Какой абсурд! Она столько времени мучилась чувством вины из-за этого эпизода, который ни в какое сравнение не шел с приключениями, описанными в дневниках Джереми! Мэгги не хотелось признаваться – никому, даже самой себе, что на самом деле все это было отнюдь не так невинно, как ей хотелось думать теперь.
Зазвонил телефон.
– Мэгги, дорогая моя, – бодро произнесла Камилла на другом конце провода. – Мы с Джеффри очень за тебя беспокоимся.
– Знаю, мне очень жаль. Я ужасно вела себя вчера вечером. Не представляю, что на меня нашло.
– У тебя сейчас трудные времена. Мы с Джеффри полагаем, тебе нужна помощь. Многие женщины, оказавшиеся в таком положении, обращаются к психиатру.
К психиатру?! Мэгги почувствовала, как кровь стынет в жилах. Они с Джереми всегда считали, что к психиатрам попадают лишь люди, возомнившие себя Наполеонами.
– Да нет, что ты! Я вполне пришла в себя, – поспешила она заверить Камиллу. – Честное слово, обычно я так себя не веду.
– Но все же подумай об этом, ладно? И еще Джеффри хотел, – где-то поблизости неясно слышался его голос, – пригласить тебя к нам на юг Франции. Это будет тебе полезно.
– О, спасибо большое, вы с Джеффри очень добры. Не знаю, как выразить вам благодарность…
Мэгги испытала огромное облегчение, закончив наконец разговор. И подумала: неужели и впрямь все так плохо? А вдруг, охваченная жаждой мести, она действительно теряет рассудок?
Тем временем месть Дельфине, казалось стала смыслом жизни Золтана. Он старался забыть о собственных корыстных мотивах и рассматривать задачу не как потенциально выгодное в денежном отношении предприятие, а как повод проявить героизм, дремавший в глубинах его мадьярской души. Мадам – хоть уже и не юная девица, но все-таки дама, – безусловно, страдала, и он как галантный кавалер не мог спокойно спать, не устранив причину ее расстройства.
Большую часть дня Золтан проводил в баре напротив телецентра. Там он заводил дружбу с рабочими, шутил с ними на отвратительном французском, а когда посетителей было мало – играл в карты с хозяином, смотрел по телевизору футбольные матчи между командами «Пари Сен-Жермен» и «Марсель» и оказывал кому придется небольшие услуги, стараясь примелькаться.
В итоге Hongrois стал популярной фигурой в округе. Его как настоящего мастера приглашали ремонтировать лопнувшие трубы и арматуру осветительных приборов. А Золтан тем временем составлял у себя в голове картину: кто, где и с кем работал, что на каком этаже телецентра и в какое время происходило. Дельфину, как выяснилось, там не особенно любили – впрочем, это открытие не удивило его. Она работала на третьем этаже, в угловом офисе, вместе с Лероем – режиссером вечерних новостей, группой многочисленных помощников и технических специалистов.
Примерно через три недели после того, как Мэгги огласила свой план и дала команду приступить к его исполнению, у Золтана появилась хорошая возможность. Во время обеденного перерыва внезапно отказал распложенный на первом этаже здания телецентра автомат выдававший кофе. Штатный технический работниц ушел обедать, и его не могли найти, а тем временем на первом этаже собралось множество людей, жаждущих чего-нибудь освежающего, и помещение наполнилось шумными возмущенными возгласами. Золтан сидел в кафе, перед ним стояли omellete au fromage и ballon de vin rouge, когда туда вбежал Леон, один из вахтеров:
– Alors, viens, mon'vieux, on a besoin de toil
Он повел Золтана через дорогу, торопливо подталкивая в спину, и прицепил ему на лацкан темно-синего пиджака пропуск работника телецентра. К счастью, обнаружить причину поломки оказалось несложно, и Золтан привел автомат в исправное состояние менее чем за полчаса. Его одобрительно похлопали по спине: «C'est genial, Hongrois!» С царственным взмахом руки венгр отказался от вознаграждения. Несколько человек пообещали вечером угостить его в баре. Собираясь покинуть телецентр, Золтан аккуратно спрятал пропуск в ящик с инструментами.
Вернувшись в бар, он сразу же позвонил Мэгги и торжественно провозгласил:
– Мадам, наше время наконец пришло.
Было условлено: теперь мадам весь вечер будет сидеть у телефона, ожидая следующего шага.
Золтан выяснил, что Дельфина приходила на работу в семь вечера и оставалась там допоздна. Дожидаясь нужного момента, он едва мог усидеть на месте. Без пятнадцати семь Золтан уже стоял в дверях бара, прислонившись к косяку, курил и наблюдал за входом в телецентр. Докурив вторую сигарету до половины, он был вознагражден за терпение: длинноногая Дельфина выскользнула из «мини-купера» и зашагала к дверям. Он затоптал окурок и взял ящик с инструментами, на прощание крикнув через плечо: «A tout a Fheufe, Gaston!»
Охранники менялись в шесть вечера. Золтан точно знал это, поскольку частенько выпивал в баре с Леоном, когда тот уходил с работы. Жизнь при коммунистическом режиме и пятнадцать лет работы водителем в посольстве научили Золтана при необходимости становиться невидимым. Он спокойно прошел мимо вахтёра, показав свой пропуск, прибыл на третий этаж – на лифте, повернул налево и, дойдя до конца коридора, нерешительно остановился перед тремя абсолютно одинаковыми дверями.
Одна из них распахнулась, и молодой человек в черной рубашке с галстуком и копной непокорных растрепанных волос выскочил в коридор, оглядываясь и крича на кого-то, кто находился сзади. Золтан увидел за дверью крупного краснолицего мужчину за письменным столом (тот яростно жестикулировал) и Дельфину, взгромоздившуюся на высокий стул, возвышавшийся над клубком проводов и кабелей. Рядом женщина в белом пальто наносила на лицо румяна. Золтан решительно вошел, пока дверь не успела закрыться.
Крупный мужчина перестал махать руками и уставился на него:
– С'est quo? alors, la?
– Virus controle, – бескомпромиссно заявил Золтан. Как и все венгры, он делал ударение на первых слогах.
Краснолицый резким движением затянул галстук, до этого свободно болтавшийся у него на шее.
– Maintenant? – раздраженно выпалил он. – On sera en direct dans une demi-heure!
– Le fais vite, – заверил его Золтан.
– Vous n'etes pas francais? – спросил мужчина, копаясь в карманах.
– Я венгр.
Лерой – по-видимому, это был именно он – явно смягчился.
– Ах, Будапешт, – произнес он. – J'etais la, moi, en 1956.
– Moi aussi, – совершенно серьезно ответил водитель.
– Alors, faites vite. Je vais fumer une cigarette… – Лерой умчался, скрывшись за углом, – его путь, несомненно, лежал к кофейному автомату на третьем этаже.
Золтан уселся за его стол и взглянул на экран. На нем большими буквами были кратко перечислены темы вечернего выпуска новостей. Он покосился в сторону Дельфины, восседавшей на стуле, и восхитился ее идеально уложенной и забрызганной лаком пышной прической. Затем Золтан убедился, что может не опасаться быть узнанным – за все время романа с Джереми она ни разу не взглянула на водителя, открывавшего перед ней дверцу автомобиля.
Однако адреналин все равно распространялся по организму, вызывая волнующее покалывание во всех мышцах. Золтан вынул мобильный телефон и позвонил в гостиницу – ворчливая консьержка неохотно соединила его с номером Мэгги.
– Я на месте, – взволнованно сказал он, неожиданно для самого себя начиная паниковать. – Сижу напротив телесуфлера. Что мне делать теперь?
– Прочти, что написано на экране, – приказала Мэгги.
Золтан медленно заскользил глазами по тексту, выхватывая знакомые слова, имена и названия. Нажал на указывающую вниз стрелку, и на экране развернулся список второстепенных новостей. В конце он увидел слово «ambassadeur». И прочел вслух, на своем ломаном французском:
– «Son Excellence, 1'ambassadeur des Etats Unis, Monsieur Seton Salter…» Может, назовем его «Salope»?
– Нет, лучше «Salaud», я полагаю, – возразила Мэгги. – С французским произношением Дельфины его имя будет звучать как «c'est un salaud».
– Как пишется?
– S-a-1-a-u-d.
– «Т» или «Д»?
– «Д», как… Девоншир.
– Или Дебрецен?
– Дебрецен.
– Curva jo, – выругался он по-венгерски и продолжил читать: – «…a ete recu par le Ministre des Affaires etrangeres au Quai d'Orsay…»
– Quai, Quai?
– Con? – услужливо предложил Золтан.
– Нет, давай сосредоточимся на Ке-д'Орсе.
– Какое грубое слово похоже на это?
– Может, ordures? – Мэгги с сомнением произнесла слово по буквам. – А что там дальше?
Золтан впечатал «ordures», нажимая на клавиши указательными пальцами. Радостно прочел:
– «…pour feter ensemble…» Слово «feter» очень похоже на «peter» – «пукать»…
– Я знаю значение слова «peter»! Дальше. Золтан продолжал водить длинным ногтем по строкам текста.
– «…l'anniversaire de la consegne de la statue de la Liberie par le gouvernement francais a la mairie… – Тут он остановился. – …Merde de New York!»
Мэгги хотела возразить, что слово «дерьмо» слишком уж бросается в глаза, но Золтан прервал разговор. В коридоре послышались тяжелые шаги.
Он быстро нажал «стрелку вверх», встал при появлении в дверях массивного Лероя и сообщил ему:
– Cava. Tout Ok.
– Merci. Alors, a la prochaine fois.
– Pas de quoi, – ответил Золтан и поспешил удалиться. Было уже двадцать минут восьмого. Он спустился на лифте и молча вышел через стеклянные двери, намереваясь посмотреть новости по телевизору в баре.
Усевшись на свое обычное место, он вытер носовым платком пот с лица, вновь позвонил в гостиницу и спросил у Мэгги:
– Вы смотрите?
– Конечно! – Она в тревожном возбуждении положила трубку. Взгляд ее будто приклеился к экрану в ожиданий ежевечернего явления Дельфины народу.
Золтан заказал себе в качестве поощрения виски с содовой. Телевизор светился в углу – передавали прогноз погоды. Вот наконец появилась Дельфина на небесно-голубом фоне, раскладывая на столе бумаги.
– Mesdames, messieurs, bonsoir. – Она сверкнула ослепительной улыбкой и приступила к оглашению новостей, уже известных Золтану. Как обычно, ее лицо оставалось бесстрастным, даже когда она описывала унесшую человеческие жизни дорожную аварию с участием пассажирского автобуса, произошедшую в пригороде Парижа. И вот она была уже совсем близко от приготовленной Золтаном ловушки… от волнений у него участилось дыхание.
Дикторша произнесла имя американского посла – и глазом не моргнула, обозвав его при этом мерзавцем. Даже тот факт, что посол, находясь на навозной набережной, активно портил воздух на пару с министром иностранных дел, нисколько не смутил Дельфину. Терять самообладание она начала, лишь когда произнесла перед упоминанием о Нью-Йорке слово «дерьмо» вместо слова «мэрия». В ее холодных глазах отразилось беспокойство. В студии раздался телефонный звонок. Она схватила трубку и возбужденно произнесла:
– A vous le reportage de Mireille St Just?
– Elle dit «merde»? – спросил из-за барной стойки озадаченный Гастон.
– Elle dit «merde», – с широченной улыбкой подтвердил Золтан. Одним большим глотком прикончив свою порцию виски, он подхватил ящик с инструментами, попрощался с Гастоном и вышел из бара. В тот вечер он выпивал там последний раз.
Мэгги выключила телевизор и осталась ждать Золтана у себя в номере. В голове царил полный сумбур. Первой ее реакцией на увиденное был шок. Месть Мойсхен носила сугубо приватный характер и уж точно – в этом Мэгги была уверена – не стала достоянием гласности. Месть Дельфине должна была стать публичной – так было задумано, однако теперь ее терзали смутные опасения. На сей раз событие, в которое были вовлечены миллионы телезрителей Франции, пахло скандалом на государственном уровне, и скандал этот мог повлечь за собой нежелательные последствия, в том числе и для Мэгги.
Она вспомнила Джереми. А вдруг он и в самом деле смотрит на нее сверху, из своего далекого небесного обиталища, и видит, до какой низости опустилась его жена? Как же он, должно быть, шокирован! Подумать только – «дерьмо»! Поступок Мэгги самым вопиющим образом противоречил взглядам Джереми на жизнь, его представлениям о приличиях. И о Золтане не следует забывать. Неужели Мэгги своими руками создала монстра – безжалостного сына Франкенштейна, готового погрузить всю Европу в смрадную мглу злобы и мести любовницам Джереми и всем неверным супругам вообще?
Мэгги передернула плечами и постаралась отбросить свои опасения. Золтан провернул блестящую операцию и заслуживал похвалы. Ей никогда не удалось бы в одиночку разбить аквариум, в котором Дельфина так легко и грациозно плескалась, подобно наяде, вечер за вечером. «В конце концов, – мысленно подбодрила она себя, увидев дверях радостного Золтана, – Дельфина это заслужила, не правда ли?»
Первый раз за пятнадцать лет Мэгги чмокнула венгра в щеку. Залившись краской и засияв от удовольствия, он стоял перёд ней, ожидая поздравлений с успешным выполнением задания.
– Переодевайся, Золтан, – приказала она. – Нас ждет праздничный ужин!
– Тебе понравится этот ресторан, – сказала Мэгги, когда такси подъехало к дверям ресторана «У друга Луи». Она никогда раньше здесь не бывала, но знала, что Джереми водил одного министра, известного гурмана, в этот скромный с виду, но очень дорогой маленький ресторанчик в квартале Марэ. Он непрестанно упоминался в его дневнике между свиданиями с опозоренной ныне Дельфиной. Особенно он хвалил фуа-гра, которую они со спутницей с аппетитом поедали, запивая вином «Шато-Икем».
– Он славится гусиной печенкой, – с гордостью добавила она.
Это была сущая правда. Золтан неохотно признался, что такого он не едал даже у себя дома, в Венгрии. Печень подавалась в щедрых количествах и без церемоний – благоухающими розовыми пластами, уложенными на обжаренных ломтях деревенского хлеба.
Золтан надел свой лучший темный костюм – тот самый, в котором раньше вместе с покойным послом встречал в аэропорту важных персон. За столом он по нескольку раз описывал Мэгги все подробности операции: и поломку кофейного автомата, и появление Дельфины, и его разговор с Лероем. Похоже, он искренне считал, будто все это от начала до конца придумал и осуществил он сам.
Мэгги решила не выводить его из приятного заблуждения.
– Ты заслужил гонорар, – сказала она, передавая водителю туго набитый конверт.
Венгр молниеносно сунул конверт во внутренний карман пиджака и с явным наслаждением продолжил трапезу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28