– Если за едой я не опрокину стакан и буду со всеми мил, Жислен завтра пойдет со мной в зверинец. Я ведь мил, Трис?
– Конечно!
Мари увидела, как к ним спешит Жислен. На графине было платье золотых и бронзовых тонов, которое очень шло к ее волосам и карим глазам. Проходя сквозь луч падающего света, она на долю секунды показалась облитой жидким янтарем.
– Жак! – с облегчением воскликнула она, усидев супруга. – Сколько раз я тебе говорила, что ты не должен убегать, пока я разговариваю с другими людьми!
Он надул губы:
– Но это так скучно. Кроме того, здесь Ришар, – выставив руку, он указал на гиганта. – Он всегда рядом. Тебе не стоит беспокоиться.
Жислен вздохнула и слегка повернула голову:
– Рада снова видеть тебя, Трис. Мадам де Рассак, как ваши дела?
– Замечательно, графиня, – Мари улыбнулась ей, оставаясь, впрочем, стоять, хотя этикет требовал, чтобы она сделала реверанс. Это был первый раз после скандала в «Мимозе», когда она встретилась с графиней.
– Рада это слышать. Ну что ж, нам с Жаком надо идти. Мы обязательно встретимся позже, – она кивнула обоим, взяла под руку явно сопротивлявшегося мужа повела его на улицу.
Восторженный крик графа, когда он увидел павлина, был слышен в конце галереи.
Тристан вынул из кармана свою коробочку с фиалковыми пастилками и предложил их Мари. Она отрицательно покачала головой:
– Это случайность, что мы не встречались с графиней ни в каком другом обществе?
Де Рассак взял пастилку и опустил коробочку обратно в карман.
– Нет. Жислен принимает лишь немногие приглашения. Любая незнакомая ситуация вызывает у Жака приступ бешенства и ярости. А в одиночку она выезжает и того реже. У нее слишком жесткие взгляды относительно своего супружеского долга.
Мари воздержалась от комментариев. Она осталась рядом с Тристаном, болтая со знакомыми и приветствуя тех, с кем встречалась впервые.
Наконец гостей пригласили к столу. Во главе стола сидел герцог, по правую руку от него – граф де Сен-Круа, рядом с ним – Жислен с мужем. Напротив них разместились Тристан с Мари. Трой был изгнан на одно из удаленных мест.
Сен-Круа своими длинными белыми пальцами безупречно управлялся с приборами, а когда говорил, то делал это в исключительно изысканной манере. Мари решила, что ему примерно лет двадцать пять. Несмотря на все его бьющие в глаза достоинства, граф ей не понравился.
– Анри рассказал мне, что этой весной вы были в Версале, шевалье де Рассак. К сожалению, не могу припомнить, чтобы нас представляли друг другу. Или вашу обворожительную супругу, о чем я весьма сожалею, – он одарил Мари улыбкой, на которую молодая женщина натянуто ответила.
– Я пробыл в Версале всего несколько недель. Уладил свои дела и вернулся на юг. Впрочем, из Версаля я привез сувенир… – Тристан поднес к губам руку Мари.
– В самом деле? Вы познакомились со своей супругой там? Ах, как досадно, что не я обнаружил первым эту драгоценность!
Сен-Круа одарил Мари томным взглядом, который ни в малейшей степени не произвел на нее впечатления. Чего нельзя было сказать о том факте, что Тристан все еще сжимал ее руку. Она любила флиртовать с ним при подобных обстоятельствах, поскольку в такие минуты он излучал очарование.
– Это никак не помогло бы вам, граф. С того момента, как я впервые увидела Тристана де Рассака, я пропала!
Но так быстро сдаваться племянник короля не собирался:
– Мадам, поверьте мне, я бы с наслаждением отвел стрелу Амура.
Мари почувствовала раздражение. Эта бесстыдная речь в присутствии ее супруга не нравилась молодой женщине, поэтому ответ ее оказался более резким, чем ей того хотелось:
– Для этого вам пришлось бы удавить доброго Амура его же тетивой, граф.
– Цель оправдывает средства.
– Однако некоторые цели выглядят недостижимыми. И таковыми остаются, – сухо возразил Тристан, теперь даже не пытаясь скрыть презрение в голосе.
Какое-то звяканье привлекло всеобщее внимание: Жак обеими руками сжимал бокал, наполненный соком бузины, и широко распахнутыми глазами смотрел на Жислен:
– Он не опрокинулся, видишь? Он не опрокинулся! Так я могу посмотреть зверинец? Ты ведь обещала!
– Да, Жак, утром мы посмотрим зверинец. – Жислен по гладила руку мужа, который довольно заквохтал.
Мари сочувственно посмотрела на графиню, а потом отвела глаза, не выдержав холода, с которым Жислен ответила на ее взгляд. Племянник короля кашлянул и начал рассказывать анекдоты о принце Конде, которые вызвали у присутствовавших не более чем вежливую улыбку. Герцог позволил беседе течь в таком же русле, в то время как Тристан молчал, а Мари сосредоточила внимание на своей тарелке.
Наконец все встали из-за стола, и оркестр заиграл, что говорило о начале танцев. Мари скользнула к открытым дверям в сад. Воздух в комнате казался ей тяжелым и душным, но, возможно, она просто выпила слишком много вина. Молодая женщина лихорадочно обмахивалась веером.
– Что за ужасный хлыщ, – сказала она Тристану, который последовал за ней.
– Это купающийся в лести племянник короля. Каждый прогибает спину, чтобы услужить ему. Так зачем же ему утруждать себя хорошими манерами?
– Его слова почти заставили меня поверить, что он делает мне авансы в твоем присутствии.
– Не без того. Сен-Круа на самом деле думает, что сегодня я провожу тебя к его апартаментам и, прежде чем смиренно удалиться, пожелаю вам получить много удовольствия, – сказал Тристан и вынул коробочку с фиалковыми пастилками. – В Версале тебе ведь приходилось сталкиваться с этим достаточно часто? Для придворного сие самый надежный путь к достижению цели, а для представителя низших слоев дворянства – возможность получить какие-нибудь перспективы в обозримом будущем.
Мари схватилась за виски:
– Нет, с подобным я никогда не сталкивалась… – она осеклась. – Но ты… ты ведь не станешь делать того… что он ожидает?
Мгновение Тристан пристально смотрел на нее:
– Ну, разве что ты сама захочешь.
Ответить ей не пришлось, поскольку внезапно рядом с ними появился де Сен-Круа.
– С одной стороны, я, конечно, впечатлен празднеством Марьясса, – сообщил он, хотя его ни о чем не спрашивали, и Мари инстинктивно отступила на шаг назад, – но с другой – нахожу чрезмерным требование сидеть за одним столом с пускающим слюни кретином, даже если он муж сестры герцога. Если уж не утопили эдакое существо сразу после рождения, то его надо до конца жизни держать подальше от цивилизованных людей. – Уголки рта графа опустились вниз: – И прежде всего от подобных тошнотворных зрелищ должны быть избавлены столь чувствительные создания, как вы, мадам де Рассак.
Мари стиснула руку мужа. На виске Тристана запульсировала жилка, и он насупил брови.
– Вы должны созерцать лишь красоту, – беззаботно продолжал граф, шаря глазами по груди Мари. – Не желаете ли потанцевать, топ chere amie?
– Я ничего не имею против того, чтобы сидеть за одним столом с кретином, который умеет себя вести, граф, но не стану танцевать с грубияном, даже если в его жилах течет королевская кровь.
Говорила Мари не слишком громко, но и не шепотом. В своем возбуждении она не заметила, что вокруг них собралось несколько гостей, которые хотели поближе рассмотреть племянника короля, и теперь с интересом следили за возникающим спором. Граф покраснел:
– Кем вы себя вообразили, чтобы так со мною разговаривать?!
Мари гордо вскинула голову:
– Кто я такая, мне известно. А вот можете ли вы утверждать то же самое о себе?
– Видит Бог, я скажу тебе, кто ты есть, ты, маленькая…
Тристан дотронулся до плеча графа:
– Продолжайте, и мы с вами встретимся перед рассветом. Слово «честь» здесь еще имеет значение, – резко прошептал он.
Сен-Круа на шаг отступил:
– Вы еще об этом пожалеете, Рассак.
– Уже пожалел. Если бы речь шла обо мне, то мы решили бы дело немедленно, на кулаках. Такие люди, как вы, не стоят ни пули, ни хорошего удара шпагой. Одна досада – мне не хочется смущать нашего гостеприимного хозяина. Но смотрите, как бы нам вдруг не оказаться наедине. Тогда я могу позабыть о своем воспитании.
Голос Тристана дрожал от гнева, а все тело напряглось, будто он ожидал лишь слова, чтобы вцепиться в глотку этому человеку.
Граф в упор взглянул на него, затем повернулся и, не сказав ни слова, начал прокладывать себе путь в толпе ко входу в галерею.
Мари, по-прежнему сжимавшая руку Тристана, боялась даже дышать. Она чувствовала кипевшую в нем ярость, вспоминая о том, что муж говорил о своем вспыльчивом характере, и надеялась, что он успокоится так же быстро, как вошел в раж. Но де Рассак не расслаблялся.
Свободная рука Тристана все еще была сжата в кулак. Мари заметила взгляды стоявших вокруг, в качестве извинения улыбнулась и потянула мужа к лестнице, которая вела в ярко освещенный парк.
– Все хорошо, Трис, – шептала она, успокаивая супруга и разжимая его кулак своими пальцами. – Он ушел. Забудь о нем. Он не стоит того, чтобы о нем думать.
Взгляд Тристана вернулся, словно он только что находился где-то далеко-далеко. Он глубоко вздохнул.
– Ты права, – де Рассак выпустил ее ладонь. – Давай немного пройдемся. Свежий воздух охладит меня.
Они вместе проскользнули по освещенному парку и добрались до самого большого из искусственных прудов. Несколько весельных лодок с факелами скользили по темной воде.
– Хочешь покататься на лодке? – спросил Тристан.
– Благодарю, но я предпочитаю твердую почву под ногами, тем более ночью. Вот фейерверк я бы с удовольствием посмотрела, – улыбнулась Мари.
Тристан огляделся:
– Поднимемся к павильону Дианы, это наивысшая точка «Белль Этуаль». Оттуда у нас будет самый лучший обзор.
По посыпанным гравием дорожкам они поднялись на холм. Чем больше Мари и Тристан удалялись от здания, тем меньше становилось факелов. Не встречались им и другие гости.
Белые мраморные колонны павильона светились в темноте. Мари поднялась на пять ступеней и запрокинула голову, чтобы рассмотреть фрески купола, но ни один из двух установленных на некотором отдалении факелов не давал достаточно света, чтобы увидеть детали. Черно-белая мозаика на полу представляла собой мифологическую сцену охоты. Молодая женщина рассеянно потерла носком туфли изображение лука, который держала в руке Диана.
Тристан присел на ступеньку, глядя вниз, в парк, и на освещенные окна замка. До него доносились отдаленные звуки музыки.
Мари села рядом с ним.
– Спасибо, что вступился за меня.
Он наклонил голову:
– В конце концов, ты моя жена, так что оскорбил он меня. Кроме того, он оскорбил Жака.
Слова Тристана ранили ее сильнее, чем слова Сен-Круа.
– Понимаю. Единственный, кто имеет право считать меня шлюхой, это ты, – с горечью ответила Мари. Глаза ее горели, и она невидящим взглядом уставилась на свои ладони, лежащие на коленях.
Тристан вздохнул:
– Мари, ты ведь знаешь, что я не это имел в виду.
– Не это? А что же тогда? – Голос ее звучал и вполовину не так резко, как ей хотелось бы, поэтому она быстро продолжила говорить: – Я решила, что ни за что не перестану повторять тебе снова и снова, что люблю тебя. До тех пор, пока ты сам этого не поймешь. Но я устала…
Молодая женщина осеклась, и ее слова захлебнулись в слезах.
– Мари, такие вещи нельзя вызвать принудительно.
Она всхлипнула:
– Да, я не могу заставить тебя верить мне. Не могу заставить тебя любить меня, – она торопливо вытерла слезы, катившиеся по щекам.
Тристан взял жену за подбородок, но она отвела голову и отошла от него:
– Больше не желаю об этом говорить. Давай ждать фейерверка.
Де Рассак подошел к ней и снова протянул руку. С выражением покорности судьбе она позволила ему это сделать и не сопротивлялась, когда Тристан развернул ее лицом к себе. Мари смотрела на него пустыми, усталыми глазами, которые не выражали больше ничего, кроме безнадежности.
Его поцелуй был удивительно нежным, и против воли по ее телу разлилось тепло. Рука ее дрожала, и Мари боролась с собой, чтобы не погладить Тристана по щеке. Ее душа наполнилась сладкой и в то же время неописуемой болью. Она задрожала еще сильнее и наконец отстранилась от него.
– Прекрати! – гневно крикнула она. – Прекрати делать так, будто…
– Как будто что?
– Как будто ты мне поверил. Как будто ты меня любишь.
– Наверное, это все, что я могу. Вести себя, как будто это так.
Мари покачала головой и хотела встать, но Тристан удержал ее.
– Возможно, я боюсь, что ты меня любишь только потому… – он на секунду замолчал и глубоко вздохнул, – потому, что я – это все, что у тебя осталось, и ты не получила ничего из того, о чем действительно мечтала.
Мари понадобилось некоторое время, чтобы понять смысл его слов. Ее сердце начало биться так быстро, что ей с трудом удалось сохранить ясность мысли:
– Ты хочешь знать, почему я тебя люблю?
Тристан едва заметно кивнул, и Мари закрыла глаза.
– Я люблю тебя потому, что весь мир начинает преображаться, когда ты рядом. Я люблю тебя за то, как ты обращаешься с теми людьми, которые важны для тебя. Я люблю то, как ты каждый день снова и снова берешь на себя всю ответственность за «Мимозу». Я люблю то, как ты смотришь на меня, когда думаешь, что я этого не замечаю. Я люблю, когда ты целуешь меня, словно я самый драгоценный, хрупкий подарок, который ты когда-либо получал. Я люблю тебя потому, что ты тронул мое сердце, – ей пришлось набрать побольше воздуха в легкие. – Я люблю тебя, потому что ты – то особенное, чего я ждала всю свою жизнь.
Наступившая тишина давила на Мари. Она открыла глаза и вгляделась в лицо своего мужа, похожее на маску.
– Этого тебе достаточно? – голос ее прозвучал тихо, как шорох.
Его взгляд вернулся откуда-то из дальней дали:
– В настоящий момент – да, – ответил он глухим голосом, и прежде чем Мари опомнилась, она уже оказалась в объятиях мужа. Не слушая ее слов, он целовал ее так, словно она вовсе не была хрупкой.
Молодая женщина погрузила пальцы в густые волосы своего супруга и ответила на поцелуй с той же страстью, которая бушевала в нем. Все ее тело отзывалось на поцелуи его горячих влажных губ, которые снова и снова льнули к ее губам, словно хотели навечно оставить на них свою печать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27