— Давайте с особым вниманием отнесемся к новому типу сновидения и подготовим соответствующие сообщения. Нужно показать, что мы тут не просто дрыхнем. — Он сунул блокнот для записей под мышку и покачался на каблуках. Его обширный живот плотно обтягивала форма базы Опернаб. — Ладно, тронулись, пора выходить на линию.
Территорию базы заливал голубоватый свет луны и многочисленных звезд. Пока они пересекали короткий отрезок открытого пространства, отделявшего комнату для проведения инструктажа от помещения, в котором осуществлялся выход на линию, Ральф бросил взгляд на группу женщин-наблюдателей, вышедших в это же самое время из своей инструктажной комнаты. Не пройдет и несколько минут, как они окажутся на сонном поле девочек из Дома Тронсена.
В одной из наблюдательниц он узнал Кэти. Их разделяло метров пятьдесят. Она приветственно махнула ему рукой с зажженной сигаретой. Волосы ее, как всегда, были всклочены. Казалось, что, вставая с постели, она каждый раз забывала их причесывать. «Это ее единственный недостаток, — заключил Ральф, — от которого Кэти никак не могла или не хотела избавиться». Он обвел женскую группу взглядом, но не увидел там Хельги Уорнер.
Мужчины уже входили в помещение связи, называемое «лачугой», и Ральф последовал за ними. Однако строение, в котором располагались лаборатории РКД с аппаратом для погружения в поле, совершенно не походило на лачугу. Оно представляло собой самое большое в округе сооружение в форме куба из шлакоблоков и бетонных монолитов. Слово «лачуга», как полагал Ральф, было изобретением псевдомилитаристского языка.
Оказавшись в дверном проеме здания, он услышал два последовавших один за другим пронзительных звука, донесшихся с неба. Он оглянулся и обшарил взглядом небо. В южной части небосклона быстро растворялся в воздухе двойной белый след инверсии. Еще один полуночный бомбовый налет, направленный, вероятно, в сторону ^ бразильской границы. «Может быть, Бленеку имеет смысл попытаться устроиться на работу где-нибудь на базе военно-воздушных сил», - пришло в голову Ральфа. Он закрыл за собой дверь.
С обеих сторон от прохода, по которому он шел, возвышались башни мерно гудящей электроники. Воздух в помещении был насыщен озоном. Бленек обдал Ральфа холодным мрачным взглядом и сделал в своем блокноте какую-то пометку. Свободной оставалась только постромка на дальнем конце толстого кабеля, свисавшего с высокого потолка. Он взялся за кожаную петлю и ощутил под ладонью холодное прикосновение металлического контактного штыря. Всепроникающий гул электроники нарастал.
Бленек медленно прохаживался между радами наблюдателей, державшихся за свисающие с потолка постромки и напоминающих усталых пассажиров подземки. Он осмотрел каждого из них и сверился со своей записной книжкой. Все оказались на месте, и Бленек как будто был удовлетворен. Развернувшись на каблуках, он подал знак дежурному в контрольной будке.
— О'кей, Бенни. Забирай их.
Но ничего не произошло. Человек в тесной стеклянной будке, высоко поднятой над их головами, с увлечением читал дешевую книжку, закусывая сандвичем. Он сидел, задрав ноги на панель управления связью, посредством которой наблюдатели переносились на сонное поле.
— Эй, Бенни, проснись! — закричал Бленек. — Ты что там делаешь?
— На что это похоже? — спросил Гуделл, стоявший к Бленеку ближе всех. Он взял у Бленека из руки карандаш и запустил его в стеклянную будку. Тот со стуком ударился о стекло и упал на пол. Бенни опустил ноги и посмотрел вниз.
— Давай! — прорычал Бленек и потряс блокнотом перед своим побагровевшим лицом. — Включай связь, тупица!
Губы Бенни зашевелились, очевидно, их обладатель что-то сказал, но что именно, они не могли слышать. Тем не менее руки его тоже пришли в движение и начали нажимать кнопки на контрольной панели. Гул электроники стал тоном выше и богаче по гамме. Свет флюоресцентных ламп, подвешенных к потолку, начал меркнуть, напомнив Ральфу сцены казни на электрическом стуле, которые он видел в старинных фильмах о тюремной жизни. Вскоре серая мгла Сонного поля разомкнулось. Наблюдателей, по висших на постромках линии связи, обступил знакомый полугородской пейзаж с тротуарами и витринами магазинов. С голубого неба на них падали лучи послеобеденного, никогда не меняющего своего положения солнца. Но теней на поверхность мостовой они не отбрасывали.
Жужжащий гул электронной аппаратуры, которой в реальном мире была напичкана «лачуга», стал тише и вскоре полностью прекратился. Наблюдатели один за одним начали отпускать свои кожаные петли. Какое-то время кабель продолжал неподвижно висеть в воздухе, а потом, набирая скорость, беззвучно зазмеился кверху и вскоре растворился в бездне необъятного неба.
Один из наблюдателей зевнул и потянулся.
— Если бы я на самом деле стоял здесь, — объявил он, — то через десять секунд я бы отрубился. Пошли. — Он подал знак своему напарнику по наблюдению, и они, отделившись от остальной группы, медленно пошли своей дорогой.
Оставшаяся часть группы также разбилась на пары и по ирреальным тротуарам разбредалась во все стороны. Передвигались люди одинаково неторопливой походкой.
— Куда хочешь пойти? — спросил его Штим-миц. После того дневного разговора он первый раз заговорил с Ральфом.
— Куда тебе нравится. — Ральф взглянул на часы; он никогда не видел, чтобы кто-либо из других наблюдателей пользовался в поле хронометрами. «Одиннадцать пятнадцать», - мысленно отметил он про себя и вздохнул. Семь часов и сорок пять минут пройдет, прежде чем с неба снова опустится кабель связи.
Они молча прошли мимо небольшого аптечного магазина. В его витрине на цилиндрических подставках были выставлены разнообразные модели солнечных очков, наборы косметики и другие товары. Магазин этот, как и остальные в этом же квартале, был изнутри освещен и совершенно пуст. События, развивающиеся во сне, обычно появлялись в стороне от того места, куда линия связи доставляла наблюдателей.
От нечего делать Ральф сунул пальцы в витрину аптечного магазина. Вначале он ощутил некоторое сопротивление, но потом рука его прошла сквозь стекло, как сквозь слой воды, который неведомая сила поставила в вертикальное положение. Давая характеристику природе предметов в сонном поле, их называли либо «творожистой иллюзорностью», либо «исчезающим гелем». На поверхности тротуаров, не позволяя им погружаться в него, наблюдателей удерживала мысленная ориентация. Она же придавала некоторую материальную упругость всем остальным объектам иллюзорного мира провинциального городка сонного поля. По этой причине стекло Ральф ощущал как воду, обтекавшую руку со всех сторон.
Он обернулся. Других наблюдателей в поле зрения уже не было. Рядом с ним, погрузившись в собственные мысли, медленно шагал Штиммиц.
Они дошли до конца квартала и свернули на другую сторону улицы. Там тянулся точно такой же ряд магазинов, как тот, который они только что миновали, только в обратном порядке, как если бы являлся зеркальным отражением первого. Все поле представляло собой неопределенное число
повторений и отражений одной и той же небольшой зоны. Если бы они продолжили свой путь по улице вниз, то неоновая вывеска с надписью АПТЕЧНЫЙ МАГАЗИН далее читалась бы НИЗАГАМ ЙЫНЧЕТПА, потом она снова сменилась бы на АПТЕЧНЫЙ МАГАЗИН, и так без конца и края. Так уж устроено поле.
Тишину нарушил звук голосов. Они вышли на первую цепь событий первого в эту ночь сновидения.
— Там, — Штиммиц указал на ресторан, расположенный в центре квартала с другой стороны улицы. По мере их приближения к ресторану голоса становились громче. Один голос, охрипший от волнения, принадлежал ребенку.
Просочившись сквозь ресторанную дверь, они стали наблюдать за сценой, разворачивающейся у них на глазах.
— Старая модель с щенком на блюде, — объявил Штиммиц.
— Неужели они все еще прокатывают ее? — Ральф с отвращением покачал головой. — Я-то думал, что они прогнали через нее уже всех детей из Дома Тронсена.
— Возможно, терапевт начал повторный курс.
Сон следовал своей чередой. На стол уже поставили блюдо с мертвой собакой мальчика. Мальчик, подросток с бледным лицом, вскочил со стула и закричал на официанта. По лицу его бежали слезы. На глазах Штиммица и Ральфа лицо официанта медленно превратилось в лицо женщины средних лет, возможно, матери мальчика. Мальчик ' продолжал с надрывом кричать. Это был вопль боли. Потом, закрыв лицо руками, упал на стол рядом с телом мертвой собаки и судорожно Зарыдал. Спустя доли секунды образ матери-официанта растворился, равно как и труп собаки. Мальчик теперь плакал в пустом ресторане в полном одиночестве.
— Этот сон относится к числу наименее любимых мною, — сказал Ральф, и они отошли от ресторанных дверей. — От него по-настоящему отдает дурным вкусом.
— Ага. Именно это я пытался тебе втолковать. Ты меня понимаешь? — Штиммиц обвел жестом иллюзорный город сонного поля. - Ты не задаешься вопросом, понимают ли доктора дома Тронсена, что они делают на самом деле? Вообще кто-нибудь что-нибудь здесь понимает?
— Брось, опять ты за свое. — Ральф поддал носком ботинка камешек, попавшийся на его пути, но нога прошла сквозь него. — Только не Начинай снова говорить загадками. Дай мне на этот раз больше фактов, ладно? Раз тебе известно нечто такое, чего не знаю я, расскажи, а я послушаю.
Штиммиц бросил на него мимолетный взгляд, и на его губах промелькнула улыбка..
— Возможно, то, что я знаю, тебе не покажется тайной, — сказал он. — Возможно, то, что я знаю, знаешь и ты, и все остальные, просто на эти вещи мы смотрим по-разному.
Ральф остановился напротив другого аптечного магазина и повернулся к Штиммицу.
— Ты знаешь, что знаешь больше меня. Вы с Хельгой Уорнер проникли в Дом Тронсена.
— Подумай об этом. — Штиммиц по-птичьи наклонил голову на бок.
— Подумать «о чем»? — Ральфа потихоньку уже начинала разбирать досада.
— С чего это вдруг мне захотелось проникнуть в Тронсен.
— Потому что... Потому что есть нечто такое, чего они не хотят нам показывать! — Все отлично стыковалось. Отдельные фрагменты сложились в голове Ральфа в цельную картину. Возникшая мысль поразила его своей ясностью. «Потому что они что-то скрывают». Он почувствовал на себе тяжелый взгляд Штиммица. — Я никогда не думал об этом.
— Большинство людей так и делают — ни о чем не думают. — Штиммиц отвернулся и отошел прочь.
Ральф некоторое время еще продолжал стоять в раздумье, потом двинулся за напарником.
— Возможно, у них имеются веские причины не информировать нас обо всем.
— Совершенно точно, — отозвался Штиммиц, не потрудившись даже повернуть в сторону Ральфа голову.
— Ну, а что ты думаешь по поводу снов? — спросил Ральф, когда они перешли улицу и вступили в другой сектор городского района, в точности повторяющий предыдущий. — Что такого загадочного усматриваешь ты в них?
— Послушай, здесь нет никаких снов. Эти последовательности событий, которыми они каждую ночь пичкают ребят, вовсе не сны — это настоящие кошмары. Возьмем хотя бы этот, который только что видели, - Штиммиц большим пальцем указал в сторону ресторана, — я говорю о сцене «собака на блюде», или сцена с подружкой, отцом и «фараоном», а также все эпизоды из серии «сердитые родители». Это худшие из худших кошмаров, старина. Классические примеры унижения, горького разочарования и страха.
— Ну-у... — начал было Ральф.
— Помолчи минуточку. Скажи мне лучше, что они говорили тебе, когда ты пришел наниматься для участия в операции «Снонаблюдения», как они объяснили тебе это? Терапевтическая программа, верно? Сотня трудновоспитуемых малолетних преступников, совершивших уже не одно правонарушение и перебывавших во всех исправительных учреждениях штата, теперь была доставлена в Дом Тронсена. Врачи, ответственные за программу, каждую ночь погружают ребят в состояние сна, в котором всем им видится одно и то же, и это, в свою очередь, создает сонное поле. Я правильно говорю? Терапевты при этом полностью контролируют обстановку, контролируют абсолютно все, что происходит с ребятами во сне, — все цепи последовательных событий, которые смоделированы специально для того, чтобы решать психологические проблемы ребят. Они проникают в детское сознание в тот момент, когда психологическая защита ребенка дремлет, и имеют целью залечивать душевные травмы и все такое прочее. Далее наблюдатели здесь на базе — то есть, мы — посредством коммуникационной линии «лачуги» проецируются в сонное поле. Наша задача состоит в том, чтобы наблюдать и сообщать начальству о реакциях детской психики на те или ршые эпизоды сновидений. Разве не такое объяснение ты выслушал в свое время?
Ральф кивнул:
— Довольно точно.
— Замечательно. И что, ты до сих пор веришь этому? — Лицо Штиммица помрачнело. — Неужели ты и в самом деле полагаешь, что такие сны могут помочь ребятам? Это нормально — снова подвергнуть их тому ужасу, через который они уже прошли в реальной жизни во время бодрствования? Только более жестокому, потому что в данном случае он обострен до крайности и сведен до символов. И это, по-твоему, называется терапией? Пережитое ими в реальной жизни и без того вызвало в их головах полное смешений понятий, смутило души, а какой эффект способна вызвать эта терапия?
— Откуда мне знать? — Ральф пожал плечами и поежился. Речь Штиммица всколыхнула его. — Я не слишком силен в психологии.
— Психология, дурология, — Штиммиц сердито сунул руки в карманы брюк спортивного комбинезона и пошел дальше. — Есть один немаловажный момент, где психология как раз и должна стыковаться с тем, что тебе уже известно об этом мире. Если то, что здесь происходит, называется терапией, значит, психологи упустили этот важный момент.
— Послушай, а если это не терапия вовсе, а, скажем, антитерапия? — Ральф неуверенно рассмеялся. - И цель не в том, чтобы из малолетних преступников сделать нормальных детей, а наоборот, из нормальных детей — малолетних преступников?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24