они
Мне за добро мучением воздали.
(Перевод В. О. Нилендера и С. М. Соловьева)
Эти слова впоследствии вдохновляли ни одного глашатая свободы — во все времена, у всех народов!
47. СОФОКЛ
«ЭДИП-ЦАРЬ»
Впервые я увидел «Царя Эдипа» с Серго Закариадзе в заглавной роли в постановке Грузинского театра имени Шота Руставели. Ослепленный, залитый кровью актер метался по сцене, электризуя зал токами неподдельных эмоций. Апокалипсичность происходящего усиливалась еще и тем, что сценическое действие развертывалось в Московском Кремле: некоторое время назад здесь функционировал Кремлевский театр (не путать с Дворцом съездов), где и гастролировал тбилисский театр. Так что душераздирающие монологи несчастного царя произносились среди кремлевских башен. Я слушал древнегреческий текст на грузинском языке и размышлял по-русски о беспредельной силе Слова, способного через века и тысячелетия передавать людям таящийся в нем заряд. Настоящее искусство не меркнет во времени, не ведая ни пространственных преград, ни языковых барьеров. Но что же заставляет современного человека переживать хрестоматийную историю несчастного царя? Испытываемая ли им физическая боль и душевные муки? Подсознательный ли трепет перед неотвратимостью Рока и неизбежностью наказания за отцеубийство и инцест (в данном случае — сожительство с матерью)? Проклятие ли, ложащееся несмываемым пятном не только на самого преступника, но и на его потомство? Или же все вместе взятое?
Афинским зрителям, которые приходили на представление трагедии Софокла, не требовалось объяснять, кто такой Эдип, чем он знаменит и каковы перипетии его судьбы. Фиванскому царю Лаю за причиненное оскорбление Боги предрекли смерть от собственного сына. Поэтому, как только царица Иокаста произвела на свет наследника, царь приказал его умертвить. Младенцу прокололи сухожилия и отнесли в безлюдные горы на верную смерть. Но там его случайно нашел пастух, отнес бездетному коринфскому царю Полибу, и тот, назвав ребенка Эдипом (дословно — «с опухшими ногами») вырастил его как собственного сына. Спустя много лет, когда Эдип возмужал, до него стали доходить намеки по поводу его происхождения. Желая знать истину, он стал досаждать приемным родителям, но те упорно скрывали правду.
Тогда Эдип отправился к Дельфийскому оракулу, чтобы узнать все о своей судьбе. О прошлом оракул умолчал, но зато предрек ужасное будущее: юноше суждено убить собственного отца и жениться на матери. Продолжая считать своими настоящими родителями коринфских царя и царицу, Эдип решает обмануть судьбу и больше никогда не возвращаться в город, ставшей ему родным. Странствуя по Элладе, он случайно сталкивается с незнакомыми путниками и в завязавшейся стычке убивает их всех, кроме одного свидетеля. Среди убитых Эдипом оказался неузнанный и незнаемый отец — царь Лай (о чем отцеубийца узнает много-много лет спустя; раскрытию этой и всей остальной страшной правды как раз и посвящена трагедия Софокла).
Странствия Эдипа продолжались. Однажды судьба привела его к стенам древних Фив. Город находился во власти кровожадной Сфинкс — чудовища с головой и грудями женщины, телом льва и крыльями птицы (получается существо женского рода и поэтому имя его не склоняется). Всем Сфинкс задавала одну и ту же загадку: «Кто из живых существ утром ходит на четырех ногах, днем — на двух, а вечером — на трех?» Ответить не мог никто. Жители Фив и чужестранцы гибли один за другим, пока не появился Эдип и не разгадал Сфинксову загадку:
«Человек! В младенчестве он ползает на четвереньках, всю жизнь ходит на двух ногах и лишь в старости — опираясь на палку».
Сфинкс сгинула (бросилась в пропасть со скалы). В благодарность за освобождение фиванцы делают Эдипа царем и отдают ему в жены вдовствующую Иоакасту. Проходит 20 лет, и наступает время, о котором и рассказывается в трагедии Софокла. Фивы снова постигла беда — пострашнее чем Сфинкс: на город обрушилась чума. Чтобы узнать, чем город прогневил Богов, Эдип отправляет посланца к Дельфийскому оракулу и получает удручающий ответ: виновник всех бедствий находится в самих Фивах.
Далее действие трагедии развертывается по законам детективного жанра. Желая во что бы то ни стало установить виновника всех бед и докопаться до правды, Эдип самолично начинает проводить расследование, постепенно, шаг за шагом разматывая страшный клубок событий. Сначала нет ничего, кроме намеков и полунамеков. Потом появляются свидетели. Напряжение трагедии возрастает с каждым новым фактом. Наконец цепь умозаключений приводит к ужасному озарению: виновник всех несчастий, постигших город, — он сам, Эдип! Кара же Богов последовала за отцеубийство и кровосмесительную связь с собственной матерью. Одновременно кошмарная правда открывается и перед Иокастой. Не перенеся позора, она повесилась, а обезумевший от горя Эдип выкалывает себе глаза иглой от материнской застежки. В древнегреческом театре подобные акты не совершались на глазах у зрителей. О них рассказывали персонажи-очевидцы:
И видим мы: повесилась царица —
Качается в крученой петле.
Он, Ее увидя вдруг, завыл от горя.
Веревку раскрутил он — и упала
Злосчастная. Потом — ужасно молвить! —
С ее одежды царственной сорвав
Наплечную застежку золотую,
Он стал иглу во впадины глазные
Вонзать, крича, что зреть очам не должно
Ни мук его, ни им свершенных зол, —
Очам, привыкшим видеть лик запретный
И не узнавшим милого лица.
Так мучаясь, не раз, а много раз,
Он поражал глазницы, и из глаз
Не каплями на бороду его
Стекала кровь — багрово-черный ливень
Ее сплошным потоком орошал…
(Перевод С. В. Шервинского)
Такова цена истины! Эдип жаждал дойти до самой сути, переступить запретный рубеж. За ним оказался Хаос и Ужас. Так стоит ли тогда вообще искать? Такой вопрос напрашивается сам собой. Стоит! Непременно стоит! И в этом состоит одна из главных мыслей трагедии и ее пафос.
Софокл — один из отцов античного гуманизма. Человек, его неисчерпаемый внутренний мир и ни одному Богу не доступное кипение страстей — вот главный герой великого древнегреческого драматурга. Ни у кого другого мы не найдем больше столь вдохновенного гимна Человеку и его разуму: «… Но лишь мудростью велик — Человек перед людьми». Эта мысль продолжена и развита в «Антигоне» — трагедии, заключающей историю несчастного рода царя Эдипа (Антигона — его дочь от преступного брака с матерью Иокастой):
Много в природе дивных сил,
Но сильнее человека — нет.
Он под вьюги мятежный вой
Смело за море держит путь;
Круто вздымаются волны —
Под ними струг плывет.
Почтенную в богинях, Землю,
Вечно обильную мать, утомляет он;
Из года в год в бороздах его пажити,
Под ним мул усердный тянет «…»
И речь, и воздушная мысль,
И жизни общественный дух
Себе он привил; он нашел охрану
От лютых стуж — ярый огонь,
От стрел дождя — прочный кров.
Благодолен! Бездолен не будет он в грозе
Грядущих зол…
(Перевод Ф. Ф. Зелинского)
48. ЕВРИПИД
«ИППОЛИТ УВЕНЧАННЫЙ»
В 428 году до н. э. на празднике Великих Дионисий в афинском театре, носившем имя бога вина и веселья, была впервые представлена трагедия, тотчас же завоевавшая первую премию и с тех пор считающаяся лучшим творением автора. Впрочем, современники называли еще «Медею», но уже Аристотель в своей «Поэтики» критиковал ее за искусственность развязки:
Медея скрывается от возмездия на колеснице, запряженной драконами. Впрочем, дело, пожалуй, в другом: нравственный стержень трагедии плохо вписывается в общепринятые нормы морали. Убийство матерью собственных детей во имя отмщения мужу-изменнику — поступок, который нельзя оправдать никакими аргументами.
В «Ипполите» страсти тоже, если так можно выразиться, на грани нравственного фола: неразделенная любовь мачехи к пасынку, изощренная месть отвергнутой женщины, в результате — смерть обоих. Но в данной коллизии зритель, читатель, слушатель искренне сочувствует страдающей Федре.
Для Еврипида путь к славе оказался сложным и тернистым. Первоначальный вариант трагедии вызвал резкое неприятие афинян: там мачеха сама признавалась в любви целомудренному пасынку, то есть занималась тем, что на юридическом языке во все времена именовалось сексуальными домогательствами. Еврипид был обвинен в оскорблении нравов — проступок, за который в Афинах могли присудить к смертной казни (достаточно вспомнить судьбу и мученическую смерть Сократа). Трагедию пришлось срочно переделывать — в итоге получился шедевр. Ибо то, что раньше Федра говорила напрямую и откровенно, теперь превратилось во внутренние муки и сомнения, а о ее любви Ипполиту рассказывает посредница-кормилица. Возмущению и гневу юноши нет предела, он переносит их на весь женский род:
Зачем, о Зевс, на горе смертным женщине
Ты место дал под солнцем?
Если род людской
Взрастить хотел ты, разве ты без этого
Коварного сословья обойтись не мог?
(Перевод С. Апта)
Опозоренная Федра накладывает на себя руки и кончает жизнь в петле, успевая, однако, написать клеветническую записку, где всю вину возлагает на пасынка.
Первый вариант трагедии не сохранился. Он именовался «Ипполит закутанный» (так как главный герой появлялся перед зрителями, закутанным в плащ). Второй вариант — «Ипполит увенчанный» — назван так по очень простой причине: теперь главный герой появлялся на сцене с венком. Практически все персонажи трагедии играют важную роль в эллинской мифологии. Ипполит — сын Тесея — одного из величайших героев Древней Эллады. В одном из своих многочисленных странствий он пленил амазонку Антиопу, которая и родила ему наследника. По другой версии, пленницу звали Ипполитой и была она царицей амазонок, взятая в качестве трофея Гераклом и подаренная им Тесею. От связи с наложницей и родился Ипполит, названный так в честь матери. Федра — последняя жена Тесея. Ее родословная не менее уникальна. Она — внучка самого Бога Солнца — титана Гелиоса — и дочка прославленного властителя Крита — царя Миноса (по имени которого предэллинская культура именуется минойской). Мать Федры — печально знаменитая царица Пасифая: она произвела на свет не только сестру Федры — всем хорошо известную Ариадну, — но и чудовищного Минотавра, воспылав страстью к быку.
Фактически Минотавр, которого и убил Тесей во мгле критского лабиринта, является сводным братом Федры и Ариадны. Убийство тотемного полуживотного-получеловека, угодного богам, было ими же в конечном счете и отомщено: наследник Тесея — его сын Ипполит — гибнет оттого, что на пути его колесницы возникает огромный бык (или даже — всего лишь образ отца Минотавра), и упряжка врезывается в скалы. Совершить убийство Минотавра (деяние, впоследствии зачисленное в разряд подвигов) помогла Ариадна, но Тесей, вопреки данным обещаниям, покинул ее и предпочел жениться на Федре (впрочем, и Ариадна быстро утешилась — ее взял в жены Бог Дионис).
В истории Ипполита — Тесея — Федры сплелись в тугой узел миф и реальность, прошлое и настоящее, люди и Боги. Последние — полнокровные персонажи трагедии, определяющие ее течение. По существу вся она может быть представлена как борьба двух непримиримых мировоззрений, носителями которых выступают богини-антогонисты — Афродита и Артемида. С обширного монолога богини любви, собственно, и начинается трагедия. Но Афродита предстает вовсе не в виде идеализированного небесного создания, какой, быть может, она рисуется иному современному читателю, а такой, какой она была на самом деле, какой ее знали, почитали и боялись современники Еврипида — жестокой, мстительной, разъяренной, требующей беспрекословного подчинения Богиней. Это она возбудила в Федре греховную страсть и не может простить девственнику Ипполиту полное равнодушие к любовным чарам и предпочтение целомудренной Артемиды, с которой сын Тесея проводит все время в охотничьих утехах. Смертельный приговор Афродиты и отмщение неотвратимы:
Не чует он, что Адовы отворены Ворота.
Солнце видит он в последний раз.
(Перевод Адриана Пиотровского)
Транслятором божественной воли на людском уровне выступает заплутавшая в собственных страстях и мятущаяся Федра:
О нет! О нет, ради Богов.
Права Ты, да я знаю…
Но позор не меньше
От этого. Я цепь Эрота с честью
Еще носить хочу… но ты ведь в бездну
Меня зовешь… О нет, о нет, о нет!..
(Перевод — здесь и далее — Иннокентия Анненского)
Монологи Федры — вершина поэтического и драматургического гения Еврипида:
О, жребий жены!
О, как над тобою не плакать?
Где сила искусства?
Где выход?
О, как этим цепким объятьем
Опутана я безнадежно!
Уж мой приговор
Написан. О Солнце! О Солнце!
О Матерь-земля!
Куда я уйду от несчастья?
Чем горе покрою? «…»
И все же низменные страсти берут над ней верх: перед смертью она оговаривает безвинного Ипполита, сваливая в спешно составленной записке всю безумную страсть на пасынка и обвиняя его в своей гибели. И Тесей поверил. Весь гнев и отчаяние вмиг овдовевшего мужа обрушился на наследника. В результате его почти сразу же постигла нелепая и жестокая гибель. Кто виноват во всем? Древние отвечали: рок, судьба. Против них сами Боги бессильны. «Ты жертвою рока пал», — говорит в финале смертельно раненному Ипполиту богиня Артемида, покорная судьбе. Она же примиряет его с отцом и назначает безвинной жертве награду в загробной жизни:
«…» Перед свадьбой
Пусть каждая девица дар волос
Тебе несет. И этот в даль немую
Обычай перейдет веков.
И в вечность
Сам в пении девичьих чистых уст
Ты перейдешь…
В вечность же перешел и сам сюжет «Ипполита»: на тему необузданной страсти и женского коварства из-за неразделенной любви были впоследствии написаны удивительные по красоте и совершенству трагедии Сенеки и Расина с одноименным названием «Федра», которые и поныне вместе с бессмертным творением Еврипида считаются вершинами драматургического мастерства.
49. АРИСТОФАН
«ЛИСИСТРАТА»
«Лисистрату» в определенной мере можно считать изящиным ответом на женоненавистнические пассажи Еврипида своих многочисленных комедиях Аристофану приходилось напрямую высмеивать своего великого современника (как он это проделывал и с другими соотечественниками-афинянами, например, с Сократом).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52