Под подозрительным
взглядом, которым бармен проводил "влюбленную парочку", они вышли на улицу. При свете фонарей Кохияма вдруг увидел, что у Эммы глаза полны слез.Кохияма обнял ее за плечи, ему хотелось как-то утешить девушку, отвлечь от грустных мыслей. Они проходили мимо винного ларька. Кохияма купил бутылочку виски и немного сыру. Шесть дней назад он пошел на квартиру к Убукате прямо из дому. Денег у него с собой было немного, и сейчас он все израсходовал.
Когда Кохияма и Эмма спустились с парк, настроение у них немного поднялось. Кохияма на ходу вынул бутылку из картонной упаковки и отвитил пробку.
— Пить здесь? — удивилась Эмма.
— Но ведь некогда, нужно спешить, — сказал Кохияма. Они условились с Сатико, что к восьми часам вернутся.
— Погодите, я знаю хорошее место, — сказала Эмма.
— Но в нашем распоряжении осталось не более пятнадцати минут. Эмма пошла вперед. Она великолепно ориентировалась в парке. Они свернули с освещенной аллеи на глухую темную тропинку, перешли по горбатому мостику через родник и очутились перед небольшой рощицей. Между деревьями тускло поблескивал пруд. Эмма повела Кохияму к роще. Сюда, видно, редко кто забредал. Почти у самой опушки они нашли охапку хорошо сохранившегося сена.
Они сели. Здесь их никто не мог видеть. Сзади была стена деревьев, а впереди лежал объятый тишиной, заросший у берега камышом пруд, Кохияма сделал несколько глотков. Виски обожгло желудок, и тело сразу стало удивительно легким.
— Я тоже хочу, — сказала Эмма. Он в темноте протянул ей бутылку.
— Нет, я хочу из ваших рук! Он поднес бутылку к се губам.
Она сделала глоток и снова потянулась к бутылке. Эмма запрокинула голову, длинные волосы волнами спадами назад. Он погладил девушку по голове и дал ей еще отпить несколько глотков.
Она склонила голову на его плечо.
— Обнимите меня, — сказал Эмма.
Она часто просила обнять ее, ведь она даже в детстве не знала тепла материнских рук и тосковала по ним.
Когда она стала подростком, отец вдруг обрушил на нее поток бурных чувств, в которых любовь смешивалась с ненавистью. Он требовал от дочери полного повиновения, грубо вмешивался во все ее дела и злился, что не может заменить ей мать и проникнуть в ее девичьи тайны. Он был для нее настоящим деспотом.
Отшвырнув пустую бутылку, Кохияма обнял Эмму. Губы их слились в долгом поцелуе.
Наконец он оторвался от ее губ и, с трудом взяв себя в руки, хотел было что-то сказать ей, но девушка вдруг подняла на него свои широко раскрытые глаза и четко проговорила:
— Когда я кончала колледж, я однажды была близка с одним человеком. Потом в университете за мной настойчиво ухаживая мой однокурсник...
Не желая ничего слушать, Кохияма поцелуем зажал ей рот. Упругое, напряженное тело Эммы стало вдруг мягким и податливым. Они упали на сено, еще хранившее запах солнца, и чела их сплелись. Эмма тихо вскрикнула... Охватившая их обоих неизъяснимая нежность перешла в страсть.
За все эти шесть дней Кохияма ни на минуту не забывал о чуме. Однако сейчас он забыл обо всем на свете.
ОТКРЫТИЕ
Не успел Кохияма переодеться и появиться в гостиной, как зуда пришли доктор Канагаи и Катасэ.
— Не знаю, что и делать, — удрученно сказал Канагаи.
— Неужели нельзя справиться с ним?
— Можно бы, конечно, применить какой-нибудь сильный транквилизатор или впрыснул, наркоз, но как к нему подобраться? Мы пробовали, стучались, вызывали в коридор — все напрасно.
— Что ни говори, это ведь не простой больной, — сказал Канагаи.
— Мне очень вас жаль, доктор, — заискивающим тоном сказал Катасэ,
— Ведь вы здесь уже целых три часа.
Канагаи взглянул на часы. Сделал он это машинально, не знать, сколько сейчас времени, он не мог — он то и дело посматривал на часы. Стрелка подошла к девяти.
— Это не столь важно, — сказал Канагаи. — Сегодня я могу здесь и заночевать. Я об этом предупредил.
— Попробую я его уговорить, — сказал Кохияма.
— Вы? —Катасэ усмехнулся. — Днем вы сказали, что он обещал спустип,ся вниз, и мы его ждали. А он притащил с собой ту страшную штуку...
— Тут уж я ни при чем.
— Разумеется, — сказан Канагаи. — Ну что ж, попробуйте.
— Попытаюсь.
— Буду вам очень признателен.
Кохияма забежал в кухню выпить стакан воды.
— Куда это вы? — остановила его Сатико, когда он направился к двери.
— Ужин готов, и Эмма сейчас придет.
— Мне нужно сходить к Тэраде, ужинайте без меня, — ответил Кохияма. — Вы собираетесь подняться наверх? — недовольно нахмурила брови
Сатико. — Разве это не опасно?
— Нет, особенно беспокоиться нечего.
— Но неужели у него чума?!
Сейчас этот вопрос, который она задала и в первый свой день в изоляторе, не казался таким наивным, в нем звучал страх. В наши дни, когда где-либо возникает эпидемия, об этом немедленно сообщается в газетах, по радио, телевидению. Но теперь уже редко кто воспринимает известие об эпидемии как непосредственную угрозу дня себя. Сейчас люди без боязни проходят мимо инфекционных больниц. Они знают, что изоляторы, в которые помещают больных, служат надежной защитой от дальнейшего распространения инфекции, и болезнетворные бактерии иод крепким замком. Однако это не значит, что борьба людей с эпидемиями уже отошла в область преданий. Приобретая устойчивость к лекарственным препаратам, микробы, подобно фениксу, возрождаются и приобретают способность безгранично распространяться.
Множество самых различных микробов, в том числе и патогенных, окружает человека, живет в его кишечнике, па коже, существует в организме животных и передастся самыми различными путями, по люди и понятия об
этом не имеют. Так обстоит дело и с чумными микробами. Это трудно вообразизъ, но в одном Токио обитает в три раза больше крыс, чем людей. Стоит чуме возникнуп. среди крыс, как в городе начнется повальная эпидемия. Из-за плохого состояния водосточных капав, фязи и антисанитарии в Токио может вспыхнуть эпидемия небывалой силы. А распространение чумы неизбежно приведет к появлению чумных бацилл, устойчивых к лекарегвенпым
средствам. Даже Сатико поняла наконец, насколько велика опасность. Кохияма медленно поднялся на второй этаж. Спешить было некуда. Муракоси и Катасэ можно больше не принимать в расчет, они потерпели окончательное поражение и больше не полезут. Теперь здесь главную роль играл доктор Канагаи, который мог что-то сделать для спасения жизни Тэрады, да еще Кохияма, который хотел проникнуть в тайну исследований Убукаты. Но сейчас основной его заботой было передать Тэраду на попечение
доктора Канагаи. Он постучался. Сколько раз он ни с чем уходил от этой двери!
— Тэрада-сан! Это я, Кохияма, — набравшись решимости, громко сказал он.
Ответа не последовало. За дверью послышалось хриплое бормотание. Кохияма прислушался. Тэрада как будто бы что-то читал. Но все, это, кажется, стихи... С трудом Кохияма различил слова: ...Пусто на сердце, В нём отзвука нет... Так это же стихи поэта Хашвары, которые Тэрада читал ему еще в первый день по пути к "загородной вилле"!
— Тэрада-сан! — снова позвал Кохияма.
С чего это он снова вспомнил стихи своей молодости? Может, в порыве отчаяния? Или, наоборот, потому, что почувствовал себя лучше?
— Тэрада-сан! Откройте, пожалуйста.
— Это вы, Кохияма? — отозвался наконец Тэрада.
— Вас ждет доктор Канагаи. Он прождал вас весь вечер. Спуститесь, пожалуйста, вниз, он хочет вас осмотреть.
— Он и днем приезжал. А потом явился за мной с санитарной машиной.
Я все знаю.
— Но ведь сейчас еще можно помочь вам.
— Кто это сказал?
— Он.
— Хм! А Убукате он помог? — Что ж, на ошибках учатся.
— Это верно... Ну, а вы гоже не против того, чтобы меня увезли в больницу?
— А... а почему я должен возражать? — растерянно спросил Кохияма.
— Я-то знаю почему, не будем играть в прятки, скажите, что вы хотите у меня выведать.
— Хорошо, скажу. Только выйдите, пожалуйста, в коридор.
— Нельзя. У двери стоит стул, я сяду и буду вас слушать. — Тэрада говорил спокойным голосом, не похожим на голос тяжело больного человека.
Послышались шаркающие шага. Тэрада, должно быть, подошел к двери.
— Вы говорили мне, что продолжаете незаконченное Убукатой исследование в области генетики противолекарственной устойчивости обыкновенной кишечной палочки, не так ли?
— Да, совершенно верно.
— Но сегодня вы урожали американцам, а потом и доктору Канагаи распылителем, в котором, по вашим словам, были устойчивые чумные бациллы.
-Да.
— При этом вы сказали, что эти бациллы вывел покойный Убуката.
— Правильно.
— Значит, он исследовал неустойчивые кишечные палочки, а устойчивые чумные бациллы.
— А какая разница?
— Не понимаю.
— Ничего удивительного в этом нет.
— Перестаньте морочить мне голову. Уж не хотите ли вы сказать, что в вашем приборе были не чумные микробы, а кишечные палочки и вы просто решили припугнуть американцев?
За дверью наступило молчание.Может быть, и в самом деле это был лишь трюк. Но тогда непонятно, почему бежали в такой панике Муракоси, Катасэ и американцы. Они рассчитывали получить у Тэрады итоговые данные о последней работе покойного Убукага. Следовательно, они заведомо знали, над чем работал Убуката и какие бактерии могут оказаться в руках Тэрады.
Если бы это были кишечные палочки, они не вызвали бы такой паники. С другой стороны, исследование Убукаты могло так и остаться незавершенным. Не исключено, что именно поэтому Тэрада отказался сообщтъ американцам результаты. Но ведь Тэрада и раньше называл свой распылитель грозным оружием. Вряд ли это было пустым бахвальством.
— Разрешите вам задать еще Один вопрос, — снова заговорил Кохияма.
— Какой?
— Вы сказали, что не передадите им секрета выведения устойчивых бацилл. Что это значит?
— Подождите до завтра, — сказал Тэрада.
— До завтра?..
— Да. Приходите ко мне завтра в полдень.
— Но ведь... — Вы хотите сказан., что до завтра я могу не дожип» или что тогда уже не будет никакой надежды на спасение моей драгоценной жизни? Передайте, пожалуйста, доктору Канагаи, что ему не следует беспокоиться. Я лучше, чем он, разбираюсь в чуме.
— Тэрада-сан, я не могу просто так уйти. Позвольте мне хоть взглянул» на вас, чтобы я мог сообщить доктору, в каком вы состоянии.
Послышался скрежет ключа. Дверь открылась. В коридоре было довольно темно, и фигура Тэрады, сидевшего перед дверью на стуле, освещенная сзади, была похожа сейчас на вырезанный из черной бумаги силуэт. Шапочки хирурга, в которой он появился днем, на нем не было, но лицо по-прежнему закрывала плошая марлевая маска, а руки обтягивали резиновые перчатки.
Со вчерашнего вечера, когда у него начался жар и он потерял сознание, прошли уже сутки. Сегодня днем он чуть ли не на четвереньках добрался до кабинета и едва не упал со ступенек на лестнице. А сейчас он сидел на стуле, выпрямившись, и был совершенно неподвижен.
Заболевание чумой проявляется внезапно. Человек вдруг становится беспокойным, его знобит, температура подскакивает иногда до сорока с лишним градусов, начинается головокружение, тошнота. Больной теряет аппетит. Вскоре возникает состояние апатии, затем депрессия, вплоть до психического расстройства, постоянная тревога, страх... Такова клиническая картина.
Допустим, болезнь Тэрады еще не достигла критической стадии, по он выглядел слишком спокойным.
Когда у Эммы вдруг поднялась температура и у псе заподозрили чуму, Тэрада сказал, что, скорее всего, это не чума. Можег быть, и у пего тоже что-то другое? Или он невозмутим, потому что прекрасно знает картину этой болезни и ее течение?
— Вам и в самом деле стало лучше?
— Лучше. Жаль, конечно, что я причиняю беспокойство Канагаи, по тут уж я ничего не могу поделать.
Рукой, затянутой в резиновую перчатку, Тэрада сорван маску. Цвет липа в полумраке трудно было определить, но выражение его было удивительно спокойным и даже неожиданно мягким. Глубоко сидящие глаза, крючковатый нос и острые скулы — такой же, как всегда, Тэрада.
Он снова надел маску, и Кохияма окинул быстрым взглядом комнату. На большом лабораторном столе все было сдвинуто в одну сторону — стойка с пробирками, мензурки, чашки, весы и даже микроскоп, — так что стол казался почти свободным.
Посредине лежапи лишь пачка бумаги и тетрад:.. Кохияма понял, что Тэрада сейчас в основном пишет.
— Значит, вам действительно лучше?
— Вот пристал! — хриплым голосом произнес Тэрада. — Хватит, идите. — И закрыл дверь.
Кохияме ничего не оставалось, как вернуться вниз. За дверью снова воцарилось молчание. Это было тяжелое молчание, которое своей тяжестью, казалось, давило на весь дом.
Когда Кохияма спустился по лестнице и вошел в гостиную, здесь его ожидали Канагаи, Катасэ; потом пришел и Муракоси.
— Ну как? — спросил Канагаи.
— Ничего не получается, — ответил Кохияма.
— Неужели и чума ему нипочем! — изумленно воскликнул Муракоси.
— А может, он голову потерял от отчаяния? — сказал Катасэ.
— Он просит подождать до завтра и прийти к нему в полдень, — сказал Кохияма.
— До завтра? — Канагаи устало опустил голову.
Все они вольно или невольно должны были даже заболевшего Тэраду признавать здесь старшим. Кохияме захотелось подышать свежим воздухом, и он вышел во двор.
На дворе было холодно. Того и гляди начнутся первые осенние заморозки и иней посеребрит деревья. Кохияма дошел до площадки, где стояла санитарная машина из университетской клиники. В кабине дремал врач-практикант, который на этот раз заменял шофера. От холода он весь съежился.
За парком видна была полоска неба над улицей Кисседэра. Там все время вспыхивали неоновые огни рекламы. Больной Хамура принял их красный отблеск за свет "кометы", которая, по его словам, падала за линией горизонта.
Еще недавно Тэрада бранил жену Хамуры за то, что она плохо заботится о муже. Сейчас у него на это, наверное, уже не хватило бы сил. Возможно, теперь он и сам одной ногой стоял в могиле, подобной той, которую рыл для себя Хамура.
Было около 11 часов вечера. Кохияма повернул к дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22