Любая вещь в доме, нашедшая здесь приют, словно осколок прошлого. Кроме того, Тасжан увидел много старинной кухонной утвари.
К подушке на кровати была прислонена старенькая домбра. Казалось, ее струны вот-вот оживут и она сама заиграет «Побег из тюрьмы» — знаменитый наигрыш великого композитора прошлого Курмангазы.
Тасжан осторожно взял домбру в руки, провел пальцами по струнам. Домбра оказалась настроенной как надо. Видимо, ею часто пользовались. Наконец Тасжан почувствовал себя неловко, что разгуливает в чужом доме, поставил домбру на место и вышел на улицу.
Что может быть красивее родной природы! Тасжан словно завороженный уставился на луну, которая, разрезав пополам бескрайнее море, тяжело, как беременная, поднималась на небо. Поверхность моря сверкала, будто ее отделали серебром. Весь ночной мир купался в белом молочном свете луны и, казалось, радовался неуемной радостью, что он существует. Вся земля словно закуталась в полупрозрачное покрывало невесты.
«А в городе мы ничего этого не замечаем, ослепленные резким электрическим светом»,— подумал Тасжан и вздохнул.
Луна поднималась быстро, а Тасжан все стоял и стоял около загадочного домика. Вдруг он заметил белый силуэт, медленно бредущий со стороны моря. На секунду он растерялся, потом, и сам толком не понимая, что делает, нырнул под перевернутую лодку. Белый силуэт, будто только что народившийся месяц, проплыл совсем рядом с ним. Длинные черные волосы наполовину скрывали тело. Когда она проходила мимо, у жигита ничего не осталось от разума. Пусть для него не диво обнаженное женское тело, но такого изумительно красивого стана, словно выпестованного из серебра, он никогда не видал и, наверное, никогда не увидит. «Я грешен,— подумал жигит, не зная, в какую щель нырнуть от стыда.— Разве в мире есть воровство хуже этого? Я замарал свою честь, без позволения смотрел на нее. Надо быстрее исчезнуть отсюда, сгинуть». Ругая себя, он стал подниматься и крепко стукнулся головой об лодку. «Так мне и надо!» — с досадой плюнул он и не оглядываясь направился в город. Но все его чувства остались в домике, темневшем под луной. Он шел, попирая ногами свою длинную тень, луна светила сзади. Душу вдруг охватила тяжкая тоска.
Когда он учился в десятом классе, ему пришлось возвращаться из соседнего аула таким же уничтоженным и подавленным. Он всей душой полюбил тогда девушку, которая после восьмого класса бросила школу и ушла в доярки. В юношестве он еще верил в любовь, что есть на свете такое святое чувство. Потом разуверился. Если приходилось слышать разговор на эту тему, он только иро нически улыбался. Почему так случилось?
«Да, в год окончания школы я навсегда распрощался с этим великим чувством. Та девушка из соседнего аула была смуглолицей красавицей. Она понравилась мне с первого взгляда.
Их аул назывался Черновая. Если перейти реку Бух-тарму, то напрямик до него всего четыре километра Мальчик Амантай, с которым я дружил, тоже был из этого аула, и каждое воскресенье я повадился туда ходить Помню, был конец мая, мы готовились к экзаменам. Уроки уже кончились, и делать, в общем-то, было нечего
В мае Бухтарма еще полноводна, в это время только начинает убывать, Амантай ушел домой за реку готовиться к экзаменам, а я не знал, куда себя девать. Стоило зак рыть глаза, и передо мной тотчас появлялась та девушка из аула Амантая, сердце начинало колотиться, бросало то в жар, то в холод. Ничего меня не интересовало. Хотелось уйти куда глаза глядят или растянуться на траве и бездумно лежать. Экзамены остались в стороне. Тем более что сначала мы должны были писать сочинение по литературе, а этот предмет я не любил. Мне тогда казалось, что литература — пустая болтовня, не имеющая никакого отношения к повседневной жизни. «Зачем нам нужны какие-то Кунанбаи, Итбаи, Иглики...» — думал я. И все же, когда решил написать письмо своей любимой, мне пришлось обратиться к их помощи. Я красиво переписал из повести Беимбета Майлина «Память Шуги» письмо Абдрахмана и послал от своего имени. Послал, а ответа все нет и нет, и я не находил себе места от переживаний.
Не сочтите мои слова за хвастовство, но среди свер стников не было никого, кто бы плавал лучше меня Как-то в ветреную погоду, когда на реке поднялись огромные волны, я переплыл туда и обратно без отдыха, держа в зубах ветку жимолости.
Стояла уже осень, экзамены в школе я кое-как сдал. И вот решил снова переплыть Бухтарму и сходить в Чер новую к Амантаю, втайне надеясь, что если повезет то встречусь со своей девушкой
Бухтарма питалась из тающих горных снегов, и вода в ней была ледяная в любую пору года. В реке было полно всяких водоворотов и воронок, течение стремительное.
Как-то лунной ночью я укрепил свою одежду на голове и поплыл на тот берег. Мне повезло, я благополучно добрался до цели. Правда, рубашка, в которую я завернул брюки, вся промокла. Я выжал ее, оделся и по узкой тропинке направился в Черновую. Вдруг почему-то меня одолел страх, я остановился и прислушался. И все же сила любви арканом потянула меня вперед. Иногда дорогу переходил олень, с шумом взлетали ночные птицы. Я выломал хорошую дубинку: хоть какое, да оружие.
Так я шел довольно долго, наконец послышался ленивый лай аульных собак. На окраине были огороды русских, и около них я остановился передохнуть, собраться с мыслями. В детстве мы делали набеги на эти огороды, поэтому между мальчишками Черновой и нами всегда была непримиримая вражда. И вот теперь я пробирался в этот враждебный аул к девушке...
Разве забудешь когда-нибудь тот юношеский пыл и задор, ту пору, богатую чувствами и любовью? Никогда...
Я немного отдышался у огородов, поуспокоил свое сердце и затем осторожно, стараясь не попадаться на глаза аульным собакам, не потревожить их, подошел к дому Амантая. Стояла тишина, все спали. У Амантая тоже была собака, но она меня узнала и приветливо замахала хвостом, путаясь в ногах. Я постучал в окошко, но Амантай не проснулся, тогда я постучал сильнее. Наконец откинулась белая занавеска и показалась лохматая голова моего товарища.
— Кто это? — спросил он сонным голосом.
— Это я, Тасжан.
Он оделся, вышел на улицу.
— Ну, что ты здесь делаешь среди ночи?
— По тебе соскучился. Ладно, давай отойдем поговорим.
Мы уселись на бревне, что лежало посреди двора. Амантай зевнул и сказал:
— Знаю, к кому ты явился. Как перешел реку?
— Обычно, переплыл.
— Из-за этой девчонки когда-нибудь утонешь,— строго, как взрослый, сказал он.— Смотри доплаваешься!
Он всегда был серьезным и спокойным мальчиком. Я не совру, если скажу, что многому научился у него: честности, благородству, смелости.
— Ладно, идем к ее дому,— сказал он, подумав.
— Что, сейчас?
— Сейчас, а что? — пожал он плечами.— Правда, если нас поймает ее старший брат, нам несдобровать.
— Нас двоих ему не одолеть,— возразил я, готовый на все.
— Нельзя драться с братом любимой девушки,—
102
важно сказал Амантай.— А может, ты лучше переночуешь у меня, а завтра вечером с ней встретишься?
— Я не смогу так долго ждать.
— О, да ты, оказывается, настоящий влюбленный! Ну ладно, тогда рискнем. Пошли.
И мы осторожно зашагали по улице и шли настолько тихо, что не залаяла ни одна собака. К счастью, дом девушки был на самом краю аула. Мы проползли вдоль сада, примыкавшего к дому, то и дело натыкаясь на крапиву и всякие колючки. «Лишь бы только не было брата»,— прошептал Амантай.
О бесценный мой друг, в погоне за славой, живя бродячей жизнью, поклоняясь своему искусству, я и забыл о тебе. Где же ты сейчас?
А тогда мы сидели около огромного дома, как суслики у норы, и у обоих от волнения прерывалось дыхание. Я молчал, ожидая, что скажет Амантай, как теперь нам быть.
— Что бы там ни было, постучимся в ее окно,— сказал Амантай.— Если выйдет брат, руки в ноги — убежим. Если поймает, скажем, что ищем теленка.
— Разве среди ночи ищут теленка?
— Какой ты дурак! Да если теленок не пососет мать, то у нее распухнет вымя. Вот и ищут до утра.
Я усомнился в этом, но спорить не стал. Впервые пришлось признаться себе, что все-таки я уродился слюнтяем, ноги и руки тряслись, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Во всех остальных делах я, конечно, не пасовал, а когда касалось девчонки, вел себя как мокрая курица. И впоследствии, после женитьбы, это свойство характера во многом становилось помехой. Кончилось тем, что я ошибся в выборе своей жены... Амантай же всегда счастливо любил одну девушку, женился на ней, и получилась хорошая, славная семья...
Долго мы просидели около дома в нерешительности. На востоке уже начало светлеть: летняя ночь коротка. Амантай наконец не выдержал и вскочил:
— Подставь спину, я встану на тебя и постучу в окно.
Окно в этом доме действительно оказалось высоко. Он вскарабкался мне на спину, каблуки его ботинок так и впились в тело, я едва вытерпел. Но чего не вытерпишь ради любви! Амантай постучал в окно. Я от страха двинулся, Амантай потерял равновесие и упал.
— Из-за тебя чуть голову не проломил,— проворчал он, с трудом вставая. Никто не отозвался на стук,
— Постучись еще раз,— сказал я, подставляя спину.
— Я-то постучу, но если ты и на этот раз начнешь трястись, то плюну на все и уйду домой.
На этот раз я стоял твердо, и вдруг послышался нежный голос девушки:
— Кто это?
— Мы, Тасжан и Амантай,— ответил мой друг. Немного погодя открылась дверь. Амантай лукаво
шепнул:
— Да будет тебе удача. Девушка одна.
Он слегка подтолкнул меня, и мы вошли в дом. Свет зажигать не стали, было и так светлог комнату заливала луна.
Ну вот, сидим мы в разных углах, довольно понуро, никто не решается начать разговор. Конечно, они с Амантаем все время посматривали на меня, явившегося среди ночи из-за реки, а я молчал, как напроказивший ребенок.
— Ну ладно, хватит играть в молчанку,— сказал Амантай.— Разбудили человека и молчим. В общем, ты нравишься Тасжану.
— Я это и сама знаю,— сказала девушка.— Получила от него письмо.
— Ну, тогда дальше продолжайте сами, а я пойду посчитаю звезды,— усмехнулся Амантай и выскользнул за дверь.
После ухода снова наступила тишина. Я бы хоть целый век просидел вот так, молча, любуясь смуглым лицом девушки, освещенным мягким светом луны. Ведь я и на самом деле тогда сильно любил. Ее легкое дыхание, улыбка, нежный голос, походка все еще стоят передо мной. Теперь если я что и вспоминаю с любовью и легкой грустью, так это ту ночь и ту девушку.
— Я прочитала твое письмо,— наконец сказала она дрожащим голосом. У меня не оставалось больше сомнений, что она переживает такое же душевное состояние, что и я.— Ты написал очень впечатляюще.
Я осмелел, совсем забыл, что письмо переписано из книги:
— Там все правда. И я пришел к тебе за ответом. Девушка, сидевшая на постели, подвинулась и сказала:
— Подойди ко мне.
От ее неожиданных слов я вздрогнул, словно по мне пропустили электрический ток, меня всего затрясло. Пошатываясь, я подошел к ней. Мне казалось, что прошла целая вечность, прежде чем я преодолел эти четыре шага. Она смотрела в окно на улицу и часто вздыхала, как будто чем-то расстроенная или взволнованная. Я не знал, что делать. Может, обнять, поцеловать? Но я боялся испугать ее и поэтому просто взял за руки. Потом все-таки осторожно обнял за плечи, и мы поцеловались. Со мной это было впервые. Но она вдруг заплакала, я испуганно отпрянул. Потом мы снова очутились в объятиях друг друга, губы наши слились, щеки мои горели как в огне.
В комнату по-прежнему заглядывала луна. Не знаю, сколько прошло лет, сто, тысяча, а может быть, пролетело мгновенье. И вдруг как гром среди ясного неба:
— Тасжан, я выхожу замуж.
— За кого? — задыхаясь, спросил я.
— За одного парня...
Меня словно окатили ведром ледяной воды. Я издал отчаянный вопль и вскочил. Вбежал Амантай, хлопнув дверью:
— Что случилось?
— Все случилось,— еле выдавил я из себя.
Да, все на этом закончилось, исчезло навеки и навеки осталось в памяти. Очевидно, и горе, и радость в этом мире точно отмерены для каждого человека, ни больше ни меньше, иначе он может не выдержать и умереть. Я до сих пор удивляюсь, как только не умер в то мгновенье, когда вмиг похоронил свое чистое чувство и твердую, как камень, веру.
— Ты пойми меня,— сказала девушка, наклонившись ко мне.— Ведь ты должен поехать учиться, добывать знания. А что делать мне? Выслушивать ругань брата с виновато опущенной головой? У меня нет сил все это терпеть. Я слаба, беззащитна. Много вкусила горя от своего сиротства. И не хочу быть путами на твоих ногах, камнем на твоей шее.
— А как же любовь?! — в отчаянии закричал я.
— Любовь — это разлука,— отрезала она... Хотелось утопиться в Бухтарме, но строптивые
волны выкинули на берег.
Моя любимая девушка через неделю вышла замуж за тракториста из соседнего аула, стала домоседкой с кучей детей. С тех пор прошло больше двадцати лет, а я так и не докопался до смысла этого святого чувства, которое зовется любовью. Одни говорят, что она есть, другие — наоборот. А из моих ушей не выходят слова девушки: «Любовь — это разлука».
Иногда мне кажется, что это правда. Если бы судьба соединила нас, я бы не боготворил ее до сих пор, не хранил бы в памяти как талисман. В семье не бывает, чтобы кастрюля не загремела: мы бы, наверное, ругались, а потом и вовсе охладели друг к другу.
Позднее я пришел к такой мысли, что любовь — абстракция, когда она лишена конкретного содержания. Впрочем, не знаю, ведь все на свете условно и относительно, когда рассуждаешь и умствуешь.
Сначала не замечаешь в любимой никаких недостатков, но день за днем во всех мелочах начинает раскрываться ее характер, который никак не совмещается с твоим внутренним миром, и вот наступает охлаждение, начинаешь понимать, что есть женщины и получше ее, более красивые и совершенные. Что ж, это, наверное, естественно...
Постоянное стремление к совершенству и недостижимость его и есть, наверное, любовь, смятенная, тоскующая по идеалу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10