Эта часть заклинания должна была разгневать Нильна. Шуга осквернил
грязевое существо для того, чтобы прославить величие Ротн-Бэйра - рогатый
знак, изображенный на противоположной стороне гнезда.
Он вернулся к костяной чаше с вонючей железой слизняка и с помощью
большой кости растер железу в дурно пахнущую пасту. Затем смешал ее с
овечьей кровью, порченной водой и зеленоватым порошком из своего ранца. Я
узнал порошок - это был экстракт страха, обычно используемый там, где
желательно могущественное заклинание. Его получали из раздробленных копыт
животных. Надо было пожертвовать шесть овец, чтобы получить его небольшое
количество, которое Шуга добавил сейчас к своему зелью. Нагнувшись к
нижней части гнезда, Шуга начал изображать знакомый символ поверх мелового
рисунка рогатого знака. Это был знак Нильна - диагональная полоса с двумя
пустыми кругами с каждого края.
Толпа оценивающе затаила дыхание. Присутствовать при таком
оригинальном нанесении заклинания доставляло истинное наслаждение. Не
удивительно, что его прозвали Шуга-Высокий. Ротн-Бэйр не мог позволить
долго просуществовать подобному ужасному оскорблению своих овец. И Нильн -
бог грязевых существ - недолго будет благодушествовать, если грязевые
вонючки будут приноситься в жертву Ротн-Бэйру.
Вражда двух богов проявлялась всякий раз, когда овец гнали к воде.
Овцы неаккуратны и неуклюжи. Когда они толпятся на берегу, то давят
множество лягушек, змей, ящериц, хамелеонов и прочих амфибий, которые
живут в грязи. В то же время многие из наиболее опасных живых существ,
ядовитых и клыкастых со злобой нападают на овец, раня им ноги, портя
шерсть, заражая паразитами, награждая гноящимися язвами, оставляя кровавые
следы от сердитых укусов и царапин.
Два бога ненавидели друг друга и в своих разнообразных воплощениях -
таких как овцы и грязевые существа - не жалели сил, чтобы уничтожить друг
друга при первой же возможности.
Сейчас же Шуга нарисовал оскорбления обоим на одном и том же гнезде.
Он осквернил воплощения каждого из них для того, чтобы прославить величие
другого. Если Пурпурный немедленно не принесет возмещение, то пострадает
от ярости обоих богов одновременно.
Пурпурный заявил, что он в богов не верит. Он отрицал их
существование. Он отрицал их власть. Он утверждал, что выше магии Шуги.
Я надеялся, что вернется он вовремя, чтобы увидеть действие
заклинания.
Я пошел с Шугой вниз к реке и помог ему в ритуальном очищении. Ему
было необходимо очиститься от следов проступка против обоих богов, иначе
он пострадал бы от собственного проклятия. Боги иногда близоруки. Я
окропил его шестью различными маслами, прежде чем позволил хотя бы
вступить в реку (неразумно обидеть Филфо-Мара - речного бога).
Мы не успели кончить с очищением, как услышали, что действие
проклятия началось. До нас донеслись слитные крики толпы и смутный гул.
Шуга завернулся в накидку и поспешил на холм. Я возбужденно последовал за
ним.

8
Мы добрались до гребня холма вовремя, чтобы увидеть свирепого барана,
яростно бодающего гнездо Пурпурного. Набежало еще несколько баранов и тоже
ринулись в атаку на черный шар. Гнев их был в основном сосредоточен на
оскверненном знаке Ротн-Бэйра. Казалось, их раздражало само вещество
символа. Запах грязевого вонючки достаточно могуществен, чтобы разъярить
любого.
Тяжело дыша, с покрасневшими глазами, бараны сталкивались, пихались,
даже били в бешенстве друг друга лбами, только чтобы атаковать ненавистный
символ, нанесенный на боку летающего гнезда. При каждом их ударе ужасающий
гул эхом разносился по холмам.
И каждый удар сопровождался громким весельем толпы. Я ожидал, что в
любой момент кто-нибудь из баранов проломится сквозь стенку этого мрачного
жилища - но нет, эти стенки оказались крепче, чем я предполагал. Каждый
раз, когда баран ударял в него, гнездо, казалось, на мгновение немного
приподнималось в грязи и тут же опускалось в нее - это был единственный
эффект, который я мог наблюдать. Блея от бешенства, бараны
неистовствовали, нападая на оскорбительный рисунок - они являли собой
живое воплощение гнева Ротна-Бэйра. Снова и снова бросались они на тусклую
черную поверхность.
Старый Харт, вожак, сбил себе оба рога (они сами по себе священные
атрибуты, и я скорбел, оплакивая потерю). Несколько других баранов тоже
пострадали. Их глаза налились кровью от ярости, ноздри широко раздувались,
дыхание вырывалось горячими выхлопами пара, звуки блеяния и фырканья
наполняли воздух. Пар поднимался от тел, копыта шлепали по грязи, сминали
траву и грязь в сплошную жижу.
Некоторые бараны уже хромали и, пока мы наблюдали, одно из старых
животных поскользнулось и покатилось по грязи, столкнулось с двумя
другими, свалило их. Все трое оказались под ничего не разбиравшими
копытами других баранов. К сердитому фырканью прибавилось хрюканье боли,
шум падения и глухой гул, который раскатывался по склону каждый раз, когда
на стенку гнезда Пурпурного падали удары. Сила и выносливость животных
превосходила все мыслимое, они продолжали карабкаться друг на друга, бодая
оскорбительное заклинание.
При каждой новой атаке гнездо приподнималось от земли и грозило
соскользнуть вниз по склону, и каждый раз помедлив, оседало назад и
выдавливало себе из грязи колыбель. Несколько раз оно придавливало изгибом
стенки зазевавшихся животных.
Я чувствовал, как во мне вздымается волна возбуждения - в любой
момент гнездо Пурпурного должно было завалиться на бок.
И тут внезапно три барана одновременно ударили в гнездо. Оно,
казалось, подпрыгнуло в воздух. В тот момент, когда оно приподнялось из
своего углубления, в него ударил еще один баран, как бы продолжая это
движение. С громким влажным хлюпаньем гнездо вдруг заскользило вниз по
склону. Разъяренные бараны ринулись за ним, бодая всю дорогу, забивая
грязь копытами - через все тщательно террасированные лягушачьи садки Лига
прошел длинный глубокий шрам. Я вопил от восторга вместе со всеми.
Огромный черный шар врезался в реку с громким чмоканьем и брызгами, у
жителей деревни вырвался истошный крик восхищения.
Молчал только я - ужасающее гнездо ни на сколько не отклонилось от
своего правильного вертикального положения. Заметил ли это Шуга? Его
хмурость и озадаченность были не меньше моих.
Но гнездо находилось в реке! Бараны, увязая в грязи, скользили по
склону, уничтожая то, что еще уцелело от лягушачьих прудов, настигая
противника. Чуть ли не весело, они бросились в воду, продолжая наносить
удары по жилищу Пурпурного.
Часть из них толпились на берегу, меся грязь. Грязевые вонючки и
саламандры в панике копошились под их копытами, к кровавым пятнам на боках
обезумевших животных добавились новые оттенки. Раздавленные грязевые
вонючки смешивались с овечьей кровью. Невыносимый запах настиг нас на
вершине холма вместе с истерическим блеянием и хлопками.
Теперь черное гнездо оказалось в пределах досягаемости Нильна. Пока
только Ротн-Бэйр имел возможность отомстить за оскорбление. Сейчас же
берега вскипели, точно живые, когда саламандры, ящерицы, крабы, ядовитые
змеи и прочие речные создания начали выбираться из грязи и темноты. Они
копошились на взбаламученной поверхности и атаковали все, что двигалось,
но чаще - баранов.
Бараны продолжали заниматься гнездом, безразличные к обитателям ила,
запутавшимся в их шерсти, свисающих с боков, бьющим по ногам. Их когда-то
округлые, а теперь изодранные и исцарапанные бока были испещрены красными
пятнами, и широкими полосами ила от грязной речной воды. Это зрелище
внушало благоговение - овцы и речные создания, вместе атакующие
неподвижную черную сферу.
Жители деревни выстроились на гребне холма и радостными криками
приветствовали неистовую активность внизу. Один-два пастуха похрабрее
попытались было спуститься вниз, к реке, но щелканье клешней крабов быстро
прогнало их наверх.
Бараны теперь двигались медленнее, но все же продолжали тесниться
вокруг жилища Пурпурного, все еще продолжая толкать его, вскарабкиваясь на
тела упавших товарищей. Вода стала розовой. По берегам реки кишели
рассерженные грязевые вонючки. Это было зрелище, достойное богов. Толпа
продолжала дико веселиться и даже начала распевать хвалебные гимны в честь
Шуги. Заводилой был Пилг Крикун.
Гнев баранов начал утихать. Некоторые уже взбирались наверх, скользя
и шлепаясь в свою собственную кровь, съезжая назад по илистой почве.
Два-три барана ушли под воду и больше не показывались.
Грязевые создания тоже начали успокаиваться - и пастухи, соблюдая
осторожность, осмелились спуститься вниз, чтобы позаботиться о своем
израненном стаде.
- Красивое заклинание, Шуга, - поздравил я его. - Красивое и такое
сильное.
И действительно, по мере того, как взбаламученная пена реки начала
спадать, открывая всю степень разорения, некоторые из жителей начали даже
ворчать, что возможно, заклинание действительно было слишком сильным. Один
из членов Гильдии Советников проворчал:
- Только поглядите на эти разрушения! Это заклинание должно быть
запрещено!
- Запретить и оставить нас беззащитными перед врагами? - возразил я.
- Ну, - поправился он, - наверно надо удерживать Шугу от того, чтобы
он использовал его против друзей. Он может применять это только против
чужаков.
Я кивнул, соглашаясь.
На истоптанной грязи склона лежало мертвыми, по крайней мере,
одиннадцать наших овец, грязевые существа беспорядочно копошились на их
неподвижных или все еще вздымающихся боках. Четыре барана были втоптаны в
землю, другие, подальше, лежали с повернутыми под неестественными углами
головами - они сломали себе шею, бодая гнездо Пурпурного. Три тела с
открытыми ртами лежали под водой. У уцелевшей части стада на боках и ногах
виднелись многочисленные следы укусов грязевых вонючек. Несомненно,
большинство из этих укусов позднее станут гноящимися ранами, и еще много
баранов умрет по прошествии некоторого времени.
Обитатели ила будут злобствовать еще несколько дней. Будет опасно
купаться и, вероятно, овцы еще долго не посмеют вернуться к реке и их
придется водить на водопой к горным ручьям. Лягушачьи садки уничтожены
полностью, их предстоит еще восстанавливать где-то в другом месте.
Анг, обозрев свой испоганенный склон, сердито стонал и заламывал
руки. И наконец, гнездо сумасшедшего волшебника перегородило реку. Вода,
встречая препятствие, перехлестывала через южный берег бурным потоком. Она
уже прокладывала себе новое русло.
Но какое это имело значение. Невелика цена за ущерб, нанесенный
чужаку. Принимая во внимание грандиозность задачи, потери были невелики.
Мы могли гордиться Шугой. Тогда почему вдруг стало так тихо? Я посмотрел
налево и увидел Пурпурного, стоящего на гребне холма.

9
Он стоял там, а вокруг парили его устройства. Все внимание толпы
переключилось на него. Пурпурный стоял, уперев руки в бедра и задумчиво
смотрел вниз, на свое гнездо. Как долго он уже там?
- Очаровательно, - произнес Пурпурный и начал быстро спускаться по
склону. Его устройства запорхали следом. Гнездо торчало посреди реки,
похожее на огромное яйцо. Сильный водяной поток огибал выпуклые бока,
гневно рассыпая брызги вверх и на утоптанный берег. Свирепые грязевые
существа пытались вскарабкаться на его тусклую черную поверхность,
решительно добираясь до знаков заклинания. Комья грязи, клочья
окровавленного меха смазали его края, но магические рисунки Шуги все равно
были видны, словно он выгравировал их на поверхности. Гнездо стояло
непоколебимо, надменно нацеливаясь носом вертикально вверх. Меня это
насторожило. Я искал глазами вмятины на стенках поверженного гнезда
чужака. Они определенно должны были остаться от бараньих рогов, но не
обнаружил ничего.
Пурпурный зашагал по склону прямо вниз к воде. Ни комочка грязи не
прилипало к его необычным сапогам, в отличие от нас с Шугой. Мы были в
грязи по бедра. Несколько грязевых вонючек напали на волшебника, когда он
вошел в воду. Пурпурный не обратил на них внимания. А твари, казалось, не
могли вцепиться ему в ноги. Он остановился под выпуклостью гнезда, и мы
ожидали, что он сейчас разразится криками ярости.
Но как ни в чем не бывало, Пурпурный начал коротким инструментом
осторожно соскабливать кусочки заклинания Шуги и складывать их в
прозрачные мешочки. Его безумное говорящее устройство продолжало
передавать его ворчание:
- Очаровательно... сила этих желез секреции, контролирующая функции
тела, такова, что я ни с чем подобным раньше не сталкивался. Интересно,
возможно ли этот эффект воспроизвести искусственно?
Дважды он принюхивался к тому, что соскребал и дважды ронял слово,
которое говорящее устройства не могло перевести. Когда он кончил, то
окунул руки в воду, чтобы смыть их, ненароком обидев Филфо-Мара, обычно
доброго речного бога.
Пурпурный вернулся к овальной двери своего гнезда. Оно шло вровень с
выпуклой стенкой, но было обведено оранжевой краской, чтобы сделать ее
заметной. Он надавил на квадратную выпуклость, дверь скользнула в сторону,
и он исчез внутри гнезда.
Мы ждали. Останется ли он в своем гнезде и будет жить посреди нашей
реки?
Внезапно летающее гнездо зажужжало и поднялось футов на двадцать в
воздух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22