https://wodolei.ru/catalog/accessories/ershik/
В наши дни многоцветного населения вряд ли неевропейцы должным образом оценили бы меню.
На меня упала тень. Я поднял голову и увидел женщину-полицейского. Она сказала:
– Вам не стоит тут сидеть, сэр.
Прежде чем я успел возразить, она улыбнулась. Я вспомнил, что встречался с этой женщиной в пабе «У Максвиггана». Попытался вспомнить ее имя:
– Ридж, верно?
Она вздохнула:
– Я же говорила, Ник ен Иомаре. Мы не пользуемся английским вариантом.
– А мне на это насрать.
Женщина-полицейский вздрогнула, услышав грубое слово:
– Я могу арестовать вас за непотребный язык.
– Валяйте.
Она оглянулась:
– Мне нужно с вами поговорить.
– Нет.
– Простите?
– Я не хочу с вами разговаривать, Ридж.
– Это важно… Я куплю вам выпивку.
– Где?
– Где хотите.
– «Бреннанз Ярд»?
Женщина поколебалась и проговорила:
– Разве там не дорого?
– Дорого? Да, я слышал.
– Ладно… завтра вечером… в половине восьмого?
– Я буду.
– Мне лучше идти. Я не хочу, чтобы кто-то видел, как я с вами разговариваю.
Она повернулась, чтобы уйти, но я окликнул ее:
– Ридж!
– Да?
– Не надевайте форму.
Я смотрел квалификационный матч к чемпионату мира между Англией и Грецией. Бекхэм в качестве капитана только что забил великолепный гол, сравняв счет в добавленное время. Теперь грекам можно было уже помахать ручкой. Английский комментатор был в экстазе. Даже про дикую прическу Бекхэма забыл. Зазвонил телефон. Я сказал:
– Слушаю.
Одним глазом я продолжал смотреть в телевизор.
– Привет, парниша.
– Здравствуйте, Кирстен.
– Чем занимаетесь?
– Смотрю футбол.
– А со мной сыграть не желаете?
Я вздохнул. До матери мне, конечно, далеко, но зато от души. Сказал:
– Не очень.
– А, да будет вам, Джек, с вами тоска сплошная.
– Кстати, меня сегодня приглашали на вечеринку.
– Ой, обожаю вечеринки.
– Тогда встретимся здесь через час.
– Я уже веду счет минутам.
Клик.
Я выключил телевизор. Принял теплый душ, проглотил пару кваалюдов и обозрел свой шикарный гардероб. Выбрал белую рубашку, джинсы и свитер; может быть, свитер просто перекину через плечо. Если бы у меня были темные очки, я бы их обязательно напялил и выглядел бы настоящим придурком. Кстати, в прогнозе обещали дождь… так что я достал вою шинель. Странно, но с годами она становилась лучше, чего нельзя сказать обо мне. Поднял воротник, взглянул в зеркало и понял, что превратился в собственного отца.
Как это произошло?
Я вытащил пистолет и понюхал дуло. Ну вы знаете, чтобы узнать, не стреляли ли из него совсем недавно. Завернул его в промасленную бумагу, встал на колени и засунул между пружинами матраса. Если Джанет в своем уборочном усердии дойдет до такого уровня, она получит большой сюрприз.
Вернувшись к шкафу, я достал «жидкость Е», ту самую, которую получил от Стюарта, торговца наркотиками. Если вы собираетесь на вечер гомиков в сопровождении вероятной убийцы своего мужа, вам нужно все возможное подкрепление. Я сунул бутылочку в карман.
Сбежал по лестнице и задержался в холле.
Подъехала желтая «дэтсан», открылась дверь, и я увидел длинную нейлоновую ногу. Если бы Кирстен надела юбку чуть короче, ее бы арестовали. Юбка была из блестящей ткани. Сверху – кофточка без рукавов. Красная. Волосы спутаны. Мне нравится это слово.
Предполагает постель и секс, интенсивный и переходящий в очень интенсивный.
Миссис Бейли сидела за конторкой. Она сказала:
– Приходит на ум слово «потаскушка».
Это слово мне не нравится. Я вышел, Кирстен крутнулась на каблуках и спросила:
– Нравится?
– Не заметить невозможно.
Мимо прошли два молодых паренька.
– С ума сойти!
Она широко им улыбнулась. Я заявил-.
– В желтой машине не поеду.
– Слишком яркая?
– Не сочетается.
– Она из проката. Мы пройдемся.
Кирстен взяла меня под руку, и от запаха ее духов с моей головой стали происходить какие-то странные вещи.
– Французские, – произнесла Кирстен.
– Что?
– Мои духи.
– Вы что, мысли читаете?
– Только грязные.
Когда мы свернули в сторону дома Теренса, она остановилась и сказала:
– Здесь где-то Теренс живет.
– Это его вечеринка, он поплачет, если захочет.
Кирстен воззрилась на меня:
– Так вы тащите меня на вечеринку к этой дамочке?
– Он сказал, все будет в стиле семидесятых. Вы мне кажетесь девушкой семидесятых. Я ошибаюсь?
Она присмотрелась ко мне:
– На чем вы сидите?
– Простите?
– Да будет вам, Тейлор, я все признаки знаю. Это не кокаин, у вас рот работает совсем по-другому. Что-то помягче… двойной валиум?
– Кваалюды.
Кирстен едва не взвизгнула от восторга:
– Их все еще делают? Черт, где мои альбомы «Иглз»?
Мы уже подошли к дому Теренса на Мерчант-роуд – еще один тупик моей юности. Теперь здесь ряд роскошных апартаментов и заведений типа приемных пластических хирургов. Дом был облицован прекрасным гранитом из Коннемары. Вырублен гранит из земли, чтобы стать фасадом для нуворишей. Я позвонил, дверь открылась. Кирстен сказала:
– Поверить не могу, что иду на вечеринку этого маленького придурка.
– Не думал, что дамы употребляют это слово.
– А как вы думаете, как мы еще забавляемся?
Участники вечеринки толпились даже в коридоре, и да, тема семидесятых явно преобладала: мелькание света, обтягивающие штаны, бархатные пиджаки, наборные каблуки и длинные волосы. У представителей обоих полов. Музыка подозрительно напоминала «Бальный блиц».
Я пожалел, что в курсе.
Пока мы пробирались сквозь толпу, Кирстен заметила:
– Похоже, ваша эпоха.
Кто-то сунул мне косяк, я затянулся и предложил его Кирстен. Та покачала головой:
– Я не люблю чужую слюну, во всяком случае на людях.
Появился Теренс. Облегающая желтая рубашка, тесные желтые штаны с красным поясом.
Я взглянул на Кирстен:
– Он как раз подходит к вашей машине.
Со лба Теренса катился пот. Он широко улыбался до тех пор, пока не разглядел мою спутницу. Тогда он заорал:
– Ты что, совсем выжил из своего гребаного ума?
Я протянул ему косяк:
– Остынь, приятель.
К нам подошел испанец лет двадцати с небольшим, неправдоподобно красивый, взял Теренса за руку и произнес:
– Я Джеральдо.
– В смысле Джеральд?
– Si.
Мне показалось, что он когда-то подавал мне кофе на Ки-стрит. Одет он был в черную шелковую рубашку и такие же штаны. На шее – тяжелая золотая цепь. Вот эту вещицу неплохо было бы стащить в ломбард, они бы там все в осадок выпали.
Джеральд протянул руку:
– Бар вон в том углу.
Теренс потопал прочь, бормоча:
– Увидимся позже, Тейлор.
Я повернулся к Кристен:
– А ведь он не назвал вас мамой.
Бармена я узнал: тот работал в одном из пабов. Он наклонился и прошептал:
– Я не голубой.
– Я что-нибудь сказал?
– Нет… но…
Он показал на несколько пар, которые уже потеряли всякий стыд.
– Мне не хотелось бы, чтобы вы думали…
– Я думаю, нам стоит выпить.
– Понял… что желает леди?
– Виски со льдом. Две порции.
Бармен тут же выполнил заказ.
Теперь звучала «Хочешь к нам присоединиться?» Гэри Глиттера. Кирстен сообщила:
– Пусть только заиграет «Леди из деревни», и меня отсюда как ветром сдует.
Я засмеялся. Она сказала:
– Человек решил нарисовать мир. Шли годы. Он населял пространство изображениями провинций, королевств, гор, заливов, островов, комнат, приборов, звезд, лошадей и отдельных людей. Незадолго до смерти он обнаружил, что весь этот лабиринт линий не что иное, как морщины на его собственном лице.
Кирстен замолчала и залпом выпила виски. Совсем как докер. Я в последнее время повидал немало доков и потому заметил:
– Впечатляет.
– Это сказал Хорхе Луис Борхес… «El Hacedor».
– Вы бы прочли это Джеральдо.
– Да ладно, он слово «член» без ошибки не напишет.
Я вспомнил Джеффа и его цитату из Дилана и подивился, зачем люди запоминают такие странные вещи.
– И вы выучили этот отрывок наизусть. Зачем? – спросил я с недоумением.
– У меня не было выбора.
– Вы сейчас преподаете Борхеса?
Кирстен посмотрела на меня лениво и с прохладцей. Виски уже на нее подействовало, придав ее чувственности остроту.
– Да ладно, – проговорила она. – Вы уже делаете выводы. Ни о чем нельзя судить по внешним признакам. Мой муж, мой дорогой покойный муж повесил листок с этой цитатой над зеркалом в ванной комнате. Я полагаю, это застряло в памяти.
Зазвучала песня «Люди из деревни» под восторженные крики собравшихся. Кирстен сунула мне в руку пустой стакан и сказала:
– Я вас предупреждала.
И ушла.
Я пошел за ней. В коридоре кто-то схватил меня за руку. Терри, уже здорово обезвоженный. Он заорал:
– Какие игры ты затеял, Тейлор?
– Решил поставить ее лицом к лицу с обвинителем… может, признается.
– Ты настоящее дерьмо.
– Не без этого.
18
И ты остаешься, нетронутой.
Джонни Дьюхан. «Нетронутая»
Кирстен быстрыми шагами шла к собору Августинцев. Очень пьяный бизнесмен раскачивался, держась за дверцу «БМВ», и во все горло распевал «Девушка из Голуэя».
В последний раз я слышал эту песню, когда Стив Эрл пел ее со сцены Городского зала. Парень подшофе нажимал на клаксон в такт песни: раз, бип, два, бип, ик.
Вроде того.
Он казался безоблачно счастливым.
Меня едва не перекрутило от зависти. Я сглотнул и крикнул:
– Кирстен… Господи.
Я нагнал ее в конце Баттермилк-лейн. Она сказала:
– Терри крикнул «шлюха», когда я уходила, и плюнул.
– Бог мой.
– Я посоветовала ему остыть, если он не хочет заработать инфаркт.
Кирстен остановила такси и посмотрела на меня:
– Поедете?
– Конечно.
Водитель такси поведал нам, почему народ отверг договор в Ницце, и закончил вопросом:
– Не можем же мы позволить Европе помыкать нами, верно?
Никто ему не ответил. Кирстен сказала таксисту, куда ехать, и он тут же пустился обсуждение датчан. У дома Кирстен выскочила из машины, крикнув мне:
– Заплатите ему.
И скрылась в доме.
Пока я шарил по карманам в поисках денег, водитель оглядел дом и заметил:
– Неплохо устроился, приятель.
– Я здесь в прислугах.
Он подмигнул:
– Эти курсы по найму – сила.
И такси, взвизгнув шинами, сорвалось с места. Я вошел в дом. Кирстен нигде не видно. Сверху послышался крик:
– Я в душе, чувствуйте себя как дома.
Я попытался.
Нашел бар, виски, налил себе, плюхнулся на диван.
На столике разбросаны книги, в том числе Джеки Коллинз, Элис Тейлор и Мейв Бинчи.
И – только подумайте! – великолепный, изящный том под названием «Легенда о святом пропойце» Йозефа Рота. В переводе Майкла Хофманна.
Я невольно поинтересовался.
Прочитал на клапане:
Издано в 1939 году, в год, когда автор умер. Как и Андреас, герой книги, Рот допился до смерти в Париже. Но это вовсе не автобиографическая исповедь.
Я сказал вслух:
– И слава Богу.
И закурил сигарету. Пепельницы нигде не видно. Начал читать дальше:
Это мирской рассказ о чуде, о том, как непутевому Андреасу, долгое время жившему под мостами, выпало несколько счастливых шансов, на короткое время переместивших его на другой уровень существования. Новелла невероятно динамична и остроумна, несмотря на грустное содержание.
Напечатано издательством «Гранта». Я слишком стар – или что? Я помню, как Билл Балфорд начал издавать журнал и написал книгу «Среди головорезов».
Она должна быть обязательной для полицейских, имеющих дело с футбольными хулиганами.
Мне пришло в голову стащить книгу. Просто сунуть ее в объемистый карман предмета 8234 и все. Я положил книгу обратно на стол.
Вошла Кирстен, вытирая волосы полотенцем. Босая, в коротком шелковом кимоно. Женщины в таком виде всегда меня волновали. Этакая ненавязчивая интимность. Мне редко сейчас приходится такое видеть, это наказание за мою искусственную изоляцию. Я смотрел с удовольствием. Она взглянула на книгу:
– Спереть не захотелось?
– Что?
– Да знаю я тебя, Джек. Я и сама ее таким способом заимела.
Кирстен прошла к бару и принялась готовить себе выпивку, тихо что-то мурлыкая. Господи, как же она фальшивила. Тем не менее мне послышалось что-то знакомое. Я спросил:
– Что за песня?
– Не знаю. Ее постоянно передает станция, транслирующая программу лучших песен прошлого.
Я сообразил и сказал:
– Господи, конечно, Кевин Джонсон.
– Кто?
– «Рок-н-ролл, я отдал тебе лучшие годы своей жизни».
Бутылка «Столичной» замерла в воздухе. Затем Кирстен повернулась ко мне:
– Исповедуешься?
– Это название песни.
– Мне нравится.
– Там есть строчка, которая подводит итог всей моей служебной карьеры в полиции.
– В чем дело, Тейлор, с чего это ты зациклился на прошлом?
Я проигнорировал ее замечание, продолжая гнуть свое:
– Не помню точно, но что-то вроде: «Пытаясь сыграть соло в чужом оркестре».
Кирстен налила себе водки, сделала внушительный глоток и заметила:.
– Это про тебя… ты ведь диссидент.
Я порылся в кармане и предложил:
– Хочешь попробовать «жидкость Е»?
– А… наказать хочешь, извращенец.
Я показал бутылочку и предупредил:
– С этим надо быть осторожным.
У Кирстен заблестели глаза, и она сказала:
– А пошло оно все. Давай вмажем.
Мы вмазали.
Все, как было обещано: стыд, одежда, контроль над собой – все испарилось.
Стюарт гарантировал эйфорию и либидо.
Стюарт не шутил.
Разумеется, он предупреждал, что нужно быть очень осторожным с алкоголем, но я решил, что насчет осторожности у меня всегда было плохо. А сейчас я уже чересчур стар, чтобы начинать беспокоиться.
19
Пятьдесят – опасный возраст для всех мужчин. У пятидесятилетнего мужчины есть много чего сказать, но никто не хочет его слушать. Его страхи не вызывают доверия из-за их новизны, он вполне мог все выдумать. Собственное тело беспокоит его, оно начинает выкидывать всякие трюки: зубы начинают гнить, желудок гореть; он лысеет; прыщ кажется ему раком, расстройство желудка – инфарктом. Он чувствует невероятную усталость, ему хочется быть молодым, но он знает, что должен быть старьем. Пока он ни то ни другое, и он в ужасе.
Пол Теру. «Святой Джек»
Когда я пришел в себя, было уже совсем светло. Где это я? В огромной постели с шелковыми простынями. Я был голым и не мучился похмельем. Кирстен нигде не видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
На меня упала тень. Я поднял голову и увидел женщину-полицейского. Она сказала:
– Вам не стоит тут сидеть, сэр.
Прежде чем я успел возразить, она улыбнулась. Я вспомнил, что встречался с этой женщиной в пабе «У Максвиггана». Попытался вспомнить ее имя:
– Ридж, верно?
Она вздохнула:
– Я же говорила, Ник ен Иомаре. Мы не пользуемся английским вариантом.
– А мне на это насрать.
Женщина-полицейский вздрогнула, услышав грубое слово:
– Я могу арестовать вас за непотребный язык.
– Валяйте.
Она оглянулась:
– Мне нужно с вами поговорить.
– Нет.
– Простите?
– Я не хочу с вами разговаривать, Ридж.
– Это важно… Я куплю вам выпивку.
– Где?
– Где хотите.
– «Бреннанз Ярд»?
Женщина поколебалась и проговорила:
– Разве там не дорого?
– Дорого? Да, я слышал.
– Ладно… завтра вечером… в половине восьмого?
– Я буду.
– Мне лучше идти. Я не хочу, чтобы кто-то видел, как я с вами разговариваю.
Она повернулась, чтобы уйти, но я окликнул ее:
– Ридж!
– Да?
– Не надевайте форму.
Я смотрел квалификационный матч к чемпионату мира между Англией и Грецией. Бекхэм в качестве капитана только что забил великолепный гол, сравняв счет в добавленное время. Теперь грекам можно было уже помахать ручкой. Английский комментатор был в экстазе. Даже про дикую прическу Бекхэма забыл. Зазвонил телефон. Я сказал:
– Слушаю.
Одним глазом я продолжал смотреть в телевизор.
– Привет, парниша.
– Здравствуйте, Кирстен.
– Чем занимаетесь?
– Смотрю футбол.
– А со мной сыграть не желаете?
Я вздохнул. До матери мне, конечно, далеко, но зато от души. Сказал:
– Не очень.
– А, да будет вам, Джек, с вами тоска сплошная.
– Кстати, меня сегодня приглашали на вечеринку.
– Ой, обожаю вечеринки.
– Тогда встретимся здесь через час.
– Я уже веду счет минутам.
Клик.
Я выключил телевизор. Принял теплый душ, проглотил пару кваалюдов и обозрел свой шикарный гардероб. Выбрал белую рубашку, джинсы и свитер; может быть, свитер просто перекину через плечо. Если бы у меня были темные очки, я бы их обязательно напялил и выглядел бы настоящим придурком. Кстати, в прогнозе обещали дождь… так что я достал вою шинель. Странно, но с годами она становилась лучше, чего нельзя сказать обо мне. Поднял воротник, взглянул в зеркало и понял, что превратился в собственного отца.
Как это произошло?
Я вытащил пистолет и понюхал дуло. Ну вы знаете, чтобы узнать, не стреляли ли из него совсем недавно. Завернул его в промасленную бумагу, встал на колени и засунул между пружинами матраса. Если Джанет в своем уборочном усердии дойдет до такого уровня, она получит большой сюрприз.
Вернувшись к шкафу, я достал «жидкость Е», ту самую, которую получил от Стюарта, торговца наркотиками. Если вы собираетесь на вечер гомиков в сопровождении вероятной убийцы своего мужа, вам нужно все возможное подкрепление. Я сунул бутылочку в карман.
Сбежал по лестнице и задержался в холле.
Подъехала желтая «дэтсан», открылась дверь, и я увидел длинную нейлоновую ногу. Если бы Кирстен надела юбку чуть короче, ее бы арестовали. Юбка была из блестящей ткани. Сверху – кофточка без рукавов. Красная. Волосы спутаны. Мне нравится это слово.
Предполагает постель и секс, интенсивный и переходящий в очень интенсивный.
Миссис Бейли сидела за конторкой. Она сказала:
– Приходит на ум слово «потаскушка».
Это слово мне не нравится. Я вышел, Кирстен крутнулась на каблуках и спросила:
– Нравится?
– Не заметить невозможно.
Мимо прошли два молодых паренька.
– С ума сойти!
Она широко им улыбнулась. Я заявил-.
– В желтой машине не поеду.
– Слишком яркая?
– Не сочетается.
– Она из проката. Мы пройдемся.
Кирстен взяла меня под руку, и от запаха ее духов с моей головой стали происходить какие-то странные вещи.
– Французские, – произнесла Кирстен.
– Что?
– Мои духи.
– Вы что, мысли читаете?
– Только грязные.
Когда мы свернули в сторону дома Теренса, она остановилась и сказала:
– Здесь где-то Теренс живет.
– Это его вечеринка, он поплачет, если захочет.
Кирстен воззрилась на меня:
– Так вы тащите меня на вечеринку к этой дамочке?
– Он сказал, все будет в стиле семидесятых. Вы мне кажетесь девушкой семидесятых. Я ошибаюсь?
Она присмотрелась ко мне:
– На чем вы сидите?
– Простите?
– Да будет вам, Тейлор, я все признаки знаю. Это не кокаин, у вас рот работает совсем по-другому. Что-то помягче… двойной валиум?
– Кваалюды.
Кирстен едва не взвизгнула от восторга:
– Их все еще делают? Черт, где мои альбомы «Иглз»?
Мы уже подошли к дому Теренса на Мерчант-роуд – еще один тупик моей юности. Теперь здесь ряд роскошных апартаментов и заведений типа приемных пластических хирургов. Дом был облицован прекрасным гранитом из Коннемары. Вырублен гранит из земли, чтобы стать фасадом для нуворишей. Я позвонил, дверь открылась. Кирстен сказала:
– Поверить не могу, что иду на вечеринку этого маленького придурка.
– Не думал, что дамы употребляют это слово.
– А как вы думаете, как мы еще забавляемся?
Участники вечеринки толпились даже в коридоре, и да, тема семидесятых явно преобладала: мелькание света, обтягивающие штаны, бархатные пиджаки, наборные каблуки и длинные волосы. У представителей обоих полов. Музыка подозрительно напоминала «Бальный блиц».
Я пожалел, что в курсе.
Пока мы пробирались сквозь толпу, Кирстен заметила:
– Похоже, ваша эпоха.
Кто-то сунул мне косяк, я затянулся и предложил его Кирстен. Та покачала головой:
– Я не люблю чужую слюну, во всяком случае на людях.
Появился Теренс. Облегающая желтая рубашка, тесные желтые штаны с красным поясом.
Я взглянул на Кирстен:
– Он как раз подходит к вашей машине.
Со лба Теренса катился пот. Он широко улыбался до тех пор, пока не разглядел мою спутницу. Тогда он заорал:
– Ты что, совсем выжил из своего гребаного ума?
Я протянул ему косяк:
– Остынь, приятель.
К нам подошел испанец лет двадцати с небольшим, неправдоподобно красивый, взял Теренса за руку и произнес:
– Я Джеральдо.
– В смысле Джеральд?
– Si.
Мне показалось, что он когда-то подавал мне кофе на Ки-стрит. Одет он был в черную шелковую рубашку и такие же штаны. На шее – тяжелая золотая цепь. Вот эту вещицу неплохо было бы стащить в ломбард, они бы там все в осадок выпали.
Джеральд протянул руку:
– Бар вон в том углу.
Теренс потопал прочь, бормоча:
– Увидимся позже, Тейлор.
Я повернулся к Кристен:
– А ведь он не назвал вас мамой.
Бармена я узнал: тот работал в одном из пабов. Он наклонился и прошептал:
– Я не голубой.
– Я что-нибудь сказал?
– Нет… но…
Он показал на несколько пар, которые уже потеряли всякий стыд.
– Мне не хотелось бы, чтобы вы думали…
– Я думаю, нам стоит выпить.
– Понял… что желает леди?
– Виски со льдом. Две порции.
Бармен тут же выполнил заказ.
Теперь звучала «Хочешь к нам присоединиться?» Гэри Глиттера. Кирстен сообщила:
– Пусть только заиграет «Леди из деревни», и меня отсюда как ветром сдует.
Я засмеялся. Она сказала:
– Человек решил нарисовать мир. Шли годы. Он населял пространство изображениями провинций, королевств, гор, заливов, островов, комнат, приборов, звезд, лошадей и отдельных людей. Незадолго до смерти он обнаружил, что весь этот лабиринт линий не что иное, как морщины на его собственном лице.
Кирстен замолчала и залпом выпила виски. Совсем как докер. Я в последнее время повидал немало доков и потому заметил:
– Впечатляет.
– Это сказал Хорхе Луис Борхес… «El Hacedor».
– Вы бы прочли это Джеральдо.
– Да ладно, он слово «член» без ошибки не напишет.
Я вспомнил Джеффа и его цитату из Дилана и подивился, зачем люди запоминают такие странные вещи.
– И вы выучили этот отрывок наизусть. Зачем? – спросил я с недоумением.
– У меня не было выбора.
– Вы сейчас преподаете Борхеса?
Кирстен посмотрела на меня лениво и с прохладцей. Виски уже на нее подействовало, придав ее чувственности остроту.
– Да ладно, – проговорила она. – Вы уже делаете выводы. Ни о чем нельзя судить по внешним признакам. Мой муж, мой дорогой покойный муж повесил листок с этой цитатой над зеркалом в ванной комнате. Я полагаю, это застряло в памяти.
Зазвучала песня «Люди из деревни» под восторженные крики собравшихся. Кирстен сунула мне в руку пустой стакан и сказала:
– Я вас предупреждала.
И ушла.
Я пошел за ней. В коридоре кто-то схватил меня за руку. Терри, уже здорово обезвоженный. Он заорал:
– Какие игры ты затеял, Тейлор?
– Решил поставить ее лицом к лицу с обвинителем… может, признается.
– Ты настоящее дерьмо.
– Не без этого.
18
И ты остаешься, нетронутой.
Джонни Дьюхан. «Нетронутая»
Кирстен быстрыми шагами шла к собору Августинцев. Очень пьяный бизнесмен раскачивался, держась за дверцу «БМВ», и во все горло распевал «Девушка из Голуэя».
В последний раз я слышал эту песню, когда Стив Эрл пел ее со сцены Городского зала. Парень подшофе нажимал на клаксон в такт песни: раз, бип, два, бип, ик.
Вроде того.
Он казался безоблачно счастливым.
Меня едва не перекрутило от зависти. Я сглотнул и крикнул:
– Кирстен… Господи.
Я нагнал ее в конце Баттермилк-лейн. Она сказала:
– Терри крикнул «шлюха», когда я уходила, и плюнул.
– Бог мой.
– Я посоветовала ему остыть, если он не хочет заработать инфаркт.
Кирстен остановила такси и посмотрела на меня:
– Поедете?
– Конечно.
Водитель такси поведал нам, почему народ отверг договор в Ницце, и закончил вопросом:
– Не можем же мы позволить Европе помыкать нами, верно?
Никто ему не ответил. Кирстен сказала таксисту, куда ехать, и он тут же пустился обсуждение датчан. У дома Кирстен выскочила из машины, крикнув мне:
– Заплатите ему.
И скрылась в доме.
Пока я шарил по карманам в поисках денег, водитель оглядел дом и заметил:
– Неплохо устроился, приятель.
– Я здесь в прислугах.
Он подмигнул:
– Эти курсы по найму – сила.
И такси, взвизгнув шинами, сорвалось с места. Я вошел в дом. Кирстен нигде не видно. Сверху послышался крик:
– Я в душе, чувствуйте себя как дома.
Я попытался.
Нашел бар, виски, налил себе, плюхнулся на диван.
На столике разбросаны книги, в том числе Джеки Коллинз, Элис Тейлор и Мейв Бинчи.
И – только подумайте! – великолепный, изящный том под названием «Легенда о святом пропойце» Йозефа Рота. В переводе Майкла Хофманна.
Я невольно поинтересовался.
Прочитал на клапане:
Издано в 1939 году, в год, когда автор умер. Как и Андреас, герой книги, Рот допился до смерти в Париже. Но это вовсе не автобиографическая исповедь.
Я сказал вслух:
– И слава Богу.
И закурил сигарету. Пепельницы нигде не видно. Начал читать дальше:
Это мирской рассказ о чуде, о том, как непутевому Андреасу, долгое время жившему под мостами, выпало несколько счастливых шансов, на короткое время переместивших его на другой уровень существования. Новелла невероятно динамична и остроумна, несмотря на грустное содержание.
Напечатано издательством «Гранта». Я слишком стар – или что? Я помню, как Билл Балфорд начал издавать журнал и написал книгу «Среди головорезов».
Она должна быть обязательной для полицейских, имеющих дело с футбольными хулиганами.
Мне пришло в голову стащить книгу. Просто сунуть ее в объемистый карман предмета 8234 и все. Я положил книгу обратно на стол.
Вошла Кирстен, вытирая волосы полотенцем. Босая, в коротком шелковом кимоно. Женщины в таком виде всегда меня волновали. Этакая ненавязчивая интимность. Мне редко сейчас приходится такое видеть, это наказание за мою искусственную изоляцию. Я смотрел с удовольствием. Она взглянула на книгу:
– Спереть не захотелось?
– Что?
– Да знаю я тебя, Джек. Я и сама ее таким способом заимела.
Кирстен прошла к бару и принялась готовить себе выпивку, тихо что-то мурлыкая. Господи, как же она фальшивила. Тем не менее мне послышалось что-то знакомое. Я спросил:
– Что за песня?
– Не знаю. Ее постоянно передает станция, транслирующая программу лучших песен прошлого.
Я сообразил и сказал:
– Господи, конечно, Кевин Джонсон.
– Кто?
– «Рок-н-ролл, я отдал тебе лучшие годы своей жизни».
Бутылка «Столичной» замерла в воздухе. Затем Кирстен повернулась ко мне:
– Исповедуешься?
– Это название песни.
– Мне нравится.
– Там есть строчка, которая подводит итог всей моей служебной карьеры в полиции.
– В чем дело, Тейлор, с чего это ты зациклился на прошлом?
Я проигнорировал ее замечание, продолжая гнуть свое:
– Не помню точно, но что-то вроде: «Пытаясь сыграть соло в чужом оркестре».
Кирстен налила себе водки, сделала внушительный глоток и заметила:.
– Это про тебя… ты ведь диссидент.
Я порылся в кармане и предложил:
– Хочешь попробовать «жидкость Е»?
– А… наказать хочешь, извращенец.
Я показал бутылочку и предупредил:
– С этим надо быть осторожным.
У Кирстен заблестели глаза, и она сказала:
– А пошло оно все. Давай вмажем.
Мы вмазали.
Все, как было обещано: стыд, одежда, контроль над собой – все испарилось.
Стюарт гарантировал эйфорию и либидо.
Стюарт не шутил.
Разумеется, он предупреждал, что нужно быть очень осторожным с алкоголем, но я решил, что насчет осторожности у меня всегда было плохо. А сейчас я уже чересчур стар, чтобы начинать беспокоиться.
19
Пятьдесят – опасный возраст для всех мужчин. У пятидесятилетнего мужчины есть много чего сказать, но никто не хочет его слушать. Его страхи не вызывают доверия из-за их новизны, он вполне мог все выдумать. Собственное тело беспокоит его, оно начинает выкидывать всякие трюки: зубы начинают гнить, желудок гореть; он лысеет; прыщ кажется ему раком, расстройство желудка – инфарктом. Он чувствует невероятную усталость, ему хочется быть молодым, но он знает, что должен быть старьем. Пока он ни то ни другое, и он в ужасе.
Пол Теру. «Святой Джек»
Когда я пришел в себя, было уже совсем светло. Где это я? В огромной постели с шелковыми простынями. Я был голым и не мучился похмельем. Кирстен нигде не видно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22