Званые обеды были для Мэгги настоящей пыткой, пока она не придумала одну хитрость. Сидевшие до обе стороны от нее французы – дерзкие, уверенные в себе, волнующие женские сердца, настоящие hommes du monde, – иногда соглашались снизойти до недолгого общения с ней. «Что вы думаете о последней работе Бернара-Анри Леви?» – спрашивала она надменного джентльмена слева. Пока он отвечал, у нее было время поклевать предложенную еду. Затем Мэгги обращалась к господину справа, стараясь говорить робко и неуверенно: «Вам понравилась последняя выставка в Бобурё?» Когда дело доходило до десерта, мужчины уже вовсю обсуждали через ее голову финансовые или философские вопросы, а она спокойно наслаждалась шоколадным муссом.
Теперь Мэгги понимала, что по трезвому размышлению время, проведенное в Париже, было далеко не самым счастливым периодом ее жизни. Джереми постоянно был занят какими-то важными делами – кажется, связанными с Европейским Союзом. Супругам очень редко удавалось провести вечер вдвоем. Вероятно, именно поэтому Жильберто и удалось привлечь ее внимание.
Он недолго был послом Аргентины – мрачноватого вида человек, не пользовавшийся популярностью среди коллег. «Даго», – коротко отозвался о нем Джереми. Жильберто редко появлялся на светских мероприятиях, потому что, в отличие от большинства послов, не был женат. Возможно, он был вдовцом – ходили слухи, будто он пережил какую-то трагедию. Мэгги хорошо помнила встречу с ним на новогоднем празднике в аргентинском посольстве.
На той вечеринке было действительно весело – настолько сильно она отличалась от обычных дипломатических приемов. Мэгги тихо сидела у стены, смаковала крепленое красное вино и слушала печальное танго в исполнении оркестра. Джереми за соседним столиком разделывал кусок аргентинской говядины с кровью. Она ощутила присутствие Жильберто еще до того, как подняла взгляд и увидела, как к ней наклоняется кудрявый темноволосый мужчина. На смуглый лоб упал непокорный локон. Его близость обозначилась легким мускусным запахом с примесью лайма. Он только что танцевал, и диковатая веселость еще сохранилась в его глазах.
– Хотите потанцевать? – улыбнулся он.
– Нет, нет, благодарю вас, – смущенно отказалась Мэгги. – Я не умею танцевать танго!
– Все умеют танцевать танго, – возразил Жильберто, помогая ей встать. – Главное, чтобы попался подходящий партнер.
Он вытащил Мэгги в середину зала. Зал вдруг с огромной скоростью закрутился. Мэгги покачивалась в такт музыке, прижавшись к груди Жильберто. Его уверенная рука лежала у нее на пояснице, вселяя решимость. Ошеломленная Мэгги сдалась, покорилась его властным объятиям, ей казалось, будто ее тело и ноги покорно выполняли волю партнера, вне всякой зависимости от ее собственных желаний.
– Cuando pasaste a mi lado se me apreto el corazon, – тихонько напевал он по-испански, глядя ей в лицо все с той же необузданной и заразительной веселостью.
Когда музыка закончилась, Жильберто проводил ее обратно. Усевшись на свое место, Мэгги, охваченная жаром, не имевшим никакого отношения к температуре воздуха в комнате, силилась загнать обратно, закупорить, как джинна в бутылке, разбуженную в ней первобытную страсть и необъяснимую тоску. Но они продолжали тихо бродить и пузыриться внутри ее, как варенье из крыжовника в летней кладовой у мамы.
– Тебе, кажется, понравилось, – сказал Джереми по дороге домой.
– Что понравилось? – спросила Мэгги. Она пропустила его слова мимо ушей, вспоминая ощущения от прикосновений сильной руки Жильберто.
– Танцевать танго.
– Ах да. – Она усмехнулась. – Знаешь, говорят, чтобы танцевать танго, нужны двое, а по-моему, достаточно и одного.
Теперь, прогуливаясь по парижским бульварам, покрытым ковром из желтых осенних листьев, Мэгги вдруг поняла – в отличие от других городов, с Парижем у нее было связано очень мало сентиментальных воспоминаний. Они с мужем постоянно ходили на официальные мероприятия. Не раз холодным зимним утром она стояла рядом с Джереми, присутствуя при возложении цветов на Могилу Неизвестного солдата. Сидела в первом ряду на всевозможных собраниях, слушая нескончаемые речи, и любезно улыбалась, мучаясь в неудобных туфлях. Впрочем, независимо от страны пребывания, ораторы говорили жутко долго и скучно. Лишь американцы излагали свои мысли кратко, ярко и интересно, вызывая восторженный отклик аудитории.
Мэгги обменивалась рукопожатиями с политическими деятелями, делала реверансы перед королевскими особами. Изредка ей доводилось встречаться с поп-звездами и оперными примадоннами. Однако описать свои по-настоящему глубокие впечатления от всего этого можно было бы на оборотной стороне одного конверта. Никто не сказал ничего такого, что могло бы запомниться, большинство людей даже не удосуживались заглянуть Мэгги в глаза. Короткие встречи со знаменитостями и сильными мира сего на самом деле не дают никакого о них представления. Увидеть и обменяться парой банальных фраз – еще не значит узнать человека.
«Боже, ты действительно с ними знакома? – со священным ужасом спрашивала какая-нибудь мамина подруга. – И какие они?» «Такие же, как на фотографиях» – вот единственный ответ, приходивший Мэгги в голову. Иногда, правда, она слегка удивлялась, когда человек в жизни оказывался гораздо меньше ростом, чем ей казалось до знакомства с ним.
Все полагают, будто жизнь жены дипломата – сказка, воплотившаяся наяву, однако на самом деле это работа, причем нелегкая. Мэгги и Джереми приходилось появляться на трех-четырех важных протокольных мероприятиях за один вечер. Временами Мэгги ощущала себя актрисой, которая встряхивала костюм и наносила макияж в гримерной перед очередным спектаклем, вроде любительской версии оперетты Гилберта и Салливана. В некоторых посольствах жены рассматривались как члены общей команды и наравне с мужьями участвовали в процессе создания благоприятного имиджа родной страны – но только не в Париже. Здесь от Мэгги требовалось оставаться в тени и следить за ведением хозяйства, а в этом она вполне полагалась на грозную Мариэлизу.
Как жена дипломата высокого ранга, она должна была общаться с другими «посольскими дамами», как их называли в дипломатических кругах, и заниматься благотворительностью. К примеру, в Вене они с Хилари Макинтош устраивали ярмарки в пользу местного сиротского приюта, а однажды даже организовывали бал по случаю дня рождения королевы.
Однако тогдашний британский посол в Париже был убежденным холостяком и человеком малообщительным, он редко появлялся на подобных приемах. Ходили слухи о его гомосексуальной ориентации, но о таких вещах в кругу дипломатов Великобритании, конечно, умалчивали в отличие от голландцев, посылавших приглашения послу и его «компаньону». Что касается Джереми, он всегда приходил на такие мероприятия со своей законной супругой.
Мэгги понимала: рано или поздно ей придется переступить порог «Отеля де Шаро», но тянула время. В итоге конец ее колебаниям положила Ширли.
– Ну, как дела? – весело спросила она, позвонив однажды утром из Вены. Покидая Вену, Мэгги пришлось оставить ей номер телефона – не хотелось, но Ширли настаивала: по ее словам, в ближайшие несколько недель обязательно появятся вопросы, требующие связи с ней.
– Постепенно прихожу в себя, – уклончиво ответила Мэгги.
– Просто я недавно общалась с Элизабет Фэрчайлд – она даже не знает, что вы в Париже!
– А… ну да. – Мэгги смутилась. – Я все никак не соберусь заглянуть в посольство. – На другом конце провода воцарилось осуждающее молчание. – Видите ли… у меня с этим местом связано столько воспоминаний… – слабо оправдывалась она.
– А мне сказали, что там все будут очень рады вас видеть. Ведь все хорошо знали Джереми. Роджер Фэрчайлд, кажется, даже учился с ним в Оксфорде.
– М-м… да, знаю. Конечно, этот визит очень важен для меня.
– На следующей неделе в посольстве устраивают ужин для главы ОЭСР. Джереми в свое время проводил с ним переговоры.
– О! – только и смогла выдавить из себя Мэгги, силясь вспомнить расшифровку аббревиатуры ОЭСР.
– В «Отеле де Шаро» ждут вашего звонка, – подытожила Ширли и отключилась.
Ужин был запланирован на ближайший вторник. На этот раз пришлось пропустить вечерний выпуск новостей и предупредить Золтана, что ему придется ужинать в одиночестве. Мэгги долго и придирчиво изучала содержимое шкафа и остановилась на черном жакете и черной юбке, решив, что именно так должна быть одета вдова. В качестве украшения она использовала мамин жемчуг.
– Мэгги, дорогая моя, – радушно произнесла Элизабет Фэрчайлд, сжимая ее в объятиях, после чего на воротнике черного жакета остались следы пудры. – Как вы? – Она отступила на расстояние вытянутой руки, властным жестом призывая Мэгги остаться на месте. – Вас не узнать!
– Да, – ответила Мэгги. – Я подумала, что пора взять себя в руки.
– Ну конечно же, – согласилась Элизабет, похлопав ее по плечу. – Теперь позвольте представить вам русского посла – Сергея Платонова. Он хорошо помнит Джереми по переговорам о разоружении.
Русский посол оказался примерно одного роста с Мэгги, хотя и изрядно шире. Это немного придало ей уверенности.
– Да, да, мадам, в самом деле. – Чувствовалось, что Платонов не слишком свободно говорит по-английски. – У нас очень хорошая погода для этого времени года, – рискнул он высказаться, глядя на нее усталыми глазами, будто зажатыми между нависающим лбом и широкими скулами.
Рядом с Мэгги оказался официант. Она взяла, как ей показалось, стакан простой воды, в котором на поверку оказалось немало джина. Сделав глоток, она ответила:
– Да, погода очень спокойная, не правда ли?
– А вот Мерседес, – сказала Элизабет. – Я уверена, ты помнишь ее, она супруга мексиканского посла. Они были здесь одновременно с тобой и Джереми. Муж Мерседес тогда был временным поверенным.
– Да, конечно, я хорошо их помню. – Мэгги отпила еще глоток. – Прежнего посла звали Хосе Луис, верно? – Хосе Луис был маленьким пухлым человечком, его щетинистые усы щекотали руку Мэгги, когда он темпераментно целовал ее.
Круглолицая Мерседес взглянула на нее недоверчиво и непривычно серьезно:
– Вы разве не слышали?
– Что не слышала? – спросила Мэгги, осушив стакан.
– Хосе Луис катался на водных лыжах в Замбези. После Парижа его отправили в Африку. Я думала, вам это известно. – Следующую фразу Мерседес произнесла доверительным шепотом:
– В результате нашли одну шляпу!
Мэгги почему-то разобрал смех. С трудом сдержав его, она взяла еще один стакан прозрачной жидкости.
– Какая трагедия! – сказала Мерседес.
– О да, конечно, – согласилась Мэгги, пытаясь продемонстрировать искреннее сочувствие, внезапно устыдившись своего легкомыслия. – Значит, он утонул?
– О нет… – У Мерседес задрожали губы. – Его съел крокодил!
– Это ужасно, – сказала Элизабет Фэрчайлд и повела Мэгги дальше. – Теперь познакомься с новым послом Северной Кореи. Это мистер Сун Цзю.
Мэгги удивилась – как только она сама год за годом выдерживала такие однообразные вечера?!
– И миссис Сун Цзю, – добавила хозяйка, ободряюще склонившись к очень маленькой женщине, стоявшей рядом с мужем.
Миниатюрная кореянка улыбнулась и кивнула.
– Мы любим вашу страну, – сказала она, явно принимая Мэгги за кого-то другого.
– А теперь, – эффектно произнесла Элизабет, – сюрприз – специально для тебя!
И Мэгги оказалась лицом к лицу с двумя лучшими друзьями Джереми.
– Джеффри и Камилла специально прибыли сюда с юга Франции, чтобы повидаться с тобой! – Элизабет вся так и светилась.
Джеффри был немного старше Джереми. Даже внешне друзья были похожи – оба высокие, с разделенными аккуратным пробором серебристыми волосами и надменным выражением лица, как у всех представителей привилегированного сословия.
Камилла была идеальной женой дипломата, олицетворением надежности: она превосходно играла в бридж и гольф, была неутомимым организатором мастер-классов по икебане и кулинарных курсов для жен дипломатов. Ее малосольный лосось, маринованный в листьях чая «Лапсан сучон», пользовался неизменным успехом на всех праздничных мероприятиях и приемах в посольстве.
Завершив блестящую карьеру, Джеффри вышел на пенсию и поселился с женой на юге Франции. Мэгги и Джереми иногда приезжали к ним в гости на выходные. Пока мужчины пили виски в библиотеке и предавались воспоминаниям, Камилла уводила Мэгги в сад обрезать розы. В глубине души Мэгги не очень любила такой отдых, она задыхалась в атмосфере размеренной провинциальности. Нов то же время ей было приятно видеть Джереми спокойным и расслабленным, когда вся компания сидела у камина в уютном коттедже – маленьком анклаве графства Кент в самом сердце Прованса.
– Мэгги, дорогая, как ты?
– Как ужасно…
– Как неожиданно…
– Ты получила наше письмо?
– О да, большое спасибо, – виновато солгала Мэгги, вспомнив об огромной куче корреспонденции, которую ей вручила Ширли еще в Вене. Письма и телеграммы так и остались в багажнике автомобиля. – Я еще не успела ответить всем…
– Ну конечно… Что ж, как я уже говорила в письме, это невосполнимая утрата – не только для нас, но и для всего дипломатического корпуса.
– Да, безусловно, – с жаром согласилась Мэгги. – И вы были такой замечательной парой.
Китайский черный чай, копченный сосновым дымом.
– Просто подарком для нашей службы.
– Спасибо. Вы оба очень добры.
– Ты прекрасно выглядишь!
– Наверное, дело в прическе. – Мэгги нервно запустила пальцы в непривычно короткие волосы.
– Надо сказать, тебе очень идет. – Джеффри смотрел на нее пристально – пожалуй, даже чересчур пристально.
– Какие у тебя теперь планы? – поинтересовалась Камилла. – Собираешься вернуться в Англию?
– Да, вероятно, со временем. А сейчас хочу проехаться по городам, где мы с мужем бывали вместе.
– Сентиментальное путешествие?
– Скорее попытка избавиться от призрака Джереми.
Камилла рассмеялась, коротко и визгливо:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28