медиком, который увлекался поэзией. Дня него начались серые будни рядового сотрудника частной фармацевтической фирмы...
Словно очнувшись от сна, Тэрада бросил пипетку на стол, и вдруг губы, помимо его воли, зашептали стихи Хагивары, которые он когда-то часто повторял в лагере:
...остывшее сердце молчит. Пусто на сердце, в нем отзвука нет... "Странно, — подумал он с удивлением, — стихи эти отвечают сейчас моему настроению, пожалуй, даже больше, чем тогда, в лагере..."
ПРЕДСКАЗАТЕЛЬ ГИБЕЛИ
Наступило четвертое утро пребывания в карантине. У Эммы по-прежнему держалась высокая температура. Кохияма, который поочередно с Сатико всю ночь дежурил у постели больной, устал и прилег на диване. Но Сатико казалась двужильной. Бессонная ночь не оставила ни малейшего следа на ее лице, и от ее стройного, гибкого тела манекенщицы, как всегда, веяло свежестью и бодростью.
Вот она вбежала в гостиную, чтобы набран, льда из холодильника, и тут же подскочила к дивану, где дремал Кохияма.
— Какое у вас милое лицо, когда вы спите! — прощебетала она.
— Прелесть просто!
С трудом продирая глаза, Кохияма вспомнил свою прежнюю возлюбленную, она тоже часто это говорила. "Всем женщинам почему-то нравятся лица спящих мужчин, — ворчливо отвечал он, бывало, своей любовнице.
— Просто сказывается, видимо, материнский инстинкт".
— Вы не ошиблись адресом со своим комплиментом? — ответил он Сатико.
— Фу, противный! — сделав гримасу, сказала девушка. — Я ведь от души!
— Но вы, по-моему, говорили, что вам больше по душе умные мужчины, вам нравятся ученые. Вот Катасэ, например, окончил медицинский факультет, и вообще малый талантливый!
— Ну нет, я не люблю ветреников, — чуть скривив накрашенные губки, ответила Сатико, но чувствовалось, что говорит она это не совсем искренне.
— Эмме, кажется, лучше стало?
— По-моему, да, — ответила Сатико. — Она даже уснула. — И, смеясь одними глазами, добавила: — Я понимаю, почему вы хотите навязать мне, Катасэ. Вам нужно его отвлечь...
"А тонкая ты штучка!.." — подумал Кохияма. За сутки, что Сатико провела под крышей этого дома, обстановка в изоляторе как-то сразу разрядилась. А это сейчас было так важно!
Уже совсем рассвело. В холодном воздухе раздавались тревожные птичьи голоса, где-то позади парка звенели первые трамваи, переполненные людьми, спешащими на работу.
Наступило время, когда все берутся за дела. В эти утренние часы у всякого человека, в каком бы тяжелом положении он ни был, всегда появляется какая-то надежда. Но здесь, в изоляторе, единственными живыми существами, которые "строили планы на будущее", были, кажется, одни чумные микробы.
Кохияма смотрел на старенькую икону пресвятой девы, висевшую в гостиной на стене. Он вспомнил, как перед этой иконой Эмма однажды в отчаянии воскликнула: "Как же так! А еще говорят, что, когда дьявол начинает делать свое дело, берется за дело и бог!.."
Кохияма считал, что пока нет оснований говорить о "победе дьявола". Он не забывал, что и самой своей встречей с Эммой он обязан "козням дьявола".
В гостиную вошел Катасэ. С тех пор как Кохияма с позором выставил этого молодца из комнаты Эммы, он стал кроток как ягненок. Всякий раз, когда они встречались, Катасэ подобострастно улыбался и воровато-заискивающе заглядывал в глаза.
Так было и сейчас.
— Кохияма-саи, а у меня есть для вас кое-что новенькое, — обратился к нему Катасэ.
— Что именно?
— Небольшое исследование по вопросу, который, кажется, вас очень интересует. — Катасэ протянул ему раскрытый журнал и ткнул пальцем в оглавление. Там значилась статья бактериолога Х.В.: "Некоторые соображения но вопросу о наследственности у устойчивых микробов". — Интересный материал, — с апломбом заявил Катаев, — Написано так, что любой дилетант разберется, хотя речь здесь идет о новейшей научной проблематике. — Затем, понизив голос, он добавил: — Только, пожалуйста, этому типу на втором этаже — ни слова. Если он узнает, что я посвящаю вас В такие вещи, беды не оберешься!
— Хорошо, — сухо ответил Кохияма, делая вид, что его не так уж интересуег статья. В свое время он просил Катасэ познакомить его подробнее с проблемой наследственной передачи свойств устойчивости у микроорганизмов, но тот отказался, сославшись на свою неосведомленность. Откуда вдруг сейчас эта готовность услужить? Нет, здесь определенно скрывается какой-то подвох! Наверняка он что-то затевает, чтобы отплатить за инцидент в комнате Эммы. И вероятно, у него есть и еще какая-то цель. Впрочем, плевать! Кохияме надоело листать старые медицинские книга, так или иначе он был рад, что ему удалось получить в руки свежий материал, касающимся интересовавшей его проблемы.
Он пробежал глазами статью — в тексте то и дело встречались термины на немецком и английском. Кохияма привык уже к таким текстам и разбирался в них не хуже студента-медика. После бессонной ночи глаза у него покраснели. И все-таки он решил сейчас же прочесть статью. Однако не успел он пробежать глазами несколько строчек, как в гостиную вошел Муракоси. Лицо у него было бледное и необычно напряженное.
— Тэрада-сан на втором этаже? — Он обратился почему-то к Кохияме и, получив утвердительный ответ, направился на второй этаж. Катасэ пошел за ним.
— Что это они так нахохлились? — спросила Сатико, недоуменно пожав плечами.
Со второго этажа донеслись возбужденные голоса. Там явно начался какой-то спор. Тэрада вдруг перешел на крик. Очевидно, Муракоси его рассердил. Перепалка, как видно, достигла кульминации. Ведь можно быть ученым и не быть джентльменом. Поведение Катасэ — красноречивое тому доказательство. Тем более что дело происходило в доме, над которым нависла грозная тень смерти и где многое могло считаться не столь уж великим грехом.
Кохияма взбежал наверх. При его появлении мужчины притихли. Тэрада, не спавший, видно, всю ночь, казался совершенно изнуренным.
— Это приказ директора! — сказал Катасэ.
— Я вижу, вы так ничего и не поняли, — отвечал Тэрада. — Ваш директор сам просил меня, как друга покойного, позаботиться обо всем. Кроме того, я официально назначен начальником исследовательского отдела фармацевтической фирмы Гоко.
— Но ведь ответственным за подведение итогов исследований покойного официально назначен я! — возразил Муракоси.
— "Официально" может означать и "формально"! Разве вам эта работа под силу?!
— Да он просто хочег присвоить себе труды покойного друга!
— Ваш директор подобных подозрений не питает. Позавчера вечером он звонил мне и просил лишь поскорее закончить работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22