День 17-й, первый месяц всходов
Когда наступила темнота, Рамос вызвал нас обоих в свою приемную с высоким потолком. Узнав, что он послал Пагоша еще и за Меной, мы поняли, что под угрозой мы все.
– Царица Еретика намерена захватить трон, – сказал он сразу, глядя на Асет, чтобы увидеть, сильно ли ее это шокирует, – не дожидаясь, пока пройдут семьдесят дней траура.
Асет выдохнула, словно ветер, надувающий парус:
– Как она сможет это сделать, от тебя же зависит благословение Амона?
– Она заявляет, что благословение Амона у нее уже есть. Иначе бы она не была соправителем. К тому же ее поддерживают паршивые псы, жалующиеся, что им достаются лишь крошки со стола Амона.
– Жрецы Амона? – спросил я, желая убедиться, что правильно понял.
Рамос кивнул:
– Изменники, как и номарх Уасета и вся эта братия, которая нагрелась за счет Указа Фараона, поскольку он повлиял на их долю.
– Когда она сделает ход? – спросил Мена.
– Мои люди допрашивают одного из предателей прямо сейчас, пока мы разговариваем, но не сомневаюсь, что это произойдет уже скоро. Тридцать два дня из семидесяти уже прошли, так что надо действовать.
– Это все я виновата, – прошептала Асет и опустилась на край скамьи, словно тряпичная кукла; всю ее твердость словно вымыло. – Отец, у тебя из-за меня одни неприятности, с того самого момента, как я появилась на свет.
Рамос редко дает волю чувствам, но на этот раз он подошел к дочери и взял ее за руки.
– Дочь, я люблю тебя именно такую. Ты всегда радовала меня, как никто другой. Это я блуждал, пока не появилась ты.
Асет уставилась на собственные руки.
– Но я задавала слишком много вопросов и лезла, куда не надо. Ты сам это говорил. – У нее задергались губы.
– Я был неправ. – Услышав это, Асет подняла глаза, обвила руками шею отца и прижалась к нему, как в детстве. – Ну же, надо подумать, что делать. – Она кивнула, утыкаясь ему в шею, обняв его еще раз напоследок.
Рамос посмотрел на Мену:
– Если ты не сможешь сделать то, о чем я тебя попрошу, только скажи, и я пойму. – Мена кивнул. – Кто-то должен отправить послание в Зару. – Мена снова кивнул, не спеша. – При необходимости говори Рамзесу что угодно, убеди его, что он тут нужен, с достаточно большим войском для защиты дворца и города.
– Но царская стража и так охраняет дворец, – заметил Мена.
– Их командир подчиняется ей, – ответил Рамос.
Если Мена в этом и сомневался, то недолго.
– Тогда поеду сам. Мы не можем рисковать и доверить послание кому-то еще. Река в это время года течет быстро…
Рамос протянул руку:
– Выслушай меня, прежде чем принимать решение. – Потом он повернулся ко мне. – Сможешь доставить послание в Синай?
Тогда я разгадал его намерения, поняв, что и он видел рисунки Асет. Хотя от его смелости у меня перехватило дыхание.
– Я знаю подходящего человека, – сказал я и увидел косую улыбку, осветившую лицо жреца.
– Я подозревал, что так и будет. – Значит, Рамос все это время знал, но обходил этот вопрос стороной, на случай, если настанет день, когда ему пригодятся последователи Эхнатона.
– Хари говорит, что Зару очень изменился с того времени, когда ты был там с войсками Хоремхеба, – сообщил я Мене, – так что вам лучше поехать вместе. – Хоремхеб уже давно назвал Рамзеса Глазами Фараона на севере, назначив его надсмотрщиком за царскими полями, рабами и амбарами нижнего Кемета, вдобавок к командованию войсками. Более того, Рамзес собрал столько налогов, что смог построить новый большой город рядом с крепостью Зару. – А там Хари найдет человека, который повезет послание дальше, кого-нибудь, кому доверяет Еретик.
– Ты уверен, что его отец не слишком стар для такого путешествия? – поинтересовался Рамос, предлагая тем самым гонца.
– Что за послание? – спросила Асет, которой надоели увертки и секреты.
– О том, что мы согласны принять его в качестве Фараона на определенных условиях, которые я запишу для человека Тенры.
– Его человек – это Хари! – выпалила она, сражаясь с беспомощностью, угрожавшей ее чувству маат. – Он образованный и мудрый. И хорошо бы тебе это запомнить. И он не повезет послание, которое сочтет оскорбительным, даже если оно от Верховного Жреца Амона. – Этим она хотела сказать ему, что ни она, ни Хари, не будут делать все, что он прикажет, только из-за его положения.
Должно быть, Рамос это понял, так как быстро выложил условия, которые собирается выставить Эхнатону, – что он должен позволить Людям Солнца поклоняться тому богу, которому захотят, а все военные решения оставит Рамзесу. Помимо этого, ему будет дозволено ежегодно использовать во славу Атона только четверть сокровищницы.
– Я знаю, что Еретик устал оттого, что ему некем командовать, кроме жены и овец, – добавил Рамос, – так что он наверняка согласится с такими требованиями. Я понимаю, что это рискованно, но… – Он пожал плечами.
– Священный Совет на это согласится? – спросила Асет.
Рамос покачал головой:
– Это уже мое дело – убедить достаточно их и членов Совета Мудрецов в том, что нам выгоднее попытаться зародить традицию диктовать условия следующему фараону, что мы всегда намеревались сделать. Они и так считают, что у Царицы Еретика свои планы и что она может поставить Две Земли на колени, и тогда нас смогут захватить хетты или еще хуже.
Если однажды Рамос отказался ради дочери от шанса взойти на трон, то сейчас он рискует ради нее жизнью. И Асет это понимала.
– А я ничего не могу сделать?
– Нет! – крикнули мы с Меной, но наши мысли озвучил ее отец – то были резкие слова, рожденные страхом за нее.
– Дочь, ты и так достаточно сделала. Теперь я буду с тобой так же прям, как ты была со мной. Идя по пути, который ты считала маат, ты хоть раз задумалась о человеке, который тебя любит больше самой жизни? Или о Мери? Или ты хочешь, чтобы она росла без матери, как и ты? – Асет покраснела, и мне захотелось подойти к ней, но я остался на месте. – Возможно, я жду от тебя слишком многого, – продолжал Рамос. – Если это так, то ты дала мне повод, не только своим быстрым языком и зрелым умом, но и состраданием к окружающим. Сначала тебя потянуло к тем, кто хромает по жизни, как Рука. А теперь ты говоришь о «своем народе» – такая надменность тебе не к лицу.
– Хватит, – сказал я, так как не мог смотреть, как он раздирает ей сердце. – Этого уже больше чем достаточно. – Я говорил тихо, и мое предупреждение касалось их обоих. – Некоторые произнесенные слова нельзя взять обратно, даже если люди любят друг друга.
Мена вздохнул и поднялся, собираясь уйти.
– Мне пора. Пусть Хари ждет меня при первых же лучах солнца там, где мы поставили наш ялик. Скажи ему, чтобы подготовился к охоте на водных птиц, на случай, если нас кто-нибудь увидит.
– Я поеду, как только будет готово послание Эхнатону, – согласился я и повернулся к Рамосу. – Я перескажу Хари содержание сообщения, чтобы, в случае чего, он смог его повторить.
Асет пошла попрощаться с Меной.
– Послать Пагоша присматривать за Шери, пока тебя не будет? – прошептала она, все еще не забыв хлесткие слова отца.
– Там Сенмут с Небет, но спасибо, что помнишь о ней. – Потом он сделал нечто такое, что я видел впервые – обнял мою жену и прижал ее к себе. – Твой отец просто любит тебя слишком сильно, – прошептал он. – Я узнал эту болезнь, потому что сам ей страдаю. – Потом он посмотрел на меня и ухмыльнулся по-мальчишески. – Но Тенре-то об этом неизвестно.
Я проводил друга до ворот, чтобы сказать ему кое-что наедине.
– Еретик не стоит и одного белого волоса на твоей голове, так что оставь Хари одного, когда подъедете к Зару, на случай, если кто увидит, что он общался с изгоями.
– И он охотно войдет в пасть ко льву?
– Если нет, то утром на берегу при первых лучах солнца ты увидишь меня. В крайнем случае, он скажет мне имя человека и объяснит дорогу в их лагерь.
Мена кивнул:
– Береги свою богиню как следует, мой друг. Полосатая кошка постарается избавиться от всего, что может запачкать ее золотую шубку, чтобы даже уличные псы, с которыми она бегает, не упрекнули ее в том, что она изъедена молью.
Я воспользовался советом и предупредил Пагоша не выпускать Асет из виду, а затем пошел один по темному городу, и мне все время хотелось, чтобы рядом бежал Тули, отгоняя всех злобных уличных собак. И еще потому, что мне хорошо было бы с кем-нибудь поговорить. Как я и ожидал, Хари без колебаний согласился ехать в Зару, и его глаза зажглись жаждой приключений.
Но я предупредил Хари, чтобы был осторожен, иначе его дети останутся без отца, а потом еще и посыпал рану солью, напомнив, что Тамин все еще привлекательная женщина, и станет еще привлекательнее, если унаследует все его материальное богатство.
Когда я вернулся, Асет еще не спала, и она настолько желала меня, что одного раза оказалось недостаточно. Поскольку я во второй раз не сразу возбудился, она подлизалась к моему члену языком, и губами довела меня до эрекции, а потом подняла бедра и встречала мои толчки с такой свирепостью, от которой во мне забурлила кровь, а за веками ярко вспыхнули звезды.
Какое-то время я парил в этом звездном небе, пока Асет не прижалась ко мне с таким отчаянием, что я снова рухнул на землю.
Я откатился в сторону, чтобы дать ей понять, что больше не могу. Но жена продолжала льнуть ко мне.
– Ты думаешь, что я тебя обманываю и все-таки уеду с Меной? – спросил я, и она покачала головой. – Ты боишься?
– Вообще-то нет. Просто…
– В этих стенах ты в безопасности, но я поставлю у ворот еще несколько человек.
– Не в этом дело, – прошептала она, и в голосе слышались слезы. – Больше всего я боюсь, что ты оставишь меня. Как Тули.
25
Макс с Кейт провели день, бродя по великому храму Амона-Ра, вокруг Священного Озера и по великолепному залу с колоннами, который построили позже, чем жила Ташат. Потом, когда небо залил малиново-золотой свет, они вернулись и сели на остатках древней стены, чтобы понаблюдать за тем, как солнце опустится за повидавшие виды утесы за Долиной Царей.
– А ты читаешь иероглифы справа налево, или слева направо? – спросил Макс.
– По-всякому, – ответила Кейт. – Еще вверх и вниз. Но в свитке должно быть жреческое письмо.
– Да, ты права, я забыл. – Он подождал. – Но какого же черта они не использовали гласные? Ты это понимаешь?
– Некоторые звуки могли оказывать магическое воздействие, поэтому их считали священными. Помнишь, ты назвал меня художником, обладающим совершенным знанием и мастерством? Можешь думать что угодно, но благодаря этому для меня все изменилось, и это выше любых причин и объяснений. – Макс улыбнулся и поднес к губам тыльную сторону ее ладони.
Через полчаса они собрались возвращаться в отель, Макс заказал бутылку вина и сэндвичи-гриль в номер, заявив, что слишком устал, чтобы идти в ресторан. Но Кейт знала, что он привирает, – просто хочет быть поближе к телефону, когда наступит семь часов. Он удивил ее, продержавшись до десяти, и только потом позвонил.
– Набил обнаружил, что там два свитка, один в другом, – сразу же сказал ему Сети. В остальном он был немногословен, сообщив лишь, что у Хосни уйдет, наверное, еще целый день или даже больше, чтобы полностью развернуть и сфотографировать оба свитка.
– Вы вполне можете остаться еще на несколько дней. Набил будет работать в выходные, но я не могу сказать, закончит ли он к понедельнику.
– Пока еще нет идей, что там изображено? – поинтересовался Макс.
– Кажется, какой-то анатомический рисунок, но это вы нам объясните – с Кейт.
Под конец Макс смирился с тем, что им больше ничего не узнать, в лучшем случае – до понедельника, но ждать дольше до возвращения в Каир он не хотел. Сразу после разговора с Сети, он, как обычно, позвонил Мэрилу, у которой остался Сэм.
На следующее утро они встали рано, переплыли через реку на пароме и прошли по пустыне к колоссу Мемнона: это были две огромные фигуры, получившие неверное название, которые некогда стояли перед погребальным храмом Аменхотепа III. Оттуда виднелись песчаные предгорья, где знатные фиванские семьи строили свои гробницы, большая часть которых была вскрыта археологами или просто оставлена на милость погоды, а надписи и настенные рисунки с них так и не были зафиксированы.
Идти пешком было долго и утомительно, но Макс понимал, что Кейт хотелось испытать на себе, каково это – пройти по пыльному городу или переплыть реку на пароме, чтобы принять участие в похоронной процессии, идущей по пустыне. Иногда она делала для Макса беглые комментарии, которые пристыдили бы многих гидов, иногда замолкала как гробница. К тому времени, когда они вернулись в Луксор, они уже слишком устали и решили отложить поход в музей древностей до субботы, и он показался им более камерным, чем в Каире, особенно в тех залах, где небольшие экспонаты сияли, словно драгоценности.
После ужина они прогулялись, выпили кофе, не желая признавать, что путешествие подходит к концу, и Кейт вдруг подняла тему, абсолютно не имеющую отношения к Египту.
– Макс, а что значит забывать – когда не можешь вспомнить того, что помнил когда-то раньше? Эта информация остается в мозге, а мы просто теряем к ней путь?
– Во-первых, это зависит от того, насколько ярким было воспоминание. То, что не сильно отпечаталось, было не очень «запоминающимся», со временем увядает. А висцеральная реакция – как иногда говорят, когда «нутром чуешь» – как раз дело нашей памяти. Даже небольшой стресс, когда в кровь подается адреналин и норадреналин, может стимулировать мозг запомнить получше событие, спровоцировавшее такую реакцию. А что? Ты что-то забыла?
– Не знаю. – Кейт взяла ручку, оставленную официантом, чтобы Макс подписал чек по кредитной карте, и начала рисовать всякие каракули на обратной стороне счета. – Иногда мне так кажется. Иногда я… вспоминаю то, чего на самом не было. Например, вчера в Карнаке, в храме. Я знала, что увижу за следующим углом, в следующем… да неважно. Все время, пока мы там находились, мне казалось, что я вот-вот вспомню больше, – это похоже на то, как когда на языке вертится слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55