– Понимаю, – сказал Хэнк.
– Понимаешь? Тогда должен понять и то, что для нашего учреждения крайне важно, чтобы мы вели это дело со всей энергией и талантом, на какие только способны.
– Я все же думаю…
– Нет. Твоя просьба официально отклонена. Бога ради, Хэнк, на суде будет решаться гораздо большее, чем судьба трех ребят. На суде будет отстаиваться честь нашего учреждения, – Холмз замолчал. – А если ты посмотришь с другой стороны, – продолжал он, – то, может быть, и честь всего этого проклятого города.
Он стоял на палубе парома. Справа был виден высокий, красивый в своем безобразии пролет моста Квинзборо. Далеко впереди на воде лежал, похожий на гигантского, наполовину погруженного в воду кита, остров Велфэр. Там в тюрьме для малолетних преступников пятнадцатилетний парень, по имени Дэнни Ди Пэйс, ожидает суда за убийство.
С реки Ист-Ривер дул прохладный ветерок, лаская затылок и разгоняя отупляющую жару середины лета. Вдалеке раскинулся светлый и строгий с изящными очертаниями на фоне иссиня-голубого неба мост Трайборо. Хэнк помнил, как воздвигался этот мост. Помнил, как четырнадцатилетним мальчишкой он бегал к котловану на 125 улице, пробираясь между бетонными блоками, грудами арматуры и кучами земли. Было лето 1934 года, и молодой парень мысленно представлял себе мост как ворота к сокровищам мира. Ему казалось, что если он перейдет мост, то сможет оставить Гарлем навсегда. Мост имел для него свой особый смысл и цель, и в тот день, наблюдая, как бульдозеры и паровые скреперы с шумом ворочали землю, он решил, что когда-нибудь он покинет Гарлем и никогда больше туда не вернется.
Хэнк тогда не знал, есть ли у него чувство ненависти к Гарлему или нет, но с проницательностью, свойственной очень молодым, четко представлял себе: в жизни можно добиться лучшего, и он намеревался добиться этого. Позднее он понял – к лучшему относилась и Мэри О'Брайан.
Он познакомился с ней, когда ему было уже семнадцать лет. Родившись в итальянской семье, имея дедушку, который еще накануне войны с державами фашистской оси объявил Италию культурным лидером мира и провозгласил Муссолини спасителем итальянского народа, Хэнку вначале было трудно поверить, что он влюбился в ирландку. Разве ему не говорили постоянно члены его семьи, что все ирландцы – пьяницы? Разве его национальные собратья по уличной жизни не утверждали, что все ирландские девушки потаскухи? Разве большинство уличных драк не происходило между итальянцами и ирландцами? Так как же могло случиться, что он влюбился в ирландку, чистокровную до корней рыжих волос?
Когда он с ней познакомился, ей было пятнадцать лет и она еще не красила губы. Он встречался с ней целый год, прежде чем она позволила ему поцеловать себя. Ее рот представлял что-то удивительное. Он и раньше целовался с девушками, но никогда не ощущал такой сладости женских губ, пока не поцеловал Мэри О'Брайан. И с этого дня он полюбил ее.
Любя, он все больше познавал ее, а познавая, еще больше любил, пока она не стала неотъемлемой частью его планов: когда он покинет Гарлем, она уйдет вместе с ним. Он унесет ее отсюда на руках, и ее рыжие волосы будут струиться по его плечам, а ее звонкий смех будет разноситься по ветру.
В 1941 году японцы напали на Пирл-Харбор. К этому времени Хэнку исполнился двадцать один год, он был выпускником университета. Его сразу же призвали в армию.
В доме дедушки устроили вечеринку. Все ели лазанью (фирменное блюдо его матери), пили хорошее красное вино, а дедушка, отведя Хэнка в сторону, спросил на ломаном английском языке:
– Ты будешь летать на аэроплане?
– Да, дедушка, – ответил он.
Старик закивал головой.
– Ты будешь бомбить Италию? – спросил он.
– Если прикажут, – ответил Хэнк.
Старик снова кивнул. Он посмотрел Хэнку в глаза:
– Они будут в тебя стрелять, Энрико?
– Да.
Его руки сжали плечи Хэнка. С большим трудом дедушка сказал:
– Тогда ты тоже будешь стрелять в ответ. – Он опять утвердительно кивнул. – Ты тоже будешь стрелять в ответ, – повторил он, продолжая кивать головой, и, подняв очки, провел рукой по глазам. – Береги себя. Возвращайся живым.
В этот вечер Хэнк пришел повидаться с Мэри. Они шли вдоль автострады Ист-Ривер Драйв. Гирлянда огней построенного три года назад моста, перекинулась через темные воды реки. Он поцеловал ее и спросил:
– Ты будешь ждать меня, Мэри?
– Я не знаю, – ответила она. – Я молодая, Хэнк. Ты уедешь надолго. Я не знаю.
– Жди меня, Мэри. Жди меня.
Никто его не ждал. На следующий год он получил от Мэри письмо, а через шесть месяцев после этого умер дедушка. Ему не разрешили поехать на похороны. Он всегда сожалел, что седоволосый человек со слабыми глазами и нежными руками так никогда и не увидел Кэрин. Интуитивно он почувствовал, что дедушка и Кэрин понравились бы друг другу…
Капитан пришвартовал паром легко и плавно. Хэнк сошел на берег, и быстро зашагал к зданию, где был заключен Дэнни Ди Пэйс.
Человек (его звали Уолш), к которому обратился Хэнк, отвечал на беспрерывные телефонные звонки. Три телефона на его столе звонили с устрашающей последовательностью, Хэнк с трудом вклинивался со своим разговором между звонками.
– Видите? – сказал Уолш. – Мышиная возня, сплошная мышиная возня. Мы пытаемся поддерживать контакт с ребятами и девушками, направленными к нам из суда для несовершеннолетних преступников. Это все равно, что в ступе воду толочь. Это нам не по силам, мистер Белл. Это нам не по силам. Знаете, что мы бы хотели здесь делать? Знаете, что мы могли бы здесь делать, если бы у вас было достаточно сотрудников? – Он спокойно покачал головой и быстро взглянул на телефон, боясь, что их снова прервут.
– А чем именно вы здесь занимаетесь, мистер Уолш? – спросил Хэнк.
– Мы пытаемся выяснить, что заставляет ребят вести себя подобным образом. Мы докапываемся до причины. Но сколько вы можете выкопать, если у вас не хватает лопат?
– И что вам удалось сделать?
– Нам удалось провести ряд тестов. Мы пытаемся выяснить, что же в интеллектуальном развитии подростка или в его эмоциональном состоянии…
– Пытаетесь? – спросил Хэнк.
– Да, пытаемся. Мы не всегда достигаем успеха. Боже мой, мистер Белл, мы погрязли в…
Зазвонил телефон. Уолш снял трубку:
– Алло? Да, это мистер Уолш. Кто? О, привет, как поживаешь? – Он помолчал. – Да, заключение на него у меня. Одну минутку. – Уолш открыл папку, лежавшую на столе.: – Алло? Да, мы это установили. Его отец – алкоголик. Нет, не может быть никакого сомнения. Заключение лежит прямо передо мной… Да. Хорошо. Спасибо за звонок.
Уолш повесил трубку и глубоко вздохнул.
– Неустроенные семьи… У нас большинство ребят из таких семей… Вы, конечно, в курсе всех тех исследований, которые были проведены? – спросил Уолш.
– Боюсь, что нет, – ответил Хэнк.
– Их так много, что я даже не знаю с чего начать, – сказал Уолш. – Например, исследование Глюксов. В основу их системы прогнозирования положено четыре фактора: поддержание дисциплины со стороны отца, наблюдение и забота со стороны матери, любовь к ребенку со стороны родителей и сплоченность всех членов семьи. Было вычислено, что если эти факторы неблагоприятны, то вероятность детской преступности составляет девяносто восемь и одну десятую процента. Вы не думаете, что это чертовски высокий процент?
– Да, если исследование было точным.
– Нет никаких оснований считать, что оно не было точным, – сказал Уолш. – Во всяком случае ни у кого, кто работает в этой области, результат не вызывает удивления: основная масса малолетних преступников выходит из неустроенных семей.
– Что вы подразумеваете под «неустроенными семьями»?
– Разбитые, безнравственные, преступные семьи.
– Ясно, Дэнни Ди Пэйс раньше был у вас?
– Нет. Из троих только Ридон некоторое время находился здесь.
– И что?
– Вы имеете в виду, что мы узнали о нем? Он показался нам крайне агрессивным. Мать слишком много позволяет ему, а отец слишком строг. Парень типичный импульсивный неврастеник.
– Боюсь, что я вас не совсем понимаю, мистер Уолш.
– Я хочу сказать, что преступные наклонности Ридона, вероятно, складываются из сильного чувства злобы к репрессивному отцу и желания вызвать у матери какую-либо эмоциональную реакцию, однако во всепрощение матери он не верит.
– Понимаю, – сказал Хэнк, хотя смысл услышанного остался для него смутным. – По какому поводу Ридон был здесь в первый раз?
– О, какие-то неприятности на улице. Я не помню. Это было несколько лет назад.
– Каково было постановление суда?
– Он был условно освобожден и взят на поруки.
– Даже несмотря на то, что ваше исследование показало, что он, скажем, потенциально опасен?
– Нам повезло, мы хотя бы сумели провести исследование, мистер Белл. У нас на каждого работника приходится по семьдесят пять ребят. Чертовски много, не так ли?
– Да, пожалуй. Как после этого вел себя Ридон?
– Ну, что вам сказать. Сотрудники, работающие с ребятами, отпущенными на поруки, находятся в том же самом положении, что и мы. У них тоже нет времени заниматься индивидуально с каждым подростком. В результате большой процент ребят, находящихся на поруках, снова попадает во всякого рода истории.
– Как, например, Ридон?
– Да, если вы хотите использовать его в качестве примера, хотя он один из сотен. – Уолш помолчал. – Мы могли бы столько сделать, мистер Белл, если бы у нас были деньги и сотрудники. Столько сделать…
Хэнк утвердительно кивнул.
– Однако вы не считаете, что несколько упрощаете суть дела? Ну, прикрываясь, что ли, всей этой психологией…
– Прикрываясь?
– Возможно, это не то слово. Но вы уверены, что вопрос о детской преступности можно свести к простым психологическим формулировкам?
– Конечно, нет. В действительности, не существует такой категории, как чисто преступный тип. Вряд ли во всей стране можно найти в чистом виде преступника типа «импульсивный неврастеник», то есть такого преступника, который поддается влиянию социальной среды и в то же самое время не является личностью с нарушенной психикой. И мы, разумеется, не можем игнорировать влияние окружения, ненормального положения в школе и даже невежества многих полицейских сотрудников – в качестве факторов, способствующих росту преступности среди молодежи. Однако это не является психологической галиматьей, мистер Белл.
– Эти парни, мистер Уолш, убили другого парня.
– Да, я знаю.
– Оправдали ли бы вы парней на том основании, что у их родителей имеются личные неурядицы?
– Оправдал бы я убийство? – переспросил Уолш.
– Да.
– Это ваша обязанность определять преступникам статью закона, мистер Хэнк, а не моя. Я имею дело с людьми.
Хэнк кивнул.
– Извините, могу я сейчас видеть Ди Пэйса?
– Разумеется, – ответил Уолш.
Когда он поднимался, снова зазвонил телефон.
– Проклятье! – не сдержался он. – Бетти, будь добра, ответь, пожалуйста. Сюда, мистер Белл.
У парня были такие же, как у матери рыжие волосы и карие глаза, такой же овал лица и такой же рот, который выглядел на лице мальчика, превращавшегося в мужчину, странно по-женски. Он был высоким парнем с неразвитой мускулатурой и огромными кистями рук, выдававшими уличного забияку.
– Если вы полицейский, то я не хочу с вами разговаривать.
– Я окружной прокурор, – ответил Хэнк, – и тебе лучше поговорить со мной. Я представляю обвинение по этому делу.
– Тем больше у меня оснований ничего вам не говорить. Вы думаете, я помогу вам отправить меня на электрический стул?
– Я хочу знать, что произошло в тот вечер, когда был убит Моррез.
– Да? Так спросите у Морреза. Может быть, он вам расскажет. Мне нечего вам сказать. Идите и говорите с этими важными шишками адвокатами, которых назначил мне суд. Только у меня одного их целых четыре. Идите и разговаривайте с ними.
– Я с ними уже говорил и они не возражали против того, чтобы я допросил тебя и твоих приятелей. Я полагаю, тебе известно, в каком серьезном положении ты находишься. Твои адвокаты уже говорили тебе об этом?
– Меня будет судить суд для несовершеннолетних.
– Нет, это не так, Дэнни. Тебя вместе с другими ребятами будет судить уголовный суд, третья секция.
– Да-а?
– Да. Дело будет рассматриваться в следующем месяце. Это будет справедливый суд, и никто не собирается с тобой нянчиться. Ты убил человека, Дэнни.
– Да-а? Вы еще должны доказать это, мистер. Я невиновен до тех пор, пока не будет доказана моя виновность.
– Верно. Теперь допустим, ты расскажешь мне, что произошло вечером десятого июля.
– Я уже рассказывал об этом сотни раз. Мы прогуливались, и какой-то грязный пуэрториканец напал на нас, и мы порезали его. Это была самооборона.
– Парень, которого вы зарезали, был слепым. Ты, конечно должен понимать, никакие присяжные не поверят, что он напал на вас.
– Меня не интересует, поверят они или нет. Я говорю, как все было. Можете спросить Бэтмана и Башню. Они скажут вам то же самое.
– Кто такой Бэтман?
– Апосто. Так его называют ребята из клуба.
– Что это за банда?
– Вы все уже знаете об этом. Кому, черт возьми, вы пытаетесь морочить голову?
– Я спрашиваю тебя, – сказал Хэнк. – Как называется эта банда?
– «Орлы-громовержцы». – Дэнни помолчал. – И это не банда. Это – клуб.
– Понимаю. А чем отличается банда от клуба?
– «Орлы-громовержцы» никогда не ищут неприятностей.
– Тогда что вы делали в испанском Гарлеме, если не искали неприятностей?
– Мы прогуливались.
– Ты, и Башня, имя которого, я полагаю, Ридон, и Бэтман. Правильно?
– Правильно, – ответил Дэнни.
– Почему вы называете его Башней?
– Не знаю. Думаю, потому что он высокий. К тому же он очень сильный.
– Как они зовут тебя?
– Дэнни.
– А у тебя нет прозвища?
– Для чего мне прозвище? Во всяком случае Дэнни – уже прозвище. Мое настоящее имя – Даннель.
– Почему ты присоединился к банде, Дэнни?
– Я не принадлежу ни к какой банде.
– Тогда к клубу?
– Я не принадлежу ни к какому клубу.
– Тогда что ты делал с двумя «Орлами» вечером десятого июля?
– Они спросили меня, не хочу ли я пройтись, и я ответил, что хочу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25