Тут Нижний город. Недавно двух бездомных дуроломов пришили, старик, когда все остальные разошлись по домам. Черепушки начисто кирпичом раскроили. Застрянешь после полуночи, сам напросишься. Забьют насмерть, старик. Какие-то больные долбаные задницы. – Он протянул руку и сказал: – Пошли. Сваливаем отсюда ко всем чертям.
Я схватился за руку, он меня поднял. Руки у него большие, на предплечье какой-то символ. На спине объемистый рюкзак.
– Что означает эта татуировка, если можно спросить?
Он потер рисунок:
– Свастика, старик.
– Что?
– Как-нибудь в другой раз объясню. Давай просто найдем безопасный ночлег.
– Ты хочешь мне помочь?
– Пока будем вместе держаться. Пока не кончится это дерьмо с убийствами. Надо признать, ты не похож на тех, с кем я нормально дело имею. Что это за хреновина с Реем Пуласки на всем пиджаке?
– Я ищу свою тетю.
– А где она?
– В том-то и дело. Не знаю. Она должна меня найти, даже не зная, что ищет меня. Поэтому я ношу на себе свое имя.
– Почти то же самое, как если бы кто-нибудь начал меня искать. Наверно, можно сказать, ты носишь на рукаве свое сердце.
– А?
Он разговаривал через плечо, потому что я плелся следом. Мы направлялись к регулярному городу, дневные толпы с каждой секундой редели, оставляя за собой мусорный хвост тинейджеров на скейтбордах.
– Я костюм твой имею в виду. Кто-то оторвал от одного рукава три дюйма?
– Нет, так и было. А остальное случилось, когда один тип побил меня прошлым вечером.
– Если кто-нибудь к тебе привяжется, посылай ко мне. Люблю драться. Для меня единственный способ расслабиться.
– Я не умею драться. Вообще ничего не умею. Только навлекать неприятности на свою задницу.
– Уже понял. Значит, в бега пустился?
– Не совсем. Просто не всегда точно знаю, кто… – Тут я вспомнил: если не знаешь, что сказать, держи рот на замке.
– Меня зовут Триггер. Триггер Скотт.
– Триггер? Никогда такого не слышал.
– Это не настоящее имя. Настоящее – Гарольд Скотт. Да мне Гарольд не нравится. Вдобавок я не волосатый. – Он провел рукой по голове.
Я улыбнулся.
– Почему ты выбрал прозвище Триггер?
– Родители вечно талдычили, что у меня темперамент на волосок от взрыва. Поэтому я побрил голову и назвался Триггером, просто назло. Сработало отлично. Они меня на другой день выперли.
– Мама меня тоже выгнала.
– Ну? За что?
– Я ее грузовиком чуть не переехал. Хотя это было случайно.
– Кругом куча чокнутых родителей. Некоторые вполне заслуживают, чтобы их переехали грузовиком, а то и хуже.
– Я и стараюсь найти тетю, потому что мама умерла. Понимаешь, не знаю, где она жила, а тетя, по-моему, знает.
– Как это вышло, что ты не знаешь, где жила твоя мать?
– Она уехала из дома после того, как меня выгнала.
– Никогда не слыхал, чтобы мать от детей убегала. Надо было в полицию на нее заявить. Быстро очухалась бы.
– Трудно объяснить. Я хочу сказать, объяснить невозможно… для меня, по крайней мере.
– Ну, не хочешь, не рассказывай. Такая у меня политика.
– Кстати, что все – таки значит знак у тебя на руке?
– Он значит, что я не люблю черных, евреев, арабов, мексиканцев. Не то чтоб у меня не было среди них знакомых, которые мне нравятся, а в целом. Вдобавок он у людей страх вызывает. Приятно наго – нять страх на людей.
– Я только злобу и смех у людей вызываю. Не знаю почему.
– Ты и правда какой-то особенный.
Мы отдохнули от разговоров. Наверное, оба устали рассказывать свои истории. Только успеешь влезть в чужую шкуру, как уже пора возвращаться домой. Особенно когда думаешь за трех человек.
Наконец, остановились у магазина, где я покупал костюм.
– Место не хуже любого другого, – сказал Триггер. – Света как раз хватит, чтоб никто к нам не вязался, и не столько, чтоб спать не давал.
Он развязал рюкзак, вытащил огромное одеяло:
– Мои жизненные накопления. Теперь вот что я тебе скажу. Вместе можно на нем поместиться, но если ты до меня хоть как-нибудь дотронешься, даже случайно, я тебя зашибу, мать твою. Не терплю голубого дерьма.
– Смотри, сколько светлячков.
– Где? – спросил он. – Не вижу никаких светлячков.
– Высоко вверху.
19
Мы в ночном клубе – я, мама и тип на сцене, отпускающий шутки.
– Что у нас за жизнь, а? – говорит комик. – Что за жизнь! Говорю вам, у меня такое похмелье, что убило бы человека послабже. Клянусь! У кого-нибудь из вас бывает такое похмелье?
– У меня точно, – крикнула мама.
– Знаете, как в Норвегии называют похмелье? – спросил комик. – Плотники в голове.
Мы с мамой шлепнули по столу ладошками и по – катились со смеху.
– У него миллион названий, потому что в каждой стране, каждый раз, в каждом месте, при каждых обстоятельствах этому бедствию дают свое особое название. Боже, мы приняли нашу долю страданий и бед, правда? Только Богу иск не предъявишь. Знаете, как я умер? Не поверите. Ну давайте, спросите.
– Как умер? – крикнули мы с мамой.
– Какая-то задница столкнула меня на рельсы перед поездом подземки. Представляете? Потратить столько времени в поездах подземки, а потом упасть под один из них. Столько секунд, минут и часов протолкаться среди вонючих неудачников, чтобы кто-то из них столкнул меня с платформы. Причем без всякой уважительной причины. Я никогда не знаю правил. Всегда существует какое-то правило, которого я не знаю. Если есть единственное правило известное всему миру, окажется, что я его не знаю.
– Правильно, – сказал я ему.
– Кому понять, как не тебе, – сказал он.
И захлопал в ладоши, запел:
Знаешь, что это за бар и почему идет потеха?
Потому что это бар для смеха.
Мы с мамой подхватили:
Да-да-да, да-да-да,
Это бар для смеха.
Потом все вместе спели:
Смеемся и смеемся, упрятав слезы в шкаф,
Смеемся и смеемся, как низенький жираф.
Мы втроем закружились по залу, смеясь до потери сознания, комик бьет в бубен, высоко вскидывая и опуская его, мы с мамой размахиваем руками, пол сплошь из звезд, с потолка льется разноцветный свет, в наших телах гудит ощущение, что мы здесь, но уже и не здесь.
– Кончай! – рявкнул Триггер, тряся меня, как маракас.
Я пронесся сквозь пространство, открыл глаза, и все, что танцевало, смеялось, пело и кружилось, каким-то манером превратилось в лицо Триггера.
– В чем дело? – спросил я его.
– В чем дело? Ты гоготал как сумасшедший, трясся, размахивал руками. Я уж думал, у тебя припадок. На наркоте сидишь?
– Нет, не сижу.
– Тогда что это было? Кошмар?
– Не знаю. Это был не сон.
– Врачу покажись. Каждую ночь так спишь?
– Не знаю. Я и не знал, что делаю что-то особенное.
– Довольно дико, старик. Даже страшно.
– Я вполне хорошо себя чувствую. Может быть, все-таки просто сон. Наверно.
– Ладно. Давай свернем одеяло.
Довольно скоро мы упаковались.
– Ты голодный? – спросил он. – Я – точно.
– Можно и поесть.
– Пошли.
И мы пошли по улице. В одном месте проезжал тот самый коп на лошади, несколько секунд смотрел на меня сверху вниз. Проехал, и я, оглянувшись, увидел, что он по вечной полицейской привычке продолжает за мной наблюдать.
– Давай я тебе объясню, как идет жизнь на улице, – говорил Триггер. – Выклянчиваешь как можно больше денег, потом тратишь их на еду, на одежду, на все, что потребуется. Когда день выдался совсем плохой или на улице холод, снег, дождь, последнее пристанище – миссия. Хотя постарайся до этого не доходить, там придется выслушивать всякое дерьмо про Бога. Иногда в особо плохую погоду приходится ночевать в миссии несколько раз подряд. Хуже не бывает. Время от времени, если действовать умно, можно подцепить девчонку, хитростью пробраться к ней в спальню. Я пару раз так делал. Ну, это все равно что проникнуть в домашнюю телефонную сеть – почти никогда не выходит, всегда очень быстро кончается. Надо искать девчонку с жильем, которая слоняется по городу, одинокая и никуда не годная. На это реально не стоит рассчитывать. Вдобавок в таком виде…
– Все в порядке, Триггер. Одно время у меня было полным-полно девушек.
– Да ну? – ухмыльнулся он. – У тебя?
– Если расскажу, не поверишь.
– Очень даже возможно.
Мало кто еще встал и вышел, кроме нескольких других уличных мальчишек и обычных бродяг постарше, которые тряслись, похлопывали себя руками, почти все в каких-то бредовых шляпах, словно взятых из старого кино. Могу поклясться, все старые пьяницы вышли из одного места и времени, чем, несомненно, однажды закончу и я. Надо на всякий случай запастись такой шляпой.
– Вот чем ты кончишь, Стиль.
– Никогда, Правильный, потому что я сильный, а ты слабый.
– Ну-ка, заткнитесь оба. Не хочу, чтобы Триггер подумал…
– Поэтому я делаю так, – говорил Триггер, и я понял, что он давно уже говорит, пока я выслушивал двух других отморозков. – Слушаешь? Вот как я делаю: подхожу к незнакомцам, сплетаю историю. Только она должна быть конкретной и со специфическими подробностями. Если просто просить денег, они перед собой видят очередного нищего подонка. А если влезть к ним в мозги, пусть даже на секунду, на тебя смотрят как на реальную личность. Некоторые очень быстро клюют, только надо застать их врасплох. Стоишь в дозоре и огорошиваешь прохожего чем-нибудь вроде «Я из Айдахо. Отец меня выгнал. Для армии не хватает полгода по возрасту, и я в полном отчаянии». Обязательно выбирай жителей Среднего Запада, никогда не соглашайся с ответом «нет». Сначала не сильно понравится, а со временем оборачивается очередной дерьмовой работой. Улыбайся, говори «пожалуйста», «спасибо». Дави на людей, пока не подумают, что легче дать пятьдесят Центов, чем слушать твою хреновину. Если больше ничего не выходит, изображай сумасшедшего. Думаешь, справишься?
– Думаю, да.
Встает солнце, центр города окрашивается оранжевым, красным, розовым светом, тысячи солнц зеркально отражаются в небоскребах.
– Можно косить и на религиозные темы, будто ты новорожденный Хари Кришна или еще кто-нибудь, кого можно стерпеть. Я обычно таких поколачиваю. Поэтому если решишься, то держись от меня подальше.
– Ты лучше знаешь.
– Я ничего не знаю, – сказал он, похлопывая по голой макушке, – но знаю достаточно.
Мы целый день сплетали истории, он на одной стороне улицы, я на другой. Время от времени поглядывали друг на друга через дорогу и показывали большой палец, либо поднятый, либо опущенный.
Я пока заработал три доллара. Как правило, произносил приблизительно четыре слова, после чего люди удирали так быстро, что догнать их было невозможно. Или бросали в протянутую руку мелочь, прежде чем я успевал сообщить, откуда родом. И все время надеялся, что Мисси заметит пиджак. Видел ее в каждой девушке, со смехом тыкавшей в меня пальцем, первым делом думая, что она обращает внимание на пиджак.
Целый день солнце над головой, лучи льются вниз, обжигают, напоминая о моей беззащитности, об отсутствии дверей и окон, через которые можно выйти из мира, где остались такие места, куда мне никогда не попасть. Никогда себя не чувствовал столь одиноким, хотя, глядя на Триггера, испытывал некоторое облегчение. Знаю, он прошел через все это тысячу раз, и все-таки остается на месте, прекрасно справляется, если хорошенько подумать. Надо следовать его примеру, и все будет хорошо. Буду хранить спокойствие, в упор не видя Стиля. Правильный вполне годится, пока сидит тихо, но Триггер не из тех, кто мирится с Реем Стилем. Я в последнее время тоже.
Когда солнце пошло на посадку, Триггер призывно махнул рукой.
– Ну, я здорово позабавился, черт побери, – сказал Стиль.
– Мы тут не для забавы, – сказал Триггер. – И больше никогда со мной так не разговаривай.
– Прошу прощения, – сказал Правильный. – Виноват, нечаянно вырвалось.
Триггер пристально смотрел на меня секунд десять.
– Я устал, жрать хочу, – сказал Рей Стиль.
Триггер все смотрел и смотрел. А потом пошел прочь.
– Постой, – крикнул я ему вслед.
Нашли «Макдоналдс», заказали еду, сели за симпатичный пластиковый столик у окна.
– Как это получается, – сказал он, жуя бигмак, – что ты так ненормально себя ведешь? То такой, а то сразу же этакий.
– Ох, будь я проклят, – ответил я, – иногда сам не знаю.
– Если твоя мать умерла, чего ты тогда ищешь?
– Ответа.
– Ответа на что?
– Не могу сказать.
– Почему?
– Потому что ответ часть вопроса.
– Совсем сбил меня с толку.
– Знаю. Миллион раз слышал.
– Собираешься чипсы есть?
– Не люблю картошку.
– Лучше полюби. Картошка дешевая, особенно французские чипсы. Бывают дни, когда ничего больше не можешь себе позволить. Хорошенько проголодаешься, волей-неволей полюбишь всякое такое, что тебе прежде не нравилось.
Мы какое-то время молчали. Он смотрел в окно, – насколько я могу судить, просто так, не конкретно.
– Если захочешь, сможешь вернуться домой? – спросил я.
– Никогда не вернусь.
– Почему?
– Устал от разговоров, – сказал он. – Если не возражаешь, пойду прогуляюсь. Встретимся там же, где ночевали.
– А я думал…
Жду у магазина час, два, три. Зря не попросил у него одеяло. Сижу на холодном бетоне. Тем временем с одной стороны от меня сидит Стиль, с другой – Правильный. Никто ничего не говорит. Все просто смотрят друг на друга. Наконец, я встал и пошел.
– Чего это с ним? – спросил Стиль.
– Чего с ним только нет, – ответил Правильный.
Я обошел вокруг квартала, присел у дверей.
– Плевать мне на то, о чем вы говорите. Спать буду, – сказал я Стилю и Правильному.
– Тут небезопасно, – сказал Правильный.
– Не ворчи, как старуха, – сказал ему Стиль. – Оставь его в покое.
Я проспал всю ночь. Стиль и Правильный болтали без умолку. Все равно что спать с включенным радио. А я, черт возьми, не мог слова вставить – вдруг Триггер появится?
– Знаешь, – говорил Стиль, – ты давно уже просто на нервы мне действуешь. Я дошел до грани нервного срыва. Подумываю об уходе. Хотя мне этого не хочется. Пуласки во мне нуждается, а ты только мешаешь. Как только он начинает все себе представлять, отыскивать путь в этом мире, ты его толкаешь не в ту сторону. Поэтому не знаю. Только предупреждаю, может прийти тот день, когда я уйду.
– Это твоя прерогатива.
– Прерогатива? Он таких слов не знает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19