Я сразу подумал, что это перешла на берег наша рота. Но почему их так много и идут они цепью короткими перебежками, а не гуртом по дороге, как это делают русские солдаты. Догадаться, что это идут на нас немцы, я сразу не мог. Мы стояли во весь рост и они видели нас и не стреляли. Старший лейтенант стоял под сосной позади нас, он тоже смотрел в сторону цепи и молчал. Мои солдаты повскакали на ноги, вытянули шеи и тоже смотрели. Они смотрели то на тех, то на меня. Они ждали, что я скажу [а у меня шла мозговая]. Все смотрели на меня, все ждали моего решения. Комбат [наверное] при этом крикнул мне:
– Ну решай, лейтенант, ваши это или нет? Я подозвал пулеметчика, прикинул глазомерно, сколько метров до цели, подвинул прицельную планку на место, откинул в стороны опорные штанги пулемета и поставил пулемет на землю. Я постоял, подождал минуту не более, выбрал место повыше и поровней, перенес пулемет, решительно лег и старательно неторопясь стал целиться. Идущая фигура немца сидела у меня на мушке животом. Я дал подряд несколько коротких очередей из пулемета, каждый раз проверяя взятую точку прицела. Я даже не увидел, как ткнулись в землю несколько передних голубоватых фигурок в шинелях. Мой взгляд был прикован к разрезу придельной планки и мушки на конце ствола. Я дал ещё несколько очередей, оторвался от прицела и посмотрел вперед. После этого немцы залегли как по команде. Я видел, что несколько человек лежат неподвижно на боку. Остальные животами стали искать углублений между кочками. Я прицелился ещё точнее, с учетом, что цель опустилась, и корпусом чуть подался вперед. Я дал две, три короткие очереди по темным каскам и почувствовал, что попал в выбранную мною цель. Потому, что после выстрелов линия прицела смотрела в выбранную точку.
– 17 – Я не стал открывать беспорядочную стрельбу, как это делают обычно при появлении идах солдат противника. Я не старался захватить огнём сектор побольше. Я выбирал себе всего две, три фигуры покучней и каждый раз после моих выстрелов они получали [свою] по очереди порцию свинца. Они это сразу почувствовали, когда стали нести смертельные потери. Я бил наверняка. Что-что, а стрелять меня научили! Немецкие темные каски на фоне кочек покрытых белым инеем были хорошо видны. Каску не спрячешь ни за кочку, ни в землю! Я спокойно целился, подавая ноги чуть в сторону, чуть вперед, чуть назад, и прижав к плечу и скуле приклад пулемета, плавно спуская крючок и давал короткую очередь. Ещё несколько пригнутых касок к земле после выстрелов вскинулись над землей. Немцы как-то нервно заерзали и зашевелились, забегали и перебежками стали отходить к обрыву. А может это наши? Почему они не стреляют? Я лежу у пулемёта. Сзади меня стоят во весь рост мои солдаты. Немцы их прекрасно видят, но ответный огонь не ведут. Прицел я поставил точно, расстояние до них метров двести [триста] – пустяковое. Видно среди них много раненых и убитых и они от этого не могут прийти в себя. По моим самым грубым подсчетам, с десяток немцев наверняка получили по две, три пули. Они плашмя все уткнулись между кочками, не шевелились и не поднимали головы. Но почему они не стреляли? Вот что [собственно] смутило меня. Я никогда до этого немцев не видел. Не знал их цвета формы, одежды [в чем они одеты]. Я подумал об этом, когда они уже отошли за обрыв. Сейчас вполне было кстати их атаковать. Надо подбить на это старшего лейтенанта. А если это наши? Меня как раз и отдадут под суд. Словяне всегда ходят только кучей. Я вспомнил сзади себя эту дорогу, когда сидел и ждал своих на том берегу. Женька Михайлов с разведчиками пришел тоже кучей. Старший лейтенант привел своих сибиряков, как стадо коров. Идти навстречу своим развернутой цепью, совсем странно! Нет, это были немцы, они подошли к берегу во время бомбежки! Сибиряки старшего лейтенанта вообще не стреляли. Они видели, как я лег, как прицелился, как передние ткнулись в землю, как залегли остальные, как перебежками они стали пятиться назад. Не понимаю я только одного, какую роль здесь на берегу выполняет батальон старшего лейтенанта? Зачем они пришли на берег Волги? Оборонять его или жарить мясо? Возможно, у них приказа на оборону берега нет. Мы! Я понимаю. Мы оторванный кусок от целой роты. Нас считают погибшими, а мы напротив живые.
– 18 – Война [это наши действия и наши сомнения.] для меня сплошные открытия и догадки. Именно сомнения одолевают нас, когда мы делаем первый шаг навстречу [смерти] врагу! Возможно, если бы мы лезли все время вперед, всегда и везде шли напролом, у нас не было бы на этот счет никаких сомнений. Какие могут быть сомнения, если ты уже убит? Какие могут быть, например, сомнения у командира полка, если он от бомбежки и сидит за десяток километров. [Но неудача вершит нашей судьбой даже тогда, когда у тебя на этот счет нет никаких сомнений.] Однако неудача сопутствовала нам на первых порах. Был уже поздний вечер. Край берега смотрелся плохо. Немцы подобрали своих раненых и трупы, они скатились под обрыв и ушли обратно на тот берег. Над бровкой обрыва ни малейшего движения. Сибиряки облюбовали продолговатую высотку под соснами, а мы остались в открытом поле. Здесь были кем-то и когда-то отрыты небольшие, едва четверти глубиной, в виде узких [щелей] полос, одинарные и двойные окопчики. Когда совсем стемнело, я подозвал старшину и велел ему выставить охранение.
– Дежурить будут по двое. Передай солдатам на счет курева. Объяви порядок смены караульных и сигналы на случай ночной тревоги. Немцы убрались к себе на ту сторону. Ночью они не воюют. Но на всякий случай ухо держите востро! Это пускай запомнят все! Старшина всё проделал, а я, чтобы ещё раз убедиться, прошел с ним [по окопам] по постам и проверил несение службы.
– Спать будем с тобой по очереди, – сказал я старшине.
– Я лягу сейчас, часа на три, пока тихо. Ты разбудишь меня. %%% я подежурю, а ты отдохнёшь!
– В случае тревоги разбудишь меня немедленно!
– Я лягу вон там. В одном окопе с солдатом Захаркиным. У него есть одеяло, вот мы одеялом и укроемся. Одеяло большое, нам хватит накрыться сверху и натянуть его на голову.
– Пойдем, проводи меня! Будешь знать, где я лежу. Я велел подвинуться солдату, и старшина укрыл нас сверху колючим одеялом. Ночь была тихая, но довольно холодная. Когда я проснулся, то сразу понял, что проспал слишком долго. Видно старшина не стал будить меня через три часа, как об этом мы договорились. Пожалел видно и не стал беспокоить! – подумал я.
– 19 – Может с сержантом сидели посменно, и решили вообще не будить меня [а с наступлением рассвета сам завалился спать]? Вылезать из-под одеяла не хотелось. Вдвоём надышали, было тепло. Для подстилки на дно окопа Захаркин с вечера нарубил лапника. Лежать в окопе было удобно и мягко. Сегодня я за все дня как следует выспался. Приятно потянуться, ко нужно вставать! Я высунул голову наружу из-под одеяла, вздохнул свежего воздуха и еще раз потянулся. Кругом было светло. Я быстро поднялся на локтях, оперся на руки, сел на дне окопа и выглянул наружу. Окоп был неглубокий, сидя я ней можно было оглядеться по сторонам, поверхность земли была на уровне груди. Я посмотрел в сторону молодых сосенок, где были позиции солдат батальона. Там было пусто [и безжизненно тихо]. По краю дороги, где должны были сидеть мои солдаты, тоже ни одной живой души. Мы остались одни в этом окопчике, прикрытые с головой колючим одеялом. Минуту, другую я соображал! Что случилось ночью? Почему я ничего не слышал? Что теперь нам делать? Почему здесь нет никого? Я осторожно толкнул солдата. Он лежал подле меня. Солдат зашевелился, скинул с лица угол одеяла, открыл глаза и посмотрел на меня. Увидев мой палец прижатый к губам, он легко и беззвучно поднялся, подхватил свою винтовку, лежавшую сбоку на дне окопа и встал на колени. Он посмотрел в ту сторону, куда показывал я. Там на дороге, позади высотки, где ночью сидели солдаты из батальона, шевеля боками, немцы устанавливали два орудия. Возможно, немцы и подходили к нашему окопу, но не обратили внимания, что под серым одеялом лежат и опят живые люди. Мы были прикрыты с головой, а цвет корявого одеяла был под цвет окопной земли. Дорога в сторону деревни, откуда когда-то пришли сибиряки, для нас была отрезана. По дороге со стороны деревни, медленно раскачиваясь, шла парная немецкая упряжка с подводой позади. Нам представился единственно свободный путь выскочить из окопа и пригнувшись бежать поперек дороги к кустам – в сторону леса. Путь этот был чуть правее в сторону берега, где вчера попытались высадиться немцы. Я посмотрел вдоль поля, куда я стрелял [из пулемета], оно было совершенно пустым. Где-то гораздо выше по течению немцы навели переправу и обошли нас слева со стороны наших тылов. Не туда ли отправился Михайлов со своими полковыми разведчиками? Пока я соображал и думал, я успел рассмотреть немецкую форму одежды. Запомнились голубовато-зелёные шинели и френчи с чёрным воротничком.
– 20 – На немцах короткие сапоги с широкими голенищами и каски по форме головы цвета вороньего крыла. Мы осторожно перемахнули через дорогу, обогнули кусты, сделали короткою перебежку в лощину и, пригибаясь, добежали до бугра. Перед открытым пространством поля мы остановились, подобрали полы шинели, подоткнули их за поясной ремень и побежали, стуча сапогами по замерзшей траве и земле. Добежав до леса и зайдя за деревья, мы остановились и перевели дух. Нужно было осмотреться [кругом]. Я посмотрел на дорогу, ведущую в сторону деревни, по ней в направлении к пушкам шла небольшая группа немцев. Видно они к утру успели занять несколько деревень, потому что чувствовали себя вполне свободно. Но куда девались наши и батальонные солдаты? Почему старшина не разбудил меня? Куда исчез батальон вместе со своим старшим лейтенантом? Мы углубились в лес, я взял по компасу направление на северо-запад и мы пошли искать лесную дорогу. Лес просветлел, показалась опушка, и мы вышли не то на заросшую лесную дорогу, не то на давно заброшенную просеку. Осмотрев траву и мелкий валежник, мы убедились, что здесь никто давно не ходил. Такая просека, хоть она и старая, должна нас вывести на дорогу иди хожую тропу. Ходили же здесь когда-то люди по грибы и по ягоды. По просеке мы прошли километров шесть [или семь] и вышли на берег реки Тьмы. Здесь вдоль берега проходила проселочная дорога, по ней ехала повозка. Мы встали за стволы деревьев и ждали, пока из-за крупа лошади не покажется повозочный солдат. Увидев, что это наш, мы вышли ему навстречу. Лошадью правил солдат, на голове у него была надета зимняя шапка ушанка. Тыловиков уже успели перевести на зимнюю форму одежды, – подумал я. Мы остановили его, когда он поравнялся с нами. Он был из той же самой дивизии, в которую мы были зачислены вчера. Он сказал, что их обоз стоит на той стороне реки.
– По дороге отсюда километров пять не больше!
– Как дойдете до брода, повернете по дороге направо.
– А там недалёча паря и деревенька будет стоять.
– В деревне спросите, как дойти до вашего полка. Солдат в шапке поехал дальше, а мы по указанной дороге пошли искать полковой обоз. Я надеялся, что в тылах полка я узнаю обстановку и разыщу своих. Штаб полка нам указать не могли, о нём пока никто ничего не знал.
– 21 – А комбата и своих солдат я разыскал только к вечеру. Что же случилось ночью? Почему я остался в окопе? Почему ушли мои солдаты и не разбудили меня? Ночью, когда мы с Захаркиным легли под одеяло, старшина не спал, он ходил и проверял посты. Вскоре вернулся сержант, которого я с тремя солдатами посылал под покровом ночи дойти до берега Волги и посмотреть, что делается на том берегу. Старшина разбудил меня, когда сержант вернулся. Он доложил мне, что берег у переправы пуст. Я выслушал сержанта, сказал,
– Хорошо! Ты можешь быть свободен. И я опять лёг под одеяло и уснул. Часа через два в расположение взвода явился старший лейтенант, комбат сибиряков. Он привел с собой двух связных и приказал старшине подымать быстро людей.
– Действуйте без шума и осторожно!
– Не тяните время! Пойдете вот за этими связными! – сказал он и тут же ушёл.
– Солдаты нашего батальона давно стоят на дороге и ждут ваших! – сказал один из солдат, оставленных комбатом.
– Мне нужно разбудить лейтенанта! – ответил старшина.
– Ваш лейтенант давно на ногах. Мы его видели там в батальоне рядом с комбатом.
– Лейтенант сказал, чтобы вы шли туда побыстрей!
– Батальон уйдет, а ночью, в темноте можно отстать и мы его не догоним. Старшина, думая, что я на самом деле ушел к комбату и в курсе дела, что за ним послали связных, не стал проверять окоп. Так они и ушли, забрав всех солдат и оставив нас спать в окопе с Захаркиным. Когда старшина дошел с солдатами до перекрестка, то он увидел, что на дороге их ждут ещё двое оставленных комбатом солдат.
– Давай быстрей за нами! – закричали они и ускоренным шагом пошли в темноту.
– Комбат приказал вам бегом догонять [батальонных] остальных. Где они шли, куда и когда сворачивали, старшина не запомнил. В темноте ничего не видать. Он видел, что впереди идут солдаты батальона, и решил, что я иду где-то впереди, вместе со старшим лейтенантом. Они шли лесными дорогами, несколько раз подолгу стояли, было похоже, что батальон заблудился. И действительно они в лесу проплутали до рассвета.
– 21 – а (вариант 2) комбата и своих солдат я к вечеру разыскал. Что случилось ночью? Почему я остался, и меня не разбудили? Почему мои солдаты ушли? Ночью, когда мы с Захаркиным спали под одеялом, старшина ходил и проверял посты. Вскоре вернулся сержант, которого я с тремя солдатами послал под покровом ночи подойти к берегу Волги в том месте, где саперами был взорван паром. Старшина меня разбудил, когда вернулся сержант. Сержант доложил, что берег у переправы пуст. Я выслушал сержанта, сказал хорошо, можешь быть свободен, и опять уснул. Часа через два в расположение нашего взвода явился старший лейтенант комбат сибиряков. Он привел с собой двух связных и приказал старшине поднимать быстро людей.
– Действуйте без шума и осторожно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32