– Я не согласен с ребятами, которые всегда повторяют: «Я не просил, чтобы меня родили». Хорошо, а кто просил? У кого-нибудь есть выбор? Но, однако, я доволен, что я родился.
– Ты говоришь очень хорошие вещи, Лонни.
– Нет ничего лучше жизни, – продолжал парень. – Разве ты не рада, что живешь?
– О, да, да, Лонни, ты… любишь кого-нибудь?
– Как свою мать? Своего отца?
– Ну…
– Но это не совсем настоящая любовь, понимаешь? Это больше похоже на привычку.
Несколько минут они молчали. Затем парень сказал:
– Дженни… можно тебя поцеловать? Девушка не ответила.
– Ну, хорошо, – сказал он. – Извини. Я хотел… я подумал, что, может быть, ты не будешь против, если я…
– Не буду, Лонни, – ответила она, и в ее голосе прозвучала такая трогательная невинность, что Хэнк, лежавший на камне, был готов заплакать. – Но…
– Что, Дженни?
– Ты мог бы… Ты мог бы…
– Что, Дженни, что?
– Ты мог бы вначале сказать мне, что ты меня любишь, – попросила она.
У Хэнка на глаза навернулись слезы. В то время, как его дочь целовалась, он лежал в темноте на камне, прижав ладонь ко рту, чтобы заглушить рыдания. Закусив губу, он качал головой снова и снова, охваченный своим неожиданным прозрением, чувствуя себя маленьким и ничтожным и в то же время необычайно сильным.
– Я люблю тебя, Дженни, – сказал парень.
– Я люблю тебя, Лонни.
Он слушал эти слова, и ему вдруг захотелось, чтобы сейчас был понедельник, ему вдруг захотелось, чтобы уже начался судебный процесс. Который час, Лонни?
Почти двенадцать.
– Ты не проводишь меня домой? Я не хочу, чтобы они волновались.
– Можно поцеловать тебя еще раз?
Наступила тишина, а затем Хэнк услышал, как они встают и неуклюже пробираются через кусты на тропинку. Спустя некоторое время звуки их шагов замерли.
«Я ничем им не обязан, – подумал он. – Я ничем им не обязан: за исключением будущего».
ГЛАВА XII
Нью-йоркским юристам было известно, что судья Абрахам Самалсон не позволяет никаких вольностей в зале судебного заседания. В понедельник, когда начался процесс по делу Морреза, в зале уголовного суда, секция III, отделанном деревянными панелями и залитом солнечным светом, царила торжественная атмосфера, несмотря на то, что он был битком набит кандидатами в присяжные, зрителями и репортерами. Сидя в конце зала, Кэрин и Дженифа Белл слушали почтенного Абрахама Самалсона, производившего в своей судейской мантии внушительное впечатление. Он напомнил зрителям, что суд имеет дело с серьезным случаем и что всякие попытки превратить его в цирк закончатся тем, что он запретит доступ зрителям в зал суда. С терпением педагога детского сада он объяснил, каковы будут его функции в качестве судьи, и попросил вызвать первого кандидата в присяжные.
По всем внешним признакам отбор присяжных проходил обычным порядком и без каких-либо неожиданностей. Хэнк от имени обвинения задавал обычные в этих случаях вопросы. Защитники троих подсудимых (а их было двенадцать человек), назначенные судом, в свою очередь задавали обычные в этих случаях вопросы. Процедура была длительной и большей частью неинтересной. Майк Бартон, слушая вместе с другими репортерами процедуру отбора, много раз подавлял зевоту.
– Мистер Нельсон, если бы обвинитель бесспорно доказал, что эти трое молодых ребят виновны в предумышленном убийстве, были бы у вас какие-нибудь сомнения, чтобы проголосовать за решение о их виновности?
– Почему у меня должны были бы быть какие-либо сомнения?
– Потому что в отношении предумышленного убийства по закону предусматривается обязательный смертный приговор.
– Нет, у меня не было бы никаких сомнений.
– Вы послали бы их на электрический стул?
– Да. Если они виновны, послал бы.
– С другой стороны, если представленные факты дадут основание просить о смягчении приговора, соответствовало бы вашей морали и этике просить суд о снисхождении при вынесении обвинительного приговора этим ребятам?
– Да.
– А если мы сумеем доказать, что было совершено менее серьезное преступление, чем предумышленное убийство, приняли бы вы во внимание представленные факты и сочли бы возможным определить преступление как непредумышленное убийство?
– Я не понимаю, что вы имеете в виду?
– Он имеет в виду, – вмешался Самалсон, – что в то время как окружной прокурор попытается доказать, что эти трое ребят совершили предумышленное убийство, представленные на рассмотрение суда факты могут показать, что на самом деле было совершено менее серьезное преступление, как, например, непредумышленное убийство. В этом случае позволили бы вы, чтобы обвинительный акт большого жюри или окружная прокуратура повлияли на принятие вами решения о менее серьезном преступлении?
– Нет, не позволил бы.
– Этот ответ удовлетворяет вас, мистер Рандольф?
– Да, удовлетворяет. Благодарю вас, ваша честь. А если на этом суде будет доказано, что эти трое ребят не совершили никакого преступления, вы бы проголосовали за то, чтобы их оправдали и освободили?
– Да, проголосовал бы.
– Благодарю вас, – сказал Рандольф. Я отвожу эту кандидатуру.
– Скажите, миссис Рилей, где вы живете?
– На углу Сто тридцать восьмой улицы у бульвара Брукнер.
– Много пуэрториканцев живет в этом районе? Порядочно.
– Вам нравится этот район?
– Ничего.
– Есть что-нибудь, что вам не нравится?
– Да, конечно.
– Что, например?
– Ну, район становится хуже.
– Что вы имеете в виду «становится хуже»?
– Ну, вы знаете.
– Нет. я не знаю. Будьте любезны, объяснить мне это, миссис Рилей.
– Извините, мистер Белл, – вмешался Самалсон, – но к чему вы клоните?
– В этом деле жертвой является пуэрториканец, и я пытаюсь выяснить, не считает ли миссис Рилей, что обстановка в этом районе ухудшается потому, что туда переселяются пуэрториканцы.
– В таком случае не говорите обиняком, а ставьте ваш вопрос прямо.
– Вы так считаете, миссис Рилей?
– Ну, я, конечно, не считаю, что пуэрториканцы способствуют улучш…
– Отвод, – заявил Хэнк.
– Ваш род занятий, мистер Аббени?
– Я владелец нескольких ресторанов.
– Вы нанимаете на работу пуэрториканцев?
– Да.
– Почему?
– Они хорошие работники.
– Сколько у вас работает пуэрториканцев?
– О, я полагаю, около пятидесяти.
– Вы нанимаете на работу негров?
– Нет.
– Почему?
– Просто никогда не приходилось, вот и все.
– У вас нет принципиальных возражений против принятия на работу негров?
– Я бы сказал, нет. Просто мне никогда не представлялась такая возможность, вот и все.
– Мистер Белл, – прервал Самалсон, – насколько мне известно, по этому делу негры не проходят. Задавая кандидатам в присяжные вопросы, не имеющие никакого отношения к настоящему делу, мы можем значительно затянуть судебное разбирательство, в чем я не вижу необходимости.
– Я просто пытался выяснить, ваша честь, как далеко распространяется расовая терпимость мистера Аббени.
– Тем не менее, его отношение к неграм не могло бы иметь существенного отношения к разбираемому в этом суде делу.
– В таком случае у меня больше нет вопросов, ваша честь. Я хотел бы, чтобы этот кандидат был освобожден от обязанностей присяжного.
Потребовалась целая неделя, прежде чем обе стороны пришли к соглашению по поводу присяжных. После этого адвокаты произнесли свои вступительные речи. Хэнк заявил присяжным, что он вне всякого сомнения попытается доказать, что эти трое ребят виновны в предумышленном убийстве. Адвокаты со стороны защиты совершенно естественно заявили присяжным, что они докажут, что эти ребята невиновны.
«Во время этого суда вы услышите массу возбуждающих слов, – сказал один из защитников, – много страстных речей о расовой терпимости, о физических недостатках людей и о слепом невинном мальчике, который, как утверждается, был безжалостно убит этими тремя юношами. Но мы призываем вас во имя правосудия, во имя справедливости, во имя бога выслушать нас вашим разумом, а не сердцем. Мы представим вам факты ясно и логично, и если они будут сопоставлены вместе с помощью разума и без влияния эмоций, то эти факты подскажут вам, какое принять решение в этом торжественном зале суда, которое предопределит, будут ли эти трое ребят лишены жизни или нет. И этим решением будет: невиновны!»
После этого началось само судебное разбирательство.
Были представлены свидетели: полицейский, арестовавший преступников, помощник окружного прокурора, прибывший в полицейский участок, чтобы присутствовать при допросе, лейтенант Ганнисон и детектив Ларсен, и все они единогласно подтвердили, что вечером десятого июля на всех троих ребятах были пятна крови. На второй день судебного разбирательства Хэнк вызвал на свидетельское место Антони Апосто. В то время как парень приносил присягу, в зале суда наступила тишина. На нем был опрятный синий костюм, белая рубашка и темный галстук. Когда он сел, Хэнк приблизился к нему, с минуту внимательно смотрел на него, а затем сказал: «Пожалуйста, не скажешь ли ты суду свое имя?»
– Антони Апосто.
– Ты так же известен под прозвищем Бэтман?
– Да.
– Откуда ты взял это имя?
– Он в комиксах. Бэтман, я имею в виду.
– Ты любишь комиксы?
– Да, мне нравятся картинки.
– Тебе трудно читать?
– Да, немного.
– Тебе нравится училище, Антони?
– Нет, не очень.
– Что ты изучаешь?
– Как стать авиамехаником.
– Ты хорошо учишься?
– Ну, не так уж хорошо.
– Тебе хотелось бы стать авиамехаником?
– Это довольно хорошая работа, и за нее хорошо платят.
– Да, но тебе хотелось бы им стать?
– Ну… нет. Не совсем.
– Кем бы тебе хотелось быть?
– Не знаю.
– Хорошо, подумай об этом минутку. Если бы у тебя был выбор, если бы ты мог стать в мире всем, чем захочешь, что бы ты выбрал?
– Я думаю, я хотел бы стать мировым борцом.
– Почему?
– Мне нравится борьба. Я хороший борец. Все это знают.
– Если суд освободит тебя, Антони, что ты будешь делать?
– Протест!
– Отклонен. Продолжайте.
– Что я буду делать?
– Да.
– Думаю, я вернулся бы в свой квартал. Думаю, я сделал бы именно это. Да, вначале я бы сделал это.
– А завтра?
– Завтра? Вы имеете в виду, что бы я делал завтра?
– Да.
– Ну, я не знаю. – Он пожал плечами. – Откуда я знаю, что бы я делал завтра?
– Свидетель, отвечайте, пожалуйста, на вопрос – сказал Самалсон.
– Завтра? Ну… – Апосто в раздумье нахмурил брови. – Завтра? – Он вытер со лба пот. В течение трех напряженных минут он сидел, думая, и наконец ответил: – Я не знаю, что бы я делал завтра.
Хэнк отвернулся от парня.
– Свидетель ваш, – сказал он защите.
Один из защитников Апосто поднялся.
– У нас нет вопросов, ваша честь.
– Очень хорошо. Свидетель может быть свободным. Вызовите Чарльза Аддисона. Чарльз Аддисон, будьте любезны занять свидетельское место.
– Аддисон, высокий худой человек в сером костюме, вышел вперед и принес присягу. Хэнк подошел к своему столу, взял папку и передал ее судебному клерку.
– Пожалуйста, я хотел бы, чтобы это приобщили к делу как вещественное доказательство, – сказал он.
– Что это? – спросил Самалсон.
– Заключение из психиатрического отделения госпиталя «Белльвью» на Антони Апосто, одного из подсудимых.
– Разрешите мне взглянуть на него. – Самалсон просмотрел заключение и вернул его клерку.
– Зарегистрируйте это как вещественное доказательство под номером один.
– Спасибо, ваша честь, – поблагодарил Хэнк и повернулся к Аддисону.
– Ваше имя, пожалуйста, сэр?
– Чарльз Аддисон.
– Чем вы занимаетесь, мистер Аддисон?
– Я психолог. Я имею ученую степень по психологии.
– Где вы работаете, мистер Аддисон?
– В госпитале «Белльвью». Я состою штатным психологом палаты номер пять по выявлению коэффициента интеллекта личности.
– Что из себя представляет палата номер пять?
– Это палата для юношей.
– Вы давно работаете в психиатрическом отделении госпиталя «Белльвью»?
– Двенадцать лет.
– И много за это время вы проделали психологических тестов?
– Да. Очень много.
– Это верно, что вы провели несколько психологических тестов в отношении Антони Апосто и подготовили заключение, подписанное вашим начальником доктором Дерего?
– Верно.
– Мистер Аддисон, в заключении имеется множество психологических терминов. Могли бы вы объяснить мне некоторые из них?
– Попытаюсь.
– В заключении вы говорите, что во время тестов Апосто дал много ответов, указывающих на слабое восприятие действительности и слабую рассудительность. Что это означает в отношении парня, который, возможно, убил ножом другого парня?
– Ну, это могло бы означать, что для этого молодого человека факт нанесения ножевых ударов не имел реальной связи с окружающей действительностью. Например, кто-то возможно, сказал ему: «Зарезать этого парня ножом – забавно». В этом случае Апосто мог бы ухватиться за мысль, что это забавно. Или, может быть, он неправильно истолковал чьи-то слова, что вызвало в нем ярость, не соответствующую реальному значению сказанного. Короче говоря, мотив его поступка мог совсем не иметь ничего общего с реальной ситуацией. Это и означает слабое восприятие действительности. Его мотивы к тому, чтобы зарезать кого-то ножом, могли быть абсолютно нереальными.
– Понимаю. Как, по-вашему, мистер Аддисон, способен Антони Апосто совершить поступок, который требует предварительной подготовки?
– Нет. Я считаю, что нет. Мы должны исходить из того, что человек, способный что-то заранее запланировать, является личностью с трезвым восприятием действительности. Я сейчас говорю о настоящем плане, вы понимаете.
– О плане, требующем длительной подготовки? Например, план о будущей карьере. План сбережений. Вы это имеете в виду?
– Да.
– Вы слышали Апосто несколько минут тому назад? Слышал.
– Когда я спросил его, что бы он делал завтра, казалось, он не знал, что ответить.
– Ну, это могло быть связано с волнением, что его допрашивает окружной прокурор.
– Несмотря на свое волнение, – спросил Хэнк – разве он не был в состоянии решить, что бы он стал делать завтра?
– Я считаю, что Антони Апосто абсолютно способен составить план на завтра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25