станционные строения остались позади, расползшиеся колеи собрались в одну, соседнюю с нашей, прямую, устремленную в тот город, куда я спешил. За окнами замелькал лес: ельник перемешанный березняком и островками молоденьких сосенок, едва просматривающихся в марево голубом покрове леса.
Прошла контролерша, пробила компостером билет, следом за ней в вагон, совершенно пустой, если не считать обнявшуюся парочку в дальнем углу, вошла немолодая женщина с безразмерной стенторовской сумкой в руках. Молодые были заняты тихим, разговором, касавшимся их одних, женщина достала из сумки "розовый роман" и погрузилась в чтение, словом, каждый был предоставлен своим интересам, каждый мог чувствовать себя в полнейшем одиночестве.
Я принялся за кроссворд. Догадав его, еще раз перелистал газету и под конец задремал. Под ровный стук колес замечательно дремется, по себе знаю, сколько уж километров так пролетело, продремалось про шустрый перестук, бесконечных километров пути туда, обратно и снова туда, по стране, по другим странам из числа тех, что составляли некогда единую и неделимую "одну шестую земного шара", великую страну без имени. Хотя и теперь границы прозрачны, но за столько лет, проведенных порознь, подальше друг от друга, уклад жизни удивительно изменился, поменялось буквально все; я, путешественник поневоле, замечаю это, быть может, много лучше тех, кто живет в самих областях, краях и республиках некогда необъятной родины.
Поезд задергался, вагон замотало из стороны в сторону, я очнулся от дремоты, выглянул в окно. Уже заметно стемнело, солнце садилось где-то за грядой убегающего вдаль иссиня-черного леса. Путь был проложен по возвышенности - внизу открывался впечатляющий вид: лес, деревушки, бегущая куда-то прочь речка, янтарем блестевшая на закатном солнце; все это великолепие мелькнуло разом и исчезло, скрылось за лесозащитной полосой, за хозяйственными постройками, за поселком, к которому прибыл поезд.
Мне еще далеко, далеко...
Я взглянул на часы: нет, все равно поезд опоздает, теперь уже наверняка.
Постояв немного на станции - народу чуть прибавилось - поезд рванулся было вперед, опровергая мои прогнозы, но затем вновь перешел на неторопливый старческий ход.
Добраться до гостиницы с пышным названием "Императорский дом" мне удалось лишь заполночь. Заспанный портье проверил бронь, разыскал нужный ключ и просто махнул в сторону широкой парадной лестницы, буркнув, должно быть, какую-то любезность.
Комната находилась на втором этаже, окна ее выходили на лужайку, густо заросшую по периметру кажется тополями, мне в темноте не разглядеть было. Вроде вполне приличная обстановка; я так устал от переживаний нынешнего дня, что мне не до особенностей снимаемых апартаментов было, забыв почистить зубы, я рухнул в постель и заснул, едва голова коснулась подушки.
- Я звонил его жене только что. Думаю, это последнее место, где Марат Вадимович может быть, но все же.... Она меня и слушать не стала.
- Да, - собеседник нервно затянулся новой сигаретой от окурка и оглядел неопрятную, заваленную бумагами комнату. - Живут они как кошка с собакой, что и говорить.
- Я не знаю, куда мне еще можно обратиться, Сергей Львович, - почти жалобно произнес мужчина в расстегнутой на две пуговицы белой рубашке. Трубку телефона он все еще держал в руке. Его собеседник пожал плечами.
- Сонечке мы уже звонили, теперь она будет психовать вместе с нами. В Каратозово тоже, Юрскому, тот и слышать не стал, хотя и... не знаю, темнит он что-то.
- Варенцову, Рашелю, Марченко... - стал перечислять сидящий у телефона.
- Просто не могу представить, куда он вдруг запропастился, - в сотый раз произнес Сергей Львович. - Если захочет - вовек не найдешь. Как в прошлый раз, помните?
- В прошлый раз, хочу уточнить, не было такой надобности его разыскивать, - напомнил собеседник. - А сейчас.... У него же сотовый с собой, мог бы хотя бы дать знать. Если не нам, то хотя бы своему заму... Черт знает что... Я звоню в милицию.
На этот раз Сергей Львович только махнул рукой и нервно пробормотал:
- Один черт. Поехали по всему списку: больницы, травмпункты, морги, дежурные части, вытрезвители... что там еще? - он взглянул на часы. Полвторого. Будем считать, что с ним что-то случилось.
- Придется, - его собеседник нервно затягиваясь, стал барабанить пальцами в кнопки телефона.
- Приемное отделение? - неожиданно сорвавшимся голосом произнес он и закашлялся. - Скажите, к вам не поступал сегодня днем или вечером...
- Я пойду с другого телефона, - Сергей Львович поднялся из кресла и ткнув сигарету в заполненную пепельницу, быстрым шагом вышел из кабинета.
Первые два дня прошли в суете и хлопотах: так всегда бывает по приезде в новый город. Налаживание контактов требует усиленной беготни и затрачивает уйму времени. Зато потом все окупается сторицей. Я надеюсь, что так случиться и в этот раз. По крайней мере, все предпосылки к тому имеются, боюсь говорить конкретнее, а то, как говорится, сглажу. Остается только держать пальцы сцепленными и плевать трижды через левое плечо.
Не осталось времени даже на чтение прессы, а очень хотелось. Только не третий день выдалась свободная минутка, не минутка даже, а целых полдня - с полудня и до пяти, которые мне, как туристу в душе, следовало бы провести в изучении местных достопримечательностей, как то: церквей, монастырей, усадеб, памятников и прочих аксессуаров любого уважающего себя города, к числу которых можно отнести и этот. Из всей программы я успел только купить набор открыток с видами на вокзале, тем пока и ограничился. Пресса меня интересовала более всего.
Пока. Только пока.
Но вхолостую; зайдя в библиотеку и пробежал глазами последние известия за прошедшие со дня моего отъезда дни, я не нашел ничего для себя интересного, ну разве что несколько заметок под рубрикой "это любопытно". Дебаты о налоговой системе, склоки в местной администрации, проблемы с водоснабжением одного из районов города, аварии на дорогах, день сегодняшний в истории, опять "это любопытно", - словом, весь набор новостей и слухов, слухов и новостей.
И ничего из того, что мне нужно. Ни слова, ни полслова, ни четверть слова. Мертвая тишина.
Пока тишина, боюсь, она скоро, очень скоро лопнет как мыльный пузырь. Стоп, я сказал "боюсь", нет, оговорился, оговорился, просто такой речевой оборот, не более того.
Ну если хотите, то дрожу от впечатления дня новости, как я встаю с постели, одеваюсь, спускаюсь вниз и подхожу к киоску, покупаю газету того городка, что я покинул и читаю заголовок на первой (или второй, не важно) странице, набранный крупными буквами, с фотографией жертвы, с комментариями журналистов и высших милицейских чинов и прочих людей не компетентных ни в чем, но достаточно влиятельных, чтобы их мнение наличествовало в грозной статье на всю полосу.
И мои чувства в этот миг. Более всего я боюсь себя в те самые мгновения; что будет со мной, мне очень хочется и очень боязно это знать.
А будет ли? Или яркие, кричащие, вопиющие заголовки, столбцы, пышущие праведным гневом не разбудят во мне того, кто должен быть сейчас на моем месте: человека боящегося, скрывающегося, трясущегося от страха в предвкушении естественной развязки, панически боящегося стука в дверь, неосторожного слова в салоне автобуса, вида постового, сделавшего жест рукой в мою сторону, простого взгляда.
Что произойдет в тот миг, когда я увижу его, мою жертву, растиражированную сотнями, тысячами экземпляров, прочту, держа трясущимися пальцами газетный лист о скором окончании следствия, об очевидности мотивов и поступков. И что дальше? Истерика, бегающие глаза, запах типографской краски, ударивший в голову, бегство ото всех, от каждого, от себя самого?
Пока же я осмысливаю свои действия и отдаю, полностью отдаю в них отчет, я контролирую себя и свои поступки и уверен в каждом моем последующем действии на некоторое время вперед. Я хочу сказать, вплоть до того момента, когда...
Вот тут мысль моя начинает работать вхолостую, колесики крутятся, крутятся, а картинка все не появляется, точно и нет ее, картинки этой.
Нет ее, нет. Точно я не могу представить себе весь ужас происшедшего, все то, что должно быть ужасным, следует быть, но я не в силах постичь всего этого по неизвестной ни мне самому ни Всевышнему причине. Процесс остановился, он даже обратился вспять; может он и в самом деле обратился вспять, может, ничего и не было? Никаких следов, ничего, точно я и не выбрасывал, выйдя в тамбур, сквозь разбитое стекло кашне и ботинки, точно моя память просто подводит меня.
Я - простой обыватель, серенький человечишко, как мог я сделать то, на что способны лишь герои детективных сериалов, книжек в мягкой обложке, бульварного чтива, герои с крутым разворотом плеч и невыносимым всепроникающим взглядом, те, кто над толпой, вне нее; но все же как?...
Но не кто же угодно!
Всю жизнь мне казалось, что это особый ритуал, особое состояние, особое место, время, обстоятельства и так далее в том же духе. Вплоть до дымящегося пистолета и гильз на мокром асфальте.
Мир, который не входит в круг моей компетенции, моего положения, моих привычек и предрассудков, суеверий и комплексов, свободный или, напротив, замкнутый на себя мир чего-то иного, совершенно иного, нежели моя сторона жизни, мое мировоззрение, инстинкты, привычки, желания...
Не знаю, как еще это объяснить. Все произошло совсем не так как должно было быть, точно случилось непредвиденное, и вселенная столько времени державшаяся в равновесии на кончике иглы вдруг рухнула, выбросив меня далеко за ее пределы, в иной мир, в иное измерение. Прочь.
Не могу понять, может быть так и случилось, я просто не заметил перехода, он свершился так внезапно, столь стремительно, что я оказался в ином мире прежде чем успел понять, что же, собственно, произошло.
Да и сейчас не понимаю этого. Не цепляясь к словам, просто не понимаю. Ни себя, ни окружающее.
И еще. Мне хочется назад.
Очень хочется.
Может быть это и есть...
- Метра три с половиной протащил, не больше. Миш, рулетка у тебя?
- Да, держи.
Оперативник, сидевший на корточках над трупом, выпрямился и кинул рулетку своему коллеге.
- Хорошо, дождя эти дни не было, почитай нам просто повезло, прибавил он, уже с высоты человеческого роста разглядывая лежащего в кустах боярышника мужчину.
- Можно сказать и так. Отойди на секундочку, - его приятель возился с рулеткой.
Устроившийся чуть поодаль на пригретом солнцем стволе поваленного дерева старший следователь что-то быстро писал в записную книжку. Не разгибая спины, он спросил:
- Евгений Васильевич, а поподробнее сказать не можете?
Медэксперт, стоявший рядом и уже поглядывающий на часы, - его работа была закончена, он ждал, пока упакуют труп и уложат его в карету "скорой", - пожал плечами, всем своим видом показывая, что он не Господь Бог и большую уверенность привнести никак не может.
- Я же говорил, что точнее можно установить при вскрытии. А если вы не успели записать, - с ехидцей в голосе добавил он, - то повторяю, что смерть наступила в результате асфиксии примерно семьдесят пять - восемьдесят часов назад. По следам, оставленным предметом удушения на шее убитого, можно с некоторой вероятностью определить, что это был шарф, кашне, шейный платок, ну нитки от него вы подобрали, разберетесь, который господин Глушенко, я уж сразу его так назову, и так понятно, кто убит, носил в день смерти и который преступник или преступники использовали по назначению.
- По своему назначению, - заметил фотограф, делая последний снимок. Вот бы знать, взято у него что-то из карманов или...
Тоненький писк пейджера, лежащего среди вещей, извлеченных из кармана Глушенко заставил всех вздрогнуть и оглянуться в сторону убитого.
- Пережил своего хозяина, - заметил оперативник по имени Миша, сматывая рулетку. - Что же он там сообщает?
- Курс доллара, установленный Центробанком на завтра.
- Николай, вы все сообщения с него занесли в протокол? - старший следователь недовольно посматривал на то, как с тела убитого снимают широкий пояс, на котором был закреплен пейджер.
- Да, кроме подобных. Можно более точно предположить период, в течение которого здесь прогуливался Глушенко и был задушен.
- Прогуливался, как ни странно, без телохранителя.
- Примерно с тринадцати сорока пяти по шестнадцать тридцать, но, мне кажется, немного раньше... Да, это странное обстоятельство, мне кажется, что Глушенко по причинам личного характера не взял с собой "тень".
- В смысле, у него была встреча?
- Или свидание. Или договоренность о месте, с которого должен быть произведен звонок по сотовому... хотя это уже из области фантастики, добавил второй оперативник.
- Накрыть сотовый с двух точек - дело нехитрое, - заметил следователь, - так что все может быть. Пока оставим и эту версию, на сладкое.
- В любом случае, - как бы подводя итоги, произнес медэксперт, - об убийстве мы, не без моей помощи мы знаем порядочно. А об убийце... Впрочем, это уже по вашей части, но я видел, чтобы душили и поаккуратнее.
- Интересно знать, нанял ли его кто или это самостоятельное решение, фотограф зачехлял аппарат, стоя в сторонке от спорящих милиционеров. - Если только не быть уверенным, что жертва сама не придет к нему в руки....
- Вот именно, вот именно, - следователь энергично закивал головой. Надо будет протрясти все контакты Глушенко, все его связи, даже давно забытые, может, тем более, давно забытые, кто знает, что всплывет на поверхность. Что-нибудь наверняка найдется, какая-то ниточка.
- Я и Никита этим займемся, - произнес второй оперативник, быстро взглянув на часы.
- Интересно, что и офис свой он покинул не привлекая внимания шофера и не беря свою машину, -сказал следователь, поднимаясь с поваленной сосны. Тут, правда, и идти недалеко, но все же...
- Интересно, а не был ли склонен наш "пациент" к самоубийству? - ни к селу ни к городу произнес фотограф. - Я первый раз вижу, чтобы он... Может, он знал...
- И все-таки "стрелка", - медленно выговорил второй оперативник не обращая внимания на рассуждения фотографа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18