В руках у него была толстая и тяжелая, словно налитая свинцом, дубина.
По обочинам дороги с обеих сторон шли в затылок друг другу мужчины в бурках. Они как бы охраняли процессию. Это были члены большевистских ячеек деревень, входящих в волость. Бурки они накинули для того, чтоб скрыть оружие.
Никто не плакал — ни женщины, ни мужчины, и тем более потрясающей была эта похоронная процессия. Медленно, как равнинная река, тек нескончаемый поток в черном.
— Это невозможно! — воскликнул Евгений Жваниа и обернулся к Миха Кириа и Вахтангу Глонти: — Ведь хоронить гвардейца должны были завтра...
— Нас обманули,— сказал Миха Кириа, а капитан вообще не знал, что сказать члену учредительного собрания. Он и сам был ошеломлен случившимся.
— Процессия идет сюда. Уверяю вас, господа, что она заранее подготовлена большевиками,— сказал Калистрат Кварцхава и сильно, сильнее, чем обычно, ударил по краге тростью с набалдашником в виде головы бульдога.— Это не просто похоронная процессия, господа! Это демонстрация!
— Демонстрация!,-взволновался Аполлон Чичуа.— Куда же глядит наша гвардия?
— Капитан, остановите их! — приказал член учредительного собрания.
— Это невозможно. Взгляните на процессию, извините, на демонстрацию. Ей не видно конца. Вон видите, люди в бурках? У каждого из них под буркой карабин.
— Это вы должны были знать заранее, капитан,— сказал Аполлон Чичуа.
— Большевики, к сожалению, не поставили нас в известность,— огрызнулся Глонти.
— Испугались? — насмешливо спросил капитана Чичуа.
— Мы — нет, господин Чичуа! А за других не отвечаю,— с усмешкой ответил капитан.
Собравшийся на площади народ и гвардейцы пристально вглядывались в процессию — все молчали, и слышен был топот многих сотен ног.
— Юрий, парень, моей собственной рукой убил ты меня,— горестно прошептал Джамбулат Бестаев.
— Глядите, на кого стал похож Джвебе,— заметил Ричард Болдуин.
— Я удивляюсь, как он еще держится на ногах,— сказал Закро Броладзе.
С балкона на процессию глядели со страхом и напряженным ожиданием. Сейчас она шла, развернувшись, как черная волна.
Толпа на площади раздалась, пропуская процессию.
— Надо было упредить этот маневр большевиков! Упредить! — шепнул уполномоченный правительства Чичуа члену учредительного собрания.
Член учредительного собрания не ответил.
На балконе все стояли молча.
Дети со свечами и венками вошли в тесный коридор, образованный стоящей на площади толпой. Когда проносили гроб, люди обнажили головы.
Обнажили головы и те, кто стоял на балконе. Только Сардион Анджапариа, капитан Глонти и начальник военного ведомства Варлам Хурциа не сделали этого.
Беглар Букиа и Шамше Акбардиа уверенно поднялись на балкон, остановились у перил, как раз там, где стояли Аполлон Чичуа и Евгений Жваниа, и знаками показали им: «Отойдите!» Член учредительного собрания и уполномоченный правительства заколебались, посмотрели на капитана, но тот отвел взгляд в сторону, и тогда они молча уступили место Беглару и Шамше. Те протянули руки, и восемь человек снизу подняли к ним гроб. Беглар и Шамше поставили
гроб на перила. Поддерживая гроб, Беглар стал в головах, а Шамше — в ногах.
Капитан Глонти посмотрел на застывшее лицо Юрия и, чтобы подавить вздох, прикусил губу. Капитан Глонти —4 солдат и, как сам себя уверяет, превыше всего ценит в людях солдатскую доблесть. А солдат Юрий Орлов проявил высшую доблесть, выше которой нет,— он грудью своей прикрыл товарища, он жизнь свою отдал за друга. И капитан Глонти мысленно попрощался со своим бойцом: «Прощай, Орлов, прощай, храбрец! Ты умер честной солдатской смертью, и я тебе могу только позавидовать, Юрий».
На балкон поднялись Варден, Тариэл Карда, Элизбар Кварацхелиа, Манча Заркуа и несколько человек в бурках. Они стали позади Вардена и Тариэла.
Член учредительного собрания кивком головы поздоровался с Варденом. Жваниа сразу же сообразил, что это и есть тот самый большевистский комиссар, которого он приказал выпустить.
— Продолжайте вашу речь, господин Жваниа,— сказал Варден.— Не то вам придется долго ждать.
Евгений Жваниа подошел к гробу.
— Сестры и братья,— начал он, придав своему голосу скорбные йоты,— перед вами лежит совсем молодой русский юноша. Он не был большевиком, напротив, он пришел к нам, чтобы сражаться с большевиками. Вся жизнь была впереди у этого славного русского парня, но злая рука остановила его сердце...
— Теперь для него все кончилось, его нет, и он не может мстить,— крикнул из толпы Парна.
— Нет, друг мой, вы ошибаетесь,— возразил Парне Евгений Жваниа.— Вы говорите сейчас о мести. Месть разорила деревню, а она жива добром. Сегодня нам не до мести. Мы должны отдать все свои силы защите нашей свободы, нашего бирюзового неба... нашей изумрудной земли.
— Ну и защищайте вашу свободу и ваши земли! — выкрикнул из толпы человек в бурке.— Изумрудная земля не принадлежит нам. Что защищать безземельному крестьянину? У нас нет ничего, кроме души.
Уполномоченный правительства подошел к перилам и стал рядом с Евгением Жваниа.
— Разрешите мне сказать несколько слов по поводу этой реплики,— попросил он Жваниа и, не ожидая его согласия, обратился к народу: — Вы сказали — безземельные крестьяне. Как вы можете говорить такое? Господин Жваниа только что информировал вас о том, что земли переданы в руки крестьян. Я подтверждаю это. Ну, а что касается моей земли и земли моих братьев, то она давно у вас. Вы уже давно ее пашете.
Беглара Букиа возмутила эта наглая ложь Чичуа.
— Ее пашут снаряды из ваших пушек, господин Чичуа,— громко, чтобы услышал весь народ на площади, крикнул Беглар.
— Я вас не понимаю,— растерялся Чичуа.
— Врешь, помещик! — закричали Коршиа, Джгеренайа, Эсебуа.— Нас гвардейцы согнали с твоей земли.
Заявление Чичуа удивило члена учредительного собрания. На какое-то мгновение он смешался, затем, как ни в чем не бывало, продолжал свою речь:
— Мы защищаем свободу, сестры и братья. Мы защищаем демократию! — прокричал он, а про себя подумал: «Ну и идиот этот Чичуа. Зачем только его сюда прислали?» — Мы защищаем наш трехцветный флаг, защищаем землю, которая с сегодняшнего дня и вправду станет вашей.
Гудуйа Эсванджиа стоял чуть в стороне от толпы и, подавшись вперед, слушал Евгения Жваниа. Темно-коричневое лицо лесного отшельника от непомерного возбуждения еще больше потемнело и покрылось крупными каплями пота. Эсванджиа с отвращением и гневом глядел на Евгения Жваниа и с трудом удерживался от желания обругать этого всенародно лгущего болтуна. И наконец, потеряв терпение, все же дал волю сдерживаемой на протяжении многих лет ненависти.
— Кого ты обманываешь, сукин сын?! — крикнул он Евгению Жваниа.
Народ зашумел, и все разом обернулись к Эсванджиа. Некоторые не узнали его, а те, кто узнал, поразились: «Господи, как изменился человек!»
— Эй, Гудуйа Эсванджиа! Что с тобой сделала жизнь?
— Посмотрите, люди, да это же настоящий очокочи!
— Забытый смертью Гудуйа!
— Гудуйа!
— Вчера ты стрелял в народ из пушки,— кричал Гудуйа,— а сегодня подлизываешься к нему! Мне лично хватит земли на могилу. Гудуйа Эсванджиа уже не нужна земля. Но земля будет народной! Она будет принадлежать Букиа, Коршиа, Эсебуа, Филиппа, Джегеренайа! А не веришь, так я сейчас вколочу тебе это в дурную башку.— Гудуйа, подняв
свою дубину, бросился к балкону. Его с трудом удерживали два крестьянина.
— Мы боремся за жизнь, а не за смерть,— сказал Жваниа.
Было похоже, что угрозы лесного отшельника ничуть не испугали его.— Мы, социал-демократы, не проповедуем мести. Мы не сеем смерть и не проливаем кровь.
— Без крови враг ничего не уступит! — выкрикнул свое излюбленное изречение Зосиме Коршиа.
— Кровь проливают только большевики. Вот они уж действительно никак не насытятся кровью,— горячился Жваниа.
— Клевета это, господин Жваниа,—остановил его Варден.— И вы сами знаете, что это клевета. А вот вы, меньшевики, хотите кровопролития. Разве не потому вы призываете народ в поход против большевиков?
— Против захватчиков! — сказал Жваниа.
— Надоела нам ваша демагогия,— оборвал его Тариэл Карда.
Жваниа медленно повернулся к Тариэлу и, с трудом сдерживая себя, сказал:
— Я вас не приглашал слушать меня, я говорю с народом.
— Народ давно вас не слушает,— усмехнулся Тариэл Карда.
— Это вас, большевиков, не хочет слушать народ!
— А мы сейчас увидим, кого слушает народ,— сказал Карда.
— Вы мне угрожаете? — вспыхнул Жваниа.
— Не Тариэл Карда вам угрожает, а народ,— сказал Варден.
— Вы слышите, что он говорит, люди! — перегнувшись через перила, крикнул Жваниа. — Оказывается, грузинский народ угрожает своему родному правительству. Вот до чего доболтался этот большевистский комиссар.
— Правду говорит комиссар, чего там.— Элизбар хотел выйти вперед, но его удержал Манча Заркуа.
— Пусти, Манча, тошнит меня от господских речей,— сказал Элизбар своему другу.
В толпе зашумели, послышались возгласы:
— Хватит! Не хотим больше слушать меньшевиков!
— Не верим им!
— Пусть убираются ко всем чертям!
Жваниа резко повернулся к Тариэлу Карда:
— Очень сожалею, что мы выпустили вас из тюрьмы, товарищ Карда.
— Так бы вы нас и выпустили,— рассмеялся Карда,— это народ заставил ваше правительство выпустить из тюрем большевиков, и, кроме того, я уже давно не ваш товарищ, господин Жваниа.
— Извините, ошибся,— пожал плечами Жваниа.— Это я еще по старой привычке назвал вас так. Боже спаси — теперь мы, конечно, не товарищи, мы враги.
— Долой меньшевистское правительство! — крикнули из толпы.
— Да здравствует социалистическая Грузия!
— Мы против того, чтобы один класс господствовал над другим,— продолжал Евгений Жваниа.— Равноправие всех честных людей — вот что такое истинная демократия.
— В чем же равноправны мы с Чичуа? В чем? — спросил Зосиме Коршиа.
— Пустите, я ему задам, этому вралю,— опять сорвался с места Гудуйа Эсванджиа, но его удержали.
— Вы будете равноправны, уважаемые, будете! — сказал Жваниа. — Мы сделаем так, чтобы и у вас и у Чичуа было столько земли, сколько вы сможете обрабатывать...
— Никто не видел земли, обработанной Чичуа.
— Со времен Адама набивают они себе желудок тем, что добыто чужим трудом.
— Скоро и у них желудки высохнут от голода.
— От имени партии обещаю, что земля будет ваша, люди!
— Вы уже много раз это обещали,— сказал Зосиме.
— Это правильно, мы пока не все свои обещания выполнили.— Евгений Жваниа видел, что большинство людей на площади уже не слушает его. Он был на грани отчаяния: «Все пропало, все пропало»,— но приказал себе: «Не сдаваться, ни в коем случае не сдаваться».— И я от имени партии откровенно заявляю вам: да, мы затянули окончательное решение вопроса о земле. И да будет вам известно, что лично я не одобрял и не одобряю эту затяжку... Вы сделали то, что должны были сделать мы, вы сами поделили землю, которую и без того Чичуа собирался отдать вам.
— Знаем, как он собирался...
— А когда ваше правительство оставило ему всю землю, почему он тогда не отказался? — сказал Манча Заркуа.
— Чичуа не давали нам никакой земли.
— Они не согласились и на треть урожая.
— Нет, теперь нас уже не обманут! — разом закричали Иване, Нестор, Зосиме.
Уполномоченный правительства Аполлон Чичуа отошел в глубь балкона. Эти смутьяны могут и зашибить.
— Я повторяю, я уже в который раз повторяю: наша ошибка и, если хотите, вина в том, что мы не сочли земельный вопрос первостепенным,— сказал Жваниа.— И вот... до сегодняшнего дня не удосужились заняться им вплотную.
— Зато теперь мы удосужились,— сказал Элизбар Кварацхелиа.
Член учредительного собрания закашлялся, чтобы выиграть время для обдумывания ответа, но ничего не придумал и предпочел сделать вид, что просто не слышал этих слов.
— Сегодня мы должны думать не о том, как бы набить себе желудок... —сказал Жваниа.
— Об этом не думает только сытый,— сказал стоявший у гроба Шамше Акбардиа.
Евгений Жваниа и на это решил не отвечать.
— Сегодня каждый человек, любящий родину и свободу, должен противостоять врагу, который без объявления войны выступил против нас.— Жваниа прокашлялся, прочищая горло.— Эти варвары уже задушили Армению и Азербайджан и теперь хотят поработить нашу Грузию, но это им не удастся. Грузия сегодня сильна, как никогда. Сегодня восток и запад Грузии едины: народ грузинский сплотился духовно. Отныне начинается наша новая история. Это будет история нашего национального обновления и свободы. И потому мы провозглашаем: независимость или смерть.
— Да, господин Жваниа, что верно, то верно: с сегодняшнего дня начинается новая история Грузии,— сказал Варден.— Но историю эту напишет не меньшевистская власть, а наше правительство.
— Какое ваше правительство? — крикнул Джаба Кобахиа.
— Советское правительство Грузии.
— Кто испек такое правительство? — завопил Антимоз Дгебиа.
Жваниа не дал Вардену ответить.
— В Шулавери собралась кучка грузинских большевиков — Ревком Грузии! — бросил он в толпу.— Эти изменники называют себя правительством Грузии. Слышите, друзья, изменники называют - себя нашим правительством. Только большевики способны на такое кощунство! Но грузинский
народ и слушать4не хочет об этом самозваном правительстве. Учредительное собрание — высший орган нашей республики — единогласно объявило этих молодчиков врагами грузинского народа,— продолжал Жваниа.— У них будет отобрано все имущество, если только оно есть у этих бродяг. Постановлением учредительного собрания они объявлены вне закона.
— Учредительное собрание, которое вы изволили назвать высшим органом республики, уже потеряло свои права, господин Жваниа,— сказал Варден Букиа.
— Это говорите вы, большевики, стремясь подорвать демократическую Грузию. Вы объявляете ее правительство свергнутым, вы утверждаете, что, мол, взошло над Грузией солнце пролетарской революции, вы распространяете ложные слухи о том, что началось восстание, и что повстанцы идут от города к городу, от деревни к деревне, и что они приближаются к Тбилиси, называя его столицей реакции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22