Кто-то выкрикнул:
– Поймай пулю зубами!
Новый взрыв смеха.
Картер несколько раз сморгнул, считая биения сердца. Ему было хорошо.
– Наши досточтимые слушатели высказали удачную мысль. Поймайте пулю зубами.
– Вы блефуете.
– Конечно. Но вам придется ответить на два вопроса. Первый: это ваша собака?
– Да, это Красавчик. Не смейте его трогать.
– И второй: хорошо ли Красавчик умеет лгать?
– Что?
Картер указал дулом на клетку. Красавчик скулил и скреб лапами. Под его ошейник была заткнута бубновая тройка. Картер старательно прикрывал дыру на перчатке, которую пес прокусил, пока он засовывал карту под ошейник. Картер следил за каждым движением Мистериозо и одновременно чувствовал, что за кулисами собралась целая толпа. Он обратился к залу:
– Жители Сан-Франциско, видели ли вы хоть раз, чтобы бедному фокуснику пришлось столько трудиться ради одного простого карточного трюка?
Редкие хлопки, по большей части из партера.
– Раз вы не отвечаете, Мистериозо, мне придется пойти на крайние меры.
Свободной рукой Картер набросил на клетку свой плащ, а когда сдернул его, клетка – а с ней Красавчик – исчезли. Снова раздались аплодисменты, более громкие, но не те рукоплескания, на которые рассчитывал Картер.
– Конечно, трюк де Кольта, – сказал Мистериозо. – Где Красавчик?
Вспышка, клубы дыма, и скулящий Красавчик появился на доске, поддерживаемой двумя стульями – на испорченном аппарате для левитации! Пес, даже вместе с клеткой, был куда легче человека, тем не менее механизм зловеще заскрипел.
– Нет! – закричал Мистериозо.
– Так-то лучше, – сказал Картер. – Смотрите!
Прямо над клеткой висела на цепи огромная наковальня.
– Итак, ваша карта?…
– Тройка бубен! Да, вот, тройка бубен!
Мистериозо показал бубновую тройку.
– Спасибо.
Картер поклонился под грохот долгожданной овации. Рукоплескали ложи, галерка, партер – весь зрительный зал. Олби, Мердок и особенно старик с белой гвоздикой в петлице хлопали от всей души. Картер спрятал пистолет в кобуру и поблагодарил публику.
– Номер окончен.
Однако на самом деле это был еще не конец. Мистериозо рванулся к песику и на ходу обернулся, готовый выкрикнуть в зал какие-то ехидные слова. Когда он был в десяти футах от цели, сверху донесся отчаянный вопль, цепь провисла, на мгновение образовав в воздухе вопросительный знак, и наковальня рухнула прямо на клетку, ломая доски и стулья.
Мистериозо, как подкошенный, упал на колени. Из раскрытого рта вырвался дикий вопль. Два оптических зеркала разбились, под коленями у него были осколки стекла.
Зрители ахнули и вцепились в подлокотники. В наступившей тишине слышались только крики Мистериозо. Картер отметил про себя, что в следующий раз, показывая этот трюк, лучше расположить зеркала так, чтобы они не разбились, и, пожалуй, перебить цепь выстрелом, чтобы это не походило на случайность.
Он подошел к брату, стоявшему за кулисами.
– Это было чересчур, – сказал Джеймс.
– Обсудим позже. Позволь… – Картер взял у Джеймса клетку, в которой сидел маленький злобный Красавчик, и, посвистывая, вышел на сцену. Мистериозо поднял глаза.
– Это ваша собака?
Мистериозо издал нечленораздельный вопль, вскочил так быстро, что осколки стекла посыпались с его брюк, и выхватил клетку.
– Знаете, – тихо, чтобы не слышали в зале, сказал Картер, – я люблю животных. Как Эвелина и Карл Ковальские. Красавчик ни на секунду не подвергался опасности. – Он сделал отрепетированную паузу. – Как вы сказали о Гудини.
Мистериозо не ответил. Опустился занавес, отрезав их от публики. Другие исполнители окружили Картера, они ерошили ему волосы и говорили: «Здорово!» Рабочие принялись разбирать «Шантаж» и ставить школьные декорации. Картер пошел прочь. Леонард, Адольф и другие хлопали его по спине, однако в груди остались холод, пустота и легкий стыд за свой номер.
Кабинет мистера Мердока располагался на четвертом этаже театра «Орфей», окнами на Маркет-стрит, чтобы видеть, какая очередь выстроилась за билетами. Артисты называли вызов к Мердоку «визитом к святому Петру», поскольку он означал что-то либо очень плохое, либо очень хорошее.
Мердок был на девяносто девять процентов бездушен, на один процент – отзывчив. В своем кабинете он велел выстроить огромную каминную трубу с металлическими скобами внутри – из нее на святках вылезал наряженный Санта-Клаусом человек и раздавал премиальные чеки. Любой артист, сидя на стуле с жесткой спинкой, независимо от времени года и причин, по которым его вызвали «на ковер», нет-нет да поглядывал на трубу в смутной надежде на что-то хорошее.
Когда Картеру велели подняться к Мердоку, он двинулся по лестнице нарочито пружинистой походкой, тем не менее ему было не по себе. Он воображал гнев Мистериозо, и радость отмщения за Ковальских не могла развеять дурных предчувствий.
Мердок выглядел угрюмей обычного. Весь мед мира не мог бы подсластить его короткое:
– Ничего не могу поделать. Вы уволены.
– Что? В каком смысле?
Мердок выташил скоросшиватель и надел очки.
– В контракте Мистериозо сказано, что никого из членов его труппы нельзя трогать. Получается, что это относится и к его чертовой шавке.
– Чушь какая-то! – Картер вцепился в жесткие подлокотники и резко закинул ногу на ногу, изображая спокойствие духа.
– Согласен. – Мердок покачал головой. – Но Мистериозо – главный исполнитель и держит нас за горло.
– Мистер Мердок, собака не подвергалась ни малейшей опасности. Это все были дым и зеркала. Только казалось, что пес под наковальней, потому что…
– Знаю, знаю. А как вы раздобыли пса? Разве он не был в поезде или еще где?
– Ну…
– Кража со взломом. Конечно, это ваш город, но…
Картер прочистил горло. Он так легко не сдастся.
– Обычный розыгрыш.
– Зрителям не очень понравилось.
– Они хлопали.
– М-м-м. – Мердок поднял ладонь и развернул ее вертикально. – Слишком путаный конец.
– Зрителям понравилось! Я видел, они хлопали!
– В конце – нет.
– Знаю, надо было перебить цепь выстрелом.
– Нет, не в том дело. Слишком жестоко.
– Иллюзия называется «Шантаж». Ей не положено быть доброй. – Картер покраснел от гнева – и от растущего стыда.
– Неудачная идея для иллюзии. Как вы сможете ее повторить?
– Ну, я уже сказал, что перебью цепь выстрелом и сдвину зеркала, чтобы…
– Нет, нет. Вы пригласили на сцену своего врага. Украли его собаку. Это можно сделать раз. Может быть, два. Но каждый вечер? Маловероятно.
Картер молчал. Ему вспомнился случай в школе: он оседлал лошадь, но забыл затянуть подпругу; а когда сел, седло повернулось на сто восемьдесят градусов, и Картер, думавший увидеть округу с лошади, увидел ее из-под конского брюха. Враг, пес… каждый вечер… эту сторону он не проработал.
– Если я чем-то могу помочь… Замолвить за вас словечко у Шуберта…
Роковые слова – всё равно что выстрел в упор. Вылет из варьете означал, что осталась одна дорога – к Шубертам, где придется тянуть лямку, давая по пять представлений в день, а зрители будут плевать в тебя табачной жвачкой. После Шубертов в приличное место не возьмут.
– Мистер Мердок, шесть месяцев этот человек изводил всех. Он без всякой причины потребовал, чтобы двух исполнителей выставили на улицу…
– Его право, Картер.
– Он пытался сорвать мой номер. Вывести из строя аппаратуру.
Несколько секунд Мердок быстро кивал, как будто у него тик.
– Серьезно. Очень серьезно. Доказательства есть?
Доказательства. Картер, в полном отчаянии, сделал то же, что тысячи других артистов до него – уставился на каминную трубу, мечтая, чтобы веселый краснолицый толстяк вылез оттуда и вручил ему жирный чек.
– Если мы будем верить всем поклепам на главного исполнителя…
– Но Мистериозо заслужил! Мистер Мердок, поймите, Мистериозо не уважает магию!
Слова – глупые слова – повисли в воздухе. Мердок ссутулился. Положил ложку меда на крекер и стал жевать. Картер пожалел, что заговорил об искусстве.
– С голода вы не умрете, – отрезал Мердок.
Все доводы исчерпаны.
– Что ж, мистер Мердок. – Картер встал и по-джентльменски протянул руку. – Шуберты так Шуберты.
Он обменялись рукопожатием.
Разговор был окончен. Картер пошел вниз – четыре лестничных пролета показались тридцатью. Мердок и не подозревал об истинных масштабах катастрофы. Картер потратил тысячу долларов на иллюзию, которую не сможет показать снова – даже если его возьмут назад. Работая у Шубертов, денег не скопить. А когда он не вернет вовремя долг – отец точно не поможет, – то утратит и остальной капитал.
За кулисами ему встретилась Аннабель; она кивнула, но Картер был не в настроении разговаривать. Он прошел за сцену и стал тупо смотреть представление. Показывали «Курильню опиума» – несчастная девушка-наркоманка порхала по сцене, а жестокий хозяин-китаец мучил ее, не давая дотянуться до трубки.
Глядя на танец, Картер прислонился лбом к стене, гадая, сильно ли надо удариться головой, чтобы потерять сознание. Когда профессия зависит от силы восприятия, легко спутать иллюзию и реальность. Именно это с ним и произошло. Бедность – не позор; позор – бедность, в которую ты впал по собственной дури…
Джеймс, Том и родители сидели в ложе и ждали хороших вестей, но Картер не мог двинуться с места. Он воображал разговор, в котором отец окажется кругом прав. Картер – иллюзионист. Картер – неудачник. Картер – банкир. Он нашел пустую бочку в укромном уголке, взгромоздился на нее и стал, подпершись рукой, думать, как жить дальше.
Несколько минут спустя, когда Уиппл и Хьюстон исполняли на сцене мягкую чечетку, его отыскал Юлиус из «Балагана в старших классах». Адольф играл придурка, Леонард – макаронника, Мильтон – мальчишку, а Юлиус – тараторящего еврея или неповоротливого немца, в зависимости от города, в котором они выступали. Юлиус был умен и читал книги, но дружбы у них не возникло – Картера раздражала привычка Юлиуса любую фразу сводить к остроте.
– Итак, – сказал сейчас Юлиус, – слышал, тебя вышибли.
– Новости распространяются быстро.
– Эйнштейн ошибся: скорость слухов больше скорости света. Вот. – Юлиус вручил Картеру бутылку виски.
Картер отхлебнул и проговорил:
– Слышал, вам на будущий год обещали пятнадцатипроцентную прибавку. Поздравляю.
– Если еще немного прибавят, мы сможем наконец протянуть ноги.
– Ясно. – Картер хотел вернуть ему бутылку.
– Оставь себе. Паршивая работенка. Будь у меня пол-унции совести, я бы стал писателем. Будь у меня унция – доктором. – Когда Юлиус разогревался, шутки сыпались из него с раздражающей легкостью. – А будь у меня две унции, я бы продал одну Леонарду, только он бы тут же спустил ее в карты. Кстати, о полной бессовестности… я слышал, эта гнида Мистериозо потребует себе пятидесятипроцентную прибавку. По всему сдается, Олби не сможет отказать – иначе Мистериозо просто уйдет в настоящий театр. Несколько продюсеров готовы профинансировать ему полноценную постановку – на целый вечер. Я понял, что он гад, еще когда он уволил ту девицу… как же ее…
Картер собирался подсказать, но заметил, что Юлиус полез в нагрудный карман и вытащил маленькую прямоугольную фотокарточку. У Картера упало сердце.
– Да, Сара О'Лири, – прочел Юлиус.
– Так она и тебе прислала фотографию?
Юлиус кивнул.
– Славная девочка. Прислала свои снимки всей труппе. Часть благотворительной программы для тех пингвинов, с которыми ей пришлось гастролировать.
– А… – Картер вздохнул так неприкрыто, что Юлиус немедленно всё понял.
– Ясно. Она тебе приглянулась.
– Спасибо за сочувствие.
При слове «сочувствие» Юлиус поднял брови, и Картер тут же пожалел, что оно сорвалось с языка. Начался артобстрел.
– Ты в два раза лучше Мистериозо, хоть это и не бог весь какой комплимент. Ума не приложу, как два взрослых человека могут зарабатывать на жизнь, вытаскивая из цилиндра бессловесных тварей. Но послушай, раз теперь ты даже хуже, чем фокусник – то есть безработный фокусник, – мы с братьями собираемся к девочкам и подумали, может, ты захочешь поговорить, так сказать, с коллегами – они знаешь, какие трюки откалывают, – и, может быть, тебе удастся оторвать себя от этой бочки и двинуться с нами в одном строю, короче, если ты вполовину такая скотина, как я о тебе думаю, то ты пойдешь.
Юлиус шевельнул бровями, и Картер рассмеялся. Под градом шутливых оскорблений катастрофа на миг забылась. Он пообещал Юлиусу, что пойдет, хотя идти не собирался. Лучше просидеть на бочке всю ночь. По крайней мере теперь у него есть виски.
Глава 13
В десять часов зазвучали литавры. Сцену заполнили актеры на ходулях и пожиратели огня. На них с яростным боевым кличем накинулись человек пять индейцев. Картер по очереди бросал в бочку монеты, карты, шарфы, букеты и резиновые мячики. Он поднес большой палец к лицу, прошептал: «Длинный сгибатель моего большого пальца и его жутко важная дистальная фаланга», – после чего принялся чистить ногти отмычкой.
Судя по звукам со сцены и военной музыке из оркестра, Аннабель снова яростно дралась с мужчинами. Картер прислонился затылком к стене, закрыл глаза и открыл их, только когда услышал сегодня особенно громкое: «За Кастера! За Аламо!» и увидел, что Мистериозо рубит на куски других исполнителей.
Картер повторил: «Аламо», мотнул головой и отхлебнул из бутылки.
Через несколько мгновений Мистериозо, скованный, лежал на сцене. Поскольку представление было особенное, осматривать цепи вызвали не просто добровольца, а целый комитет. Картер, скучая, смотрел, как на сцену поднимаются Олби и Мердок, только что уволивший некоего незадачливого фокусника. Между ними шел, опираясь на трость, седой старик с белой гвоздикой в петлице и в круглых очках. Наверное, отец Олби.
Осмотр проходил дольше обычного. Картер заметил, как медленно старик сгибается и как проворно его руки движутся вдоль спины Мистериозо.
Впервые Картер заподозрил какой-то сбой, когда со сцены донеслось короткое сопение. Мистериозо выгибался, пытаясь отодвинуться от рук, ощупывающих замок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71