Ведь владычествовали они не в безвестной и худой земле, но в «земле» Русской, что ведома во всех послышанных о ней четырех концах земли. Сей славный, будучи рожден от славных, благородный — от благородных, князь наш Владимир и возрос, и укрепился, младенчество оставив, и паче возмужал, в крепости и силе совершаясь и в мужестве и мудрости преуспевая. И самодержцем стал своей земли, покорив себе окружные народы, одни — миром, а непокорные — мечом.
77. ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХ ЛЕТ
Все, что нам сегодня известно об истоках Руси по первичным письменным источникам, дожило до наших дней исключительно благодаря «Повести временных лет» — так условно был назван Начальный летописный свод, включенный затем в Лаврентьевскую и Ипатьевскую летописи (другие, более ранние редакции и версии попросту не дошли). Традиция приписывает составление летописи монаху (черноризцу) Киево-Печерского монастыря Нестору, о чем есть скупые упоминания в некоторых позднейших списках книги.
Сказанное вовсе не означает, что кроме творения Нестора никогда и ничего другого не было. Было! Да еще сколько! Одна утраченная Иоакимовская летопись, на которую ссылался В. Н. Татищев, чего стоила: здесь излагались факты, не доступные по другим источникам. Только утрачено все это безвозвратно. Знать, такова судьба, и свою первоначальную писаную историю вплоть до 1116 года и впредь суждено изучать по «Повести временных лет». Нестор-летописец — не просто хронист, протокольно записывавший события. Он — и первостатейный русский писатель, и мыслитель высочайшего ранга, которого от начала до конца занимал вопрос о месте Руси в мировой истории.
По существу, Нестор — первый русский философ-космист. Вопрос, который ставит летописец, «Откуда есть пошла Русекая земля?» — не просто исторический и даже не историософский, это воистину вселенский вопрос: происхождение Земли русской неотделимо от происхождения всех племен и народов в библейском контексте истории мира и человека. Поражает и сама летописная концепция: не хроника или изложение событий, но — Повесть временных лет. Тем самым русская история предстает составной частью того общего временного процесса, где Время-Хронос — важнейший атрибут Космоса и выражает его движущее, текучее начало. Поразительно также удвоение времени в летописном заглавии: два синонима «время» и «лета» образуют динамичное и всеохватывающее словосочетание «временные лета», создающее эффект неисчерпаемого временного движения, даже — полета («лета» от слова «лететь», откуда — «полет»).
Безусловно, главная ценность Несторовой летописи состоит в том, что это основной (а во многих случаях — единственный) источник наших сведений о предыстории и ранней истории Руси. Начало русского народа и всего славянского племени автор «Повести временных лет» вел от сына легендарного библейского Ноя — Иафета, которому после потопа достались северные («полунощные») страны. Между прочим, если быть строго объективным и следовать букве и духу Начальной летописи, то так называемый потоп, а точнее, катастрофический катаклизм, который когда-то перетасовал языки и народы, и есть подлинная точка отсчета русской истории, ибо первые слова, начертанные летописцем после знаменитого зачина-вступления — «по потопе», то есть «после потопа».
И далее Нестор развертывает грандиозную, в духе библейских традиций, картину возникновения славяно-русского пестроцветия.
Поляне же, жившие сами по себе, как мы уже говорили, были из славянского рода и назвались полянами, и древляне, произошли от тех же славян и назвались древляне, радимичи же и вятичи — от рода поляков. Были ведь два брата у поляков — Радим, а другой — Вятко. И пришли и сели: Радим на Сожи, и от него прозвались радимичи, а Вятко сел с родом своим по Оке, от него получили свое название вятичи. И жили между собою в мире поляне, древляне, северяне, радимичи, вятичи и хорваты. Дулебы же жили по Бугу, где ныне волыняне, а уличи и тиверцы сидели по Бугу и по Днепру и возле Дуная. Было их множество: сидели по Бугу и по Днепру до самого моря, и сохранились города их и доныне; и греки называли их «Великая скуфь».
Все эти племена имели свои обычаи, и законы своих отцов, и предания, каждое — свои обычаи. Поляне имеют обычай отцов своих тихий и кроткий, стыдливы перед снохами своими и сестрами, и матерями, и снохи перед свекровями своими и перед деверями великую стыдливость имеют; соблюдают и брачный обычай: не идет жених за невестой, но приводят ее накануне, а на следующий день приносят что за нее дают. А древляне жили звериным обычаем, жили по-скотски: убивали друг друга, ели все нечистое, и браков у них не бывало, но умыкали девиц у воды. А радимичи, вятичи и северяне имели общий обычай: жили в лесу, как и все звери, ели все нечистое и срамословили при отцах и при снохах, и браков у них не бывало, но устраивались игрища между селами, и сходились на эти игрища, на пляски и на всякие бесовские песни и здесь умыкали себе жен по сговору с ними; имели же по две и по три жены. И если кто умирал, то устраивали по нем тризну, а затем делали большую колоду и возлагали на эту колоду мертвеца и сжигали, а после, собрав кости, вкладывали их в небольшой сосуд и ставили на столбах по дорогам, как делают и теперь еще вятичи. Этого же обычая держались и кривичи и прочие язычники, не знающие закона Божьего, но сами себе устанавливающие закон.
С детства знакомы каждому человеку, уважающему историю и культуру своей Родины, легенды о Кие — основателе Киева, «призвании» варягов, Рюрике — основателе первой царской династии, вещем Олеге, Игоре Старом и его блаженной супруге Ольге, сыне их Святославе — отважном русском воителе, на которого впоследствии равнялись все русские полководцы. Кто ни помнит бесхитростного, но сразу же западающего в Душу рассказа Нестора:
В год 6472 (964). Когда Святослав вырос и возмужал, стал он собирать много воинов храбрых. Был ведь и сам он храбр, и ходил легко как пардус, и много воевал. Не возил за собою ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ел; не имел он шатра, но спал, постилая потник с седлом в головах, — такими же были и все остальные его воины. И посылал в иные земли со словами: «Хочу на вас идти».
А далее — великий князь Владимир, крещение Руси, мученическая смерть Бориса и Глеба, Ярослав Мудрый, Владимир Мономах, отражение набегов многочисленных врагов — хазар, печенегов, половцев, становление могучей державы — Киевской Руси. Нет, воистину без «Повести временных лет» немыслима русская культура! Недаром Нестерова летопись оказала колоссальное влияние на творчество крупнейших русских поэтов — Пушкина («Песнь о вещем Олеге», «Руслан и Людмила»), Рылеева, Языкова, Хомякова, Мея, Майкова, А. К. Толстого и др.
И как вольный звон русского колокола, всегда будет раздаваться в наших ушах и отдаваться в наших сердцах бессмертный зачин Нестерова многолетнего труда: «Се повести времянены, лет, откуда есть пошла русская земля, кто в Киеве нача перва княжити, и откуда русская земля стала есть». Благодаря Нестору все теперь знают, откуда мы родом. Но также теперь знают что и сама русская история, литература, культура берут начал из Нестеровой летописи.
78. «СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ»
Есть творения — литературные, живописные, музыкальные, архитектурные, — которые как бы аккумулируют дух народа. Для русской культуры таковым является «Слово о полку Игореве». Единственный список его был случайно найден в монастырской библиотеке в конце XVIII века, издан в 1800 году и погиб в огне московского пожара во время Наполеонова нашествия. Но бессмертный дух «Слова» возродился, как Феникс из пепла, и теперь уже навсегда остался в памяти и душе народа. Ибо безвестный автор семь столетий назад сумел вложить в немногие неповторимые страницы не только свое видение Мира и Человека, но и передать его внутреннюю энергию в качестве завета потомкам.
Древнерусский шедевр, поводом для которого стал несчастливый поход Новгород-Северского князя Игоря против половцев, — не просто книга, поэма, песнь, повествование. Это — целое и целостное Мировоззрение. Это — Прошлое, Настоящее и Будущее, сплавленные воедино. Это — дыхание Жизни и Смерти, Любви и Ненависти, Позора и Торжества, Отчаяния и Прозрения, Надежды и Веры. В каждой фразе памятника, а кое-где даже и между строк закодирован бездонный философский смысл. Образы «Слова» — сплошь символы, наполненные неисчерпаемым смыслом. Судьба и Доля, Добро и Зло, Честь и Слава, Верность и Коварство, Красота и Добродетель — сквозь призму любого из этих понятий, как через магический кристалл, можно увидеть буйную жизнь наших предков, а в них — самих себя. |
Что же это за универсальный код, позволяющий проникнуть в самые сокровенные тайники человеческого духа? Да и само обретение памятника — не сродни ли оно явлению чудотворной иконы? Пролежав практически невостребованным более пяти веков, он был счастливым образом переоткрыт для русской литературы как раз накануне ее небывалого расцвета. И с самого момента открытия и последующего опубликования «Слово» стало своеобразным талисманом русской культуры, вдохновляя на творческие взлеты все новые и новые поколения писателей, композиторов, художников и, главное, — широкие массы читателей.
Поэтический текст «Слова» врезается в память читателя, точно высеченные в камне письмена, — такие же лапидарные и такие же неуничтожимые. И каждому при этом дано самому пережить «оптимистическую трагедию» памятника, черпая из этого кладезя народной мудрости и поэтического вдохновения силу и воодушевление. Следуя по словесной тропе, проложенной семь веков назад безымянным автором, читатель как бы сам наяву переживает все перипетии Игорева похода — от самого его начала, сопровождавшегося зловещими предзнаменованиями:
Тогда Игорь взглянул на светлое солнце и увидел, что от него тенью все его войско прикрыто. И сказал Игорь дружине, своей: «Братья и дружина! Лучше убитым быть, чем плененным быть; так сядем, братья, на своих борзых коней да посмотрим на синий Дон». Страсть князю ум охватила, и желание изведать Дона великого заслонило ему предзнаменование. «Хочу, — сказал, — копье преломить на границе поля Половецкого, с вами, русичи, хочу либо голову сложить, либо шлемом испить из Дона».
Тогда вступил Игорь-князь в золотое стремя и поехал по чистому полю. Солнце ему тьмой путь преграждало, ночь стенаниями грозными птиц пробудила, свист звериный поднялся, встрепенулся Див, кличет на вершине дерева, велит прислушаться земле неведомой: Волге, и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, Тмутараканский идол. А половцы непроторенными дорогами устремились к Дону великому: скрипят телеги в полуночи, словно лебеди встревоженные.
Как и в приведенном переводе «Слово» наполнено (даже — переполнено) разными звуками и голосами, таинственно проникающими к нам из прошлого:
Что шумит, что звенит в этот час рано перед зорями? Игорь полки заворачивает, ибо жаль ему милого брата Всеволода. Бились день, бились другой, на третий день к полудню пали стяги Игоревы. Тут разлучились братья на берегу быстрой Каялы; тут кровавого вина не хватило, тут пир докончили храбрые русичи: сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую. Никнет трава от жалости, а дерево в печали к земле приклонилось.
Вот уже, братья, невеселое время настало, уже пустыня войско прикрыла. Поднялась Обида в силах Даждь-Божьего внука, вступила девою на землю Трояню, всплескала лебедиными крылами на синем море у Дона, плеском вспугнула времена обилия. Затихла борьба князей с погаными, ибо сказал брат брату: «Это мое, и то мое же». И стали князья про малое «это великое» молвить и сами себе беды ковать, а поганые со всех сторон приходили с победами на землю Русскую.
А рокочущие струны Бояновых гуслей — разве не звучат они по сей день в сердце каждого русского человека? А звон Мечей, храп коней, стон раненых на Каяле? А проникновенный Призыв киевского князя Святослава? А вздох самого автора: «О Русская земля! Ты уже за холмом!»? И, наконец, самый пронзительный «голос» — плач Ярославны:
На Дунае Ярославнин голос слышится, одна-одинешенька спозаранку как чайка кличет. «Полечу, — говорит, — чайкою по Дунаю, омочу шелковый рукав в Каяле-реке, оботру князю кровавые его раны на горячем его теле».
Ярославна с утра плачет на стене Путивля, причитая:
«О ветер, ветрило! Зачем, господин, так сильно веешь? Зачем мечешь хиновские стрелы на своих легких крыльях на воинов моего лады? Разве мало тебе под облаками веять, лелея корабли на синем море? Зачем, господин, мое веселье по ковылю развеял?»
Ярославна с утра плачет на стене города Путивля, причитая: «О Днепр Словутич! Ты пробил каменные горы сквозь землю Половецкую. Ты лелеял на себе ладьи Святославовы до стана Кобякова. Возлелей, господин, моего ладу ко мне, чтобы не слала я спозаранку к нему слез на море».
Ярославна с утра плачет в Путивле на стене, причитая:
«Светлое и тресветлое солнце! Для всех ты тепло и прекрасно! Почему же, владыка, простерло горячие свои лучи на воинов лады? В поле безводном жаждой им луки расслабило, горем им колчаны заткнуло».
«Слово о полку Игореве» — величайший памятник мировой литературы, выплеснутый когда-то из кровоточащего сердца его автора, — ныне принадлежит всему человечеству, его настоящему и будущему. И через тысячи лет в нем все также будет лучезарно сверкать неистребимая мощь русского духа!
Постскриптум. Авторство гениального памятника русской литературы — одна из волнующих загадок истории. На данную тему написаны десятки работ и выдвинуто множество самых невероятных версий. Среди них и самая простая: автором «Слова» был сам князь Игорь (В. Чивилихин, В. Буйначев и др.). Такое решение проблемы содержится в полном названии «Игоревой песни»: «Слово о полку Игореве — Игоря, сына Святославля, внука Олегова». Достаточно проставить правильно знаки препинания (в древнерусском тексте их, естественно, нет), как проступает самоочевидный смысл:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52