Ясно? Бог ни черта не знает. Домохозяин тоже.
– Стэн, что мы с ним будем делать?
– У меня прямая линия с копами.
– Что несешь? Несешь дерьмо собачье.
– Ты о чем это? – спросил Шорти.
– Это неразговорчивый бар! – ору я. – Таковы правила. Такова история. Конец всему, и все.
– Ничего, – сказал Стэн. – У тебя все будет хорошо.
– У меня разрывается сердце, – ору я. – Разрывается чертово сердце.
И выбежал с такой скоростью, что вы приняли бы меня за какого-нибудь распроклятого олимпийского чемпиона. Вообразил себя снова в кабинете психотерапии в больнице. В разговорчивом кабинете. Где ты обязан разговаривать. Не хватало только, чтоб какой-нибудь карауливший коп уволок меня прочь. Разумеется, выскочив из дерьмового бара, я первым делом увидел того самого копа, который меня преследовал. Припарковался прямо перед входом, поджидая, как рыболовецкая сеть.
– Ну-ка, притормози, – сказал он.
– Пошел на хрен! – завизжал я. – И папа пошел в задницу!
– Какой папа? Просто Марти велел присмотреть за тобой.
– Марти, папа, кто б ни был.
И я побежал по улице, побежал в завтра, к автобусу, к самолету, к поезду. Бежал и бежал. Я… уезжаю отсюда, тетя Мисси. Тетя Мисси? Ногой надо двинуть?… Надо, тетушка Мисси? Я бегу… я… я…
Знаю, внутри меня что-то сломалось и тем самым старается снова собраться в единое целое. Я хладнокровен, спокоен, голубой, пустой, нет ни акул, ни птиц, ничто не плавает внизу и не парит вверху. Я вода без прилива, воздух без ветра, песок без сыпучести. В данном случае – в одном из немногочисленных случаев в жизни – знаю, что делать, зачем и как.
Все расставилось по местам между баром и поездом. Возник невидимый, но логичный перечень, где отмечена одна вещь за другой. Очень просто. Думаю, может быть, он сохранится, продолжится, в глубине мозгов что-то поправилось само собой. Вижу за это короткое время, как действуют цифры: дважды два равняется четырем, точно как меня учили в школе, в отличие от того, чему я сам себя научил, а именно: что дважды два равняется чему угодно, кроме четырех.
Я забрал все деньги, сколько было. Сообразил, как сесть в поезд. Купил билет. Уложил одежду, чековую книжку, мамины письма. Знаю только, что еду в Денвер. Поезд идет туда приблизительно двадцать четыре часа. Впервые покидаю дом.
В Денвере можно пробыть неделю. Больше нельзя. Потом придется вернуться, пойти в банк, снять дальнейшее поступление. С более крупной суммой было бы легче, да что есть, то есть, и я с этим смирился.
На вокзале никто не командует: «По вагонам!» Отсутствует человек со свистком. Поднявшись в вагон, я увидел, что там все не так, как я думал. Думал, будет золотистый свет, канделябры, официанты в смокингах. Думал, мир между домом и Денвером покажется чужим, как Китай, каким бы он ни был, а кругом всю дорогу тянется плоская равнина. На протяжении всех этих миль думаю, что качусь к ответу, который не хочу знать, но должен узнать.
Чтобы туда добраться, надо проехать через бесконечный Средний Запад. Тем временем тип, сидевший со мной рядом, с усами в виде ручек двуручной пилы, читает книгу под названием «Никогда не кончающаяся история». То и дело сообщая, что это величайшая в его жизни книга.
– Что значит «никогда не кончающаяся»? – спросил я.
– Надо прочесть ее, чтобы понять, – сказал он.
– Я не читаю.
– Хочешь знать, что никогда не кончается? Канзас. Обожди, пока мы до него доедем.
Сиденья неудобные, невозможно заснуть. К моменту прибытия в Колорадо захотелось принять зеленую таблетку. Я весь дребезжу внутри, как ударенный камертон. Наутро акулы и птицы вернулись. Ничто само собой не наладилось. Наполовину поправилось и опять разлетелось. Что-то должно измениться, должно измениться во мне. Я – открытая рана.
Среди ночи тип с усами в виде ручек двуручной пилы задрал штанину и показал торчавшую из носка рукоятку ножа.
– Зачем это?
– Никому нельзя доверять, – сказал он.
Перед глазами сверкнуло лезвие, на нем как бы промелькнуло мое имя, поэтому я потянулся к нему.
– Вет-нет, – сказал он.
– Что?
– Стой. Не трогай. Это все равно что дернуть меня за усы. Понял?
– Не очень. Что значит «вет-нет»?
Он объяснил. Потребовалось два часа, чтоб я понял. Потом мы заснули. Когда поезд остановился на станции, пожали друг другу руки.
Я сказал ему:
– Лый-друг, мся-вдруг.
– Сный-день, шла-тень, знь-хороша, брая-душа.
15
Шагнув с вокзала Юнион на денверский свет, я сказал себе, что дела должны перемениться. Отныне буду складывать и вычитать, как положено. Должен быть какой-то способ узнать всякие вещи. В конце концов, почти все что-то знают, а кое-кто, кажется, знает все. Когда десять тысяч человек говорят одно, а парень сам по себе говорит что-то другое, должны быть правы десять тысяч.
Поэтому отныне, не зная, что сказать, буду держать рот на замке. Лучше не открывать людям каждую мысль, угнездившуюся в голове. Пускай лучше гадают, что это за мысль. Пусть сочтут, что ты думаешь точно так, как они. Начнешь задавать вопросы – начнутся проблемы.
Возьмем бар «Сардж». Там от тебя ожидают молчания. Может быть, ты об этом не знаешь, не задав вопроса, а подойти и объяснить никто не желает. Но если посидеть подольше, то сам догадаешься. Вот в чем моя проблема: всегда хочу сразу все знать. Однако есть правильный способ делать дела, который включает в себя самостоятельное представление о всяких вещах.
Итак, теперь меня зовут Рей Правильный вместо Рея Стиля с его неправильными рассуждениями. Отныне мой девиз тиххххонъко и легоннннько. «Никаких проблем» и «согласен» – новые излюбленные выражения. Перестану ругаться и богохульствовать. Больше никаких проституток, никаких баров, никаких побоищ. Это не для приличного джентльмена.
Взглянул на свое отражение в стекле автомобиля. Решил сменить стиль, только на этот раз своего стиля не будет. Оденусь, как подавляющее большинство людей. Теперь главное – другие люди. «Здравствуйте, мадам. Сэр, позвольте пожать вашу руку. Меня зовут Рей Правильный». По-моему, неплохо звучит. Респектабельно.
Еду к центру Денвера. Кругом симпатичные приветливые лица. Никогда еще не видел столько улыбающихся прохожих. Пожалуй, настал подходящий момент познакомиться с Денвером. Потом отыщу номер тети Мисси и позвоню. Она, разумеется, сразу меня пригласит и предложит остаться, так к чему спешить?
Дальше движение транспорта запрещено, кругом только люди, расхаживают и делают покупки. Я никогда даже не представлял себе такого места, сияющего и блистающего чистотой. Оглядываясь, не увидишь мальчишек, которые тычут в тебя пальцами и гогочут. Напротив, увидишь спокойные авторитетные горы, умеющие вести себя прилично.
Я нашел на земле карандаш. Возникла мысль. Спасибо тебе, карандаш. Сел на скамейку, начал составлять таблицу. Первый шанс проверить свою математику и составить представление о приличной одежде.
Через два часа вышло следующее:
Мужчин в футболках и джинсах: 35
Мужчин в костюмах: 45
Мужчин в трико и спортивных костюмах: 39
Мужчин в брюках хаки и простых рубашках: 42
Мужчин, одетых как я: 0
Результаты, как видите, близкие, но побеждают костюмы. Дальше я решил определиться с прической. Полгода не стригся.
Мужчин с длинными волосами: 33
Мужчин с вытравленными или смазанными гелем, торчащими в разные стороны волосами: 41
Мужчин с аккуратной короткой стрижкой или ежиком: 62
Мужчин с прической как у меня: 0
ИТОГО: ВСЕХ ПРОЧИХ 297; ТАКИХ, КАК РЕЙ: 0
Есть только одно решение – поправить дело в этот самый момент. Тогда не останется вероятности, что тетя Мисси спутает Рея Стиля с Реем Правильным. Рей Стиль мертв.
Я прошелся вокруг, отыскав магазин под названием «Джимми Джуно. Лучшее готовое платье и пошив». Похоже, Джимми респектабельный человек.
Подошел продавец.
– Привет, Джимми. – Я протянул ему руку. – Рад познакомиться.
– Гм, – сказал он, пожимая мне руку. – Джимми владелец магазина. Я Кевин.
– Ну, Кевин, как видите, мне нужен новый костюм.
Он окинул меня взглядом с головы до ног.
– В вашем… стиле?
– Сколько стоит костюм? Вот такой. – Я подошел к превосходному черному костюму, потрогал рукав.
– Четыреста пятьдесят долларов.
– Четыреста чего?
– Сколько вы предполагаете потратить?
– Ну, может быть, сотню.
– Сотню? За такие деньги ничего… Хотя есть одна вещь. Но…
– Что?
– Пойдемте со мной.
Я пошел за ним к вешалкам у задней стены.
– Это черный костюм?
– Это черный костюм.
Он снял один с вешалки, приложил ко мне, отложил, снял с меня мерку.
– Подойдет. Только кое-что надо поправить.
– Можно примерить?
– Конечно. Примерочная вон там.
Я переоделся как можно скорее. Старую одежду бросил кучей на пол, натянул новые брюки, сунул ноги в старые туфли.
Открыл дверь и сказал:
– Найдется белая рубашка, не слишком дорогая? И черный галстук?
Через минуту он протянул мне рубашку со словами:
– Как раз будет. Сорок долларов. Галстук – двадцать.
Я надел рубашку, галстук, пиджак. Вышел из примерочной, направился к прилавку.
– Спасибо, сэр, – сказал я.
– Надо кое-что поправить. Левый рукав на два дюйма длиннее правого, нельзя так ходить.
– Подсчитайте, будьте любезны.
Я пошел в парикмахерский суперсалон. Вскоре уже согнулся в кресле, погрузив в воду голову. Взглянул вверх на девушку, которая минут десять распутывала и расчесывала мои волосы. Все это время я проявлял максимальное терпение. Не двигался, не дергался, даже не упоминал, что ей не мешало бы вычистить нос. Потом она посадила меня прямо и указала в зеркало:
– Действительно хотите, чтобы я все состригла?
– Ну, только чуть-чуть оставьте.
– Значит, ежик?
– Вот именно! Да-да, именно так, пожалуйста, мэм.
Дело заняло полчаса, хотя она работала просто машинкой. Тем не менее то и дело меня жалила.
– Ох!
– Извините. У вас голова шишковатая.
– Не очень-то похоже на изви… – Я взял себя в руки, чего никогда не мог сделать Рей Стиль. – Ничего, мэм. Понимаю.
Наконец, через сто шестьдесят долларов – на пенни больше, на доллар меньше, как сказал бы джентльмен, – я прилично одет и подстрижен. На выходе коп верхом на лошади посмотрел на меня сверху вниз, улыбнулся.
– Спасибо, офицер, – сказал я, изображая, будто приподнимаю несуществующую шляпу. Еще одно дело. Отныне никаких проблем с копами – я имею в виду, с полицейскими.
Пора звонить тете Мисси, готовиться к встрече. Нашел телефон-автомат, позвонил в справочное.
– Номер телефона на эту фамилию не зарегистрирован, сэр.
– Как не зарегистрирован, мать твою?
– Послушайте…
– Прошу прощения. Я обещал себе впредь не ругаться.
– По крайней мере, не осыпайте ругательствами незнакомых людей. Я не виновата…
– До свидания, мадам.
Ну, то все хорошо, то хреново – конечно, успех приходит время от времени. Или вообще один раз – точка. Только одна проклятая мать – только раз.
Вдобавок подъезжает тот самый коп на лошади, гордо и угрожающе надвигается, будто хренов Джон Уэйн.
– Слушаю, офицер. Чем могу служить?
– Ты сам с собой разговариваешь.
– Неужели? Прошу прощения. Не заметил.
– Тогда проходи, – сказал он, и лошадь зашагала по улице, словно по своим законным владениям, черт побери.
Извини, жокей. Я правда не хотел. Это не я разговаривал, а Рей Стиль. Он не знает, что уже умер, да, Стиль? Так вот, ты точно умер, поэтому отправляйся туда, куда отправляются мертвые. Встретишь там маму, привет передай.
Благодари свою счастливую звезду? Кого же мне благодарить? Половина денег потрачена, а я едва приехал в Денвер. Проделал восемнадцать тысяч миль для того только, чтоб устроиться в номере мотеля, как ворона на мертвой белке. Картинки на стенах похожи на обложки журналов 1823 года. На ковер как бы вывалили мусорную корзину и прошлись поверху паровым катком. Занавески напоминают пораженные раком легкие.
Сейчас лучше всего поспать, а уж утром подумать. Поэтому я лег на кровать, закрыл глаза. Уже почти провалился в себя, как кто-то похлопал меня по плечу:
– Эй! Проснись.
Рей Стиль стоит в той одежде, которую я бросил в магазине, наставив на меня палец.
– Какого черта тебе надо?
– Маму сегодня видел.
– Что?
– Ты же сам сказал: «Отправляйся туда, куда отправляются мертвые».
– Я вовсе не имел в виду… К чему клонишь? Никого ты не видел.
– Ладно, никого не видел.
– Не начинай снова все переворачивать.
– Кто переворачивает?
– Ты. Перевернул все вокруг, так что я…
– Ты перекомпенсирован.
– Даже не понимаешь, что это слово значит.
– Ну, Рей Правильный, – сказал он, – вижу, мы ни к чему не придем. Сейчас один совет тебе дам. Сны, которые ты повсюду носишь у себя в голове…
– Знаю, чего ты добиваешься. Тебя здесь даже нет. Посмотри на себя. Я рукой могу тебя насквозь проткнуть.
– Знаешь, что значит обыкновенная жизнь, Рей Правильный? Это то, что мы все разделяем. Это должно быть твоей главной целью.
– Ты умер. Оставь меня в покое.
– Ты себе настолько не нравишься, что строишь на свой счет фантазии. Ты Рей Стиль, а не Рей Правильный. Никогда не будешь правильным, но у тебя всегда будет стиль. Это и есть Рей Стиль.
– Не нужен мне стиль. Мне нужно уважение.
– Уважение? Черт побери, в жизни ничего смешнее не слышал. Нечего в тебе уважать.
– Да? А в тебе чего такого хорошего?
– Вот, смотри.
Он вдруг метнулся вбок, пробежался по всем четырем стенам, прошелся по потолку вниз головой, сделал кульбит и приземлился на ноги.
– Попробуй переплюнь.
– Не собираюсь переплевывать такое дерьмо.
– Ха! Ты не можешь измениться, Рей Стиль. Просто признай, что ты – это я, а не Рей Правильный.
– Я изменился.
– Хорошо. Что думаешь про своего домохозяина?
– Говнюк.
– А про копа Марти?
– Сукин сын вообразил себя моим отцом.
– Лилипутка тебя разыскивает. Хочешь, я подскажу ей, где тебя искать?
– Говорю тебе, никогда больше пальцем… ничего не выйдет.
– Не прикидывайся. Ха! Усек? Рея Стиля не обнаружат мертвым в таком прикиде.
– Проваливай.
– Ладно. Мама велела тебе передать, что не может дождаться встречи. Хочет угостить тебя куском памяти, большим ломтем торта, сбереженного с самого дня твоего рождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19