До этого был какой-то парень из Бостона, а затем в течение нескольких лет – директор местной средней школы. Однако мама казалась счастливой и в одиночестве. Я все спрашивала себя, смогу ли и я когда-нибудь так же.
Закончив обед, я встала и поставила тарелку в раковину. Теперь можно было и выпить чего-нибудь. Открыв холодильник, я налила себе стакан молока. Предложила молока и остальным, но все они отрицательно покачали головами, и я поставила коробку назад в холодильник.
– Как ты считаешь, у неверности может быть срок давности? – спросила я, снова усевшись за стол. – Я просто так спрашиваю, из любопытства.
Мама наклонила бокал с остатками фруктового мороженого. Мы все не сводили с нее глаз. Прешес подобрала с пола резиновую игрушку и принесла мне, чтобы я смогла ее бросить ей через всю комнату. Кажется, это была ее любимая игра.
– В Западной Европе, – наконец промолвила мама, – как и в Соединенных Штатах, лишь четверо из десяти человек считают, что неверность нельзя простить. А в Турции так думают девять из десяти. Так что все зависит от каждого конкретного человека. И ты должна сама решить, как к этому относиться, Белла.
– Но мы же говорим не обо мне.
– Да нет, как раз о тебе, – возразила мама.
– Отлично, – согласилась я. – Тогда признаюсь, что я настоящая турчанка. А ты?
Мама пожала плечами.
– Порой предательства бывают такими масштабными, что ты и представить себе не можешь, как снова доверять обманувшему тебя человеку, – задумчиво проговорила она. – И вот некоторое время ты сидишь и думаешь обо всем этом, но потом находишь выход из положения.
– Я работаю над этим, – сказала я. – Честное слово.
– Кстати, о папе, – заговорил Марио. – Тодд считает, что мы должны постараться уговорить его подстричься к свадьбе.
– Вот уж спасибо, – бросил Тодд недовольно, – да лучше под автобус броситься. К тому же я не считаю это хорошей идеей. Если вы так заняты наблюдением за псевдоитальянским Дональдом Трампом, то нам лучше не привлекать к себе внимания.
Я сделала глоток молока.
– Тебя это тревожит? – удивилась я.
Тодд улыбнулся.
– Ты понимаешь, что речь идет о большой южной свадьбе? Да еще в таком консервативном штате, как Джордже и я? А?
– Вообще-то Атланту уже можно назвать голубой столицей Юга, – сказал Марио. – И родители Эми, кажется, лишь совсем немного смутились, когда мы выбежали им навстречу. Короче говоря, если Эми и Эндрю хорошо вместе, то и нам хорошо.
– Понятно, – промолвила мама. – Что ж, тогда можете готовить вторжение.
– Что? – хором спросили мы.
Мама улыбнулась.
– Мы часто помогаем семьям в подобных ситуациях, – сказала она. – Значит, так, каждый пишет письмо, в котором говорится, как некое поведение – в данном случае длинные волосы – отрицательно повлияло на его жизнь. Потом этого человека прямо-таки загоняют в угол, где аккуратно, но настойчиво заставляют принять жесткий жизненный ультиматум.
Я ощутила удивительный подъем. Приятно осознавать, что ты еще можешь испытывать энтузиазм по поводу чего-либо.
– Звучит неплохо, – заметила я. – Я готова.
Марио с Тоддом переглянулись.
– Мы тоже, – сказал Марио. – Как насчет того, чтобы сделать это в пятницу вечером? На собрании?
– Как, мама? – спросила я.
– Я здесь ни при чем, – отозвалась она. – Волосы счастливчика Шонесси больше меня не касаются.
Мыс мамой вышли из дома, а Прешес остановилась, чтобы сделать свои делишки в вылизанном до блеска садике Марио и Тодда.
– Ты уверена, что ей стоит делать это здесь? – поинтересовалась мама.
– Но это же отличное удобрение, – пожала я плечами. – Нет, ты только посмотри на эти звезды!
– А помнишь, когда ты была маленькая и я показывала тебе Большую Медведицу, ты все время спрашивала, где же там мишка? – улыбнулась мама.
Я кивнула.
– Наверное, мне хотелось с ним поиграть, – сказала я. Прешес подбежала к нам и засеменила рядом со мной. Я наклонилась, чтобы почесать ее за ушком. – Мам, а ты вспоминаешь прошлое? Ты когда-нибудь думала о том, что у вас с папой все могло быть по-другому?
Мама продолжала смотреть на звезды.
– Конечно, – ответила она. – Ведь сначала брак – это сплошная радость, но потом он требует большого труда. Тебе об этом известно. У нас было трое детей, когда мы сами, по сути, еще были детьми. Твой отец хотел, чтобы его мечты стали моими мечтами. Но у меня были собственные, поэтому я вернулась в университет, чтобы завершить образование. Он хотел, чтобы я занялась бизнесом и помогала ему в салоне. А мне хотелось быть социальным работником, хотелось уйти из салона. Бизнес в салоне пошел, твой отец стал нанимать стилистов – привлекательных девочек, мечтая о том, чтобы они делили с ним и его мечты, и его постель. Но все это – уже древняя история.
Выпрямившись, я скрестила на груди руки. Это было давно, но я до сих пор помню крики родителей друг на друга, словно это было вчера.
– А тебе когда-нибудь хотелось повернуть время вспять и начать все сначала?
– Нет, никогда, – покачала головой мама. – Жизнь тогда была невыносимой и очень сложной, а сейчас все гораздо проще. – Потянувшись ко мне, она поцеловала меня в лоб. – Я знаю, как трудно забыть все, что было, забыть боль, собственные трудности, замешательство. Но только не думай, что любви больше не будет, детка. В следующий раз ты уже точно будешь знать, кто ты такая, какой жизнью ты хочешь жить. Вот что я хочу тебе посоветовать: дай себе некоторое время на то, чтобы прийти в себя, а затем бери себя в руки, вскакивай и начинай действовать.
По пути домой мы с Прешес остановились у «Салона де Паоло». Это было нетрудно сделать, поскольку моя квартира располагалась как раз над салоном. Папа какими-то изощренными путями все устроил. В свое время я получу в собственность и салон, и квартиру. А сейчас у меня была уменьшенная плата за квартиру в обмен на то, что я буду краем глаза присматривать за салоном и ловить потенциальных похитителей шампуня.
Такое положение дел сильно волновало Крейга, когда мы были женаты. Жена Крейга после развода выкупила у него его половину дома, и он приобрел маленький кондоминиум в Бостоне. Когда мы поженились, он стал сдавать его.
За годы брака мы не раз обсуждали, должен ли отец переписывать здание только на меня, или имя Крейга, который все-таки был моим мужем, тоже должно быть указано в документах. Правда, сам Крейг отчего-то никогда не задумывался о том, чтобы указать мое имя в документах на его кондоминиум.
Крейг считал, что мой отец контролирует его. Папа же был уверен, что Крейг – типичный охотник за салонами. Я усматривала некую справедливость в том, что София тоже жила над одним из наших салонов и что Крейгу и там не удастся вписать свое имя в число его владельцев. Через пару столетий я, возможно, сочту довольно забавным тот факт, что он связался с ней.
Открыв дверь в «Салон де Паоло», я сунула Прешес под мышку, чтобы дотянуться до выключателя. Сегодня после работы я порылась в старых ящиках в задней комнате «Салона де Лючио», где мы держали оборудование для распыления косметики и большую часть косметических средств. Мне удалось найти кое-что полезное для моих наборов – например, большую коробку с чистыми пластиковыми контейнерами. Размышляя над тем, что можно в них положить, я подумала, что на крышечке каждого из контейнеров можно будет шоколадно-коричневым лаком написать букву «Б» – мой инициал.
Копаясь на полках в задней комнате, я получила настоящий джекпот: четыре шестнадцатиунцевых бутылки с основой для макияжа – от светло-фарфорового цвета до каштанового. Их даже ни разу не открывали. Эти флаконы явно стояли тут много лет, потому что с одной стороны их зажимала коробка с старыми металлическими заколками-невидимками, а с другой – корзинка со щипцами для волос, а ими мы не пользовались с 1993 года. Возможно, Марио прихватил бутылки на каком-нибудь косметическом шоу, надеясь когда-нибудь воспользоваться ими, а потом напрочь забыл о них.
Основа для макияжа немного расслоилась, но как только я ее взболтала, она стала как новая. Я открыла одну из бутылок, чтобы проверить жидкость на запах – запах оказался нормальным. Без сомнения, основа для макияжа не испортилась, как испортилась бы за годы хранения губная помада. Большинство женщин не знают, что помаду обязательно надо нюхать перед покупкой. На вид она может быть совершенно нормальной, но вкус и запах помады сильно меняются после окончания срока годности. Детьми мы вечно ссорились из-за того, кому достанется старая помада, которую уже не могли продать. Для того чтобы пользоваться ею, требовалось особое умение: надо было дышать только через рот и не облизывать накрашенные ею губы.
Найденной мною основы хватит на добрую сотню наборов, что поможет мне сэкономить тонну денег. Можно смешивать разные оттенки, причем подбирать для каждой женщины подходящий только ей оттенок, и наливать смесь в пластиковый контейнер. Между прочим, знаменитости платят за такое кучу баксов. Даже на университетской выставке я могла бы получить за индивидуальную смесь не меньше 29 баксов 95 центов.
Я позвала Прешес, и она подошла ко мне. Просто удивительно, какой хорошей собакой она стала, когда мы с ней остались вдвоем. Она больше никого не щипала, не покусывала и не делала луж на полу. Интересно, почему это произошло? Может, потому что я тоже стала другим человеком? Впрочем, на это можно было только надеяться.
Я выключила свет и заперла входную дверь. Прешес проследовала за мной за угол. Там я отперла дверь, ведущую в мою квартирку, и мы с Прешес стали подниматься вверх по лестнице. Моя сестра Анджела помогала мне выбирать цвет для парадной двери – это был цвет розоватой морской гальки, называемый в магазине «сердцем коралла». Стены вдоль лестницы были всего лишь на пару тонов светлее.
Странно, но несмотря на то что я изучала искусство в колледже, мне было куда легче выбирать подходящие цвета для людей, чем для стен. А ведь правильный цвет стен может обрадовать человека, привести его в хорошее настроение – именно так действовал на меня цвет «сердце коралла». Вообще-то наши с Анджелой мнения редко совпадали. Обычно она бывала занята, вечно ей нужно было везти своих детей на футбол, поэтому мы не так уж много времени проводили вместе. Несколько дней в неделю она работала на моего отца, но ее настоящей жизнью были собрания и вечеринки Службы патентов и торговых знаков, тягаться с которыми чашка чая у меня дома не могла. Но я всегда могла рассчитывать на Анджелу, если у меня возникали проблемы с декорированием жилья. И она, между прочим, никогда не посматривала в сторону моего мужа.
Когда я открыла дверь в свою квартиру, меня оглушила тишина. Я все еще к этому не привыкла. Хорошо было бы иметь в семье какого-нибудь сумасшедшего технаря – из тех, кто вечно что-то изобретает, или какого-нибудь знакомого – да кого угодно, кто смог бы сотворить с моей дверью нечто такое, чтобы при открывании она восклицала: «Белла! Добро пожаловать в дом!» И чтобы это происходило всякий раз, когда я возвращаюсь домой. Возможно, он сумел бы сделать так, чтобы и камин в очаге загорался в это же время. И чтобы в саду, то бишь на балконе, включался садовый фонтан – этакая приятная вещица из меди с голубоватой патиной.
Поставив большую сумку для Прешес на пол в кухне, я налила воды в ее керамическую чашку. Пока она со счастливым видом лакала воду, я отнесла ее новые принадлежности гардероба в свою спальню. Я не могла повесить ее новые футболочки на мои плечики для одежды, потому что они растянули бы их. Поэтому, аккуратно сложив футболки, я пристроила их на перекладины вешалок и разместила в той части шкафа, где прежде висела одежда Крейга. Отступив назад, я оглядела нутро шкафа и спросила себя, не стало ли оно теперь на вид чуть менее печальным и пустым.
Потом я умылась. И почистила зубы. И воспользовалась увлажняющим гелем. А затем упала на свою, правую, половину кровати.
Сон – наш лучший друг. Пока мы спим, наши тела восстанавливаются. Сон также восстанавливает нашу кожу – именно поэтому темные круги под глазами служат верным показателем того, что мы недоспали.
Глядя на потолок, я не стала считать овец. Вопреки расхожему мнению, это никак не может помочь человеку заснуть, потому что стимулирует мозговую активность, вместо того, чтобы приостанавливать ее для отдыха. А вот кальций и триптофан, содержащиеся в молоке, как раз могут помочь расслабиться. Молока-то я выпила, но что-то не было заметно, чтобы оно как-то подействовало на меня.
Я закрыла глаза. А потом долго шарила по своему туалетному столику рукой, пока не отыскала там стимулирующий бальзам для губ «Берте Биз» с гранатовым маслом. Не открывая глаз, я медленно намазала им губы.
Цокая коготками по полу, в комнату вбежала Прешес. Не нужно ли подстричь ей когти? Не исключено, что ей даже понравится, если их слегка подпилят. Вскочив на кровать, она уютно улеглась рядом со мной.
Когда зазвонил мой сотовый телефон, у меня было такое чувство, будто я нахожусь под водой, и у меня не хватает сил выплыть на поверхность. Я не брала трубку, так что телефон долго трезвонил и наконец замолчал. Но тут же звонкой трелью взорвался обычный телефон, стоявший на туалетном столике, совсем рядом с моим ухом. Со своего места я не могла видеть определитель номера. Мне пришло было в голову повернуться, чтобы все-таки посмотреть, кто же это звонит но, похоже, такое усилие было не по мне. Телефон зазвонил снова. Потом еще раз.
И еще. Прешес взобралась мне на живот и с тревогой посмотрела на меня.
– Ну хорошо-хорошо, – проворчала я. Вытянув руку, я все-таки сняла трубку. – «Сумочка красоты от Беллы», – сказала я, представляя, что именно так назову свои наборы.
– Белла… – заплакал кто-то в трубку. – Это Лиззи… – пояснила звонившая, словно я могла не узнать голоса дочери Крейга.
Я быстро села, и Прешес съехала по мне вниз, как по склону горы. Я тут же принялась поглаживать ее, чтобы она не подумала, будто я хотела ее обидеть.
– Лиззи, дорогая, – участливо проворковала я, – что случилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30